24

Из-за лекарств мне нельзя пить. Поэтому следующие четыре дня становятся просто невыносимыми. Мы с Сетом сидим на диване и часами смотрим комедии – он с одной стороны дивана, я с другой. Пространство между нами расширяется каждый день. Я представляю, как заливаю себе в горло едко пахнущую водку, как приятно она обжигает изнутри. Как согревает желудок и начинает медленно растекаться по венам, добирается до головы и дарит чувство легкости и шаткости. Когда я начала столько пить? В начале наших с Сетом отношений я не прикасалась к спиртному. Возможно, раньше меня отвращал вид постоянно пьяной сестры, но в какой-то момент я взяла бутылку и больше ее не отпускала.

Сет не пьет – сострадательная трезвость. Когда я забеременела, он тоже отказался от алкоголя. Интересно, ему вообще нравится пить? Или он делал это только ради меня? Сексуальный, опасный Сет. Он играл со мной роль, проживал фантазию.

Оранжевые пузырьки, управляющие моей жизнью, выстроились на кухне рядом с электрическим чайником, словно часовые. Это Сет придумал их туда поставить.

– Почему не в ванной? – возмутилась я, когда их впервые увидела.

– Чтобы ты не забывала, – ответил он.

На самом деле он поставил их туда, чтобы напоминать мне и всем остальным, что я больна. Каждый раз, когда я захожу на кухню, чтобы выпить воды или что-нибудь перекусить, они попадаются мне на глаза, светят своими белыми ярлыками.

Заезжает мама, привозит суп минестроне. Суп – словно у меня простуда. Хочется рассмеяться ей в лицо, но я улыбаюсь и ем суп. Когда она находит взглядом пузырьки, то заметно бледнеет и отворачивается, делая вид, будто ничего не заметила. Физическую болезнь люди считают нормальной, обычной, достойной сочувствия. Они приносят суп и лекарства, прикладывают руку тебе ко лбу. Но если они думают, что ты болен ментально, все иначе. Чаще всего это твоя вина. Я говорю «чаще всего», потому что людям постоянно твердят: психические болезни – не осознанный выбор, а биохимия.

– Прости, что не смогла забрать тебя из больницы, – говорит она. – Папа сказал, что я ездила к тете Кель, во Флориду?

– Папа? Он со мной не разговаривает. Ему стыдно.

Она странно на меня смотрит.

– Он старается. Честное слово, Четверг, иногда ты такая эгоистка.

Это я эгоистка? Где был мой отец? Если ему не все равно, то где он?

Из-за лекарств я чувствую себя заторможенной и неуклюжей. Сет исчезает на несколько дней, вероятно, уезжает в Портленд к остальным. Мама остается со мной, выдает мне таблетки по утрам и вечерам. По вечерам полагается снотворное – единственная таблетка, которой я рада. Сон позволяет передохнуть от бесконечного круговорота тревожных мыслей, постоянным потоком бегущих в моем сознании. Планирование, планирование, планирование…

Когда мама приходит в следующий раз, с ней приходит отец. Я удивлена его появлением. За все годы моей жизни в этой квартире он приходил лишь несколько раз.

– Он не из тех, кто ходит в гости, – однажды сказала мама. – Он из тех, к кому приходят.

Я приписала это папиному чувству собственной значимости. В его представлении он король и подданные должны приходить к нему сами. Делаю шаг в сторону, пропуская их внутрь, и размышляю, спланирован ли этот визит Сетом. Он ушел десять минут назад, сказал, что должен на несколько часов съездить в офис. Я едва успела одеться, когда прозвенел звонок.

– А ты что здесь делаешь? – Фраза вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать. Отец хмурится, словно не уверен и сам.

– Четверг, что за способ выражения одобрения? – упрекает мама. Она направляется в гостиную, сумочка висит у нее на руке, словно маленькая дизайнерская обезьянка. Мы с папой обмениваемся смущенными улыбками и спешим за ней. Его присутствие почему-то тревожит меня, мне неуютно. Его здесь быть не должно, и я не должна была попасть в психушку, мы оба это знаем. С кислым привкусом во рту я опускаюсь напротив них на стул.

– Твой отец с ума сходил от волнения.

Она залезает в сумочку, достает бумажную салфетку и осторожно вытирает нос, а я в это время смотрю на смущенного папу.

– Вижу, – отвечаю я.

Мне хочется поскорее от них избавиться. У меня другие заботы. Решаю перейти прямо к делу:

– Вас попросил приехать Сет?

Мама выглядит оскорбленной.

– Разумеется, нет! Почему ты так решила?

Открываю и закрываю рот. Я не могу обвинить его, что он держит меня в заточении, это прозвучит неадекватно. Собираюсь отговориться какой-то чушью насчет того, как он за меня переживает, но в разговор вмешивается отец.

– Четверг… – С таким выражением лица он разговаривал с нами в детстве. Не знаю, готовиться ли к серьезному разговору или обижаться, что он по-прежнему считает, будто мне двенадцать. – Хватит историй про Сета, – решительно заявляет он и разрезает ладонью воздух, словно разрубает «истории про Сета» пополам. – Оставь его позади. Тебе нужно двигаться дальше.

– Конечно, – отвечаю я.

– Запишись в зал, – предлагает мама.

– Обязательно, – киваю я.

– Ну, тогда…

Папа выпрямляется. Его дело закончено. Можно идти домой, смотреть новости и есть еду, приготовленную мамой.

– Я очень устала, – намекаю я им.

Папа с облегчением говорит:

– Ну тогда иди спать. Мы тебя любим.

Это ложь. Я его ненавижу.

* * *

Провожаю родителей до дверей, уже продумывая, чем займусь после их ухода. Позвоню Ханне… Соберу сумку… Уеду. Но даже не успеваю дойти в спальню до телефона, когда в квартиру заходит Сет. Весь его вид говорит: Дорогая, я дома! Он спешит спасать меня от меня же самой. Я замираю над тумбочкой, ругая себя, что не избавилась от родителей быстрее.

– Что делаешь?

Совершенно нормальный вопрос, если бы не события последних нескольких недель. Теперь его тон пугает меня.

– Ищу свой крем с кортизоном, – улыбаюсь в ответ и рассеянно чешу руку. – Кажется, у меня избыток энергии из-за лекарств.

– Может, он в аптечке?

– Вообще-то я держу его возле кровати, но может…

Смотрю в сторону ванной, продолжая чесаться.

– Я принесу.

Сет говорит бодро, но я замечаю едва заметную перемену во взгляде. Походка тоже изменилась: шаги настороженные, плечи напряжены. Что ты задумал? С трепетом наблюдаю, как он заходит в ванную, включает свет. Через несколько секунд он возвращается с кремом. Я изображаю благодарную улыбку – еще несколько месяцев назад она была бы искренней. Демонстративно открываю тюбик и втираю крем в руку. Сет наклоняется, чтобы рассмотреть пятно. Я впервые замечаю, насколько он поседел. Должно быть, три жены и постоянная ложь – непростое испытание для нервов. Еще он набрал вес.

– Я ничего не вижу, – говорит он.

– Оно чешется, – заявляю я и сама прекрасно слышу, насколько неубедительно это звучит.

Он выпрямляется и смотрит мне в глаза.

– Я и не спорю.

По ощущениям, мы стоим и смотрим друг на друга несколько минут, хотя я знаю, что прошли лишь секунды.

– Мама… – начинаю я, желая рассказывать ему, что она приходила с отцом. Сет снова смотрит на мою руку.

– Она сказала, что вернется завтра. И останется с тобой, – дополняет он, совсем не поднимая взгляда.

– Мне не нужна сиделка. Я в порядке.

Впервые он отворачивается.

– Мы беспокоимся о тебе, Четверг. Пока ты не придешь в себя, кто-нибудь все время будет рядом.

Я должна отсюда выбраться. Должна уйти.

Мы ложимся спать одновременно, как настоящая пара, но Сет не спит со мной в кровати. Он ложится на диване, и всю ночь работает телевизор. Это мое единственное время наедине с собой, и я очень рада, что в моем распоряжении вся кровать. Притворство утомляет. Когда я иду в ванную, он стучит в дверь и спрашивает, все ли в порядке. На пятый день пребывания дома Сет возвращает мне телефон – возвращает телефон, словно я маленький ребенок и мне нужно его позволение. Там сообщения от начальника, который желает мне скорейшего выздоровления и говорит, что меня подменят, сообщения от Лорен до того, как она меня нашла, и от Анны – четыре дня назад она спрашивала, когда я смогу поболтать. Отправляю ей короткое извинение, что была занята, и обещаю позвонить в ближайшее время.

Ищу сообщения от Ханны, но выясняю, что они удалены, как и ее номер.

– На автоответчике никаких сообщений, – будничным тоном замечаю я. – Ты их удалил?

Сет поднимает глаза от книги, выбранного из моей коллекции триллера. За пять минут он не перевернул ни одной страницы. Он качает головой, опустив уголки рта.

– Нет.

Серьезно? Нет? Он возвращается к «чтению», но глаза неподвижны. Он наблюдает за мной. Кладу телефон и начинаю переставлять вещи на столе, делая вид, что протираю пыль. Я – счастливая жена. Мне спокойно и радостно, когда рядом муж. Когда он снова поднимает взгляд, я улыбаюсь, расправляя стопку счетов. Что ты задумал, чертов ублюдок?

Пальцы тянутся к ноутбуку, ввести имя Ханны в строку поиска, как я сделала в первый раз. Он стоит на столе, подключенный к зарядке. Мой компьютер защищен паролем, и Сет никак не мог угадать его и стереть все оттуда.

Четно говоря, мне страшно. Я помню его взгляд в тот вечер, когда я потеряла сознание на кухне. И Ханна – он ударил Ханну. Господи, я даже не знаю, все ли с ней в порядке.

Выжидаю. На шестой вечер крошу таблетку снотворного, пока подогреваю суп. Сет пытается найти что-нибудь интересное по телевизору – мы уже просмотрели два сезона тупого реалити-шоу.

Разливаю суп и высыпаю порошок в его миску минестроне, потом добавляю горячий соус, как он любит. После одной серии «Друзей» он засыпает на диване и начинает храпеть, открыв рот и откинув голову. Я говорю его имя – «Сет…», потом «Сет!» – немного громче. Когда он не реагирует на сильный толчок в руку, я осторожно встаю. Бешено бьется сердце. Ковер смягчает мои шаги, но мне все равно кажется, будто я топаю, как слон. Что он сделает, если меня поймает? Я еще никогда не заглядывала в его телефон. Правило частной жизни касается только жен. Я просто никогда не трогала его вещи, а он не трогал мои. Пока не удалил сообщения Ханны. Это новая эпоха нашего брака.

Его телефон лежит на журнальном столике дисплеем вниз. Пытаюсь вспомнить, нормально ли это, делал ли он так раньше. Нет – Сет всегда открыто демонстрировал экран мобильного. Подруга в колледже однажды рассказала мне, как ей изменял парень и постоянно клал телефон дисплеем вниз. И как я не догадалась, – недоумевала тогда она. – Это такой явный признак.

Но ведь Сет не совсем изменяет, верно? Просто не хочет, чтобы я видела на экране их имена. Пытается убедить меня, что их не существует. Протягиваю руку к мобильному, не сводя взгляда с его лица. По телевизору идет реклама про женщину с крокодиловой кожей, которая использует лосьон для тела, чтобы ее магическим образом разгладить. Она проводит пальцами по руке и убедительно улыбается, пока я ввожу пароль Сета.

Его пароль не менялся со дня нашей встречи – он ужасно предсказуемый, и я сотни раз видела, как Сет его вводит. Но все равно удивляюсь, когда экран загорается и мне открывается доступ. Разумеется, Сет его не менял – он уверен, что контролирует ситуацию и контролирует меня. Телефон всегда рядом с ним, а я под наблюдением каждую минуту. Во всяком случае, так хочет думать Сет. Залезаю в его телефонную книгу и ищу имена Ханны и Реджины. Никаких результатов, ничего. Мой муж не знает ни одной Ханны, ни одной Реджины. Но еще несколько недель назад, когда мы пили сидр на ярмарке, имя Реджины появилось на дисплее его телефона: она звонила насчет собаки. Я не могла это выдумать. В сообщениях ничего интересного: мои мама и сестра, спрашивающие обо мне, работа, клиенты, подрядчики… Я… То же в голосовых сообщениях и на почтовом ящике.

Я не двигаюсь с места, но становится тяжело дышать. Он все очистил. Хотел, чтобы я нашла это… И ничего не увидела. Аккуратно возвращаю телефон на столик, точно на прежнее место, и подкрадываюсь к ноутбуку. Но он не включается. Кнопка включения упрямо отказывается загораться, сколько ни нажимай. Сет что-то с ним сделал. Вытираю вспотевшие ладони об штаны и в последний раз нажимаю дрожащей рукой кнопку. Не знаю, злиться или бояться. Зачем ему это? Хотя, может это и не он. Компьютеры постоянно ломаются. Два… Три… Четыре… Не включается. Нет, я купила ноутбук всего год назад. И он прекрасно работал, пока я не рассказала мужу, что нашла его другую жену.

Хватаю телефон и строчу сообщение Ло – рассказываю, что произошло. Мысли путаются, я оборачиваюсь и вижу, как ворочается во сне Сет. Отправляю одно сообщение за другим, на экране появляется множество маленьких синих пузырьков. Выглядит маниакально, я тут же жалею о содеянном. Все удаляю – на всякий случай, чтобы не увидел Сет, – и дожидаюсь ответа или информации, что она прочитала мои сообщения, но ничего не появляется.

Сет спрятал мой ключ от машины и бумажник. Около семи вечера я собираю запасной комплект одежды и вытаскиваю спрятанный в ящике со старьем запасной ключ. Мне понадобится наличка. Прикусив губу, вытаскиваю из его бумажника хрустящую стодолларовую купюру. Еще пятьсот он хранит в хлебнице на экстренный случай. Мучительно долго добираюсь на кухню, с ужасом представляя, что буду делать, если денег нет. Но подняв крышку, первым делом вижу пачку купюр, перемотанную целлофаном. Она лежит в углу, рядом с одинокой изюминкой. Быстро запихиваю в сумку самое необходимое и направляюсь к выходу. Замираю, когда скрипит дверь. Звук кажется мне ужасно громким, способным разбудить весь дом. Тело напрягается; руки Сета могут в любой момент утащить меня обратно. Оборачиваюсь посмотреть, насколько он близко, готовая сорваться с места, но вижу, что он по-прежнему спит, развалившись на диване.

Сложно сказать, насколько долго меня не будет. Если закончатся деньги, можно позвонить Анне, попросить в долг, но она потребует объяснений и придется ей все рассказать. Нет… Думай… Должен быть другой способ. И тут меня охватывает паника. Я спешу к лифту, внутри все сжимается. Вдруг он проснется? Захочет остановить меня? Смогу ли я убежать, если он нападет? Можно закричать; возможно, выйдут соседи. Судорожно жму кнопку лифта, представляя все возможные ужасы. Скорее, скорее… Ему не сразу удастся меня выследить. Сначала он спросит у мамы и Анны, возможно в больнице. Так я выиграю несколько часов. Потом он догадается, что я поехала к Ханне, но к тому времени я буду уже на месте. Лифт начинает движение, и мне вдруг приходит в голову, что Сет может отслеживать мой телефон. Почему бы нет? Есть специальные приложения. Устройства. Смотрю на мобильный, лежащий в ладони. Сет – стратег, он всегда все продумывает заранее. Когда двери открываются, я сомневаюсь лишь мгновение, а потом бросаю телефон на пол лифта и выхожу прочь.