Часть пятая

Лики Бессмертия

В клинике было пусто.

Гарри Эллиот подавил зевок и медленно двинулся к залитому холодным, ослепляющим светом пустому операционному столу в дальней части просторной комнаты с отделанными белоснежным кафелем стенами и ультрафиолетовым излучением – невидимым, но исключительно эффективным в борьбе с микробами. Подойдя к столу, он зажег бунзеновские горелки, расставленные по обе его стороны, и включил вентиляторы под фреской, на которой Бессмертие со шприцем уничтожало Смерть. Воздух, поступающий прямо из Медицинского Центра, был свеж, очищен от вирусов и нес привычный для больницы запах анестетика и спирта.

Исследования, исцеление и избавление – клиника каждому давала что-то свое…

Впереди еще один обычный день, подумал Гарри. Скоро оглушающие визги гудков оповестят о наступлении шести часов, и рабочие дневной смены волной хлынут из фабрик на узкие, разбитые улицы, с двух сторон зажатые высокими стенами. Вот тогда на пару часов он будет загружен работой полностью.

Но эта смена оказалась неплохой. Он был занят только с шести до комендантского часа. Все остальное время он или просматривал «Журнал гериатра» или листал электронную книгу на внутренней поверхности очков. Проблем со зрением у него не было – а если бы были, он носил бы линзы, – но очки пригождались для просмотра различной информации, к тому же с ними он выглядел старше и солиднее.

В двадцать четыре года это так важно…

А воскресенье выдалось не очень. Но в то воскресенье всем не везло.

И он был рад, когда оно наконец-то закончилось. Еще неделя, и он снова будет дежурить внутри. Еще полгода, и его ординатура закончится. Как только экзамены останутся позади – а он даже мысли не допускал, что может их не сдать, – ноги его больше ни в одной клинике не будет.

Конечно, работа с простыми людьми – занятие достойное, и отчасти в этом суть клятвы Гиппократа, но доктор должен быть практичным. Специалистов не так много, чтобы оказывать медицинскую помощь всем подряд. Здесь воспаление уха, там гонорея – лечить такие мелочи все равно что лить антибиотики в реку. Результат незначителен.

Сосем другое дело, если речь идет о тех, кто со временем получит бессмертие. Спасение такой жизни имеет смысл. Даже если смысл в том, чтобы самому получить отсрочку смерти, когда возникнет необходимость. А из отсрочек складываются бессмертие.

Однако тут прогноз был неблагоприятным. Самый надежный способ этого добиться – стать человеком, которого стоит спасать. Тогда бессмертие будет подарено ему волей благодарных избирателей. По этой причине Гарри и выбрал гериатрию своей специализацией. Позже, когда у него будет больше времени и своя лаборатория, он сосредоточится на создании эликсира жизни. И если он преуспеет, то бессмертие гарантировано не только ему, но и всему миру. Даже если времени, отпущенного ему природой, не хватит, но исследования окажутся многообещающими, он получит отсрочку.

Но самым главным, естественно, было создание эликсира. Мир не может больше зависеть от Картрайтов. Они слишком эгоистичны. Предпочитают скрывать свою бессмертную кровь, вместо того чтобы время от времени отдавать разумное ее количество. Если в Фордайз верно оценили результаты разыскной деятельности Локка, то существующие на данный момент Картрайты могли бы обеспечить бессмертие 50 тысячам обычных людей – и это число увеличивалось бы по мере рождения новых Картрайтов. И тогда со временем всякий ребенок смог бы при рождении получить дар бессмертия, а не смертности.

Если бы Картрайты не были такими эгоистами… На данный момент крови уже найденных Картрайтов хватало только на то, чтобы подарить вечную жизнь сотне или двум избранных; точное их количество не было известно никому. К тому же Картрайты, живущие в неволе, размножались так плохо, что их число практически не увеличивалось. А их бесценная кровь изымалась в ограниченных количествах, и гамма-глобулина, дающего особый иммунитет, из нее добывались крохи. Даже с учетом определения минимально необходимой дозы этого протеина обеспечить инъекции для кого-то, кроме небольшой группы избранных, не представлялось возможным, потому что иммунитет к смерти был пассивным и действовал на протяжении тридцати-сорока дней.

Но однажды этот протеин смогли воссоздать искусственным путем…

Гарри представлял себе, как это сделали – разделив молекулу гамма-глобулина Картрайтов на части, а затем собрав ее снова, как мозаику из фрагментов ДНК. С помощью различных видов излучения и мгновенной полной заморозки он бы смог повторить это. Как только получит грант и лабораторию…

Он не спеша направился к двери на улицу мимо смотровых кабинетов с диагностическими кушетками, расположенных по обе стороны длинного коридора клиники. Замер между двух гигантских посохов Эскулапа, поддерживающих притолоку двери, немного не дойдя до движущегося воздушного занавеса, который защищал от жары летом, от холода зимой, от городской пыли и микробов круглый год. На данной ступени его карьеры глупо было даже мечтать о грантах. Они доставались опытным, именитым исследователям, а не едва оперившимся ординаторам или даже молодым амбициозным специалистам.

Клиника вырастала прямо из стены Медицинского Центра. Напротив нее была высокая стена фабрики, производящей бронированные машины для пригорода. Именно здесь Центр закупал свои «Скорые». Немного дальше, тоже под стеной Медицинского Центра, виднелась еще одна небольшая постройка. На ее крыше горела неоновая вывеска: ПОКУПЕМ КРОВЬ. Рядом с дверью примостилась еще одна, поменьше: «Только Сегодня 50 Долларов за Пинту».

Через пару минут у лаборантов на приеме крови начнется самая работа – вводить одну иглу за другой в покрытые шрамами латеральные вены рабочих, выпущенных на волю с завершающим смену свистком. Они хлынут в лабораторию, за гроши отдавая свои жизненные силы, и вернутся снова, большинство из них, – не выждав даже пары недель, не говоря уже о двух месяцах. Пытаться отслеживать нарушителей сроков бесполезно. Они идут на что угодно: обмениваются удостоверениями личности, расцарапывают кожу на сгибе локтя, чтоб не видно было места предыдущего укола, клянутся, что кололи антибиотики…

А затем заглатывают свой апельсиновый сок – некоторые дети сдают кровь только для того, чтобы его попробовать, – хватают пятьдесят долларов и бегут к ближайшему спекулянту за нелегальными антибиотиками и шарлатанскими настойками. Или отдают их соседскому лекарю за мазь для какого-нибудь дряхлого инвалида или за снятие порчи с еле живого младенца.

Хотя они очень важны. И он должен всегда помнить об этом. Горожане – это просто бездна различных антител. Ведь они подвержены атаке всех болезней, произрастающих из бедности, небрежения и нечистоплотности – всего того, от чего защищены помещики пригорода. Помещикам нужен гамма-глобулин горожан, их антигены. Помещикам нужны сыворотки, выращенные в телах горожан, вакцины, испытанные на них.

Один замечательный учитель как-то произнес фразу, потрясшую Эллиота:

– Без грязи нет чистоты; без болезни нет здоровья.

Работая с горожанами, Гарри всегда ее вспоминал. И это помогало.

За банком крови стена Центра поворачивала. А дальше раскинулся город. Он не умирал; он давно уже был мертв.

Деревянные дома превратились в кучи прогнивших досок. Кирпичные многоэтажки осыпались; то тут, то там рушились перекрытия. Стены из алюминия и магния пестрели вмятинами и дырами. Везде царил упадок.

Но словно зеленый побег в лесу, пробивший слой мертвых листьев, город рождался заново. Тут построили двухкомнатную щелястую лачугу из необструганных досок. Там под стеной многоэтажки приткнулся одноэтажный кирпичный домик. Из металлических стен люди делали крыши для своих хибар.

Вечный круг, подумал Гарри. Из смерти – жизнь. Из жизни – разрушение. И только человеку дано было вырваться из этого круга.

От прежнего города остались только обнесенные стенами фабрики и обширные больничные комплексы. Они стояли под защитой этих стен, высокие, мощные, безликие, и на их стенах поблескивали в красновато-оранжевых лучах заходящего солнца бронированные караулки.

Пока Гарри осматривался, на разные голоса завизжали свистки, чье странное, вызывающее дрожь многозвучие очень подходило закатному городу. Было в нем нечто первобытное, волнующее, похожее на языческий ритуал задабривания богов, чтобы те утром вернули солнце.

Поднялись ворота, открывая проходы в окружающих фабрики стенах. Рабочие высыпали на улицу: всякие, мужчины и женщины, дети и старики, тщедушные и крепкие. Но все они были чем-то похожи. Одетые в лохмотья, грязные, больные – такими были городские жители.

Им полагалось выглядеть жалко, но обычно на их лицах сияло счастье. Они поднимали глаза к голубому небу, если смог с реки не успевал затянуть его, и смеялись безо всякой причины. Дети затевали игру в пятнашки, с визгом и хихиканьем носясь под ногами у родителей. Даже на лицах стариков расцветали благостные улыбки.

А вот здоровые и благополучные помещики обычно выглядели серьезными и обеспокоенными. Хотя это было естественно. Счастье горожан заключалось в их невежестве; им не было нужды беспокоиться о здоровье или бессмертии. Незачем переживать о недостижимом. Они, как бабочки-однодневки, появлялись погожим майским днем, порхали, радуясь жизни, и умирали без сожалений. Напротив, многие знания приносили многие печали; такова была цена бессмертия.

Вспоминая об этом, Гарри всегда чувствовал себя лучше. Видя огромные толпы горожан, не имеющих ни малейшего шанса стать бессмертными, он осознавал все свои преимущества. Он вырос в пригородном поместье, расположенном, впрочем, не слишком далеко от болезней и канцерогенов этого города. С младенчества ему был обеспечен лучший медицинский уход. Он провел четыре года в старшей школе, восемь лет – в медицинском институте и почти три года – в ординатуре.

Неплохая стартовая площадка на пути к бессмертию. И было только справедливо, что беспокойство и волнение шли в уплату за него.

Откуда они все берутся? Пришла мысль: они, наверное, плодятся как кролики в своих садках. Куда они уходят? Развалины города прячут их, как крыс и червей.

Он содрогнулся от отвращения. Они действительно походили на другую расу.

Хотя сегодня они не смеялись и не пели. Даже дети были тихими и молчаливыми. Они печально шли вдоль по улице, и шлепанье их босых ног по разбитому тротуару было практически единственным звуком. Даже в дверях банка крови не толпился народ.

Гарри пожал плечами. Иногда они становились такими. Причиной обычно служила какая-нибудь глупость – драка бандитов, проблемы у фабрики, какой-нибудь дикий религиозный обряд из тех, что так и не смогли вытравить. А может, тут играли роль фазы луны.

Он вернулся в клинику и приготовился. Первым пациентом оказалась молодая женщина. Она была по-своему привлекательной, с разметавшимися по плечам светлыми, длинными волосами и зрелой фигурой – если не обращать внимания на грязь и запах, проникнувший даже во врачебный отсек позади смотровой.

Он подавил желание велеть ей раздеться. Не из-за боязни последствий – разве у горожан есть целомудрие? Для них это миф, как единороги. К тому же некоторые этого и ждали. Из рассказов других врачей он понял, что горожанки частенько приходят в клинику именно за этим. Но ему поддаваться искушению не стоило. Он бы потом чувствовал себя грязным несколько дней.

Она что-то болтала, как обычно. Шла против природы. Спала недостаточно. Не принимала регулярно витамины. Покупала у спекулянта нелегальный террамицин от воспаления мочевого пузыря. Все это было предсказуемо и скучно.

– Ясно, – пробормотал он. И добавил: – Сейчас я поставлю вам диагноз. Не пугайтесь.

Он включил диагностический аппарат. Сфигмоманометр змеей выполз из ручки смотровой кушетки и обвил руку пациентки. Загубник скользнул между губ. Стетоскоп измерил частоту пульса. Шапочка электроэнцефалографа плотно села на голову. Металлические наперстки пристроились на кончиках пальцев, на лодыжках защелкнулись браслеты, а бедра зафиксировал ремень. Аппарат делал проколы, брал образцы, подсчитывал, измерял, прослушивал, сравнивал и сопоставлял…

Через пару секунд все закончилось. У Гарри появился ее диагноз. У нее была анемия; как и у всех горожан. Они просто не могли устоять перед этими пятьюдесятью долларами.

– Замужем? – спросил он.

– Не-а? – нерешительно ответила женщина.

– Поторопитесь с этим. Вы в положении.

– В… положении? – повторила она с запинкой.

– У вас будет ребенок.

Лицо ее вспыхнуло радостным светом.

– Ой! Вот оно что! А я-то боялась, что это, как ее… злобная опухоль. Ребеночка-то я подниму распрекрасно. Скажите, доктор, а кто будет: мальчик или девочка?

– Мальчик, – раздраженно ответил Гарри. Шлюха! Почему это всегда выводит его из себя?

Она поднялась с кушетки с неосознанной грацией.

– Спасибо, доктор. Пойду, расскажу Джорджи. Он чуток посердится, но я уж знаю, как его задобрить.

В приемном покое его ждали другие пациенты, судорожно припоминающие свои симптомы. Гарри проверил записи на экране: женщина с плевритом, мужчина с раком и ребенок с ревматической лихорадкой… Но вместо того чтобы пойти к ним, он двинулся вслед за первой пациенткой, в коридор клиники, чтобы проверить, кинет ли она что-нибудь в коробку для пожертвований на выходе. Она не кинула. Вместо этого она остановилась рядом со спекулянтом, предлагающим свой товар прямо под дверью клиники.

– Есть ауреомицин, – тут же завел он, – пенициллин, террамицин. При покупке – шприц в подарок. Будьте здоровы! Будьте здоровы! Не позволяйте инфекции отнять у вас работу, здоровье, жизнь. Только для вас фильтры, антисептики, витамины. А также большой выбор амулетов и талисманов на удачу. Есть игла из радия, уже спасшая тринадцать жизней. И даже эксклюзив – всего одна ампула эликсира жизни. Покупайте илотицин…

Женщина купила амулет и поспешила к своему Джорджи. Гарри почувствовал, как гнев комом встал в горле.

Толпы рабочих все так же молча текли по улице. В дальней части клиники женщина опустилась на колени перед операционным столом и проглотила таблетку витаминов, запив ее тоником в бумажном стаканчике из диспенсера.

За стенами клиники взвыли сирены. Гарри развернулся к выходу. В стене Медицинского Центра поднялись ворота.

Сначала на мотоциклах выехал эскорт. Люди по обе стороны улицы бросились врассыпную, поближе к стенам, полностью очистив ее центральную часть. Эскорт беспечно пронесся рядом с ними – молодые, здоровые помещики, каждый с носовыми фильтрами, с надменным взглядом из-под мотоциклетных очков, с низко висящей на бедрах кобурой.

Наверное, это здорово, с завистью подумал Гарри, – служить в корпоративной полиции. В их движениях чувствовались уверенность и даже легкий намек на жестокость. Словно они были всадниками Ада на колесах. И если хотя бы десятая часть слухов об их успехе у слабого пола была правдива, то их мужественности не могла сопротивляться ни одна женщина, будь она горожанкой, медиком или даже барышней из их среды.

Ладно, пусть слава и женщины достаются им. Он выбрал более надежный и безопасный путь к бессмертию. А из корпоративной полиции мало кому удалось его достичь.

Следом за эскортом выехала бронированная «Скорая», с задраенными люками и сорокамиллиметровыми пушками, поворачивающимися в поисках цели. За ней следовала еще одна группа эскорта. Прямо над колонной завис вертолет.

Что-то блеснуло в лучах солнца под вертолетом, затем стал различим ряд маленьких круглых предметов, которые веером падали на землю. Один за другим они разбивались с едва слышным хлопком – колонна вздрагивала, как от невидимых волн.

Словно марионетки с обрезанными ниточками, мотоциклисты эскорта валились на землю, и их тела тащились за мотоциклами, пока широкие колеса не переставали крутиться.

А вот «Скорая» остановиться не смогла. Она проехала по одному из упавших мотоциклистов, а затем врезалась в мотоцикл, сметая его с пути. Сорокамиллиметровая пушка хаотично плевалась снарядами, пытаясь поймать вертолет на прицел, но тот петлял между крыш. Прежде чем орудие пристрелялось, вертолет пропал из виду.

Гарри почуял какой-то резкий, насыщенный запах. От него закружилась голова и в теле возникла странная легкость. Улица перед глазами покачнулась и снова вернулась на место.

Посреди толпы за «Скорой» взметнулась вверх рука. Что-то темное мелькнуло в воздухе и врезалось в крышу машины, расплескивая пламя. Оно сползало по бокам, лезло в бойницы и смотровые люки, втягивалось в воздухозаборник.

В следующий момент не случилось ничего. Все замерло, словно на картинке – «Скорая» и мотоциклы, застывшие посреди улицы, лежащие на тротуаре скрюченные тела мотоциклистов из эскорта и горожан, оказавшихся слишком близко, толпа любопытных, языки пламени, пробивающиеся через густой черный дым…

Внезапно распахнулась боковая дверь «Скорой». Наружу выбрался медик, сжимая что-то в одной руке и одновременно пытаясь сбить пламя с форменной куртки другой.

Горожане молча наблюдали, не мешая и не помогая ему. Затем из толпы выступил темноволосый мужчина. Он поднял руку, в которой был зажат какой-то изогнутый темный предмет, и ударил им медика по голове.

До Гарри не доносилось ни звука, кроме рева незаглушенных моторов мотоциклов и «Скорой». Пантомима продолжалась, и он был одним из зрителей. Медик рухнул на землю, и мужчина наклонился, голыми руками сбивая с него пламя, затем забрал то, что было зажато в руке медика, и кинул взгляд на дверь «Скорой».

Гарри заметил, что в проеме стояла девушка. С того расстояния, на котором он находился, Гарри смог разглядеть лишь стройную фигуру и темные волосы.

Пламя на «Скорой» потухло. Девушка, не шевелясь, стояла в дверях. Мужчина, замерший перед поверженным медиком, взглянул на нее пристальней и начал было поднимать руку, но замер, а затем, опустив ее, скрылся в толпе.

С того момента, как завыли сирены, прошло менее двух минут.

Горожане молча начали пробираться к месту аварии. Девушка развернулась и скрылась в машине. Горожане сняли с мотоциклистов одежду и оружие, выгребли из «Скорой» черный врачебный чемоданчик и различные медикаменты, подобрали своих потерявших сознание товарищей и скрылись.

Это походило на волшебство! Только что вся улица была заполнена ими. И вот уже все исчезли. На улице теперь не было ни души.

За Медицинским Центром снова взвыли сирены.

Они разрушили эти странные чары. Гарри бросился бежать по улице, крича во все горло что-то бессвязное.

Из «Скорой» показался мальчик, такой худенький и невысокий, что на вид ему можно было дать не больше семи. Его светлые волосы были коротко подстрижены, а на загорелом лице блестели темные глаза. На нем была потрепанная футболка, когда-то, должно быть, бывшая белой, и обрезанные по колено джинсы.

Он протянул руку к «Скорой». Сначала ей навстречу высунулся желтоватый палец, а затем показалась и вся рука, похожая на сучковатую палку, обвитую голубыми веревками вен. Ее владельцем оказался мужчина, с трудом выбравшийся из «Скорой», едва сгибая похожие на ходули ноги. Он был очень старым, с белоснежной шелковистой шевелюрой и пергаментной кожей на лице. Изодранный жакет спадал с его костлявых плеч на сгорбленную спину и собирался складками на пояснице.

Мальчик помог старику спуститься на разрушенный асфальт. Тот оказался слепым: темные дряблые веки нависали над пустыми глазницами. Старик с видимым трудом склонился над потерявшим сознание медиком. Его пальцы ощупали череп раненого. Затем он двинулся к мотоциклисту, попавшему под «Скорую». У того была раздавлена грудная клетка; в уголках губ собралась розовая пена, появившаяся при попытке сделать вдох пробитыми легкими.

Он был практически мертв. Даже современная медицина была бессильна при таких обширных и серьезных повреждениях.

Гарри подошел к старику и сжал его костлявое плечо.

– И что это, по-вашему, вы делаете? – потребовал он ответа.

Старик не шелохнулся. Он на секунду взял умирающего за руку, а затем с трудом поднялся на ноги.

– Исцеляю, – послышался в ответ его шелестящий шепот.

– Этот человек умирает, – заявил Гарри.

– Как и все мы, – не стал спорить старик.

Гарри бросил взгляд на мотоциклиста. Показалось или у того выровнялось дыхание?

К ним подошли люди с носилками.

Кабинет декана Гарри нашел не без труда. Медицинский Центр занимал теперь территорию в сотни кварталов, и его рост не прекращался, подстегиваемый странным внутренним импульсом. Никто не предполагал, что он настолько разрастется, но когда увеличившийся спрос на медицинские услуги и исследования вызвал нехватку места, то тут, то там стало возникать новое крыло, а то и целое здание. Центр раскидывал свои щупальца повсюду.

Гарри шел по незнакомым коридорам, следя за яркими указателями и пытаясь запомнить дорогу, но без особого успеха. Он вставил карточку в замок на бронированной двери. Дверь проглотила ее и открылась, чтобы, как только Гарри войдет, захлопнуться снова. Он оказался в аскетично обставленной приемной. На металлической скамье, привинченной к полу рядом со стеной, сидели мальчишка и старик из «Скорой». Мальчишка с любопытством поднял глаза на Гарри и тут же снова опустил их на свои сложенные на коленях руки. Старик расслабленно прислонился к стене.

Чуть дальше на скамье сидела девушка. Она походила на ту, что стояла в дверях «Скорой», но оказалась меньше, чем запомнил Гарри, и моложе. По ее лицу разлилась бледность. И только в голубых глазах при взгляде на него вспыхнул и тут же погас непонятный интерес. Его взгляд задержался на ее фигуре, по-мальчишески неразвитой, скрытой под простым коричневым платьем с поясом на талии. Гарри решил, что девчонке лет двенадцать-тринадцать.

Автоматическому секретарю пришлось повторить вопрос дважды:

– Имя?

– Доктор Гарри Эллиот, – ответил он.

– Подойдите для подтверждения личности.

Он подошел к стене рядом с дальней дверью и положил правую руку на встроенную в нее панель. Луч света просканировал сетчатку глаза, сличая биометрические данные.

– Поместите все металлические предметы в приемник, – произнес автомат.

Гарри замялся, но затем достал стетоскоп из кармана форменной куртки, снял часы, вынул из кармана брюк монеты, перочинный ножик и безыгольный инжектор.

Раздался щелчок.

– Носовые фильтры, – потребовал автомат.

Гарри и их положил в коробку приемника. Девчонка внимательно наблюдала за ним, но когда он повернулся к ней, отвела взгляд. Дверь открылась. Он вошел. Дверь захлопнулась прямо за его спиной.

У декана Мока был шикарный кабинет, тридцати футов в длину и двадцати – в ширину, оформленный в духе Викторианской эпохи. Вся мебель, похоже, была антикварной, по крайней мере конторка бархатного дуба и инструментальный шкаф красного дерева – точно.

Вся эта роскошь впечатляла. Хотя сам Гарри предпочитал стиль модерн двадцатого века. Сочетание хрома со стеклом и четкие линии казались ему более приятными для глаз: к тому же появление этого стиля совпало с расцветом медицины – именно тогда человечество осознало, что хорошее здоровье не зависит от удачи и его можно купить, если человек готов заплатить требуемую сумму.

Гарри и раньше встречал декана Мока, но разговаривать с ним не доводилось. Его родители не представляли, как такое возможно. Им казалось, что он – ровня любому в Медицинском Центре, ведь он – доктор. Гарри постоянно повторял им, что Центр огромен и в нем работает масса людей: от семидесяти пяти до ста тысяч – только статистики знали точную цифру. Но объяснения не помогали; они по-прежнему не могли этого представить. И Гарри перестал объяснять.

Декан понятия не имел, кто такой Гарри. Он сидел за конторкой, одетый в белую форменную куртку, и, казалось, был полностью поглощен изучением личного дела Гарри, выведенного на матовый экран планшета. Это выглядело довольно убедительно, но трудно провести человека, потратившего десять лет на учебу только в этом Центре.

Черные волосы декана уже начали редеть. На данный момент ему было около восьмидесяти, но он не выглядел на свои годы. Хорошие гены и первоклассное медицинское обслуживание сыграли свою роль. Пожалуй, прикинул Гарри, он продержится еще лет двадцать без инъекций. К тому времени с его должностью и ресурсами он, безусловно, добьется предоставления отсрочки.

Однажды, когда в генераторной взорвалась бомба, некоторые доктора, благодаря отсутствию электричества не боявшиеся прослушки, шептались, что моложавость декана объясняется не только хорошей наследственностью, но они ошибались. Гарри просмотрел список получающих инъекции, и фамилии Мока в нем не оказалось.

Внезапно Мок поднял глаза и увидел, что Гарри разглядывает его. Гарри тут же отвел взгляд, но успел заметить в глазах Мока отблеск – чего? Страха? Отчаяния?

Непонятно.

Нападение было безрассудным поступком – еще бы, у самых стен Центра, – но в этом не было ничего нового. Далеко не первая диверсия, и наверняка не последняя. Если появляется какая-то ценность, всегда найдется и тот, кто попытается незаконно присвоить ее. А сегодня такой ценностью стала, разумеется, медицина.

Мок внезапно спросил:

– Так ты, выходит, видел нападавшего? И смог бы опознать его, если бы увидел снова или если бы тебе показали его изображение?

– Да, сэр, – ответил Гарри.

Зачем Мок устроил из этого целый спектакль? Старший ординатор и глава корпоративной полиции уже вытряхнули из Гарри все, что только можно.

– Ты знаешь губернатора Уивера? – спросил Мок.

– Бессмертного?

Мок с таким же успехом мог бы спросить, знает ли Гарри Господа Бога.

– Нет, нет, – нетерпеливо прервал его Мок. – Тебе известно, где он живет?

– В губернаторском особняке. В сорока милях отсюда, если держаться западного направления.

– Да, да, – подтвердил Мок. – Ты доставишь сообщение ему, сообщение. Груз похищен. Похищен.

У Мока, видимо, на нервной почве появилась довольно раздражающая привычка повторять слова. Гарри пришлось как следует сосредоточиться, чтобы не потерять нить беседы.

– Новый груз подготовят не ранее чем через неделю, целую неделю. Не представляю, как мы сможем доставить его губернатору. Просто не представляю.

Последние слова декан пробормотал себе под нос.

Гарри попытался понять, о чем речь. Доставить сообщение губернатору?

– А почему бы вам просто не позвонить ему? – не задумываясь, спросил он.

Этот вопрос заставил Мока вынырнуть из глубин самокопания.

– Кабели связи перерезаны. Перерезаны. Восстанавливать их бессмысленно. Ремонтников расстреливают. А восстановленные кабели перерезают следующей же ночью. Радио и телесигналы глушат. Собирайся. Ты должен пройти юго-западные ворота до комендантского часа.

– Но с пропуском я могу пройти в любое время, – непонимающе возразил Гарри. Мок что, с ума сошел?

– Я разве тебе не сказал? Не сказал? – Мок потер ладонью лоб, словно пытаясь вернуть ясность мысли. – Ты идешь один, пешком, под видом обычного горожанина. Сопровождение просто растерзают на кусочки. На кусочки. Мы пытались. Мы уже три недели не можем пробиться к губернатору. Три недели. Он, должно быть, вне себя от нетерпения. Никогда не испытывай терпение губернатора. Это небезопасно.

Только сейчас Гарри осознал, о чем его просит декан. Губернатор! Да он одним своим словом может вполовину сократить путь Гарри к бессмертию.

– Но мои выпускные экзамены…

Мок бросил на него понимающий взгляд.

– Губернатор может дать тебе намного больше, чем дюжина экзаменационных комиссий. Намного больше.

Гарри закусил нижнюю губу и начал перечислять, загибая пальцы:

– Мне нужны носовые фильтры, базовая аптечка, оружие…

Мок отрицательно покачал головой:

– Ничего нельзя. Выбьешься из образа. Ты доберешься до особняка губернатора только в том случае, если тебя примут за горожанина, а не потому, что ты сможешь защищаться или подлечиться по дороге. Пара дней без фильтров вряд ли нанесет заметный ущерб твоему здоровью. Ну что, доктор? Рискнешь?

– Надеюсь, это ради бессмертия! – с горячностью согласился Гарри.

– Конечно, конечно. И еще кое-что. С собой возьмешь тех людей, что сидят сейчас в приемной. Мальчишку зовут Кристофер; старик называет себя Пирсом. Он кто-то вроде местного лекаря. Губернатор спрашивал о нем.

– Лекарь? – недоверчиво переспросил Гарри.

Мок пожал плечами и состроил гримасу, говорящую о том, что восклицание Гарри он считает неуместным, но Гарри все же не смог удержаться от замечания:

– Если бы мы примерно наказали парочку таких шарлатанов…

– В клиниках толклось бы намного больше народу, чем сейчас. Сейчас. Так что они приносят пользу. К тому же что мы можем поделать? Старик не утверждает, что он врач. Зовет себя целителем. Не дает лекарств, не оперирует, не назначает процедур. Больные приходят к нему, и он их просто трогает. Трогает, и все. Разве это медицинская практика?

Гарри потряс головой.

– А что, если больные заявят, что им это помогло?

– Пирс ничего не заявляет. Ничего. И ничего не просит взамен. Ничего. А если больные ему благодарны и хотят выразить эту благодарность материально, кто им помешает?

Гарри вздохнул.

– Мне же нужно будет спать. Они просто сбегут.

Мок ехидно рассмеялся:

– Жалкий старикашка и малец?

– Девчонка выглядит довольно бодрой.

– Марна?

Мок залез в ящик стола, вытащил серебристый обруч, состоящий из двух половинок, и швырнул его Гарри. Тот поймал его и поднес к глазам, чтобы рассмотреть.

– Это браслет. Надень его.

На первый взгляд ничего особенного в браслете не было. Гарри пожал плечами и защелкнул его на запястье. Сперва показалось, что он великоват, но потом он сел точно по руке. В том месте, где браслет касался запястья, ощущалось легкое покалывание.

– Он настроен на другой такой же, у девчонки на запястье. Настроен. Когда она отходит слишком далеко от тебя, запястье начинает покалывать. Чем дальше отойдет, тем больнее будет. Долго не продержится – вернется. Я бы нацепил такие же и на старика с мальчишкой, но они работают только в парах. В парах. Если кто-то попытается снять браслет силой, девчонка умрет. Умрет. Он связан с нервной системой. Ключ есть только у губернатора.

Гарри уставился на Мока.

– А что насчет моего?

– Все то же самое. Тебе он послужит сигнальным прибором.

Гарри глубоко вздохнул и перевел взгляд на свое запястье. Теперь в блеске серебристой полоски ему почудилось что-то хищно-змеиное.

– Почему вы не надели такой же на того медика из «Скорой»?

– Мы надели. Чтобы снять его, пришлось ампутировать парню руку.

Мок снова уселся за стол и продолжил просмотр электронных отчетов, мелькающих на экране. Он, казалось, удивился, на секунду подняв глаза и увидев стоящего без движения Гарри.

– Все еще здесь? Вперед. У тебя маловато времени, если хочешь успеть до комендантского часа.

Гарри развернулся и направился к двери, через которую вошел.

– Берегись ловцов, – крикнул ему вслед декан Мок. – И помни об охотниках за головами.

К тому времени как они добрались до юго-западных ворот, Гарри убедился в том, что не так-то просто командовать группой, пусть и такой маленькой.

– Побыстрее, – командовал он. – До комендантского часа осталась всего пара минут.

Девчонка, окинув его ничем не выражающим взглядом, тут же отвернулась. Пирс, уже идущий быстрее, чем ожидал Гарри, успокаивал:

– Терпение. Мы успеем.

И никто не делал попытки ускориться! Тогда Гарри начинал нестись вперед, отрываясь от остальных. Покалывание в запястье переходило в отчетливые уколы, затем в жжение и, наконец, в боль. Чем дальше он отходил от Марны, тем сильнее она становилась. Только мысль о том, что ей тоже несладко, как-то примиряла с действительностью.

Спустя некоторое время боль начинала стихать. Тогда он, даже не глядя на нее, понимал, что победил. Когда он оборачивался, она шла за ним, отставая футов на двадцать и не стремясь сократить это расстояние, готовая терпеть легкую боль, лишь бы не идти рядом.

Тогда ему приходилось останавливаться, чтобы подождать старика. В одну из таких остановок она прошла мимо него далеко вперед, но через некоторое время нестерпимая боль заставила ее вернуться. Теперь она останавливалась вместе с ним.

Ее поражение стало для Гарри небольшим триумфом, придающим ему сил, когда он начинал думать о смертельно опасной штуке на своем запястье или о том, что за чертовщина случилась с этим миром, если Медицинский Центр не может связаться с губернатором вот уже три недели, конвой не способен прорваться сквозь толпу, а сообщение приходится отправлять с пешим гонцом.

При других обстоятельствах Гарри посчитал бы, что Марна очень симпатичная. Стройная, грациозная, с чистой кожей и правильными, приятными чертами лица, а также с голубыми глазами, сногсшибательно контрастирующими с гривой темных волос. Но эта малолетняя заноза была прикована к нему ненавистным браслетом. Слишком внезапно и слишком крепко их связали друг с другом; к тому же она была всего лишь ребенком.

Они подошли к воротам, когда до комендантского часа осталась всего минута.

По обе стороны от ворот, насколько хватало глаз, тянулся двойной забор из проволочной сетки. Он действительно был бесконечным; кольца сетки опоясывали город. Ночью по ней пускали ток, а между внешним и внутренним кольцами носились свирепые псы.

И все-таки горожане каким-то образом умудрялись выбираться наружу. Эти отверженные сбивались в банды и нападали на беззащитных путешественников. И это была только одна из опасностей.

Начальником охраны ворот оказался темнокожий помещик средних лет. В свои шестьдесят он давно распрощался с мечтой о бессмертии; теперь он намеревался успеть взять от жизни все, что можно. Запугивание низших по званию входило в число его развлечений.

Он сперва посмотрел на голубой дневной пропуск, а затем на Гарри.

– В Топику? Пешком?

Он расхохотался так, что затрясся его огромный живот. Но смех тут же перешел в кашель.

– Если не попадетесь ловцам, то уж охотники за головами своего не упустят. За голову сейчас дают двадцать баксов. Конечно, только за головы бандитов – но ведь головы не разговаривают. Особенно если отделены от тела. Дураку ясно, что вы собираетесь делать – хотите вступить в одну из волчьих стай.

Он сплюнул на асфальт, прямо под ноги Гарри.

Тот с отвращением дернул ногой. Глаза охранника вспыхнули.

– Вы пропустите нас? – спросил Гарри.

– Пропустить вас? – Мужчина не торопясь взглянул на наручные часы. – Не могу. Комендантский час. Видите?

Гарри непроизвольно наклонился взглянуть.

– Но ведь мы подошли до комендантского часа… – начал было он.

Удар кулака, пришедшийся куда-то над левым ухом, заставил Гарри пошатнуться.

– Тащитесь назад и не высовывайтесь, чертовы горожане, – заорал охранник.

Гарри попытался нашарить в кармане свой инжектор, но там его не оказалось. Слова, которые отправили бы охранника с его поста прямиком в забвение, так и рвались с губ, но Гарри не посмел их произнести. Он больше не был доктором Эллиотом, по крайней мере до тех пор, пока не доберется до особняка губернатора. Теперь он просто Гарри Эллиот, горожанин, легкая цель для любого кулака, а для него самого кулак – далеко не самое худшее.

– Хотя, – с явным намеком начал охранник, – если бы вы оставили девчонку в залог…

Он закашлялся.

Марна попятилась назад и случайно задела Гарри. Они впервые коснулись друг друга – не считая намного более близкой связи, объединившей их в боли и облегчении – и что-то произошло с Гарри. Тело машинально отреагировало на прикосновение, отпрянув, словно от огня. Марна напряглась, почувствовав это.

Гарри с беспокойством заметил, что Пирс ковыляет к охраннику, ориентируясь на его голос. Лекарь протянул руку, ощупывая воздух перед собой. Наткнувшись на китель охранника, он нашел его руку и опустился по ней к ладони. Гарри замер, сжав кулаки, ожидая, что охранник ударит старика. Но в том, похоже, проснулось инстинктивное уважение к возрасту, поэтому он только с любопытством наблюдал за Пирсом.

– Слабые легкие, – прошептал Пирс. – Следите за ними. Пневмония может убить вас до того, как антибиотики с ней справятся. А в левой нижней доле, похоже, рак…

– Эй, отстань! – Охранник вырвал руку, но в голосе отчетливо послышался страх.

– Сделайте рентген, – шепнул Пирс. – В ближайшее же время, не ждите.

– Со… со мной все в порядке, – сказал мужчина, заикаясь. – Т-ты просто пытаешься меня напугать.

Он снова закашлялся.

– Не напрягайтесь. Присядьте. Отдохните.

– Почему, я-я же…

Приступ кашля усилился. Мужчина махнул головой в сторону ворот.

– Идите, – задыхаясь проговорил он. – Убирайтесь и сдохните там.

Мальчишка взял старика за руку и вывел через открытые ворота. Гарри схватил Марну за предплечье – опять незапланированный контакт! – и наполовину направил, наполовину подтолкнул ее к воротам, продолжая настороженно поглядывать на охранника. Но тот, казалось, полностью ушел в себя, пытаясь разглядеть что-то жизненно важное.

Как только они прошли ворота, створки захлопнулись за их спинами и Гарри отпустил руку Марны, как будто держать ее было неприятно. Пройдя пятьдесят ярдов по правой полосе заброшенного шестиполосного шоссе, Гарри сказал:

– Думаю, мне следует вас поблагодарить.

Пирс прошептал:

– Это было бы весьма вежливо.

Гарри потер то место, куда пришелся удар охранника. Лицо с той стороны опухло. Он с сожалением вспомнил об отсутствии аптечки.

– Как я могу быть вежливым с шарлатаном?

– Вежливость ничего не стоит.

– И все-таки… соврать человеку о его состоянии. Сказать… рак…

Гарри с явным трудом произнес это слово. Оно было отвратительным – как и единственная болезнь, не считая смерти, от которой медицина так и не нашла окончательного лекарства.

– Разве я соврал?

Гарри внимательно посмотрел на старика и пожал плечами. Затем перевел взгляд на Марну.

– Сейчас мы все в одной лодке. Можем попытаться облегчить себе жизнь. Если поладим, может быть, выжить удастся всем.

– Поладим? – переспросила Марна.

Гарри впервые услышал, как она разговаривает: у нее был низкий голос, весьма мелодичный, даже с такими гневными нотками.

– С этим?

Она подняла руку. Серебристый браслет блеснул в последних лучах заходящего солнца.

Гарри резко ответил, поднимая свое запястье:

– Думаешь, мне лучше?

Пирс прошептал:

– Доктор Эллиот, мы, Кристофер и я, будем сотрудничать, я – потому что слишком стар, чтобы затевать авантюры, а Кристофер – потому что молод, а для молодежи дисциплина очень важна.

Кристофер ухмыльнулся.

– Деда был врачом, пока не выучился быть целителем.

– Гордость притупляет чувства и искажает оценку, – мягко проговорил Пирс.

Гарри удержался от комментариев. Сейчас было неподходящее время для спора о медицине и шарлатанстве.

Дорога была пустынна. Асфальт, когда-то идеально ровный, теперь пестрел трещинами и ямами, сквозь которые проросла трава, высокая и густая. На обочинах она больше походила на молодые деревца. Тут и там коричневые лица подсолнухов в обрамлении желтых лепестков мирно покачивались, словно кивая прохожим.

В отдалении виднелись руины того, что когда-то называли пригородом. Тогда от города их отделяла только линия на карте; никаких заборов не было. После возведения заборов дома с этой стороны стали разрушаться.

Теперешний пригород располагался намного дальше. Сначала оттуда в город можно было добраться по скоростному шоссе, затем настало время вертолетов. И, наконец, сам город остался в прошлом. Он настолько переполнился канцерогенами и вирусами, что пригород разорвал с ним всякие связи. Продовольственные грузы и сырье доставлялись в город, готовая продукция вывозилась из города, но никто больше сюда не приезжал – за исключением посещений медицинских центров. Они по-прежнему находились в городах, потому что их сырье добывалось здесь: кровь, органы, бактерии, подопытные для экспериментов…

Гарри шагал рядом с Марной, опередив Кристофера и Пирса, но девушка даже не смотрела в его сторону. Она шла, вперив взгляд в одну точку, словно была совершенно одна. Наконец Гарри не выдержал:

– Послушай, это же не моя вина. Я об этом не просил. Разве мы не можем стать друзьями?

Она глянула на него всего раз.

– Нет!

Он поджал губы и отстал. Почувствовал, как закололо запястье. Какое ему дело до нелюбви тринадцатилетней девчонки?

Небо из алого стало розовато-лиловым. Ни единого движения не было видно ни в руинах, ни на шоссе. Они были одни посреди океана разрухи. Так, наверное, чувствовали бы себя последние люди на разоренной планете.

Гарри вздрогнул. Скоро идти по дороге станет тяжело.

– Поторопитесь, – велел он Пирсу, – если не хотите остаться на ночь здесь, в компании ловцов и охотников за головами.

– Бывают компании и похуже, – прошептал Пирс.

К тому времени как они добрались до мотеля, безлунная ночь укрыла землю, а развалины старого пригорода остались позади. В раскинувшемся словно спрут здании не было ни огонька, не считая огромной неоновой вывески «МОТЕЛЬ» и еще одной, поменьше, «Свободные номера». Перед воротами в заборе, окружавшем строение, лежал коврик с надписью «Добро пожаловать». На пластине из матового стекла, встроенной в забор, было написано «Нажмите кнопку».

Гарри почти нажал ее, когда Кристофер внезапно сказал:

– Доктор Эллиот, смотрите!

А затем ткнул в забор палкой, которую подобрал с полмили назад.

– Что? – рявкнул Гарри.

Он устал, чувствовал себя потным и грязным и здорово нервничал, но все-таки вгляделся в темноту.

– Мертвый кролик.

– Кристофер хочет сказать, что забор под напряжением, – объяснила Марна, – а коврик, на котором вы стоите, металлический. Не думаю, что нам стоит сюда заходить.

– Чепуха, – резко возразил Гарри. – По-вашему, лучше остаться снаружи, на милость тех, кто тут рыщет по ночам? Я уже останавливался в таких мотелях. Все здесь в порядке.

Кристофер протянул ему свою палку.

– Может, лучше нажмете кнопку этим.

Гарри нахмурился, но палку взял и с коврика сошел.

– Ну, ладно. – буркнул он грубо.

Со второй попытки ему удалось нажать на кнопку.

Пластина матового стекла стала экраном телевизора.

– Кто звонит?

– Четыре путешественника на пути в Топику, – ответил Гарри. Он поднял пропуск к экрану. – Мы можем заплатить.

– Добро пожаловать, – раздалось из переговорника. – Номера тринадцать и четырнадцать откроются, если вложить нужную сумму денег в приемник. Во сколько вас разбудить?

Гарри взглянул на своих попутчиков.

– На рассвете, – ответил он.

– Доброй ночи, – пожелали из переговорника. – Приятных снов.

Ворота поднялись. Кристофер помог Пирсу обойти коврик и повел его по дорожке к номерам. Марна пошла следом. Снова начиная раздражаться, Гарри перепрыгнул коврик и присоединился к ним.

Линия, выложенная стеклянными кирпичами вдоль края дорожки, мягко светилась, указывая нужное им направление. Они прошли мимо противотанковой ловушки и нескольких пулеметных гнезд, никого по пути не встретив.

Когда они подошли к тринадцатому номеру, Гарри заявил:

– Второй нам не нужен; мы заночуем в одном.

И опустил три двадцатидолларовые титановые монеты в прорезь на двери.

– Благодарю, – произнесло дверное устройство. – Входите.

Как только дверь открылась, Кристофер кинулся внутрь. В небольшой комнате обнаружилась двуспальная кровать, кресло, стол и напольная лампа. В углу расположился раздельный санузел с душевой кабиной, умывальником и туалетом. Мальчик сразу же подошел к столу, вытащил из держателя пластиковую карту меню и вернулся к двери. Он помог Пирсу войти и остался стоять у двери, дожидаясь, пока Гарри и Марна окажутся внутри. Затем разломил карту меню на две половинки. Когда дверь стала закрываться, он сунул одну из них между ней и косяком. Направляясь к Пирсу, он споткнулся о лампу и уронил ее. Лампа, хрустнув, погасла. Теперь темноту разбавлял только свет из ванной.

– Неуклюжий маленький идиот! – обругал его Гарри.

Марна что-то писала, сидя за столом. Затем повернулась и отдала записку Гарри. Он подошел к свету и развернул ее. Там было написано:

Кристофер разбил камеру, но в комнате остались жучки. Уничтожить их, не вызвав подозрений, не получится. Могу я поговорить с вами снаружи?

– Ничего более нелепого… – начал было Гарри.

– Подходящий номер, – прошептал Пирс. – А вы вдвоем можете занять четырнадцатый.

Казалось, он пристально смотрит на Гарри незрячими глазами.

Гарри вздохнул. Пожалуй, можно и согласиться с ними. Он открыл дверь и вышел в ночь следом за Марной. Девушка придвинулась к нему, обняла за шею и прижалась щекой к щеке. Его руки неосознанно сомкнулись на ее талии. Ее губы шевелились рядом с его ухом; и лишь секунду спустя он понял, что она что-то говорит.

– Вы мне не нравитесь, доктор Эллиот, но я не хочу, чтобы нас всех тут убили. Вы можете оплатить еще один номер?

– Конечно, но… я не собираюсь оставлять их одних.

– Глупо было бы сейчас разделяться. Пожалуйста, это ненадолго. Не задавайте вопросов. Когда мы зайдем в четырнадцатый номер, снимите куртку и как бы случайно швырните ее на лампу. Я сделаю все остальное.

Гарри позволил ей отвести себя в соседний номер. Вложил в щель на двери монеты. Автомат поприветствовал их и впустил внутрь. Номер был в точности таким же, как тринадцатый. Марна сунула кусочек пластика между косяком и дверью, когда та начала закрываться. Затем ожидающе взглянула на Гарри.

Он пожал плечами, снял куртку и набросил ее на лампу. Комната сразу приобрела таинственный и немного зловещий вид. Марна встала на колени, скатала напольный коврик и стянула покрывала с кровати. Затем подошла к настенному телефону, слегка потянула, и экран визора повис на креплениях. Она сунула руку внутрь, схватила что-то и вытащила наружу. Это оказалась катушка, плотно обмотанная медным проводом.

Марна направилась к душевой кабине, на ходу разматывая провод. Стоя снаружи кабины, она прикрепила один конец провода к крану с горячей водой. Затем растянула провод по всей комнате, на манер паучьей сети, оборвала его и оставшийся конец прикрепила к сливу в полу душевой. Второй кусок провода растянула рядом с первым, не давая им соприкасаться.

Следя за тем, чтобы не коснуться проводов, она добралась до душевой кабинки и повернула кран с горячей водой. Он булькнул, но вода не полилась. Она на цыпочках прокралась назад, подняла скатанный коврик и швырнула его на кровать.

– Ну, спокойной ночи, милый, – сказала она, махнув Гарри на дверь и жестами предупреждая насчет проводов. Когда Гарри благополучно добрался до двери, Марна выключила лампу и сняла с нее куртку.

Выйдя из комнаты, она захлопнула дверь и выдохнула с огромным облегчением.

– Ну теперь-то все в порядке! – яростно прошептал Гарри. – Я не могу принять душ и вынужден спать на полу.

– Вам бы все равно не понравился такой душ, – заявила Марна. – Ведь он наверняка стал бы для вас последним. Здесь все под напряжением. И, конечно, вы можете занять кровать, если захотите, но я бы посоветовала лечь на пол вместе с нами.

* * *

Гарри не мог уснуть. Прежде всего из-за темноты и тишины в комнате, а уж затем из-за звуков тяжелого дыхания старика и более легкого – Кристофера и Марны. Будучи ординатором, он давно отвык спать в одной комнате с другими людьми.

Да еще и руку покалывало – не сильно, но достаточно, чтобы отпугнуть сон. Он слез с кровати и пополз туда, где на полу лежала Марна. Она тоже не спала. Он молча предложил ей лечь на кровать рядом с ним, объяснив жестами, что не собирается приставать к ней. У него и желания-то такого не было, а даже если бы оно возникло, его сдерживала клятва Гиппократа. Он просто хотел, чтобы стихло покалывание под браслетом и он наконец-то смог бы уснуть.

Она махнула рукой, приглашая его спуститься к ней на пол, но он отрицательно покачал головой. Наконец она смягчилась настолько, чтобы передвинуться поближе к кровати. Улегшись на живот и свесив руку с кровати, Гарри почувствовал, что покалывание стихает, и провалился в беспокойный сон.

Сновидения, один за другим, нахлынули на него. В одном из них Гарри проводил долгую и сложную резекцию легкого. Микрохирургические приборы скользили в потных пальцах; луч лазера случайно задел аорту. Пациентка начала подниматься с операционного стола, и кровь фонтаном хлестала из ее сердца. Это была Марна. Она гналась за ним по длинным больничным коридорам.

Лампы над головой уплывали все дальше и дальше, пока Гарри не оказался в полной темноте. Он бежал среди теплой, липкой крови, которая поднималась все выше и выше, пока не накрыла его с головой.

Гарри проснулся, задыхаясь, сражаясь с чем-то, накрепко спеленавшим его. Рядом раздавались звуки борьбы. Что-то хлопало и трещало. Кто-то ругался.

Гарри отчаянно, но безуспешно дергался. Что-то треснуло. Еще раз. Гарри уловил проблеск предутренней серости в абсолютной тьме и рванулся к нему, выбравшись через порез в натянутом покрывале, все четыре конца которого уходили под кровать.

– Быстрее! – скомандовал Кристофер, складывая свой карманный ножик.

И двинулся к двери, где его уже терпеливо поджидал Пирс.

Марна подобрала металлическую ножку, отвинченную у стола. Кристофер убрал кресло, подпиравшее дверную ручку, и тихонько открыл дверь. Он вывел Пирса из номера, Марна вышла за ними. Ничего не понимая, Гарри последовал за ней.

Из четырнадцатого номера раздался чей-то крик. Сверкнуло синим. Послышался шум падающего тела. Гарри почуял запах горелой плоти.

Марна кинулась вперед, к воротам. Она воткнула набалдашник ножки в землю, а металлический конец подтолкнула к забору. Забор полыхнул голубым пламенем, которое, потрескивая, перекинулось на ножку стола. Ножка раскалилась докрасна и прогнулась, когда металл размягчился. Затем все погрузилось во тьму, включая неоновую вывеску над ними и освещение на воротах.

– Помоги мне, скорее!

Марна задыхалась, пытаясь поднять ворота. Гарри просунул руки снизу и потянул. Ворота сдвинулись на фут и застряли.

Где-то позади хрипло, без слов, кричали. Гарри налег на ворота. Они наконец поддались и легко пошли вверх. Он поднял руку, не давая им опуститься, пока выходили Марна, Пирс и мальчик. Затем сам скользнул под ворота и отпустил их.

А через секунду снова вспыхнуло электричество. Ножка стола расплавилась и каплями стекла на землю.

Гарри оглянулся. Вслед за ними неслось инвалидное кресло с электроприводом. На сиденье высилась чудовищная, деформированная гора плоти, оживший ночной кошмар. Гарри не сразу смог понять, что это инвалид с ампутированными конечностями и сердечной недостаточностью. Аппарат искусственного кровообращения крепился к спинке кресла, напоминая вторую голову. За коляской неслось долговязое пугало с хлещущими по спине космами. Затрапезное платье намекало на особь женского пола…

Пораженный кошмарным зрелищем, Гарри замер, не в силах оторвать от него глаз. А в это время чудище на коляске добралось до одного из пулеметных гнезд. Провода выползли из ручки кресла, как волосы Медузы, и подключились к панели управления орудием. Пулеметная очередь прошила тишину. Что-то пробило рукав Гарри.

Опомнившись, Гарри развернулся и кинулся в спасительную темноту.

Полчаса спустя он понял, что заблудился. Марна, Пирс и мальчишка пропали. Он остался один, вымотанный, с пылающей рукой и болью в запястье, подобно которой ему еще не доводилось испытывать.

Он ощупал предплечье. Рукав был влажным. Поднеся пальцы к носу, он почуял кровь. Черт, пуля-таки зацепила его!

Совершенно убитый, Гарри уселся на обочине шоссе, окунувшись в чернильную темноту ночи. Кинул взгляд на светящийся циферблат наручных часов. Три двадцать. До рассвета еще пара часов. Вздохнул и попытался облегчить боль в запястье, вращая браслет. Кажется, помогло. Спустя пару минут боль перешла в покалывание.

– Доктор Эллиот, – тихонько позвал кто-то.

Он обернулся. Облегчение и что-то похожее на радость волной поднялись в груди. Едва различимые в тусклом свете звезд, рядом стояли Кристофер, Марна и Пирс.

– Ну, – мрачно проворчал Гарри, – рад, что вы не пытались сбежать.

– Мы бы так не поступили, доктор Эллиот, – заверил Кристофер.

– Как вы меня нашли? – спросил Гарри.

Марна молча подняла руку.

Браслет. Конечно. Вот она, цена доверия, – кисло подумал Гарри. Марна отыскала его, потому что не смогла больше выносить боль, а Кристофер пошел за ней, потому что побоялся остаться здесь один, без помощи, с дряхлым, требующим неустанной заботы старикашкой на руках.

Хотя если быть до конца честным, то там, за пару миль отсюда, помощь потребовалась именно ему, а не Пирсу с Кристофером. Если бы они положились на него, их головы висели бы сейчас в холодильнике мотеля, дожидаясь покупателей. А может быть, их, еще живых, продали бы в какой-нибудь банк органов подальше отсюда.

– Кристофера, – обратился Гарри к Пирсу, – должно быть, готовили в злостные неплательщики.

Пирс принял эти слова и за похвалу, и за извинение.

– Как обходить ловушки коллекторов и держаться подальше от санитарных инспекторов, – прошептал он, – это основы практического обучения подрастающих горожан… Вы ранены.

Гарри вздрогнул. Как старик догадался? Даже будь он зрячим, в такой темноте невозможно разглядеть ничего, кроме неясных силуэтов. Он попытался взять себя в руки. Это, должно быть, просто инстинкт. Ему говорили, что иногда подобное встречается у диагностов с многолетним стажем. Они чувствуют болезнь еще до того, как пациент окажется на смотровой кушетке. Приборы просто подтверждают их диагноз.

А может быть, все намного проще. Может быть, старик просто почуял запах крови, потому что его нос стал чувствительнее, когда он ослеп.

Пока он размышлял над этим, пальцы старика удивительно аккуратно ощупывали его предплечье. Гарри раздраженно вырвал руку.

– Всего лишь царапина.

Пальцы Пирса снова коснулись его руки.

– Она кровоточит. Принеси немного сухой травы, Кристофер.

Марна оказалась поблизости. Она испуганно качнулась к нему, когда Пирс обнаружил рану. Гарри и не думал расценивать это как сочувствие; ее ненависть была слишком ощутимой. Возможно, она размышляла, как ей быть, если он умрет.

Пирс оторвал рукав, закрывающий рану.

– Вот трава, деда, – сказал Кристофер.

Как мальчишке удалось найти сухую траву в такой темноте?

– Вы же не станете прикладывать это к ране! – поторопился возразить Гарри.

– Она остановит кровь, – шепотом объяснил Пирс.

– Но микробы…

– Микробы вам не повредят – если вы не предоставите им такого шанса.

Пирс приложил траву к ране и перевязал ее рукавом.

– Скоро станет лучше.

Гарри пообещал себе, что снимет это безобразие, как только они тронутся в путь. Хотя теперь, когда вред уже был нанесен, проще было оставить все как есть. И, приняв это решение, он тут же забыл о повязке.

Когда они двинулись в путь, Гарри обнаружил, что идет рядом с Марной.

– Полагаю, что и ты получила образование, прячась от санитарных инспекторов в городе? – сухо спросил он.

Она покачала головой.

– Нет. У меня подобных занятий было немного. Поэтому, сколько себя помню, я пыталась сбежать. И однажды это мне удалось.

В ее словах звучали отголоски далекого счастья.

– Я была свободна целых двадцать четыре часа, а потом меня нашли.

– Но я думал… – начал было Гарри. – Кто ты?

– Я? Дочь губернатора.

Гарри отпрянул. Его потряс не сам факт, а скорее горечь, с которой это было сказано.

Рассвет застал их на шоссе. Они миновали последний разрушенный мотель. Теперь по обе стороны дороги тянулись невысокие травянистые холмы, сменяющиеся долинами, заросшими лесом, а между ними вилась грязноватая речушка, то приближаясь на расстояние броска камня, то совсем скрываясь из глаз.

День выдался теплым. А небо над головой – голубым и ясным, не считая легких перистых облаков на западе. Время от времени на дорогу перед ними выскакивал кролик и тут же исчезал в зарослях на другой стороне. Однажды им даже удалось увидеть оленя, склонившего голову к воде и с любопытством разглядывающего их.

Гарри в ответ уставился на него голодными глазами.

– Доктор Эллиот, – окликнул Кристофер.

Гарри перевел взгляд на мальчишку. На его испачканной ладони лежал неровный кусок твердого коричневого сахара. На него налипли нитки и еще что-то трудноопределимое, но в этот момент Гарри трудно было представить более желанную пищу. Его рот наполнился слюной, и он тяжело сглотнул.

– Отдай его Пирсу и девчонке. Им понадобятся силы. Да и тебе тоже.

– Все в порядке, – заверил его Кристофер. – У меня есть еще.

Он показал еще три куска. Один из них достался Марне, а другой – Пирсу. Старик вцепился в свой кусок черными пеньками, оставшимися от зубов.

Гарри торопливо смахнул с лакомства самый заметный мусор, а на более тщательную очистку его терпения не хватило. Вряд ли когда-либо завтрак доставлял ему большее удовольствие!

Они продолжали идти, не торопясь, но и не останавливаясь. От Пирса не было слышно ни слова жалобы. Он ковылял вперед на подгибающихся ногах, и Гарри давно оставил попытки поторопить старика.

Путники прошли мимо гидропонной фермы с автоматической консервной фабрикой, пристроенной рядом. Возле обоих зданий не было ни души. Двигались только конвейеры, везущие баки с урожаем на фабрику или удобрения и новые саженцы – из нее.

– Нам нужно раздобыть что-нибудь на обед, – сказал Гарри.

Конечно, это было явным воровством, но какой у них выбор? К тому же позже он мог принести извинения напрямую губернатору.

– Слишком опасно, – возразил Кристофер.

– Все возможные входы и выходы, – добавила Марна, – защищены невидимыми лучами и автоматическим оружием.

– Кристофер добудет нам неплохой ужин, – прошептал Пирс.

Они заметили пригородную виллу на холме, но желания пойти туда ни у кого не возникло. И они побрели дальше по заросшему двухполосному шоссе на Лоуренс.

Внезапно Кристофер не терпящим возражения тоном скомандовал:

– Вниз! В кювет у дороги!

На этот раз Гарри послушался сразу, без вопросов. Он помог Пирсу спуститься по склону – старик оказался очень легким – и сам нырнул в кювет следом за Марной. Минуту спустя уже все услышали рев моторов. Как только он начал стихать, Гарри рискнул выглянуть из кювета. Группа мотоциклов, движущихся к городу, была уже едва заметна.

– Что это было? – спросил он, отряхиваясь.

– Волчья стая! – ответила Марна, и в голосе ее смешались ненависть и отвращение.

– Но они так похожи на корпоративную полицию, – удивился Гарри.

– Подрастут – там и окажутся, – хмыкнула девушка. – Корпоративная полиция – та же волчья стая, только со значками.

– Я думал, эти банды состоят из сбежавших горожан, – сказал Гарри.

Марна окинула его взглядом, полным презрения.

– Так тебе говорили?

– Горожанину, – шепотом вставил Пирс, – очень повезет, если он выживет, прячась в одиночку. А группа не продержится и недели.

Они вернулись на шоссе и продолжили путь. Кристофер, ведущий Пирса, заметно нервничал. Он все время вертел головой по сторонам и постоянно оборачивался. Вскоре его нервозность передалась и Гарри.

– Вниз! – закричал Кристофер.

Что-то свистнуло за секунду до того, как мощный удар в спину сшиб с ног Гарри, кинувшегося на асфальт. Столкновение с землей оглушило его. Раздался крик Марны.

Гарри перевернулся, гадая, не сломал ли спину. Кристофер и Пирс лежали на дороге рядом с ним, но Марна пропала.

Чуть впереди, над их головами, взорвалась ракета. Потом еще одна. Пирс поднял голову вверх. В небо взмыл мотопланер. Марна свесилась из кабины, отчаянно изгибаясь и пытаясь вырваться. Под вторым планером мотались пустые когти – обернутые чем-то крючья, в которые только что угодила Марна и едва не попал Гарри.

Он встал на колени, сжимая запястье. Вспышки боли потихоньку расползались по всей руке, словно предупреждая о близкой агонии. Единственным, что удержало его от падения на асфальт в мучительных судорогах, был черный гнев, полыхнувший огнем в венах и победивший проклятую слабость. Он потряс кулаком вслед улетающим планерам, испускающим клубы дыма.

– Доктор Эллиот! – нетерпеливо позвал Кристофер.

Гарри посмотрел в его сторону затуманенными глазами. Мальчишка снова был в кювете. И старик тоже.

– Они вернутся! Спускайтесь! – объяснил Кристофер.

– Но ведь они схватили Марну! – воскликнул Гарри.

– Если вас убьют, ей это не поможет.

Один из планеров спикировал вниз, как ястреб на кролика. Другой, уносящий Марну, плавными кругами поднимался все выше. Гарри скатился в кювет. Очередь свистящих пуль прошила асфальт в том месте, где он только что был.

– Я думал, – выдохнул он, – что они пытались нас похитить.

– Наши головы их тоже устроят, – сказал Кристофер.

– Все ради адреналина, – прошептал Пирс.

– Я никогда не делал ничего подобного, – простонал Гарри. – И не знаю никого, кто бы этим занимался.

– Вы были заняты, – объяснил Пирс.

И это было правдой. С тех пор как ему исполнилось четыре, он все время проводил в школе, а последние несколько лет – в медицинском институте. Он и дома-то появлялся изредка, приезжая на денек-другой; вряд ли он хорошо знал даже собственных родителей. Так что он мог знать о развлечениях молодежи в пригороде? Но это – это же бандитский промысел! Такое падение нравов ужаснуло его до глубины души.

Первый планер казался теперь маленьким крестиком в небе, а Марна – пятнышком на его фоне. Он выровнялся и направился в сторону Лоуренса. Второй полетел следом.

Внезапно Гарри начал лупить землю больной рукой.

– Зачем я увернулся? Пусть бы нас схватили вместе. Теперь она умрет!

– Она сильная, – прошептал Пирс, – сильнее вас или Кристофера, сильнее большинства людей. Но иногда такая сила – худшее, что может случиться с человеком. Идите за ней. Верните ее назад.

Гарри взглянул на браслет, боль от которого распространялась волнами уже не только по руке, но и по всему телу. Да, ему нужно пойти за ней. Пока он может двигаться, у него есть шанс найти ее. Но пешком ему планер не догнать.

– Мотоциклисты скоро поедут назад, – заметил Кристофер. – Те, с планеров, свяжутся с ними по радио.

– Но как нам остановить мотоцикл? – спросил Гарри.

Боль не давала ему собраться с мыслями.

А Кристофер уже задрал свою футболку. Вокруг его тоненькой талии в несколько витков была намотана нейлоновая веревка.

– Иногда мы рыбачим, – объяснил он.

Мальчик протянул веревку через полосу асфальта, спрятав ее в высокой траве, выросшей из трещин. Затем небрежным взмахом велел Гарри залечь по другую сторону дороги.

– Пусть проедут все, кроме последнего, – сказал он. – Надеюсь, что будет замыкающий. Он обычно едет достаточно далеко от остальных, чтобы они не заметили, как мы встанем. Обмотайте веревку вокруг пояса. Поднимайте ее так, чтобы она оказалась на уровне его груди.

Гарри лег рядом с дорогой. Его левая рука ощущалась как воздушный шарик, накачанный болью. Он даже взглянул на нее, сомневаясь, но она нисколько не изменилась.

Казалось, что прошла вечность, прежде чем раздался многоголосый рев моторов. Как только проехали первые мотоциклы, Гарри осторожно приподнял голову. Да, замыкающий был. Он ехал приблизительно в ста футах позади всех; и сейчас прибавил скорость, чтобы нагнать их.

Основная часть мотоциклов проехала. Когда замыкающий оказался в двадцати футах от Гарри, тот вскочил, готовясь к встряске. Кристофер подпрыгнул в ту же секунду. Мальчишка-помещик успел только удивиться, прежде чем врезался в веревку. Веревка выдернула Гарри на середину дороги, и его каблуки заскользили по асфальту. Кристофер предусмотрительно обернул свой конец веревки вокруг ствола молодого деревца.

Мотоциклист впечатался в асфальт. Мотоцикл замедлил ход и остановился. Остальные, уехавшие далеко вперед, ничего не заметили.

Гарри выпутался из веревки и кинулся к упавшему помещику. Он был приблизительно одного с Гарри возраста и комплекции, но с заячьей губой и усохшей, словно сплющенной, ногой. И к тому же безнадежно мертв. Его череп раскололся.

Гарри закрыл ему глаза. Он и раньше видел, как умирают люди, а вот убивать самому еще не доводилось. Это весьма походило на нарушение клятвы Гиппократа.

– Некоторые заслуживают смерти, – шепнул Пирс. – Зло лучше уничтожать в зародыше.

Гарри быстро разделся и надел одежду и очки мотоциклиста. Затем прицепил на бедро кобуру с пистолетом и повернулся к Пирсу с Кристофером:

– А как же вы?

– Мы не сбежим, – заверил Пирс.

– Да я не об этом. С вами все будет в порядке?

Пирс положил руку на плечо мальчика.

– Кристофер позаботится обо мне. И найдет вас, когда вы освободите Марну.

Уверенность в голосе Пирса приободрила Гарри. И он даже не задумался, откуда взялась эта уверенность – поднял мотоцикл, устроился в седле и повернул дроссель. Мотоцикл сорвался с места.

Держать равновесие на мотоцикле было нелегко, но у него был опыт вождения подобных средств передвижения в подземных коммуникациях Медицинского Центра.

Рука болела, но слабее, чем раньше, когда он не знал, что ему делать. Теперь эта боль служила ему навигационной системой. Он чувствовал, как она стихает по мере продвижения вперед. А это значило, что он приближается к Марне.

Ночь опустилась до того, как он нашел ее. Прочие мотоциклисты основательно обогнали его, и он проехал на пару миль дальше поворота на другую дорогу, остановившись, только когда боль снова усилилась. Ему пришлось поездить туда-сюда, прежде чем он обнаружил крутой съезд на другую сторону развязки в десяти милях западнее Лоуренса.

В этом месте разбитая асфальтовая дорога сворачивала на запад, а боль в руке Гарри перешла в жжение. Вскоре дорога уткнулась в непроходимые заросли. Гарри затормозил, едва не врезавшись в них. И замер на сиденье, задумавшись.

Он так и не решил, что будет делать, когда найдет Марну; в спешке сорвался с места, подстегиваемый отчасти болью в запястье, отчасти беспокойством за страдающую от такой же боли Марну и за ее дальнейшую судьбу.

Каким-то образом – сейчас едва ли было возможно проследить все хитросплетения судьбы, приведшие к этому, – его заставили возглавить безнадежную экспедицию из Медицинского Центра в особняк губернатора. Каждую секунду его жизнь подвергалась опасности – и если все его надежды не были напрасны, не жалкие несколько десятков лет, а целая вечность. Неужели он собрался бросить все ради донкихотской попытки вырвать девушку у стаи жестоких молодых волков?

Но что же ему делать с этой штукой на запястье? И как быть с губернатором? Что станет с его жизнью, если он явится в губернаторский особняк без его дочери? А что будет с Марной? Он вдруг обнаружил, что последняя мысль затмевает все остальные, и проклял про себя эмоциональную бурю, обрекшую его на эту убийственную авантюру.

– Ральф? – вдруг спросил кто-то из темноты, не оставив ему выбора.

– Он шамый, – прошепелявил он в ответ. – А где фше оштальные?

– Где всегда – под обрывом.

Гарри, прихрамывая, двинулся на голос.

– Нишего не фидно.

– Вот фонарик.

Деревья осветились, и перед Гарри замаячил черный силуэт. Гарри моргнул, привыкая, сощурился и ударил караульного ребром ладони по четвертому шейному позвонку. Когда тот начал заваливаться, Гарри перехватил фонарик в воздухе и поймал падающее тело. Он аккуратно уложил караульного на траву и ощупал шею. Она была сломана, но парень еще дышал. Гарри выровнял положение его головы, чтобы уменьшить нагрузку на нервные окончания, и посмотрел вверх.

Где-то впереди тускло брезжил свет. Вокруг не было ни движения, ни звука; очевидно, никто его не услышал. Он включил фонарик, увидел тропу и двинулся через молодой подлесок.

Костер развели под обрывом, замаскировав так, чтобы его не было видно сверху. Над ним на вертеле, который медленно поворачивал один из бандитов, жарилась туша молодого оленя. Гарри хватило времени на то, чтобы опознать сосущую боль в пустом желудке: это был голод.

Остальные бандиты разместились возле костра полукругом. Марну посадили в дальнем конце, со связанными за спиной руками. Она подняла голову; глаза внимательно вглядывались в темноту за кругом света. Что она искала? И тут же пришел в голову ответ – она искала его. Браслет на запястье дал ей понять, что он близко.

Хотелось бы подать ей сигнал, но это было невозможно. Тогда он принялся рассматривать бандитов: один был альбиносом, у второго к спине крепились искусственные легкие, а третий носил внешний скелет из нержавеющей стали. У других могли быть физические недостатки, не видимые невооруженным глазом – у всех, кроме одного, похоже, самого старшего, который сидел, прислонившись к краю глинистого берега. Он был слеп, но в его глазницы хирургическим путем вставили электронные бинокли. Блок питания он носил на спине. От него провода шли и к биноклям, и к чему-то вроде антенны, встроенной в его китель.

Гарри осторожно крался вдоль кромки леса, вне круга света, к тому месту, где сидела Марна.

– Сперва пирушка, – злорадствовал альбинос, – потом веселуха.

Бандит, поворачивающий вертел, возразил:

– Нет, сначала развлечемся – как раз нагуляем аппетит.

Каждый приводил свои доводы, – и как только в разговор стали вмешиваться другие, спор стал довольно агрессивным. Наконец альбинос повернулся к бандиту с биноклями:

– А ты что скажешь, Глаз?

У Глаза оказался глубокий, впечатляющий голос:

– Продать девчонку. За молодое тело дадут хорошую цену.

– Ну, – хитро возразил альбинос, – ты-то не можешь видеть, какая она хорошенькая, Глаз. Для тебя она просто рисунок белыми точками на сером экране. А для нас она бе-е-еленькая, с розовым личиком и яркими голубыми глазками, и…

– Однажды, – спокойно перебил его Глаз, – ты доиграешься.

– Но не с ней, я не стану…

Ветка хрустнула под ногой Гарри. Болтовня разом оборвалась, бандиты прислушались. Гарри вытащил пистолет из кобуры.

– Это ты, Ральф? – спросил альбинос.

– Так тофно, – ответил Гарри, ковыляя к краю светового круга, но держа лицо в тени, а пистолет прикрыв телом.

– Можешь себе такое представить? – начал альбинос. – Девчонка заявила, что она – губернаторская дочка.

– Так и есть, – четко произнесла Марна. – И он велит медленно разрезать вас на куски за то, что вы собираетесь сделать.

– Но я и есть губернатор, дорогуша, – запищал альбинос фальцетом, – и мне пле…

Тут вмешался Глаз:

– Это не Ральф. У него нормальные ноги.

Гарри проклял свое невезение. Похоже, бинокли были оснащены не только радаром, но и рентгеном.

– Беги! – раздался его крик в последовавшем молчании.

Его первый выстрел достался Глазу. Тот как раз поворачивался, поэтому пуля попала в блок питания. Он страшно закричал и начал выцарапывать из глазниц бинокли, служившие ему глазами. Но этого Гарри уже не видел. Он выпустил всю обойму в глинистый обрыв, нависший над огнем. Уже подсушенный жаром костра, обрыв осыпался, затушив костер и похоронив под собой нескольких бандитов, сидевших слишком близко.

Гарри отскочил в сторону. Несколько пуль с визгом прошили воздух в том месте, где он только что стоял.

Он вломился в заросли и побежал. То и дело врезаясь в деревья, поднимался и продолжал бежать. После очередного столкновения он потерял фонарик. Позади него преследователи, похоже, выдохлись и прекратили погоню.

Он врезался во что-то, не выдержавшее удара и рухнувшее на землю. Оно оказалось мягким и теплым. Споткнувшись, он свалился сверху и замахнулся кулаком, готовый к драке.

– Гарри! – воскликнула Марна.

Его кулак разжался, и он протянул руку, крепко прижимая ее к себе.

– Марна! – шепнул он. – Я не знал. Я и не подумал, что у меня получится. Решил, что ты…

Их браслеты звякнули друг об друга. Тело Марны под ним, только что бывшее мягким, вдруг закаменело, и она оттолкнула его прочь.

– Нашел время нюни распускать, – сердито оборвала она. – Я знаю, зачем ты это сделал. К тому же нас могут услышать.

Гарри возмущенно втянул в себя воздух и тут же выдохнул. Какая разница? Она все равно ему не поверит – да и с чего бы? Он и сам себе не верил. Теперь, когда все было позади и он смог спокойно оценить всю рискованность этого поступка, его затрясло. Он сидел посреди темного леса, закрыв глаза и всеми силами стараясь подавить предательскую дрожь.

Марна робко протянула руку и коснулась его плеча. Она попыталась что-то сказать, но тут же умолкла, и момент был упущен.

– С-с-соплячк-к-ка! – процедил он. – Вр-р-редная, не-неблаго-дарная с-с-соплячка! – И тут дрожь прекратилась.

Марна зашевелилась.

– Сиди тихо! – велел он шепотом. – Нужно подождать, пока они не прекратят поиски.

По крайней мере он устранил самую большую опасность – Глаза, с его радаром и рентгеном, а может, и с инфракрасным зрением, одинаково работающим как днем, так и ночью.

Они сидели в темноте и ждали, настороженно прислушиваясь к шорохам ночного леса. Прошел час. Гарри хотел было сказать, что уже можно двигаться, но тут услышал шелест неподалеку. Животное или враг-человек? Марна, за все это время не сказавшая ему ни слова и не касавшаяся его, в панике сжала его предплечье с неожиданной силой. Гарри сжал кулак и замахнулся.

– Доктор Эллиот? – раздался шепот Кристофера. – Марна?

Облегчение прошило тело Гарри, словно дарующий жизнь разряд тока.

– Ты расчудесный маленький чертенок! Как ты нашел нас?

– Деда мне помог. У него чутье на эти дела. У меня тоже есть, но его сильнее. Идемте.

Гарри почувствовал, как маленькая ладошка доверчиво втискивается в его ладонь.

Кристофер вел их сквозь тьму. Сначала Гарри шагал осторожно, но затем, заметив, что мальчик огибает заросли кустов и деревья, стал двигаться более уверенно. Этой руке можно было довериться. Он понял, что чувствовал Пирс и как одиноко ему, наверное, стало сейчас.

Кристофер вел их к нужной поляне довольно долго. А там угли смутно мерцали под навесом, построенным из веток и листьев. Пирс сидел у огня, медленно поворачивая вертел, тоже бывший недавно живой веткой. Он лежал на двух распорках. На вертеле исходили соком два золотисто-коричневых, зажаренных до корочки кролика.

Незрячее лицо Пирса повернулось в их сторону, когда они ступили на поляну.

– С возвращением, – поприветствовал их старик.

И у Гарри внутри разлилось тепло, словно он и впрямь вернулся домой.

– Спасибо, – ответил он хрипло.

Марна упала на колени перед огнем и протянула к нему руки, пытаясь согреться. Веревка свисала с запястий, перетертая посередине ее отчаянными усилиями в то время, когда она сидела у другого костра. Она, должно быть, жутко замерзла, осознал Гарри, а он позволил бедняжке дрожать от холода в лесу, хотя сам был в теплой куртке. Но говорить что-либо было уже поздно.

Когда Кристофер снял кроликов с вертела, они почти распадались на части. Он завернул четыре лапки во влажные зеленые листья и засунул их в прохладную впадину между корнями дерева.

– Это на завтрак, – пояснил он.

И все четверо дружно накинулись на оставшееся мясо. Даже без соли это оказалось вкуснейшим блюдом из всех, что Гарри доводилось пробовать. Когда мясо закончилось, он облизал пальцы, вздохнул и откинулся на подушку из опавших листьев. Он не мог припомнить, когда еще чувствовал такое довольство жизнью с тех пор, как был ребенком. Немного хотелось пить, потому что он отказался пить воду из ручья, протекавшего неподалеку от их импровизированного лагеря, но это его не сильно беспокоило. Человек не может разом отказаться от всех своих принципов. Своеобразная ирония была бы в том, чтобы умереть от тифа практически на пороге бессмертия.

У него не осталось сомнений в том, что губернатор дарует ему бессмертие – или хотя бы такую должность, на которой он сможет его заслужить. В конце концов, он же спас его дочь.

Марна прехорошенькая. Жаль только, что она совсем еще ребенок. Родственные связи с губернаторской семьей серьезно упрочили бы его положение. Возможно, через пару лет… Он отогнал навязчивую мысль. Марна ненавидит его.

Кристофер подгребал грязь к огню широким куском коры. Гарри снова вздохнул и от души потянулся. Сегодня ночью он наконец-таки выспится.

Марна умылась в ручье, и теперь ее лицо сияло чистотой.

– Не могла бы ты лечь здесь, рядом со мной? – попросил ее Гарри, указывая на кучу сухих листьев. И, словно извиняясь, поднял руку с браслетом. – Эта штука мне спать не дает, когда ты далеко.

Она холодно кивнула и села неподалеку – но и не рядом, а так, чтобы случайно не коснуться его.

Гарри сказал:

– Не могу понять, почему мы постоянно натыкаемся на каких-то уродцев. Не припомню, чтобы видел хоть одного во время практики в Медицинском Центре.

– Ты работал в клиниках? – спросил Пирс. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Чем дальше, тем больше медицина становится инструментом для лечения нарушений и генетических уродств. В городе они бы не выжили; в пригороде их берегут и дают возможность размножаться. Позволь мне взглянуть на твою руку.

Гарри вздрогнул. Пирс произнес это так естественно, что он на секунду забыл о слепоте старика. Чуткие пальцы Пирса сняли повязку и аккуратно отделили от раны спутанный ком травы.

– Это тебе больше не понадобится.

Гарри с изумлением ощупал рану. Она не давала о себе знать уже несколько часов. А теперь на ее месте остался только шрам.

– Похоже, вы и правда когда-то были доктором. Почему вы оставили практику?

Пирс прошептал:

– Я устал быть техником. Медицина стала такой безнадежно непонятной, что отношение врача к пациенту перестало отличаться от отношения механика к оборудованию.

Гарри возразил:

– Доктору необходимо держать дистанцию с пациентом. Если за всех переживать, можно с ума сойти. Доктор должен стать равнодушным к страданиям и скорби пациентов, иначе, привязываясь к каждому из них, он просто не сможет выполнять свою работу.

– А никто и не говорил, – прошептал Пирс, – что быть доктором легко. Если доктор не будет сочувствовать болящему, он потеряет не только пациента, но и себя самого. Но, говоря об усложнении медицины, нельзя обойти тот факт, что лечение теперь получают только те, кто может за него заплатить. Таких людей все меньше, и только их здоровье улучшается. А остальные разве не люди?

Гарри нахмурился.

– Конечно, люди. Но развитие медицины стало возможно именно благодаря состоятельным спонсорам и различным фондам. И для того чтобы иметь возможность продолжать медицинские исследования, именно их необходимо лечить в первую очередь.

Пирс прошептал в ответ:

– И вот поэтому-то в обществе случился перекос; мы приносим все в жертву медицине, словно божеству, – все ради того, чтобы несколько человек смогли прожить на пару лет дольше. Кто оплатил этот счет?

А в итоге имеем парадокс: те, кому пришлось выживать без помощи медицины, сейчас в общей массе здоровее, чем те, кому доставалось лучшее лечение. Спасая недоношенных детей, мы позволяли их изъянам воспроизвестись. Повреждения, несовместимые с жизнью ребенка, устранялись, чтобы тот мог достичь зрелости. И нежизнеспособные гены передавались из поколения в поколение. Увеличилось количество физически неполноценных людей, требующих особого ухода…

Гарри так и вскинулся, возмущенный:

– Что за странное представление о врачебной этике? Медицина не может подсчитывать стоимость или сравнивать ценность. Ее задача – лечить больных…

– Тех, кто может себе это позволить. Если медики сами не решают, как распределяются их услуги, тогда решение будет зависеть от чего-то еще: от власти, денег или голоса большинства. Однажды я сбежал от всего этого. Ушел в город, туда, где есть будущее, где я могу помочь любому, безо всяких различий. Горожане приняли меня; делились куском хлеба, когда я был голоден, радовались моему счастью, поддерживали меня в час печали. Они заботились обо мне, а я, как мог, заботился о них.

– Как? – спросил Гарри. – Не имея диагностических аппаратов, антибиотиков и прочих лекарств?

– Разум человека, – прошептал Пирс, – все еще лучший прибор для диагностики. И лучшее лекарство. Я прикасался к ним. Помогал им самим вылечить себя. Так я и стал целителем вместо техника. Знаешь, ведь наши тела стремятся исцелить себя, а вот разум, напротив, отдает приказ о саморазрушении.

– Колдун! – презрительно выплюнул Гарри.

– Да. Во все времена существовали колдуны. Целители. И только в наши дни целитель и доктор – это два разных понятия. Раньше докторами становились люди, имеющие дар исцеления. Они существовали тогда; существуют и сейчас. Бесчисленные случаи исцеления свидетельствуют об этом. И только в наши дни это называют суеверием. Но даже сейчас мы знаем, что существуют доктора, отнюдь не самые знающие или опытные, у которых уровень выздоровления пациентов заметно выше. Некоторые медсестры – далеко не всегда самые симпатичные – пробуждают у пациентов желание поправиться.

Тебе потребуется два часа на тщательный осмотр пациента; я могу сделать это за две секунды. На то, чтобы вылечить человека, у тебя могут уйти месяцы и даже годы; мне никогда не требовалось более пяти минут.

– Но кто вас контролирует? – потребовал ответа Гарри. – Чем вы можете доказать, что действительно помогли им? Если вы не можете связать причину и следствие, если никто не способен повторить ваш способ лечения, тогда это не наука. Ведь этому невозможно научить.

– Целитель знает, когда достиг успеха, – прошептал Пирс. – Как и пациент. А что касается учебы – как ребенок учится разговаривать?

Гарри раздраженно пожал плечами. У Пирса на все был готов ответ. Встречаются же люди с настолько раздутой манией величия, что убедить их в разумности остального мира не представляется возможным. Человек должен полагаться на науку – а не на суеверия, знахарей и чудотворцев. Иначе человечество вновь окажется в Средневековье.

Он улегся на кучу листьев, остро чувствуя близкое присутствие Марны. Хотел было протянуть руку и коснуться ее, но не стал.

Иначе не будет ни закона, ни безопасности, ни бессмертия…

Его разбудил браслет. Запястье под ним покалывало. Затем его начало жечь. Гарри убрал руку. Листья рядом с ним все еще хранили тепло, но Марна исчезла.

– Марна! – шепнул он и приподнялся на локте.

В слабом свете звезд, просачивающемся сквозь ветви деревьев, он смог разглядеть только то, что на поляне больше никого не было. Спальные места Пирса и мальчишки были пусты.

– Где вы? – спросил он, слегка повысив голос.

Затем выругался про себя. Они просто выбрали момент поудачней и сбежали. Но зачем тогда Кристофер разыскал их в лесу и притащил сюда? И на что надеялась Марна? Добраться до особняка в одиночку?

Он вскочил на ноги. В зарослях что-то хрустнуло. Гарри замер в напряженной позе. А через секунду его ослепил вспыхнувший свет.

– Ни с места! – скомандовал высокий голос. – Или я буду стрелять. А если промажу, то натравлю на тебя Нюхача.

Сказано это было спокойным, уверенным тоном. Должно быть, и рука, держащая оружие, у него такая же твердая, уверенная, как и голос.

– Я не двигаюсь, – поспешил сказать Гарри. – Кто вы?

Незнакомец проигнорировал его слова.

– Вас было четверо. Куда делись остальные?

– Они услышали, как вы приближаетесь. И спрятались, чтобы напасть сзади.

– Ты лжешь, – презрительно заявил незнакомец.

– Послушайте! – поспешно заговорил Гарри. – Вы не похожи на горожанина. Я – врач, вы можете задать мне вопрос из области медицины, какой угодно. Я выполняю срочное поручение. Должен доставить сообщение губернатору.

– Какое сообщение?

Гарри тяжело сглотнул.

– Груз похищен. Другой будет готов не раньше чем через неделю.

– Что за груз?

– Я не знаю. Если вы из помещиков, вы обязаны помочь мне.

– Сядь.

Гарри сел.

– У меня тоже есть сообщение – для тебя. Твое сообщение не будет доставлено.

– Но… – вскинулся Гарри.

Где-то в той стороне, откуда бил свет, раздался тихий хлопок, чуть громче резкого выдоха. Что-то кольнуло Гарри в грудь. Он опустил взгляд. Крошечный дротик застрял между бортами его куртки. Он попытался дотянуться до него и не смог. Не смог даже шевельнуть рукой. Голова наполнилась тяжестью. Он завалился на бок, даже не ощутив удара. Похоже, только глаза, уши и легкие работали по-прежнему. Он лежал, парализованный, а мысли в голове неслись вскачь.

– Да, – спокойно сообщил незнакомец, – я – ловец. Кое-кто из моих друзей охотится за головами, но я предпочитаю добывать тела и продавать их живыми. Больше азарта. Да и денег тоже. За голову дают всего двадцать долларов; а за тело можно выручить около сотни. А органы в молодых телах вроде твоего стоят намного больше. Вперед, Нюхач. Ищи остальных.

Свет стал удаляться. Что-то хрустнуло в подлеске, и снова стало тихо. Спустя какое-то время Гарри удалось разглядеть черную фигуру, вроде бы сидящую на земле в десяти футах от него.

– Гадаешь, что с тобой будет дальше? – сказал ловец. – Как только я найду твоих спутников, парализую и их тоже, а потом вызову носильщиков. Они доставят вас к моему вертолету. Затем, раз уж вы пришли из Канзас-Сити, отвезу вас в Топику.

Гарри лишился последней надежды.

– Так лучше всего, как я понял, – продолжал делиться подробностями писклявый голос. – Меньше сложностей. Госпиталь Топики, с которым я сотрудничаю, выкупит ваши тела без всяких вопросов. Ты парализован навсегда, ты больше никогда не почувствуешь боли, хотя будешь оставаться в сознании. Так твои органы не будут отмирать. Если ты и правда врач, ты знаешь, что я имею в виду. Тебе, наверное, известно даже медицинское название яда в дротике; я знаю только, что его создали на основе яда земляной осы. С помощью внутривенного питания в таких чрезвычайно мобильных и компактных банках органов жизнь поддерживается годами, пока наконец не наступит время…

Незнакомец продолжал говорить, но Гарри его уже не слушал. Он размышлял о том, как скоро сойдет с ума. Такое частенько случалось с ними. Он видел их, лежащих на секционных столах в хранилище органов, и в их глазах плескалось безумие. Тогда он говорил себе, что безумие и стало той причиной, по которой они здесь оказались, но теперь узнал правду. Скоро он станет одним из них.

Возможно, удастся задохнуться, прежде чем его доставят в госпиталь, до того, как в горло вставят дыхательную трубку, подключат его к аппарату искусственного дыхания и прикрепят трубки к венам. Они задыхались иногда, даже находясь под присмотром.

Хотя ему сойти с ума не удастся. Он слишком нормален для этого. Вероятно, он сможет сохранять рассудок на протяжении долгих месяцев.

Он снова услышал хруст, донесшийся из подлеска. Свет вспыхнул у него перед глазами. Что-то шевельнулось. Раздались звуки потасовки. Кто-то захрипел. Затем послышался крик. Затем пуф! – и все звуки, кроме чьего-то тяжелого дыхания, стихли.

– Гарри! – с беспокойством воскликнула Марна. – Гарри! Ты в порядке?

Свет вернулся вместе с коренастым Нюхачом, снова скользнувшим на маленькую полянку. Пирс с трудом двинулся сквозь свет. За его спиной стояли Кристофер и Марна. На земле у их ног лежало какое-то скрюченное создание. Гарри не сразу смог понять, что это за существо, но затем догадался, что это карлик, гном, человек с тоненькими, короткими ножками, горбом на спине и огромной бесформенной головой. Его редкие черные волосики росли в основном на макушке, а покрасневшие глазки взирали на мир с обжигающей ненавистью.

– Гарри! – На этот раз в голосе Марны слышались слезы.

Он не ответил. Не смог. И на секунду испытал удовлетворение от невозможности ответить, но вскоре его погасила волна жалости к самому себе.

Марна подняла транквилизатор и забросила его далеко в кусты.

– Грязное оружие!

Гарри накрыло осознание. Они все-таки не сбежали. Как он и сказал ловцу, они просто скрылись, чтобы помочь ему, если выпадет такая возможность. Но вернулись они слишком поздно.

Его парализовало навсегда; к этому яду не существовало антидота. Может быть, они убьют его. Как бы дать им понять, что он сам хочет умереть?

Он пытался подать им знак глазами.

Марна кинулась к нему и положила его голову на колени. Ее рука безостановочно гладила его по волосам.

Пирс аккуратно выдернул дротик из груди Гарри и воткнул его глубоко в землю.

– Успокойся, – велел он. – Не сдавайся. Не бывает полного паралича. Если постараешься, сможешь уже сейчас пошевелить мизинцем.

Он поднял руку Гарри, утешающе похлопывая по ней.

Гарри попытался шевельнуть пальцем, но все попытки были бесполезны. Да что с этим старым шарлатаном? Почему бы Пирсу просто не убить его и не покончить с этим фарсом? Пирс что-то говорил, но Гарри его уже не слушал. Какой смысл позволять себе надеяться? От этого становилось только больнее.

– Переливание может помочь, – сказала Марна.

– Да, – согласился Пирс. – Ты пойдешь на это?

– Вы все обо мне знаете?

– Конечно. Кристофер, обыщи ловца. У него должны быть с собой трубки и иглы, на случай если какой-нибудь из его жертв потребуется срочное лечение.

Затем Пирс снова обратился к Марне:

– Ваша кровь немного смешается. И в твое тело попадет яд.

В голосе Марны послышалась горечь.

– Мне и цианид не повредит.

Они явно к чему-то готовились. Гарри совсем не мог сконцентрироваться на происходящем. Все плыло перед глазами, а время тянулось, как смола.

Когда первые робкие лучи утреннего солнца проникли сквозь листву, Гарри ощутил, как оживает мизинец его левой ноги, наполняясь болью. Он никогда не испытывал ничего ужаснее. Даже боль от браслета была в сотню раз слабее. Мучительные ощущения, охватив пальцы ног, стали подниматься вверх по ступням, лодыжкам, рукам прямо к туловищу. Если бы мог, он бы умолял Пирса парализовать его снова. Но к тому моменту, как ожили голосовые связки, боль почти прошла.

Как только он смог сесть, тут же огляделся в поисках Марны. Она сидела, прислонившись к стволу дерева, с закрытыми глазами и бледным, как никогда, лицом.

– Марна! – позвал он.

Она с трудом приоткрыла глаза; при виде его в них мелькнул огонек радости, а затем они снова затуманились.

– Я в порядке, – успокоила его девушка.

Гарри почесал сгиб локтя на левой руке, в месте ввода иглы для переливания.

– Я не понимаю… ты и Пирс… вы вытащили меня из этого… но…

– Даже не пытайся понять, – сказала она. – Просто прими это.

– Это невозможно. – Он никак не мог успокоиться. – Что ты такое?

– Дочь губернатора.

– А еще?

– Картрайт, – с горечью призналась она.

Он был не в силах осознать происходящее. Одна из Бессмертных! Неудивительно, что ее кровь нейтрализовала действие яда. Кровь Картрайтов была лекарством от действия любого чужеродного вещества. В голове вертелась другая мысль.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать, – сказала девушка.

Затем окинула взглядом свою по-мальчишески стройную фигуру.

– Мы, Картрайты, созреваем поздно. Затем Уивер и отправил меня в Медицинский Центр – выяснить, способна ли я уже к деторождению. Фертильный Картрайт обязан приступить к деторождению незамедлительно.

Сомнений не было: она ненавидела своего отца. Это было ясно уже по тому, как она называла его фамилию.

– Он заставит тебя размножаться, – тупо повторил Гарри.

– Он и сам не прочь поучаствовать в процессе, – безразлично заявила она. – Он-то не особо способен к зачатию; поэтому нас только трое – бабушка, мама и я. К тому же мы можем контролировать это – особенно когда взрослеем. Нам не нужны его дети, хотя они и могли бы отчасти освободить нас от его внимания. Боюсь только – тут ее голос дрогнул, – боюсь только, я пока не способна предотвратить зачатие.

– Почему ты мне ничего не сказала раньше? – потребовал ответа Гарри.

– Чтобы ты относился ко мне, как к Картрайту? – В ее глазах вспыхнул гнев. – Ведь Картрайт – не человек, знаешь ли. Картрайт – это ходячий мешок с кровью, живой фонтан юности, вещь, которой владеют, используют, охраняют, но никогда не позволяют просто жить. К тому же, – она опустила голову, – ты не веришь мне. Тому, что я сказала об Уивере.

– Но он же губернатор! – воскликнул Гарри. Увидел ее лицо и отвернулся. Как он мог это объяснить? Ведь есть работа, и есть обязанности. Невозможно просто наплевать на них. И еще браслеты. Ключ от них имеется только у губернатора. С такой привязкой друг к другу они долго не протянут. Когда-нибудь их разлучат, случайно или насильно, и он умрет.

Он поднялся на ноги. На секунду лес перед глазами пошатнулся, но тут же вернулся на место.

– Я снова должен поблагодарить вас, – обратился он к Пирсу.

– Ты упорно отстаивал свои убеждения, – прошептал Пирс, – но голос разума у тебя внутри поддерживал меня, шепча, что лучше остаться цельной личностью, изменив убеждениям, чем искалечить свою суть, сохранив их в целости.

Гарри серьезно взглянул на Пирса. Либо тот оказался настоящим целителем, правда не способным объяснить природу своего дара, либо мир был намного более безумным местом, чем Гарри мог себе вообразить.

– Если выйдем прямо сейчас, – сказал он, – то к полудню, возможно, увидим особняк.

Проходя мимо карлика, он кинул взгляд себе под ноги, остановился и обернулся к Пирсу с Марной. Затем нагнулся, поднял бесформенное тельце и направился к дороге.

Вертолет стоял рядом с шоссе.

– На нем мы бы за пару минут долетели, – послышалось его ворчание.

Поблизости отозвалась Марна:

– Нас не ждут. Вертолет расстреляют на подлете, миль за пять до особняка.

Гарри привязал коротышку к сиденью вертолета. Ловец уставился на него полным ненависти взглядом. Гарри завел двигатель, нажал на панели автопилота кнопку «Возврат» и отступил назад. Вертолет поднялся в воздух, выровнялся и полетел на юго-восток.

Кристофер и Пирс уже стояли на шоссе, когда Гарри вернулся. Мальчишка вдруг широко улыбнулся и протянул ему кроличью лапку.

– А вот и завтрак.

И они двинулись по шоссе в сторону Лоуренса.

* * *

Особняк губернатора стоял на вершине холма, похожего на букву Г, который возвышался между двумя речными долинами. Когда-то здесь находился известный университет, но средства на поддержание таких заведений давно перенаправили в более важные сферы. Частные пожертвования также сократились, когда возросли расходы на медицинские услуги и исследования. А вскоре и само образование перешло в категорию никому не нужной бутафории, и университет умер.

Губернатор выстроил здесь особняк около семидесяти пяти лет назад, когда жизнь в Топике стала невыносимой. Задолго до этого здание получило пожизненный статус его офиса – а жить губернатор собирался вечно.

Штат Канзас был баронством – определение, ничего не говорящее Гарри, чье знание истории ограничивалось историей медицины. Сам губернатор был бароном, а этот особняк – его цитаделью. Его вассалами становились все пригородные помещики; за это им платили бессмертием или его посулами. Как только кто-нибудь из них получал дозу, у него оставалось два пути: хранить верность губернатору и жить вечно, исключая смерть от несчастного случая, или умереть через тридцать дней.

Губернатору не доставляли груз уже около четырех недель. Его вассалы начинали впадать в отчаяние.

Особняк представлял собой настоящую крепость. Внешняя стена пяти футов высоты из армированного бетона была облицована пятидюймовой броней. Ее окружал ров, в котором плавали пираньи.

Внутренняя стена возвышалась над внешней. Голое, забетонированное пространство между ними можно было в два счета залить напалмом. В стене прятались амбразуры ракетных орудий.

Особняк, похожий на зиккурат, широкими ступенями уходил вверх. На каждой ступени-террасе находилась гидропонная ферма. На самой вершине постройки располагался стеклянный пентхаус; полуденное солнце превращало его стены в жидкое серебро. На столбе, возвышающемся неподалеку, вращалась тарелка радара.

Большая же часть особняка, как у айсберга, пряталась под землей. Пробив известняк и гранит, он ушел в землю на целую милю. Особняк был подобен живому созданию; автоматические устройства контролировали все внутри: подачу воздуха, повышение и понижение температуры, питание и увлажнение. А также отслеживали и уничтожали врагов, подобравшихся слишком близко…

Управлять этим чудом технологии можно было одному-единственному человеку. В данный момент так дело и обстояло.

У особняка не было входа. Гарри стоял перед внешней стеной и размахивал курткой.

– Эй, в особняке! Сообщение губернатору из Медицинского Центра. Эй, в особняке!

– Вниз! – закричал Кристофер.

Словно разъяренная пчела пролетела над ухом у Гарри, а следом за ней – целый рой. Он упал на землю и перекатился. Скоро жужжание стихло.

– Ты ранен? – быстро спросила Марна.

Гарри поднял лицо из пыли.

– Мазилы, – мрачно проворчал он. – Откуда стреляли?

– С одной из вилл, – ответил Кристофер, указывая на здания, разбросанные у подножия холма.

– Так они даже на снаряжение себе не заработают, – заявил Гарри.

Громоподобный, словно глас Божий, голос раздался из особняка:

– Кто принес сообщение для меня?

Не поднимаясь, Гарри крикнул:

– Доктор Гарри Эллиот. Со мной дочь губернатора Марна и лекарь. Нас обстреливают с одной из вилл.

Ответа из особняка не последовало. Через какое-то время во внутренней стене распахнулась амбразура. Пролетел, блеснув на солнце, какой-то предмет, оставивший за собой огненный след, и тут же ринулся вниз. Спустя секунду на воздух взлетела одна из вилл, обрушившись затем вниз горой обломков.

Над внешней стеной поднялась стрела крана. На ней висела огромная металлическая кабина. Когда она достигла земли, ее двери распахнулись.

– Вступите в мои владения, – прозвучало из особняка.

В кабине было пыльно. Так же, как и в пентхаусе, где их разместили. Огромный бассейн высох; кабинки для переодевания сгнили; пальмы, цветы и кустарники погибли.

В центральной колонне с зеркальной поверхностью распахнула свой черный зев дверь.

– Входите же, – велело дверное устройство.

Лифт спустился глубоко под землю. Желудок Гарри сжался; ему стало казаться, что лифт никогда не остановится, но тут двери распахнулись. За ними находилась просторная гостиная, выдержанная в разнообразных оттенках коричневого цвета. Одну из стен целиком занимал гигантский экран.

Марна выбежала из лифта.

– Мама! – закричала она. – Бабушка!

И кинулась осматривать помещение. Гарри медленно шел следом.

Шесть спален выходили в длинный коридор. В конце коридора была детская. По другую сторону от гостиной располагались столовая и кухня. Во всех комнатах был такой же, на всю стену, экран. Все комнаты были пусты.

– Мама? – повторила Марна.

Экран в столовой мигнул, и на нем появилось изображение существа, развалившегося на воздушном матрасе. Оно было чудовищно, невообразимо толстым. Просто-таки гора жира, трясущаяся и колыхающаяся. Хотя одежды на нем не было, определить пол не представлялось возможным. Груди существа походили на две огромные подушки из жира, но между ними росли волосы. Его лицо, хоть и походило на луну, казалось маленьким на фоне чудовищного тела; глаза на нем смотрелись словно изюминки в пироге.

Существо потягивало питательную смесь через трубку; затем, увидев их, отпихнуло ее лапищей с пальцами-сардельками и хихикнуло басом.

– Привет, Марна, – произнесло оно знакомым голосом. – Ищешь кого-то? Знаешь, твои мать и бабка весьма расстроили меня. Бесплодные твари! Я их напрямую присоединил к хранилищу; теперь-то кровь всегда будет поступать вовремя…

– Ты убьешь их! – задохнулась от ужаса Марна.

– Картрайтов? Дурочка! Кроме того, сегодня у нас первая брачная ночь, и мы совсем не хотим, чтобы нам кто-нибудь мешал, не так ли, Марна?

Марна отступила в гостиную, но чудовищная тварь смотрела на нее и с того экрана. Затем глазки-бусинки уставились на Гарри.

– Ты – тот доктор с сообщением. Говори.

Гарри нахмурился.

– Вы… губернатор Уивер?

– Во плоти, мальчик мой.

Тварь захихикала. От этого все ее жирное тело заколыхалось волнами.

Гарри глубоко вдохнул.

– Груз похищен. Новый груз подготовят не ранее чем через неделю.

Уивер нахмурился и ткнул толстым пальцем куда-то вне обзора камеры.

– Вот!

Затем он снова посмотрел на Гарри и улыбнулся дебильной улыбкой.

– Только что взорвал офис декана Мока. Прямо с ним вместе. Заслуженная кара. Он двадцать лет воровал у меня эликсир.

– Эликсир? Но…

Информация о Моке была слишком неправдоподобной, чтобы обращать на нее внимание; Гарри просто не мог поверить в это. А вот упоминание эликсира его шокировало.

Губы Уивера округлились в сочувствующем «О».

– Я развеял твои иллюзии? Тебе сказали, что эликсир до сих пор не был создан. А все обстояло как раз наоборот. Около ста лет назад, доктором по имени Рассел Пирс. А ты наверняка собирался его изобрести и тем самым заслужить бессмертие в качестве награды. Нет… я не телепат. Просто пятьдесят из ста докторов всегда мечтают о том же самом. Вот что я тебе скажу, доктор, – я и есть тот самый избиратель. Я решаю, кому достанется бессмертие, и мои решения весьма переменчивы. Боги всегда капризны. Это и делает их богами. Я мог бы подарить тебе бессмертие. И я подарю, да-да. Служи мне верно, доктор, и когда начнешь стареть, я верну тебе молодость. А сейчас я мог бы сделать тебя деканом Медицинского Центра. Хочешь?

Тут он снова нахмурился.

– Хотя нет… ты начнешь воровать эликсир, как Мок, и не сможешь обеспечить бесперебойную доставку груза, которого так ждут мои вассалы.

Уивер почесал между грудями-лепешками.

– Что же делать? – всхлипнул он. – Верные мне люди вымирают. Я не могу дать им дозу эликсира, а их собственные дети устраивают им засады. На днях Уайти напал на отца; продал его старьевщику. Старики не дают молодежи пробраться поближе к огню. Но старики неизбежно вымирают, а молодежи эликсир не нужен, по крайней мере пока. Хотя потом понадобится. И тогда они приползут ко мне на коленях, моля о снисхождении, а я рассмеюсь им в лицо и оставлю подыхать. Ведь так боги и поступают, знаешь ли.

Теперь Уивер почесал запястье.

– Ты все еще не оправился от новостей об эликсире. Думаешь, нужно производить его бочками и сделать всех без разбора бессмертными. Подумай хорошенько! Мы же понимаем, что это абсурд, да? Тогда всем всего будет не хватать. И какова цена бессмертию, если жить вечно смогут все?

Его голос внезапно изменился, в нем зазвучали деловые нотки.

– Кто напал на груз? Этот человек?

В нижней части экрана появилось фото.

– Да, – ответил Гарри.

Голова у него шла кругом. Развенчание иллюзий и бессмертие, сразу, без передышки. Все нахлынуло слишком быстро. У него не было времени на осознание этого кошмара.

Уивер задумчиво потер свой бесформенный рот.

– Картрайт! Как он умудряется это проворачивать?

В громоподобном голосе отчетливо проскользнула нотка страха.

– Вечно рискует. Он чокнутый – вот оно что, просто сумасшедший! Ищет смерти.

Гора плоти задрожала; тело заколыхалось.

– Пусть только сунется ко мне. Я помогу ему сдохнуть.

Он снова взглянул на Гарри и поскреб шею.

– Как вы четверо сюда попали?

– Мы шли пешком, – коротко ответил Гарри.

– Шли? Не верю.

– Спросите менеджера мотеля рядом с Канзас-Сити, или стаю волков, которым почти удалось похитить Марну, или ловца, который парализовал меня. Они подтвердят, что мы пришли пешком.

Теперь Уивер скреб свое громадное брюхо.

– Ох уж эти мне волчьи стаи! Создают кучу проблем. Хотя пользу тоже приносят. Подчищают пригород. Но если тебя парализовали, как ты оказался здесь, вместо того чтобы лежать на секционном столе в каком-нибудь из банков органов?

– Лекарь сделал мне переливание крови Марны.

Слишком поздно Гарри заметил, что Марна знаками просит его замолчать.

Лицо Уивера омрачилось.

– Значит, ты украл мою кровь! Я теперь не смогу взять ее еще целый месяц. Придется тебя наказать. Не сейчас, позже, когда я придумаю наказание, достойное преступления.

– Месяц – это слишком мало, – заявил Гарри. – Неудивительно, что девочка такая бледная, раз вы из нее ежемесячно выкачиваете кровь. Вы убьете ее.

– Но ведь она – Картрайт, – удивленно сказал Уивер, – а мне нужна кровь.

Рот Гарри сжался в тонкую линию. Он поднял руку с браслетом.

– Ключ, сэр?

– Скажи-ка мне, – спросил Уивер, медленно почесываясь под грудью, – Марна уже может забеременеть?

– Нет, сэр. – Гарри спокойно смотрел в глаза губернатору Канзаса. – Ключ?

– Ах да, – отозвался Уивер. – Я где-то его потерял. Придется тебе еще немного походить с браслетом. Ну, Марна, сегодня и проверим, забеременеешь ты или нет? Подбери что-нибудь подходящее для брачной ночи, ладно? И давай не будем все портить нытьем, стонами и криками боли. Приходи с трепетом и радостью, как Мария явилась к Господу.

– В таком случае, если появится ребенок, – заявила Марна, побелев, – это будет непорочное зачатие.

Гора плоти гневно содрогнулась.

– Похоже, без криков сегодня не обойдется. Да. Лекарь! Ты – отвратительный старик с мальчишкой. Ты же целитель.

– Так меня называют, – прошептал Пирс.

– Говорят, ты творишь чудеса. Ну так сотвори чудо для меня.

Уивер поскреб тыльную сторону ладони.

– У меня зуд. Доктора ничего не обнаружили и поплатились за это жизнью. Он сводит меня с ума.

– Я исцеляю прикосновением, – предупредил Пирс. – Каждый человек способен помочь себе сам; я только направляю.

– Ни один человек не коснется меня, – заявил Уивер. – Ты вылечишь меня к вечеру. Не хочу слышать никаких отговорок. В противном случае я разозлюсь и на тебя, и на мальчишку. Да, я буду очень зол на мальчишку, если у тебя ничего не выйдет.

– Сегодня вечером, – пообещал Пирс, – я сотворю чудо для вас.

Уивер улыбнулся и протянул руку к трубке с питательной смесью. Темные бусинки его глаз блеснули на бледном, похожем на миску сметаны лице.

– Тогда до вечера!

И изображение пропало с экрана.

– Червяк, – прошептал Гарри. – Гигантский бледный червяк в самом сердце розы. Вгрызающийся в нее, слепой, эгоистичный, рушащий все.

– Мне он кажется плодом, не желающим покидать утробу, – сказал Пирс. – Оставаясь там, в безопасности, он убивает мать и не понимает, что тем самым уничтожает и себя самого.

Он слегка повернулся к Кристоферу:

– Здесь есть камера?

Кристофер кинул взгляд на экран.

– В каждой комнате.

– Жучки?

– Повсюду.

Пирс заявил:

– Придется надеяться на то, что он не станет просматривать записи или отвлечется на какое-то время, чтобы мы успели сделать все, что нужно.

Гарри взглянул на Марну, а затем и на Пирса с Кристофером.

– Что же мы можем сделать?

– Ты с нами? – спросила Марна. – Откажешься от бессмертия? Рискнешь всем?

Гарри скривился.

– А что я теряю? В таком мире…

– Как тут все устроено? – прошептал Пирс. – Где Уивер?

Марна беспомощно пожала плечами:

– Я не знаю. И мама с бабушкой не знали. Он всегда присылает лифт. Здесь нет ни лестниц, ни других выходов. А лифты управляются с панели, стоящей у его кровати. На ней тысячи кнопок, отвечающих за все здание, – освещение, вода, воздух, температура и подача пищи. Он может пустить токсичный или парализующий газ, залить все напалмом. Может взорвать снаряд не только здесь, но и в Топике, и в Канзас-Сити, или послать ракету в любой другой район. Подобраться к нему невозможно.

– Ты подберешься к нему сегодня, – прошептал Пирс.

Глаза Марны вспыхнули.

– Если бы я могла пронести с собой хоть какое-нибудь оружие… Но пассажиров в лифте ждет проверка – магнитными и рентгеновскими детекторами.

– Даже если бы тебе удалось пронести, скажем, нож, – возразил Гарри, – нанести точный удар в жизненно важный орган было бы практически невозможно. И хотя двигаться он не может, руки у него, должно быть, чудовищно сильные.

– Тогда, наверное, остается один способ, – подытожил Пирс. – И если мы найдем лист бумаги, Кристофер изложит его вам.

Невеста ждала у дверей лифта. На ней было белое атласное платье с пожелтевшими кружевами. На голову вместо фаты она накинула еще один обрывок кружева. Перед экраном в гостиной, в коричневом мягком кресле с велюровой обивкой, сидел Пирс. У его ног, прислонившись к тощему колену старика, расположился Кристофер.

Экран мигнул, и появился Уивер, ухмыляющийся своей идиотской улыбкой.

– А ты нетерпелива, Марна! Меня радует твое стремление поскорее упасть в объятия своего жениха. Свадебный экипаж подан.

Двери лифта с шелестом открылись. Невеста зашла в кабину. Когда двери начали закрываться, Пирс поднялся на ноги, легонько оттолкнув Кристофера в сторону, и заявил:

– Ты жаждешь бессмертия, Уивер, и полагаешь, что получил его. Но то, что ты считаешь бессмертием, всего лишь существование полутрупа. Я покажу тебе единственное настоящее бессмертие…

Кабина лифта пошла вниз, из динамиков грянул свадебный марш из «Лоэнгрина». Детекторы проверили невесту и не обнаружили на ней ничего, кроме ткани. Лифт начал замедляться. После полной остановки двери еще секунду оставались закрытыми, но затем со скрипом распахнулись.

Вонь разложения хлынула в кабину. Невеста отпрянула, но через секунду смогла сделать шаг из кабины. Когда-то эта комната представляла собой чудесный механизм: стальную утробу. Чуть больше по размеру, чем гигантский воздушный матрас в центре, она была полностью автоматизирована. Климат-контроль поддерживал в комнате температуру, идентичную температуре человеческого тела. Пища поступала по трубкам прямиком из технической зоны, без участия человека. Поливальные установки разбрызгивали ароматизированную воду, смывающую грязь и стекающую в коллекторы по краям комнаты. Одна из них, расположенная на потолке, предназначалась для мытья твари, лежащей на матрасе. Вокруг матраса, словно огромный круговой пояс с десятком тысяч кнопок, протянулась панель управления всем зданием. Непосредственно над матрасом, на потолке, находился широкий экран.

Несколько лет назад, вероятно, из-за сейсмических колебаний почвы лопнула водопроводная труба и появилась течь, подтачивающая бетон. Поливальные установки перестали работать, но либо жилец комнаты боялся звать чужаков для устранения проблемы, либо его это не заботило.

Пол был покрыт гниющими объедками, упаковками от завтраков и прочим мусором. Как только невеста шагнула в комнату, из-под ног у нее прыснули толпы тараканов. Мыши испуганно забились в свои норки.

Невеста задрала подол длинного атласного платья до талии и сняла с нее тонкую нейлоновую веревку, на конце которой была завязана петля. Сдвинув узел, она ослабила петлю.

Было видно, что Уивер смотрит на потолочный экран с почти гипнотической сосредоточенностью. Пирс тем временем говорил:

– Старение – болезнь не тела, но духа. Разум накапливает усталость и позволяет телу умереть. Кровь Картрайтов дает им только половину иммунитета к смерти; вторая половина – это их неослабевающая воля к жизни.

Вам сто пятьдесят три года. Я лечил вашего отца, который умер до того, как вы родились. Невольно я сделал ему переливание крови Маршалла Картрайта.

Уивер прошептал:

– Но это значит, что вам… – Его голос стал тонким и высоким, ничего «божественного» в нем не осталось. Он до нелепости не сочетался с чудовищно огромным, жирным телом.

– Почти две сотни лет, – закончил Пирс.

Его голос сделался сильнее, богаче, глубже – и совсем не напоминал шепот.

– И это без переливания крови Картрайтов, без использования эликсира жизни. Исправно функционирующий разум может получить осознанный контроль над нервной системой, над каждой клеткой, из которой состоят наше тело и кровь.

Невеста подняла голову, слегка изогнув шею, чтобы увидеть происходящее на экране. Пирс выглядел по-другому. Он стал выше. Ноги стали ровнее и мускулистее. Плечи развернулись. Прямо на глазах у девушки под кожей у него появлялись мускулы и жир, разглаживая ее, стирая морщины. Скулы перестали выпирать, скрытые мягкой, молодой плотью и кожей. Тонкие белые волосы потемнели и стали гуще.

– Гадаете, почему я столько времени оставался стариком, – сказал Пирс звучным, полным силы голосом. – Мой дар не из тех, что используют для собственных нужд. Он проявляется, когда отдаешь, а не забираешь.

Его дряблые, набрякшие веки разгладились, посветлели, поднялись. И Пирс в упор посмотрел на Уивера, высокий, сильный, несгибаемый – казалось, ему сейчас не более тридцати. Его лицо дышало скрытой силой – но силой укрощенной, контролируемой. Уивер отшатнулся, ощутив ее.

Затем в зоне видимости появилась Марна.

Уивер выпучил глаза, повернув голову к вошедшей невесте. Гарри откинул фату с лица и двумя пальцами слегка раскрутил веревку с петлей на конце. Его следующее движение было невероятно важным. Он должен был найти цель с первого же броска, потому что второй попытки могло и не представиться. Хирургическая практика сделала его пальцы ловкими, но он никогда прежде не бросал лассо. Кристофер подробно описал сам процесс, но возможности потренироваться не было.

А если он окажется в пределах досягаемости огромных лап чудовища, они его просто раздавят.

И в этот напряженный момент Уивер с удивлением вскинул голову, а его пальцы ударили по панели управления. Гарри метнул веревку. Быстро скользнув по голове Уивера, петля стала затягиваться на шее.

Гарри тут же пару раз обмотал веревку вокруг пояса и крепко натянул ее правой рукой. Уивер задергался, затягивая ее еще сильнее. Тонкая веревка скрылась в мягких складках плоти. Толстые пальцы Уивера пытались выцарапать ее, разрывая кожу, его тело отчаянно билось на матрасе.

А в голове Гарри билась сумасшедшая мысль: у него на крючке Бессмертный – огромный белый кит, пытающийся освободиться, чтобы жить вечно, сотрясающий поверхность воздушного матраса яростными выпадами и дикими рывками. Эта картина была настолько сюрреалистична, что походила на ночной кошмар.

Титаническим усилием Уиверу удалось перевернуться. Теперь веревка оказалась у него в руках. Он поднялся на слабых, подгибающихся коленях и потянул за нее, пытаясь затащить Гарри на матрас. Глаза Уивера уже вылазили из орбит.

Гарри уперся каблуками в пол. Уивер поднялся, словно кит, выталкивающий свое огромное тело из воды, и теперь стоял, бесформенный и страшный, с багровеющим лицом. И тут, где-то внутри, в глубине жирных складок, не выдержало сердце, и монстроподобная туша осела. Как тающая восковая фигурка, он стек на матрас, на котором провел почти три четверти века.

Гарри ошеломленно размотал веревку с руки и пояса. Она врезалась в тело глубоко, так, что выступила кровь. Он ничего не почувствовал, отпустив веревку. Просто вздрогнул, прикрыв глаза.

Спустя некоторое время, не отложившееся в памяти, он услышал, как кто-то зовет его:

– Гарри!

Голос принадлежал Марне.

– Ты в порядке? Гарри, пожалуйста!

Он сделал глубокий вдох.

– Да. Да, я в порядке.

– Иди к панели, – велел молодой человек, оказавшийся Пирсом. – Тебе придется поискать нужные кнопки, но они наверняка как-то отмечены. А потом нам самим нужно будет убираться отсюда. Снаружи нас ждет Маршалл Картрайт, и, полагаю, он уже теряет терпение.

Гарри кивнул, но не сдвинулся с места. Нужно быть очень сильным человеком, чтобы выйти в мир, где бессмертие стало реальностью, а не мечтой. Ему придется жить с этим фактом, сталкиваясь со всеми сопутствующими проблемами. И они, конечно же, будут важнее всего, что он мог себе вообразить до сих пор.

Он двинулся к панели, чтобы начать поиск.