Глава 12
Грир

– А не могла ли Мередит уехать куда-то сама? – спрашивает Уэйд тем вечером у Эндрю.

Он переоделся в другую гавайскую рубаху, линяло-голубую, не ту, веселой расцветки, в которой он щеголял сегодня утром. Перед нами на кухонном столе черствеет наполовину съеденная остывшая пицца. Взгляд моей матери укоризненно скользит от ее нетронутого куска пиццы к бойфренду, как будто тот только что допустил откровенное богохульство.

– Сейчас я даже не знаю, что думать, – щелкнув языком, говорит она, отодвигая тарелку.

– Я только хочу сказать, что никаких улик, никаких зацепок, ничего нет. Не могла ли она сама организовать собственное исчезновение? – не унимается Уэйд.

Мой взгляд на миг останавливается на его волосах, поредевших выцветших локонах, обрамляющих его потасканное морщинистое лицо. Он слишком стар, чтобы носить волосы до плеч. Интересно, в каком возрасте он перестал заниматься серфингом? Уэйд прихрамывает и носит ожерелье из акульих зубов. По словам Мередит, он водит винтажный «Корвет» и имеет троих взрослых детей, которые с ним не общаются.

Именно такого парня мать непременно бы нашла в Интернете.

Мать крутит бриллиантовый кулон, украшающий загорелую сморщенную кожу в вырезе декольте.

– У нее шикарная жизнь, прекрасный муж, идеальный брак. Может, ей кто-то завидовал? Или, может, кто-то положил на нее глаз?

Прикусив язык, я поднимаю бровь, давая мыслям Уэйда время помариноваться. Моя мать в разных своих ипостасях ушла от полутора десятков мужчин. Не может ли быть так, что неким образом она привила эту модель поведения и моей сестре?

В глубине души я знаю, что возможно все, но мой разум отказывается верить, что сестра что-то скрыла от меня. Мне очень хочется верить, что она непременно сказала бы мне, если бы собиралась уйти от Эндрю, но, увы, после всего, что стало известно за последние несколько дней, я начинаю понимать: моя сестра тонула в океане секретов, я же все время находилась на необитаемом острове, пребывая в полном неведении.

Эндрю вытирает губы салфеткой и быстро жует, как будто хочет что-то сказать, прежде чем кто-то другой получит такой шанс. Не знаю, как он только может есть в такое время. Я давно лишилась аппетита, и мои джинсы уже начали сваливаться с бедер.

– Она была беременна.

Его слова высасывают из комнаты весь воздух.

Моя мать закрыла рот рукой, впервые потеряв дар речи. Для меня эту бомбу смягчают те, что упали раньше.

Да, мне больно.

Но я не удивлена.

Я впиваюсь в него взглядом, я сверлю глазами этого сухого, деловитого человека и невольно задаюсь вопросом: где, черт возьми, скрываются сейчас его эмоции? Любой другой «любящий муж», если бы пропала его любимая жена, просто не находил бы себе места от горя, не ел и не спал. Добавьте к этому еще не родившегося ребенка, и это выводит случившееся на совершенно иной уровень.

Но Эндрю непробиваем, как танк.

Странно.

– Срок был совсем небольшим, – добавляет он. – Она узнала всего несколько недель назад. Мы еще ни с кем не делились этой новостью. Ну, вы понимаете. Но я знаю, что даже только по этой причине она никогда бы не ушла сама. Она была счастлива, что у нее будет ребенок, ведь это была бы следующая глава нашей жизни. Это все, о чем она могла говорить.

Макси, пушистый черный шпиц сестры, трется о мои ноги. В детстве ни у нее, ни у меня не было даже хомяка, но Эндрю подарил Мередит щенка на Рождество. Внезапно она стала любительницей собак, брала ее с собой везде, куда бы ни пошла, носила в сумочке от Луи Вюттон и весело рассказывала о том, что Макси просто обожает массаж и маникюр в местном спа-салоне для собак.

– Она дочь своей матери, – говорила она, смеясь. Мне казалось, что пушистый песик сделал ее счастливой. У меня и в мыслях не было, что она может мечтать о ребенке. Наверно, для меня она сама все еще оставалась ребенком. Моя вечно беспомощная, с разбитыми коленками младшая сестра.

Однажды, вскоре после того, как Мередит вышла замуж, я спросила, хочет ли она собственную семью, имея в виду детей. Глядя куда-то в пространство, она немного поколебалась, а потом сказала:

– Когда-нибудь. Надеюсь. Да. Эндрю хочет немного повременить.

Вскоре после этого в кадре появилась Макси.

Мой зять знал, что делает.

– Полиция в курсе? – спрашиваю я. – Я о ребенке?

Эндрю откидывается на спинку стула, обдумывая ответ.

– В курсе. Я упомянул об этом детективу… Маккормаку.

– Странно, что полиция еще не сообщила об этом газетам. Пропавшая беременная женщина будет продаваться гораздо лучше, чем просто пропавшая.

Мой голос полон сарказма, мои слова обжигают даже меня, но я говорю правду. Чем больше новостных ресурсов трубят про пропажу моей сестры и публикуют ее фото, тем лучше.

– Грир! – Мать буквально выплевывает мое имя, и я невольно задаюсь вопросом, задумывалась ли Мередит хотя бы раз о том, какая из нее получится мать. Лично я имеющийся у нас пример не назвала бы вдохновляющим.

– Это я просто к слову. – Я вновь переключаю внимание на Эндрю. – Странно, не правда ли? Разве им не хочется как можно большей огласки этого дела?

– По какой-то причине полиция пока держит все в тайне, – спокойно говорит Эндрю. Похоже, мой тон его ничуть не задел.

Уэйд выдыхает через тонкие губы и морщит лоб.

– Я склонен с тобой согласиться, Грир. Лично мне это кажется немного странным.

Старый добрый Уэйд.

Возможно, он единственный за этим столом, кто хоть чего-то стоит, и хотя в нем меня раздражает почти все, в отличие от других мужчин, которых моя мать сменила за последние тридцать с лишним лет, его присутствие можно терпеть.

Наш разговор обрывается, и мы все четверо сидим в неловком молчании. Если полиция еще не обнародовала такую информацию, это означает лишь одно: полицейские заподозрили какой-то мотив… у Эндрю?

Дверной звонок прорезает наш немой разговор, словно острый нож. Эндрю мгновенно извиняется и встает из-за стола. Вскоре он возвращается с маленькой блондинкой, на вид выпускницей колледжа. Она смущенно машет рукой и садится рядом с моей матерью.

– Это Бритт, – говорит Эндрю. Нанять девчонку вроде Бритт – что ж, это в его духе. Могу поспорить, что в свое оправдание он говорит что-то вроде: «Проще обучить кого-то молодого, чем пытаться избавить от вредных привычек опытных». Ага, так я ему и поверила. – Она мой личный помощник и будет отвечать на звонки, открывать дверь и оберегать меня от помешательства, пока мы не выясним, где, черт возьми, моя жена.

Он говорит о Мередит так, будто она только что сбежала, словно подросток, и в конце концов непременно вернется домой. Что им движет – отрицание или надежда, – трудно сказать. Бритт округлившимися глазами смотрит на Эндрю. Кстати, таких глаз, как у нее сейчас, я еще ни разу не видела, как будто он для нее одновременно предмет обожания и герой. Словно он ее гипнотизирует. Да, он именно так влияет на людей, хотя я никогда не понимала, почему. Мне не дает покоя вопрос: останется ли он в их глазах столь же сексуально привлекательным, если облачится в робу сантехника и будет водить ржавый пикап?

Слава богу, я давно выработала в себе иммунитет к помпезным типам с отбеленными зубами, «Ролексом» на запястье и слабостью к спортивным машинам.

Бритт открывает свой ноутбук, вводит пароль и, когда экран загорается, нажимает на какой-то значок.

– У меня есть несколько электронных писем, которые я хотела бы обсудить с вами, когда у нас найдется свободная секунда, – говорит она и поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом. – Они не связаны с работой. Ваш почтовый ящик просто трещит по швам от приглашений на ток- и радио-шоу. Все хотят поговорить с вами о Мередит.

Эндрю выпрямляется и щиплет себя за переносицу. Он может сколько угодно притворяться, будто все это жутко его раздражает, но этот человек обожает внимание к своей персоне. Он живет этим дерьмом. Ради него он продаст себя любому. Я знала это с того момента, когда он вырвал мою прекрасную сестру из безвестности и прицепил ее к своему лацкану, словно бутоньерку на выпускном вечере.

– Вы также получили ряд неуместных электронных писем, – говорит она, кусая губу. – Я удаляю их, просто чтобы вы знали.

– Неуместных? – спрашивает моя наивная мать. – Вроде угроз? Или каких-нибудь гнусностей?

– Письма фанатского типа… предложения… – добавляет Бритт. – От женщин…

– О господи! – бормочет под нос моя мать и всплескивает руками. Внезапно она вскакивает из-за стола, направляется в кухню и, громко звякая бутылками, подвергает разорению винный бар.

Приятно видеть, что некоторые вещи не изменились.

Не говоря ни слова, я покидаю эту цирковую сцену и иду в свою комнату. Я не помню, когда в последний раз принимала душ. Или ела нормальную еду. Или разговаривала с Харрисом. Эта неделя стала для меня размытым, туманным кошмаром, где все кажется реальным и фальшивым одновременно.

Заперев дверь, я хватаю телефон и звоню моему бывшему. Он отвечает почти сразу, как будто находится в режиме ожидания.

– Грир. Привет.

Как же приятно слышать его голос, но я ему этого не говорю.

– Как ты там? Я как ненормальный смотрю все новостные выпуски Си-эн-эн, жду хоть какого-то прорыва. Весь мир смотрит прямо сейчас, ты это знаешь? Это какое-то безумие. Все ее ищут.

– Не знала. – Я зеваю и, смежив свинцовые веки, растягиваюсь поперек кровати. – Пыталась держаться подальше от СМИ. Они не знают ничего такого, чего не знала бы я, а их заголовки меня только расстроят.

– Разумно. – Я слышу, как он ходит на кухне, лязгает кастрюлями и сковородками, как будто только что приготовил себе обед. Держу пари, он работал допоздна. – Ты все равно лучше знаешь.

Перевернувшись на бок, я тянусь за пуховой подушкой и, сунув ее себе под голову, обхватываю свободной рукой. Как же мне хочется, чтобы Харрис сейчас был здесь! Я бы не отказалась от кого-то теплого и чего-то реального, к чему можно прильнуть.

Настоящий отражатель звука, не поддающийся никаким легкомысленным эмоциям.

Харрис никогда не позволяет своим чувствам взять верх над разумом, что неизменно восхищало меня.

Десять лет назад я была зла на весь мир. Я вытатуировала свою обиду на собственном теле и трахалась с любым мужиком, на которого любая девушка, будь она в здравом уме, даже не посмотрела бы. А все потому, что это единственное, что отвлекало меня от мук и терзаний неблагополучного переходного возраста.

Затем появился Харрис – глоток чистой, прохладной воды – и потушил бушующий внутри меня ад. Я никогда не узнаю, что он увидел во мне, но наша встреча изменила все. Он показал мне, что это такое – быть любимой. До знакомства с ним такая вещь, как любовь, для меня просто не существовала. И он показал мне, что, вопреки моим твердокаменным убеждениям, у меня есть и мягкая, нежная сторона. Просто она была похоронена под тяжестью моих заблуждений.

– Ты там задерживаешься? – спрашивает он. – Я беспокоюсь за тебя.

Он не уточняет. В этом нет необходимости.

Он с самого начала знал, что я, как орлица, готова защищать свою младшую сестру. Что я всегда считала себя ответственной за нее. Когда мы познакомились, он сказал мне, что у меня проблемы с личными границами и что я – не мать Мередит. Я возразила ему, что он не рос с Брендой Эмброуз.

– Не беспокойся обо мне, – говорю я, предпочитая умолчать о том, как мне приятно слышать, что он беспокоится обо мне и моем благополучии. Он единственный во всем мире, кому до меня есть дело.

– Хочешь, я прилечу к тебе? В Юту? – спрашивает он. – А то здесь я чувствую себя просто беспомощным. Мне стыдно, что я сижу и ничего не делаю.

Как жаль, что я не могу запустить в телефонную линию руку, обнять его за плечи, вдохнуть его запах: смесь кофе и выветрившегося одеколона – и никогда больше не отпускать его.

– Ты хочешь помочь? Тогда оставайся в Нью-Йорке, – говорю я. – Продолжай вести бизнес, а я со спокойной душой останусь здесь и буду и дальше заниматься поисками сестры.

Поскольку местонахождение моей сестры неизвестно, мне не светит получить заем из ее трастового фонда, чтобы мы с ним могли протянуть еще несколько месяцев.

– Что ж, разумно.

– Все, ложусь спать. – Я убираю от уха телефон и проверяю время, как будто это имеет значение. В эти мгновения я не хозяйка своему телу и едва могу держать глаза открытыми. Мои веки слипаются.

– Позвони мне, – просит он. – Нет, я знаю, что ты занята, но держи меня в курсе, хорошо? Согласен, мы с твоей сестрой не слишком жаловали друг друга, но то, что случилось… просто кошмар. И она мне небезразлична. Черт, я знаю ее целых десять лет. Она мне как родная сестра, даже если мы с тобой…

– Знаю. – Я не даю ему закончить мысль. Еще не хватало, чтобы он напоминал мне о том, что мы больше не вместе. – Я позвоню тебе. На самом деле есть кое-какие вещи, которые я бы хотела обсудить с тобой, но я слишком устала и в голове у меня каша.

– С тобой все ясно. – В его голосе слышится разочарование.

– Я позвоню тебе завтра. Держи телефон при себе.

– Разумеется.

– Спокойной ночи, – говорю я, скользя большим пальцем по стеклянному экрану.

– Грир? – спрашивает он.

– Да?

– Я много размышлял на этой неделе, – говорит он. – И постоянно спрашивал себя: что, если это была бы ты? Вдруг что-то случилось бы, и ты исчезла бы из моей жизни, и я бы понятия не имел, увижу ли я тебя снова? И я думал о том, что бы чувствовал, если бы потерял тебя. Если я завтра проснусь и больше тебя не увижу.

Я внимательно его слушаю.

– Не хотелось бы… вновь ворошить прошлое… но мне кажется… – Он умолкает, и его молчание длится слишком долго. – В общем, я хочу снова быть вместе с тобой.

Я вздыхаю, впитывая его слова, и вновь несколько раз прокручиваю их в голове, прежде чем спросить, правильно ли я его расслышала или же мне все приснилось. Скорее всего, я крепко сплю, мечтая услышать от него эти слова. Кстати, такой сон снился бы мне не впервые.

– Ты меня слушаешь? – спрашивает он.

– Давай поговорим об этом, когда я вернусь, – предлагаю я. – После того, как я найду свою сестру.

Я знаю Харриса, и, хотя он убежденный феминист, он все равно мужчина. И я еще не встречала ни одного представителя его пола, которому бы не нравились острые ощущения погони. Скажи я ему, что никогда не переставала его любить и хочу снова быть с ним, я бы выставила себя в жалком виде. Я же не хочу, чтобы он подумал, будто ему достаточно щелкнуть пальцами, и я, как верный пес, вернусь к нему, даже если это правда.

Даже если я безнадежно влюблена в него, я не настолько глупа.

– Абсолютно. – Он вздыхает. – Спокойной ночи, Грир… Я люблю тебя.