31

Когда я ухожу из квартиры Реджины, голова идет кругом. Останавливаюсь на лестнице, положив руку на перила. Кто-то нацарапал ключом на металле слово «шлюха». Реджина могла обо всем солгать. Нельзя же доверять другой жене собственного мужа, верно? Не мог ли Сет обманывать и ее? Насчет меня, насчет наших отношений? Я думала, он скрывает правду от своей сверкающей новой жены, Ханны, но, похоже, во мраке жила и Реджина. Он обманывал всех нас? Что он за человек? Неужели я настолько любила его, что ослепла? Сета, который сказал, что Реджина не хочет детей, и поэтому он ищет вторую жену. Сета, который не рассказал Реджине о моем выкидыше. Слишком много секретов, и я слишком долго блуждала в темноте. Как я могла позволить всему этому случиться? Нужно поговорить с Ханной, заставить ее рассказать мне, что происходит. Где он спрятал Ханну?

Еду обратно в Коттонмауз, мне становится хуже с каждой минутой. Громко урчит в животе. Когда я ела в последний раз? Заезжаю в закусочную и заказываю сэндвич и газировку. Но, развернув фольгу, чувствую, что от вида пищи мне становится нехорошо. Выбрасываю еду прочь и делаю осторожный глоток колы. Меня лихорадит, лицо теплое и влажное. Пошатываясь, захожу в дом, кружится голова. Перед глазами проплывают пустые стены, меня тошнит от запаха краски и ржавчины. Я не хочу здесь быть. Надо поспать несколько минут, и станет лучше. Вваливаюсь в комнату и запираю за собой дверь. Еще только восемь, но тело болит от усталости. Сворачиваюсь на затхлой кровати и засыпаю.

– Четверг?

Сажусь в кровати и пытаюсь нащупать телефон. Его нет. Нужно посмотреть время. Я прижимаю телефон к уху и слышу свое имя. Все правильно. Я в Портленде. Старый телефон выбросила в лифте. Это новый.

– Да… – отзываюсь я и пытаюсь выпутаться из одеяла. – Кто это?

Женщина снова произносит мое имя.

– Четверг… Это Реджина.

Я вдруг резко просыпаюсь, опускаю ноги на пол и встаю.

– Что такое? Что-то случилось?

– Нет…

У нее неуверенный голос.

Измеряю шагами маленькое пространство между окном и кроватью с влажной трубкой в руке.

– Сет знает, что ты здесь. Я сказала ему, что ты приезжала ко мне на фирму. Он тебя ищет.

Резко сажусь. Я не удивлена. Но как быстро он меня найдет?

– Зачем ты мне это рассказываешь?

Долгая пауза. Я слышу ее неровное дыхание – словно она плакала.

– Мы можем где-нибудь встретиться и поговорить?

– Когда?

– Сейчас. В двух кварталах от меня есть круглосуточное кафе. Называется «Ларри’с». Могу быть там через полчаса.

– Хорошо, – осторожно соглашаюсь я. – Откуда мне знать, что я могу тебе доверять?

– Сомневаюсь, что у тебя есть другой выбор.

Она вешает трубку. Настоящий юрист: привыкла оставлять последнее слово за собой.

Ищу, что бы надеть. Единственная относительно чистая вещь – мой оранжевый свитер. Натягиваю его и залезаю в джинсы. Быстро собираю грязные, спутанные волосы в хвост, споласкиваю лицо водой и выхожу из дома через пять минут после звонка Реджины. Лишь включив машину, я вижу на приборной панели время – 4:30 утра. Зачем ей вдруг понадобилось будить меня посреди ночи?

Опускаюсь на диван в почти пустом «Ларри’c» и ставлю перед собой чашку кофе, когда заходит Реджина. На ней толстовка и джинсы, волосы собраны в пучок на затылке. Ее можно принять за студентку колледжа. На плече висит рюкзак – из тех, что используют в качестве сумочки. Она ищет меня взглядом, я поднимаю руку, привлекая к себе внимание. Реджина неторопливо направляется ко мне, и у меня возникает чувство, что ей сомнительно, стоило ли сюда приходить. Подойдя, садится напротив и снимает рюкзак. Я сразу замечаю, что у нее покрасневшие, опухшие глаза. Она устраивается поудобнее и поднимает взгляд. Мне становится ясно – она пришла облегчить душу.

– То же, что ей, – бросает она подошедшему официанту.

Я виновато улыбаюсь ему, он спешит прочь. Реджина злится, когда ей приходится быть честной. Побочный эффект профессии. Она немного напоминает мне мою сестру, такую самоуверенную и властную, что окружающим кажется, будто она постоянно раздражена. Мы с сестрой очень разные, и отношения у нас всегда были натянутые. Мы обе прекрасно могли бы без них обойтись. Но ради мамы стараемся видеться хотя бы раз в месяц, и обычно дело заканчивается неловким молчанием за ужином. Мы фиксируем событие чересчур радостным селфи и отправляем его маме. Ее восторг по поводу нашей встречи хоть немного оправдывает этот ритуал.

– Ну? – хмуро спрашиваю я. – Зачем я здесь?

Она трет пальцами глаза и проверяет, не осталось ли на них туши. Ты все смыла еще вечером, хочется напомнить ей. Она прямо смотрит мне в глаза и сообщает:

– В первый год нашего с Сетом брака у меня случился выкидыш.

У меня падает сердце. Хочется взять Реджину за руку, но у нее такое каменное лицо, что я не решаюсь. Реджина не похожа на человека, который нуждается в утешении. Банальное «мне жаль» тут тоже не к месту. Мы не две подружки, обсуждающие душевные травмы за кофе.

– Ясно…

Я обхватываю руками свою пустую кружку, не зная, как реагировать. Уже ощущается тревожность из-за поступившего в кровь кофеина.

Выкидыши случаются у многих женщин, особенно на ранних сроках беременности. Может, она пытается найти между нами что-то общее?

– Я была на двадцать первой неделе… Я не знала про тебя… Про твой. Сет… никогда мне не рассказывал.

Отпускаю кружку и откидываюсь на спинку дивана.

– Ясно, – снова повторяю я. – А что он тебе рассказывал?

Она бросает на меня неуверенный взгляд:

– Что ты пока не забеременела. Что вы пытаетесь.

– Ты говорила, что долго не общалась с Сетом до недавнего времени, что вы расстались несколько лет назад. Так почему он должен был рассказывать такие вещи бывшей жене?

Официант приносит кофейник и кружку. Молча наливает кофе Реджине, потом наполняет мою кружку. Когда он уходит, Реджина пододвигает напиток к себе, обхватывает руками, но не пьет.

Я молча наблюдаю за ней, дожидаясь продолжения.

– Что ты помнишь о своем выкидыше? – спрашивает она.

Вопрос злит меня. Я помню немногое, во всяком случае, стараюсь; детали крайне болезненны.

– Четверг, – уже мягче произносит Реджина и прикасается к моей ладони. Я изумленно слежу за ее рукой. – Прошу. Это важно.

– Хорошо, – изумленно отвечаю я, смотря на ее руку. Потом облизываю губы и закрываю глаза, пытаясь вспомнить подробности самого ужасного дня в моей жизни. – Помню, было очень больно… И много крови. Мы поспешили в больницу…

– А до этого? Где вы были до этого?

– Я… Мы уезжали. Ездили на север на выходные.

Она наклоняется вперед, положив локти на стол. Хмурит брови, и между ними появляется глубокая морщина.

– Что ты ела? Пила? Он ничего тебе не давал?

Качаю головой.

– Конечно, мы ели. Сет не пил алкоголь из солидарности со мной. Я пила чай…

– Какой чай?

Слышу настойчивость в ее голосе. Кажется, она хочет перемахнуть через стол и меня потрясти.

– Сет сказал, этот чай прислала для меня его мама. Он помогал справляться с тошнотой.

Сказав эту фразу, я чувствую, как с лица отливает кровь. Кружится голова. Я хватаюсь за край стола, чтобы не упасть, и закрываю глаза. Реджина говорила, что родители Сета умерли. Откуда тогда на самом деле взялся этот чай и почему Сет сказал, что его прислала моя свекровь?

– Меня ужасно тошнило, весь день…

Я чувствую, что начинаю покачиваться, и делаю глубокий вздох, пытаясь успокоиться.

– Травяной чай, – мягко говорит Реджина. – В маленьком коричневом пакете?

Я киваю:

– Да.

– Он дал его тебе в первый раз?

Пытаюсь вспомнить. Я жаловалась на плохое самочувствие. Доктор прописал мне что-то от тошноты, но лекарство не работало, и Сет предложил попробовать чай его матери.

– У нее было несколько беременностей, Четверг, – с улыбкой сказал он, когда я спросила о безопасности средства. – И его пили все мои матери.

Я рассмеялась, и он подмигнул мне. А потом приготовил чай, вскипятив воду в маленьком гостиничном чайнике. У напитка был привкус лакрицы и кориандра, и с сахаром получалось вполне вкусно.

– Ты пила его все выходные? – уточняет Реджина.

Я согласно киваю:

– Понятно. Ладно…

Она бледнеет, хлопает ресницами. А потом рассказывает мне историю. И я бы предпочла, чтобы она могла забрать свои слова обратно, и можно было бы сделать вид, будто ничего не произошло. Что я не настолько глупа. Не настолько доверчива. Что меня не так легко использовать.