«Барракуда»
Около пяти вечера амфибия опустилась на палубу, и мы отцепили погрузочные крюки. По указанию Рипли Пас уложил орден в шкатулку, а взамен приколол Алмазную Каплю – каждодневный заменитель бриллианта. Капля выглядела не больше моей, но тоже оказалась граненым алмазом. Похоже, набор кавалера Алмазного Гарпуна тянул на целое состояние.
Пас был подавлен наградой и притих у борта. Но мне еще в дороге надоело молчать.
– Хватит грузиться! – я хлопнул его по плечу. – Это все фигня по сравнению с глубиной океана!
– Ты о чем?
– О твоем камушке.
– Я думаю не о нем, – вздохнул Пас.
– А о чем?
– О родителях. Им ведь вышлют уведомление о моем награждении. Как мама отреагирует?
– Обрадуется, – пожал я плечами. – Им теперь неплохие выплаты положены.
– Да при чем тут выплаты? – вздохнул он. – Такой орден дают только за неоправданный риск!
Ход его размышлений кардинально отличался от моего – я был бы рад получить такую награду. Меня даже задело, что она прошла мимо меня. Хорошо хоть «капельку» дали. Не так обидно. Хотя моя мама вряд ли будет рада тому, что я убил человека. Ведь Кровавая Капля обозначает именно это. Дома меня учили доброте, состраданию и другим добродетелям, позволяли приводить домой уличных котят и щенков, а тут вдруг мама узнает, что ее сын стал убийцей.
«Они там ни фига о жизни не знают, – наконец решил я. – Араба от человека не отличат».
– Эй, Копуха! – выглянул из кабины Жаб. – Как твой катетер?
– Я про него забыл после комиссии Макамоты, – хмуро ответил я.
– Тогда полезай на броню. Думаешь, из-за побоища с мусульманами я дам тебе отлынивать от основной работы? Давай, давай! Рипли примет зачет, а потом пойдешь в глубину. Займемся практикой.
– Сегодня? – я глупо вытаращил глаза.
– Нет, через год! Мне снайпер нужен, а не тыловая крыса. Арабов бил хорошо, не подвел. Поглядим, что с тобой станет на глубине километра.
«Боги морские! – волна дрожи пробежала по моему телу. – Ну и денек!»
Зачет Рипли превратила для меня в настоящую пытку. Если бы не ночной разговор с Молчуньей, я бы провалил его на первых вопросах, а так не торопился, не щеголял зазубренными ответами, подолгу думал и коротко отвечал. Через какое-то время на лице начальницы я различил тень удивления.
– Кто был у вас преподом? – глянула она на меня.
– Огурец, – усмехнулся я.
Про Молчунью, понятно, я решил ей не говорить. Забавно, что пару раз я напутал с цифрами, но Рипли этого не заметила. Возможно, она и сама не знала верный ответ, у нее была другая задача – выявить, как я буду думать в критических ситуациях. Похоже, я удовлетворил ее в полной мере.
– Теорию закрыли, – наконец кивнула она. – Чего такой бледный? Дрейфишь аппарат надевать? Выше нос. Это только первые десять раз пугает.
Жаб вынырнул из люка.
– Как дела? – спросил он.
– Теория хорошо. Но для практики ты их в учебке мало гонял. Дрейфит он, разве не видишь?
– Пульс замерь, – вздохнул командир. – Не хватало, чтобы он в глубине крякнул от ужаса. Понабирают детей в учебку, а нам потом дерьмо разгребать. Награжденный Кровавой Каплей, барракуда его дери!
Это меня разозлило, кровь прилила к щекам.
– Я в порядке, – вырвалось у меня.
– Тогда одежду долой!
Рипли была намного старше меня, но не настолько, чтобы я мог раздеваться перед ней без эмоции. Даже не в стеснении дело, я не хотел, чтобы физиологическая реакция выдала мои тайные мысли. Это было бы извращением, что бы там Пас ни говорил. Ведь она мне в мамы годилась.
– Тебя парализовало? – прошипел Жаб.
Мне пришлось скинуть одежду. Рипли усмехнулась и открыла нишу с аппаратом.
– Чистюля! – позвала она. – Давай на броню, где тебя черти носят?
Пас, прихрамывая, залез к нам и помог вытащить «ГАДЖ» из «рассола».
Увидев у ног подрагивающий аппарат, я позабыл о том, что стою перед женщиной голым. Меня охватил неконтролируемый испуг. Честно говоря, я перетрусил больше, чем в переделке с арабами. Там был бой, была кровь – это кошмарно, но поддается хоть какому-то осознанию. А тут мне придется срастись с нечеловеческим живым существом, превратиться в подобие сиамских близнецов.
– Не дрожи! – фыркнул Жаб. – Он тебя тоже боится. Расслабься, скафандр не пойдет на тебя, пока ты воняешь адреналином. Уволю из охотников ко всем чертям, если не возьмешь себя в руки!
Я собрался. Лиловая груда мышц у моих ног перестала подрагивать.
– Протяни руку с допуском, чтобы он мог проверить, – подсказала Рипли.
Я осторожно протянул к аппарату ладонь. Он замер, за секунду переварил информацию и бросился на меня. Сначала обмотал жилами, выдавливая воздух из легких и лишнюю кровь из периферийных сосудов, затем создал основной покров. Только когда его хитиновое жало вошло в мой катетер, соединив две кровеносные системы, «ГАДЖ» дал мне возможность дышать.
– Как ты? – спросила Рипли. – Голова не кружится?
– Вроде бы нет.
– Продышись. Теперь вспомни о нейроконтроле. Чувствуешь?
Это ощущение словами не передать. Тело как бы меняется, за один миг превращаешься из обычного человека в грузного гиганта с мышцами кашалота. Мало того! Можно делать движения, которые в обыденной жизни вообще невозможны, например, вместо глубокого вдоха начинают хлопать жаберные крышки, а плавательные движения рук переводятся в перестальтику поверхностных мышц скафандра. С другой стороны, если не думать о плавании, можно двигаться, как обычно. Короче, нейроконтроль – это штука, к которой надо привыкнуть.
– Чувствую, – невольно улыбнулся я.
– Он уже веселится, – фыркнул Жаб. – Слезай и дуй к борту. Будешь прыгать прямо оттуда, чтоб не скалился без причины.
Мне уже было безразлично. Я знал, что подобная эйфория без причины не наступает – это скафандр гонит в кровь эндорфин для повышения компрессионного болевого порога. Но рот мой помимо воли расплылся от уха до уха.
Я покинул броню и, пошатываясь, направился к борту «Красотки». Пас позади тащил картриджи с «рассолом». Зеваки из числа моряков пялились на меня с почти религиозным почтением. Это меня еще больше развеселило.
– Надевать? – обернулась к взводному Рипли, держа наготове хитиновый шлем.
– Давай!
– Вдох! – рявкнула начальница.
Я вдохнул скорее рефлекторно, чем сознательно, тут же шлем опустился мне на плечи и сросся со скафандром в единое целое. Несмотря на эндорфин в крови, я испугался, сделал судорожный выдох и не менее судорожный вдох, но это не помогло – воздуха внутри было слишком мало. Позади копошился с картриджами Пас, и я ощутил, как аппарат наполняется «рассолом», как жидкость подступает к подбородку, а затем все выше и выше.
Инстинктивный ужас неминуемой смерти сковал мою волю, а «рассол» уже залил рот и подбирался к ноздрям. Я хотел сорвать с головы шлем, броситься куда-нибудь, лишь бы не утонуть в противной солоноватой жидкости. Но нейроконтроль был рассчитан на это – аппарат не дал мне сделать ни одного движения, и я стоял, как истукан, сжатый чужими мышцами. Шлем заполнился целиком. Остатки воздуха в легких стремительно истощались, но инстинкт не позволял мне сделать вдох жидкостью. Я понял, что скорее задохнусь, чем пойду на это.
Однако уже через полминуты реберные мышцы задергались, в голове помутилось и в мой рот, раскрытый в беззвучном крике, хлынул поток «рассола». Это было похоже на маленькую смерть – сердце замерло, мое тело билось в конвульсиях, в носу щипало, желудок пытался освободиться от содержимого. Но я не умер. Сердце вновь застучало, а в голове прояснилось.
– Вперед, охотник! – услышал я голос Жаба.
Они с Рипли толкнули меня в спину, и я, перевалившись через борт, плюхнулся в воду. От недостатка кислорода перед глазами плыли алые пятна, я попробовал сделать глубокий вдох, но заполненные жидкостью легкие не поддались. Зато заработали жаберные крышки, прокачивая воду через сосуды с кровью. Мне полегчало.
Какое же это странное ощущение – дышать не дыша! Моя грудь не шевелилась, как у покойника, но аппарат загонял через катетер насыщенную кислородом кровь. В голове окончательно прояснилось, и я услышал голос Жаба:
– Копуха, ты как?
«Норма», – показал я.
– Пришел в себя? Осмотрись. Доложи глубину.
Я понял, что все это время провел с крепко зажмуренными глазами. Подняв веки, я увидел, что погрузился метров на десять, совершенно не ощутив этого. Собственно, в этом и была идея системы «ГАДЖ» – залить скафандр и легкие ныряльщика несжимаемой жидкостью. Ведь наполненную водой бутылку можно опустить хоть на дно Марианской впадины, ее все равно не раздавит. Если же дышать воздухом, придется сдерживать напор давления такой толстенной броней, что идея погружения на километровые глубины потеряет всякий смысл.
А так мое лицо прикрывала не очень толстая хитиновая линза, в слоистой структуре которой прятались микроскопические светящиеся клетки, как у глубоководных рыб. Они работали подобно монитору, складываясь в цифры и надписи необходимой ныряльщику информации.
«Глубина пятнадцать метров, – доложил я жестами Языка Охотников. – Жду указаний».
– Тогда приступим к экзамену, – хохотнули биомембраны голосом Жаба. – Первый этап – практическая отработка двигательных функций. Займи вертикальное положение, не болтайся, как говно в проруби.
Я мысленно взмахнул руками, как бы разгребая воду, но система нейроконтроля перевела нервный импульс в другую команду – заработала перестальтика внешнего мышечного слоя и скафандр принял точно то положение, какое я хотел.
– Молодец. Дрейфить перестал? – насмешливо спросил Жаб.
«Так точно!» – ответил я.
Количество эндорфина в крови пришло в норму, и я начал вполне здраво оценивать обстановку. В жидкостном аппарате окружающая действительность вообще воспринимается чуть иначе, чем при воздушном или газовом дыхании. Во-первых, обзор более полный. Во-вторых, хитиновая линза выращена так, что полностью компенсирует все искажения зрения, в результате чего вода и сам шлем как бы перестают существовать. Из-за полного погружения в жидкость внешняя среда перестает казаться опасной, в ней будто растворяешься до конца, напоминая витающий в безбрежном пространстве дух. Ощущение невесомости полное.
Надо мной ртутным зеркалом колыхалась поверхность моря, пробитая косыми лучами солнца. Чуть правее виднелась обросшая водорослями и ракушками подводная часть «Красотки».
– Слушай задание, – произнес Жаб. – Будем работать со сменой эшелонов. Тебе надо пройти милю строго на юг, но не просто так, а как бы под угрозой торпедной атаки.
«Можно задействовать скан-детектор?» – решил пошутить я, прекрасно понимая, что Жаб не сможет имитировать поисковый ультразвук торпеды с борта амфибии.
– Задействуй, – спокойно ответил взводный.
Сначала я подумал, что он тоже решил пошутить, но затем мне в голову пришла нехорошая мысль. Пожалуй, даже страшная. Ведь где-то неподалеку бродила малая автономная торпеда «МАТ-26», еще не набравшая полный вес, но уже смертельно опасная для человека. Меня так и подмывало спросить, не от нее ли мне следует уходить с противоторпедным маневром, но я не решился.
Все же наш командир хоть и псих, но не настолько, чтобы экзаменовать курсанта на боеспособном противнике. Или настолько? Ведь я уже не курсант, а охотник. И мне рано или поздно придется столкнуться с живой торпедой, как Крабу приходится сталкиваться с живыми минами.
«Боги морские! – у меня начался легкий мандраж. – Если со мной что случится, Жаб запросто спишет это на несчастный случай во время экзамена».
– Что у тебя с пульсом, салага? – прошипел взводный. – Выполняй приказание! Скорость пока разрешаю до восьми узлов, смена эшелонов от десяти до ста метров. Вперед!
Восемь узлов на одной перестальтике не сделаешь, поэтому я подал мыслекоманду к запуску водомета. Никаких винтов у «ГАДЖ», конечно же, нет, поэтому он двигается толчками, как кальмар, засасывая воду в две мышечные полости и мощно выплевывая ее назад. Скорость при этом он развивает весьма приличную, но на предельных режимах жрет много глюкозы. Поэтому я его решил слишком не гонять, чтобы иметь запас хода на случай реальной торпедной атаки.
Разогнавшись до шести узлов, я включил скан-детектор, но он молчал. У меня отлегло от сердца – похоже, Жаб направил меня на юг именно по той причине, что торпеда была к северу от контейнеровоза. Действительно, глупо было бы гнать меня на нее, когда я еще с аппаратом едва справляюсь. Привыкну, тогда можно будет и поохотиться.
Придя к такому выводу, я повеселел и начал выполнять противоторпедный маневр так, словно не знал, откуда меня могут атаковать. Уже приноровившись отдавать мыслекоманды, я выбрал крутую траекторию погружения, чтобы мнимый враг тоже изменил эшелон на более низкий. Чем хорош «ГАДЖ», так это полной свободой изменения глубины – кессонная болезнь в нем не грозит ни при каких обстоятельствах, в крови не растворяется ни азот, ни гелий из газовой смеси.
Достигнув отметки восемьдесят метров, я завис в полутьме и включил сонар. Цифры и график перед глазами не показали никаких опасных целей, лишь несколько стаек рыб.
«Никаких признаков торпедной атаки не обнаружено», – доложил я на Языке Охотников и включил прожектор.
Дрогнули мышечные створки на шлеме, открывая хитиновый фонарь с фосфоресцирующими бактериями. Однако здесь было еще не так темно, чтобы пользоваться освещением. Погасив фонарь, я начал всплытие по графику противоторпедной кривой, но внезапно сонар пискнул, привлекая мое внимание. Скосив глаза на мерцающий график, я оторопел – откуда-то снизу появилась цель, слишком быстрая для естественного объекта.
Ледянящий испуг пронзил мои нервы. Пока вычислитель судорожно определял параметры цели, я не менее судорожно думал, что делать дальше. Наконец не выдержал и задергал пальцами.
«Меня атакуют!» – передал я командиру.
– Вижу, – прошипел Жаб. – Какого дьявола ты завис? Вперед! Противоторпедный маневр А-12!
Это означало идти перпендикулярным курсом с синусоидальным изменением глубины. Я врубил водометы на полную, пронзая воду хитиновым шлемом.
«Барракуда его задери! – подумал я. – Все-таки он направил меня на торпеду!»
– Карабин к бою! – скомандовал взводный.
Оставалась надежда, что «МАТ-26» могла не набрать боевого веса из-за недостатка корма. Если так, то я ничем не рисковал, а Жаб моими руками хотел уничтожить тварь до того, как она станет опасной. Но уверенности в этом у меня не было никакой.
Отцепив карабин с каркаса, я поставил его на боевой взвод. Это была не пукалка «ЛКМГ-18», а серьезное оружие – «СКСГ-30» с химическим приводом гарпуна. С «умным» прицелом и дальностью боя до трех километров.
Пискнул вычислитель, докладывая параметры цели. Я скосил глаза на цифры и вскрикнул бы от ужаса, если бы глотку не заливал «рассол». Нет, не гнал меня Жаб на торпеду! Потому что тварь, вынырнувшая из глубины, была не увальнем «МАТ-26», а скоростной «Барракудой», специально предназначенной для уничтожения живой силы противника. Старая тварь, оставшаяся с войны. Дикая.
– Маневр А-7! – скомандовал Жаб. – Ты должен оторваться от нее минимум на полмили и не попадать под прицел ультразвуковой пушки. Работай, не дрейфь! Рипли уже снаряжается.
Рипли! Боги морские! Мне надо продержаться до ее прихода.
В сумеречной воде я описал широкое полукольцо, заставляя торпеду считать позиции с плавающей точкой. Взвыл скан-детектор, предупреждая о возможном выстреле. Я вспомнил пораженного ультразвуком Краба и резко вывернул с опасного направления. Вода перед шлемом вскипела миллионами пузырьков – тварь все же выстрелила, но промахнулась.
Следующий залп будет только секунд через пять – торпеда должна набрать воду в полость ультразвуковой «дудки». Кроме того, я знал, что она может либо стрелять, либо двигаться, никак не одновременно, поскольку струя из «дудки» полностью компенсирует тягу.
Мне оставалось лишь прибавить ходу. Вытянув руки с карабином вдоль тела, я врубил водометы на полную, стараясь уйти на безопасное расстояние. Это было бегством, но я не комплексовал по этому поводу. Моего опыта явно не хватало для эффективной схватки с глубинным чудовищем, а быть живой мишенью мне не хотелось.
Но торпеда не стала гнаться за мной. Судя по показаниям сонара и реву скан-детектора, она замерла на глубине ста пятидесяти метров, стараясь получше прицелиться.
«Конец», – подумал я.
Но тут до меня дошло, что ультразвуковая пушка бессильна у самой поверхности. Ну, порвет она мне жабры и что с того? Срежу кинжалом шлем, проблююсь «рассолом» и задышу, как положено млекопитающему.
Рванувшись вверх, я ощутил легкий удар по ногам ниже жаберных крышек – зацепило, но бить надо по жабрам, а не по ногам.
Включившиеся водометы понесли меня вверх, навстречу поверхности. Надо успеть подняться как можно выше, пользуясь пятисекундной паузой между выстрелами.
– Маневр А-3! – с удивлением я услышал голос Паса, а не взводного.
Видимо, Жаб пустил его за пульт акустика, потренироваться в боевых условиях. Чтоб им всем! Но команду я выполнил – резко утормозился и вывернул вбок. Выстрел попал мне точно в шлем, на секунду ослепив пузырьками. Если бы не окрик товарища, было бы прямое попадание в жабры.
– Вперед! – снова выкрикнул он. – Рипли уже в воде!
Я скосил глаза на экран сонара, затем вверх – далеко. А мина всего в шестистах метрах. Мне вспомнилось, как в детстве я бежал по оврагу и возле моей головы пролетали шарики с краской. Почти рефлекторно я развернулся, упер карабин в плечо, прицелился и выстрелил. Гарпун ушел в сумерки, как ракета, оставляя за собой тугой реактивный след. Меня закрутило на месте.
– Промах! – сообщил Пас то, что мне и без него показал прицел. – Ей легко уворачиваться на таком удалении. Давай к поверхности, там безопаснее.
Попасть я не попал, но и торпеда не смогла выстрелить точно – белый луч пузырьков прошипел метрах в двух от меня.
«Сейчас я тебе дам, тварюка!» – разозлился я на нее.
Включив водомет на экономный режим, я снова захватил торпеду в прицел и нажал спуск. В плечо толкнуло, торпеда на сонаре шарахнулась в сторону.
– Барракуда тебя дери, Копуха! – биомембраны дернулись синтетическим голосом. – Не пугай ее!
Это Рипли. Все, можно наверх. Но я решил не спешить, а отследить, как бывшая кухарка справится с глубинным чудовищем. Между ними началась активная перестрелка, причем Рипли успевала стрелять в два раза быстрее торпеды. Сонар зафиксировал пять ультразвуковых залпов и десять гарпунных. Но никто ни в кого не попал. Это напоминало какой-то дикий танец, где охотница и торпеда были скорее партнерами, чем противниками. Они кружили в воде, меняли глубины, щупали друг друга сонарами и палили без передышки.
Но в расстановке сил ничего не менялось, и мне показалось, что мы с начальницей могли бы разыграть неплохую партию против торпеды.
«Давай я в нее пальну, когда она тебя будет выцеливать, – жестами предложил я. – Ты посмотришь, куда она дернется, и лупанешь с упреждением».
– Добро, – ответила Рипли.
Я прицелился и выпустил гарпун. Торпеда рванула в сторону. Тут же на сонаре отразился всплеск – выстрелила начальница.
– Добавь! – приказала она.
Мой прицел уже захватил торпеду, гарпун с шипением ушел в темноту. И тут же на сонаре появился еще один всплеск.
Рипли сменила кассету, а у меня оставалось еще шесть гарпунов.
– Маневрирует, тварь. А подойти ближе не получится – рванет. Давай сменим тактику, а то она нас сделает, как щенков. У «Барракуд» хорошо развит инстинкт преследования, она должна на это купиться. Давай поиграем так – я буду от нее уходить, а ты возьми упреждение и сними ее сверху.
«Под выстрел не попади», – предупредил я.
– Нашел кого учить, салажонок!
Она пустила гарпун и начала уходить на запад, а я захватил торпеду в прицел, ожидая удобного ракурса. Рипли не ошиблась – «Барракуда» рванула за ней. Компьютер карабина рисовал на экране трепещущий силуэт, извивающийся, с размазанными от скорости плавниками. Когда просчет упреждения был готов, гарпун пронзил воду, разгоняясь торпеде в хвост. Рипли ловко ушла от двух ультразвуковых выстрелов, а я неотрывно смотрел на сонар, на экране которого сближались снаряд и цель.
Но все получилось не так, как мы ожидали. Торпеда неожиданно развернулась на месте и еще одним выстрелом ударила Рипли по жабрам. Скафандр дернулся, выпуская тучу крохотных пузырьков. Поразив цель, тварь описала дугу и ушла в глубину. У меня екнуло сердце.
– Спокойно! – услышал я синтезированный голос начальницы. – Ничего страшного. Торпеда у тебя на прицеле?
Ничего страшного! Я видел, как вместе с пузырями из-под жаберных крышек ее скафандра потянулись вихрики кровавых шлейфов. Но пришлось взять себя в руки.
«Да, на прицеле».
– «Троечку» на симуляторе делал?
«Конечно», – знаком ответил я.
– А представь себе «пятерочку» по такому же принципу. Давай, пока она к тебе хвостом.
«А ты?»
– У меня прорва времени. Почти три минуты. Давай!
Я быстро разметил пространство вокруг уходящей торпеды пятью точками, расположенными как бы на лучах звезды. Пять гарпунов ушли во тьму морской бездны, создав колонну из белых трасс. Пустая кассета щелкнула и отстегнулась.
– Ты зацепил эту тварь! – радостно воскликнул Пас. – Есть! Еще один гарпун! Прямое попадание!
Мне очень хотелось увидеть гибель «Барракуды» на экране прицела, но надо было выручать Рипли. С порванными жабрами и открытым катетером всплыть она не могла, а кислорода в ее крови надолго не хватит. Зацепив карабин за каркас и выхватив глубинный кинжал, я устремился на помощь начальнице. Цифры на шлеме показывали, что уже прошла почти минута.
Рипли не шевелилась, когда я приблизился, но не от потери сознания, а для экономии кислорода. Я осторожно рассек мышцы на спине ее умирающего скафандра и просунул пальцы в разрез. Нащупав хитиновую трубку стыковочного узла, я отсоединил кровеносную систему начальницы от аппарата и заставил сомкнуться устьице катетера.
Готово. Теперь при потере давления кровь оттуда не хлестнет. Водометы на полную мощность, черт с ней, с глюкозой. Серебристая поверхность моря приближалась стремительными толчками, наконец мы пробили ее, но, судя по цифрам хронометра, времени на всплытие ушло больше двух минут. Я очень боялся, что Рипли потеряет сознание и не сможет самостоятельно освободить легкие от «рассола». Но, пробив кинжалом хитин ее шлема, я понял, что ошибался. Начальница открыла глаза, напряглась и выплеснула изо рта первую порцию жидкости. Закашлялась, изо рта и носа у нее вновь ударили струи. Но в конце концов она задышала и бодро хлопнула меня по плечу.
– С тобой можно охотиться, Копуха! – произнесла она.
Впервые новая кличка показалась мне замечательной.
От «Красотки» отчалил спасательный ботик и пошел в нашу сторону.
– Копуха! – вышел на связь Жаб. – Хорошо справился, «Барракуда» не простая мишень. Ладно, первый этап я тебе засчитал, посмотрим, как пройдет остальной экзамен.
От этих слов я немного оторопел. Понятно, что Жаб с чудиной, но не настолько же, чтобы после смертельной опасности как ни в чем не бывало продолжить экзамен!
– Рипли мы подберем, – добавил взводный. – А ты поработай на максимальное погружение. Медленно, осмотрительно, добираешься до глубины в тысячу метров. Задача ясна?
«Так точно», – ответил я жестом и запустил перистальтику скафандра.
Водометы врубать не хотелось, надо дать отдохнуть скотинке, а то работа была на износ. На спине скафандра открылись два ротовых отверстия – «ГАДЖ» экономил бортовой запас глюкозы, поглощая планктон.
