О моральном кодексе японского «боевого холопа»

Как уже, наверно, стало ясным уважаемым читателям, сословие японских «боевых холопов» объединяли и сплачивали в единое целое вовсе не чины и звания, не полученные за верную службу владения и прочие материальные блага, и уже тем более не образ жизни (как раз в этом плане различия между «буси» были весьма велики, ведь самураем был и рядовой «буси», и могущественный «сэйитай сёгун»). Всех самураев сплачивало воедино нечто нематериальное, а именно – представление об идеальном «доблестном муже». Всякий «боевой холоп» стремился к единственной достойной человека его рода, круга, происхождения и положения высокой цели – стать таким «доблестным мужем». Долгий и трудный путь к достижению этой высокой цели самурайские идеологи и обозначали уже упоминавшимся нами выше термином «бусидо», «путь воина».

«Бусидо» был основным моральным законом, кодексом идеального поведения воина, руководствуясь которым, жил в этом мире самурай. Можно даже сказать, что «бусидо» со временем превратился в нечто вроде специфической, сугубо самурайской «религии» (если рассматривать «религию» в ее исконном значении, означающим полатыни: «то, что объединяет», «то, что сплавляет», «то, что спаивает воедино»). Все «боевые холопы» державы Ямато старались неукоснительно следовать заветам этой «религии». В каждом отдельном княжестве существовали как общие, так и свои, специфические, правила «бусидо». Прежде всего, всякий «буси» был обязан усвоить три главные, или основные, добродетели:

1. Верность

2. Чувство долга

3. Храбрость.

Отступать от этих главных добродетелей «буси» не должен был никогда и ни при каких жизненных обстоятельствах.

Под верностью кодекс «бусидо» подразумевал самую ценную для самурая добродетель – верность господину (для самурая считалось недопустимым быть слугой двух господ). Ни при каких условиях японский «боевой холоп» не должен был нарушать эту первейшую из всех самурайских заповедей.

В клятве «буси» из упоминавшегося нами выше знаменитого собрания самурайских наставлений начала XVII века «Хакагурэ», говорится:

«Где бы ты ни находился, в горах или под землей, в любое время и везде мой долг обязывает меня охранять интересы моего владыки. Это – становой хребет нашей веры, неизменной и вечной».

Второй главной добродетелью всякого «боевого холопа» кодекс «бусидо» считал чувство долга. Это понятие объединяло в себе несколько моральных заповедей и, прежде всего, долг самовоспитания, требовавший от каждого самурая:

1. Честности («боевому холопу» нельзя было лгать, злословить, совершать бесчестные поступки)

2. Непритязательности (презрения к роскоши, деньгам, прочим жизненным благам)

3. Приличия (соблюдения принятых этических норм, скромности и невозмутимости, строгости и сдержанности в чувствах).

Понятие чувства долга подразумевало не только обязанности «боевого холопа» по отношению к себе самому, но и обязанности по отношению к другим. Это означало, что самурай обязан:

1. Ни перед чем не отступать при исполнении своего долга

2. Быть полезным своему господину

3. Быть почтительным к своим родителям

4. Быть великим в милосердии.

Помимо верности и чувства долга, третьей главной добродетелью «боевого холопа» была храбрость. Под храбростью понималась не только отвага и личное мужество «буси» на поле боя и вообще в военное время, но и бесстрашие в мирной, обыденной жизни. Этот весьма почитаемый в Стране Восходящего Солнца принцип был еще древним китайским философом Кун Фуцзы, или Кун Цзы («учителем Куном», именуемым европейцами Конфуцием, и жившим предположительно в 552–479 годах до Р.Х.) облечен в форму следующего постулата:

«Всегда непоколебимо делай правое дело».

Этот конфуцианский постулат, кстати говоря, всецело соответствует главному жизненному правилу всякого христианского рыцаря:

«Делай, что должен, и пусть будет, что будет».

Еще одной доблестью всякого японского «боевого холопа» считалась непоколебимая верность правилу «самурай мало говорит и много делает».

Для истинного «буси» всякое промедление считалось недопустимым. Любой воин был обязан, не задумываясь, заступиться за правое дело, даже если благородный поступок может стоить ему жизни. Ведь, как следует из кодекса «бусидо», «правое дело – все, жизнь – ничто».

И здесь мы с вами, уважаемые читатели, подошли к самой сути самурайской морали: поскольку в соответствии с кодексом «бусидо» обстоятельства в любой момент могли потребовать от «боевого холопа» пожертвовать собственной жизнью, всякий уважающий себя, чтущий память своих доблестных предков и ценящий свое сословие «буси» должен осознавать, что жизнь не имеет никакой ценности («жизнь – ничто»). «Хагакурэ», которое мы уже не раз цитировали, учит:

«Путь воина означает смерть. Когда для выбора имеются два пути, выбирай тот, который ведет к смерти. Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочел, и иди!»

Поэтому всякий японский «боевой холоп» был готов беззаветно проливать свою кровь и отдать саму жизнь, если того требует его долг.

Самурайство заимствовало стоическое терпение и презрение к смерти от буддизма (особенно на него повлиял дзэн-буддизм); религиозное почитание своей земли и своего суверена – от синтоизма; социальную модель, ритуальность поведения (а на ранних стадиях и определенную литературно-художественную культуру – от конфуцианства). Таким образом, «бусидо», при ближайшем рассмотрении, представляет собой не самобытное порождение исключительно «японского духа», но весьма сложную амальгаму. Сплав взглядов, заимствованных из разных учений, два из которых (буддизм, в своей форме, именовавшейся в Китае, как мы знаем, «чань-буддизмом», а в Японии – «дзэн-буддизмом», и конфуцианство) пришли на Японские острова из континентального Китая (в значительной степени – через Корею, как и многое другое).

Два основных момента всегда поражают всякого, кто знакомится с историей самурайского сословия. Во-первых, как нам уже известно, у японских «боевых холопов» с давних времен существовал обычай отрезать голову поверженному противнику. Самураи старались пленных не брать, трофеи их интересовали мало; главная цель и наивысшая радость для них заключались в том, чтобы добраться до сильного противника, сразить его, отрубить убитому голову и поднести ее в дар своему господину. Возможно, этот обычай «охоты за головами» восходит к эпохе войн в Древнем Китае, где воин получал повышение по службе, если добывал в бою и приносил своему военачальнику голову (или правое ухо) знатного врага. Кстати, аналогичный обычай существовал и у татаро-монголов эпохи Чингисидов (как мы знаем, довольно быстро окитаившихся, после покорения ими Китая). Так, например, после уже неоднократно упоминавшегося нами выше разгрома монголо-татарскими полководцами хана Батыя объединенного войска силезских, польских, немецких и орденских рыцарей в 1241 году при Лигнице (Легнице, Вальштатте) вечером к шатру монголо-татарского главнокомандующего торжествующие победители приволокли девять огромных окровавленных мешков, доверху наполненных отрезанными ушами христианских рыцарей, павших в бою. Отсюда идет и широко известное в Японии по сей день изречение: «Взял голову и получил повышение».

Во-вторых, японские «боевые холопы» отличались редкостным хладнокровием, с которым они расставались с собственной жизнью. Самоубийство было чрезвычайно широко распространено в самурайской среде уже с XI века; обычай велел верному вассалу добровольно уходить из жизни, если умирал его господин (это называлось «смертью вослед»); смерть от своей собственной руки также служила средством избежать позора и бесчестья; способом продемонстрировать свои самоконтроль и выдержку в экстремальных обстоятельствах. В этой связи обычай вспарывать себе живот («сэппуку», или «харакири») должен рассматриваться не как экзотический способ ухода из жизни, но как традиционная, последняя в земной жизни, демонстрация собственной доблести. Добровольно убивая себя столь мучительным способом, самурай показывал, что он не трус, выбирающий «легкий и быстрый» выход из сложившейся безвыходной ситуации, но истинно благородный и праведный муж, обладающий подлинной силой духа даже перед лицом самых неблагоприятных обстоятельств.

Вскрытие себе живота (а вскрывать живот предписывалось определенным зигзагообразным движением) далеко не всегда приводит к немедленной смерти самоубийцы, она бывает долгой и грязной. И потому очень часто при ритуальном самоубийстве «боевого холопа» присутствовал «помощник», или «секундант» («кайсяку»), избавлявший «буси»-самоубийцу от неприятных последствий этого жестокого акта, когда могло произойти что-то некрасивое, грязное, непристойное, грозившее омрачить последние минуты благородного воина и торжественность момента. О «сэппуку» у нас будет еще подробнее рассказано далее.

Не случайно в XVIII веке «боевой холоп» Цунэтомо Ямамото признавался:

«Я постиг, что путь самурая – это смерть».

Постоянная память о смерти (характерная и для некоторых других, в том числе западных, элитарных групп или сообществ – например, для «вольных каменщиков», или масонов, одним из главных девизов которых является «Memento mori», то есть, «Помни о смерти», одним из главных символов – человеческий череп или скелет с надписью «Ты сам таков будешь» и т.д.) порождает некоторый сентиментальный настрой. В Средние века в некоторых вариантах «бусидо» были распространены наставления по занятиям изящной словесностью, в первую очередь – поэзией. В этих наставлениях утверждалось, что умение составить возвышенное стихотворение перед самоубийством (или просто перед лицом смертельной опасности) подчеркивает величие самурайского духа и его способность возвышаться и над смертью, и над жизнью.