Книга: Гунны – страх и ужас всей Вселенной
Назад: 4. Жизнь Аттилы после смерти
Дальше: Сноски

Приложения

Приложение 1

Правители державы европейских гуннов

• Баламбер (у Гумилева: Баламир): 360–378 гг. п. Р.Х.)

• Басих и Курсих (?)

• Ул(ь)дин: до 409 или 410 г.

• Донат: до 412 г.

• Харатон: упоминается под 412 г.

• Октар (совместно с Ругилой): 412–430 г.

• Ругила: 412–434 г.

• Мундзук: 390–434 гг.

• Бледа (совместно с Аттилой): 434–444 гг.

• Аттила: 434–453 гг.

• Эллак: 453–454 гг.

• Хормидак: ? – 466 – ?

• Денгизик: 454–469 гг.

• Тулдила

• Эрнак.

Приложение 2

Обсуждение в ученом совете ИИМК книги А.Н. Бернштама «Очерки по истории гуннов» // «Советская археология», XVII, 1953. C. 320–326

Вышедшая в 1951 г. в издании Ленинградского государственного университета книга А.Н. Бернштама «Очерки по истории гуннов» подверглась справедливой суровой критике. В декабре 1951 г. на совместном расширенном заседании сектора Средней Азии и Кавказа ИИМК и кафедры археологии Ленинградского государственного университета почти всеми выступавшими концепция автора о «всемирно-историческом значении гуннского похода на запад» и о «всемирно-исторической роли Аттилы» была резко осуждена как порочная и вредная. В 1952 г. на книгу Бернштама были опубликованы рецензии в журналах «Большевик», №11 (З.В. Удальцовой), «Вопросы истории». №5 (А.X. Рафикова) «Вестник древней истории», №1 (Н.Я. Мерперта и Л.Р. Кызласова), свидетельствующие о том, что немарксистская антиисторическая позиция Бернштама в вопросах истории гуннов самым решительным образом осуждается всей передовой советской научно-исторической общественностью. Статья в журнале «Большевик» определяет книгу Бернштама как порочную, содержащую крупнейшие идейно-теоретические ошибки.

27 июня 1952 г. на заседании Ученого совета ИИМК состоялось обсуждение книги А.Н. Бернштама «Очерки по истории гуннов» и рецензии на эту книгу, помещенной в журнале «Большевик». Все выступавшие согласились с анализом книги, данным в статье З.В. Удальцовой, и целиком присоединились к оценке книги Бернштама как идейно порочной.

На заседании выступил С.В. Киселёв, который подчеркнул, что гунны снискали себе печальную известность в мировой истории. Их грабительские набеги наносили огромный ущерб трудолюбивому китайскому народу. Древний Китай уже в VI-V вв. до н. э. вынужден был огромную массу труда затрачивать на строительство пограничных укреплений (с III в. называемых Великой Китайской стеной). Продвигаясь на запад, гунны нанесли огромный урон народам Средней Азии, Северного Кавказа и Причерноморья. Их путь по Европе был также отмечен насилиями, грабежом и разорением городов, и только битва на Каталаунских высотах близ г. Тура положила этому конец. Классическое определение разрушительной роли гуннов дал И.В. Сталин, сравнивший 6 ноября 1943 г. орды Аттилы с гитлеровцами, которые «вытаптывают поля, сжигают деревни и города, разрушают промышленные предприятия и культурные учреждения».

Вопреки историческим данным Бернштам пишет: «Гуннское нашествие разбудило варварские «запасы» племён, сломивших Рим, и в этом заключается всемирно-историческое значение гуннского похода на запад, в этом заключается всемирно-историческая роль Аттилы» (стр 162). Это утверждение смыкается с реакционными теориями буржуазной историографии: во-первых, с писаниями так называемых «евразийцев», среди которых в 20-х годах активную роль играли белоэмигранты, группировавшиеся вокруг «Евразийского издательства», и, во-вторых, с фальсификаторскими измышлениями турецких историков-националистов, которые в своём стамбульском журнальчике «Беллетен» из номера в номер печатают бредовые статьи о превосходстве «турецкой расы». Особенно большое значение в истории они придают гуннам, являющимся, по их ничем серьёзно не обоснованному мнению, прямыми предками современных турок. Утверждение Бернштама о том, что гуннское нашествие будто бы «разбудило» варварские племена для борьбы с Римом, является грубым искажением действительности. Всякому известно, что гуннскому походу 451 г. предшествовала многовековая борьба европейских племён с империей, раздираемой внутренними противоречиями. Ещё задолго до Аттилы сокрушительные восстания рабов и «варварские завоевания» расшатали до основания рабовладельческий строй. В 410 г. самый Рим был взят Аларихом. Нападение гуннов на Европу скорее задержало агонию рабовладельческой империи, так как отвлекло европейские племена на защиту от гуннского разорения.

Далее, Киселёв отметил, что Бернштам пытается обосновать «прогрессивную всемирно-историческую роль» гуннов тем, что они якобы «были прежде всего теми варварами, которые, по определению Ф. Энгельса, «вдохнули новую жизненную силу умиравшей Европе» (стр.163). Здесь налицо грубая передержка: Энгельс нигде не приписывал такой роли гуннам. Наоборот, Энгельс, а вслед за ним советские историки давно доказали, что в сложении новых феодальных отношений в Европе, наряду с процессами разложения рабовладельческого строя, большое значение имели движения против Рима и Византии местных кельтских, германских и славянских племён. Эти племена несли с собой прогрессивные виды хозяйства и общинные формы социальных отношений. Именно это обстоятельство до предела ясно выражено в словах Энгельса: «Между римским колоном и новым крепостным стоял свободный франкский крестьянин» 1. Кочевники-гунны, в условиях переселения жившие главным образом за счёт грабежа, имели гораздо более отсталые формы хозяйства и общественных отношений. Все попытки Бернштама изобразить их чуть ли не просветителями «варварской Европы» явно несостоятельны. А его заявление о том, что гунны несли будто бы с собой «черты древнейших государственных образований Средней Азии и, может быть, Китая», представляет собой лишь фантазию, почерпнутую всё из тех же мутных «евразийских» источников.

Не прав А.Н. Бернштам и в своей попытке изобразить гуннов освободителями Европы, возглавившими поход на Рим. Действительно, в их войске в 451 г. были отряды покорённых ими европейских племён. Однако характерно, что не Рим, а вся «варварская Европа» встала с оружием против гуннов. В войсках Аэция против гуннов сражались, помимо римлян, визиготы, арморикане, саксы, савойские бургунды, рипуарские франки и другие племена. А как только гунны потерпели поражение, их покинули и те европейские племена, которые были принуждены к участию в походе Аттилы.

Такова первая группа ошибок Бернштама, наглядно показывающих, к чему приходит исследователь, не считающийся с марксистской историографией: он плетётся в хвосте историографии буржуазной.

Вторая группа ошибок Бернштама, отметил далее Киселёв, проистекает из того же невнимания автора к положениям марксизма-ленинизма, к росту советской науки. Его книга была подписана к печати спустя ровно год после того, как состоялось историческое выступление И.В. Сталина по вопросам языкознания, нанёсшее решительный удар немарксистскому, вульгаризаторскому, так называемому «новому учению» о языке академика Марра. Широко известно, что Бернштам первое время после языковедческой дискуссии высказывался за необходимость сохранения части «марровского наследства» и отказался от этого только под влиянием критики со стороны большинства советских археологов. Рассматриваемая книга показывает, что автор её отказался от своих марровских взглядов только на словах, а на деле сохраняет в своей работе порочные идеи Марра, продолжая пользоваться его наиболее вредными, вульгаризаторскими положениями. Это прежде всего марровская «теория стадиальности», правда, местами завуалированная срочной подменой марровского термина «стадия» употребляемым в том же смысле словом «период». Уцелели у Бернштама и марровские стадиальные метаморфозы. Так, его тяньшанские саки «переоформляются» в тюрков, а припамирские саки – в иранцев (стр.89–90). При этом он аргументирует главным образом выводами из своих же прежних промарровских статей, не считая нужным подвергнуть их самокритическому разбору. В наличии у Бернштама и марровская «теория о классовом языке» (стр.9, 148,166–167). Совсем как Марр, отыскивает Бернштам «скрещённые» этнические термины в духе анализа по четырём элементам. Та же антинаучная марровская эквилибристика продолжает применяться Бернштамом при «исследовании» эпических произведений. Таким путём, например, доказывается, что мифическая Ай-каган (Луна-каган) древнетюркской легенды – «это образ женщины-мужчины – Иштари» (стр.66), той самой Иштари, в которой Марр и его «ученики» видели общий для всего человечества образ на определённой стадии развития языка и мышления.

Вся эта марровская путаница служит основой для третьей группы неверных взглядов Бернштама. Выше уже отмечено, что его утверждения о прогрессивности исторической роли гуннов близки к аналогичным взглядам историков-пантюркистов. То же следует сказать и о другом выводе книги А.Н. Бернштама, всецело базирующемся на его марристских упражнениях и полностью игнорирующем современное понятие советских языковедов о языке-основе. Как и в своих прежних марровских работах, и в рассматриваемой книге автор продолжает говорить о будто бы существовавшем в VI-VIII вв. тюркском народе на Орхоне и Енисее. Между тем такого народа тогда не существовало. История в VI-VII вв. знает несколько тюркоязычных народов: прибайкальские курыкане, уйгуры, енисейские кыргызы, алтайские тюрки, захватившие Орхон в VI-VII вв., и ряд других, населявших область к западу от Алтая. Работы советских тюркологов показали, что каждый из этих народов имел свою длительную историю и отличался особенностями своего развития. Зато «учёные»-пантюркисты всячески пропагандируют существование мифического единого тюркского пранарода (в самом реакционном, расистском смысле этого понятия), от которого будто бы произошли современные турки, являющиеся, по словам пантюркиста Афета, «самым первым и высококультурным народом человечества».

Помимо главных ошибок книги А.Н. Бернштама, в ней имеется ещё масса противоречий и неточностей, свидетельствующих либо о невежестве автора, либо о неуважении его к читателю.

Одной из причин выхода в свет этой порочной книги является то, что её автор упорно не желает прислушиваться к голосу критики, не желает самокритически рассмотреть свои марристские ошибки.

Заканчивая своё выступление, С.В. Киселёв отметил, что те исследователи, которые не желают подвергнуть серьёзной критике свои прежние ошибочные взгляды, допускают новые ошибки. На нашем участке исторической науки за последнее время имел место ряд срывов: неудачное выступление С.П. Толстова с его теорией «лингвистической непрерывности», ошибки А.П. Окладникова в его брошюре «Успехи советской археологии», неправильное освещение М.И. Артамоновым истории хазар и вопроса о происхождении славян, отразившееся в брошюре-лекции, изданной Ленинградским отделением Общества по распространению политических и научных знаний, и в особенности допущенные им ошибки в докладе, прочитанном летом 1952 г. на пленуме Института археологии АН УССР в Киеве. К этому нужно прибавить книгу К.М. Колобовой «Из истории раннегреческого общества», изобилующую марровскими установками, и последние работы Б.А. Куфтина о Колхиде, пронизанные марристскими «идеями». Эти факты свидетельствуют о том, что необходимо продолжать критическую работу, что нельзя самоуспокаиваться и считать, что с марровскими ошибками уже покончено.

Н.Я. Мерперт в своём выступлении присоединился к оценке книги А.Н. Бернштама как порочной и указал на ошибочность попытки её автора представить гуннов как носителей новой передовой культуры и социальных отношений. Бернштам тщится подвести экономическую базу под гуннскую культуру, которой гунны якобы осчастливили народы Восточной Европы и Дальнего Востока, пытаясь доказать, что гунны не были только кочевыми скотоводческими племенами, что по крайней мере часть из них занималась земледелием. Для подобных утверждений нет оснований. Автор указывает на археологические находки в Бурят-Монголии. Однако находки эти, как показало их исследование, свидетельствуют о том, что земледелие, приписываемое Бернштамом гуннам, на самом деле было делом рук китайских пленных, захваченных гуннами во время их походов; эти находки свидетельствуют о наличии китайской сельскохозяйственной техники, китайских плугов, китайского инвентаря. Исследование всего комплекса доказало и китайский характер тех поселений, где были обнаружены эти находки. Особо автор останавливается (в первой части своей книги) на роли гуннов по отношению к Китаю, считая, что становление феодальных отношений в Китае является чуть ли не целиком результатом гуннского нашествия. В китайской историографии существовали и существуют до настоящего времени две точки зрения на время возникновения феодализма в Китае. По одной из них, оно относится к рубежу двух эр и связано с гуннским нашествием; по другой – феодализм в Китае значительно древнее (почти на 1000 лет). Бернштам следует в своей книге первой теории. Между тем, есть прямые указания вождя китайского народа Мао Цзе-дуна, доказывающие справедливость противоположной теории.

В этом отношении чрезвычайно интересны те переводы с китайского из не опубликованных ещё у нас сочинений Мао Цзе-дуна, которые приведены в «Вопросах истории»: «Начиная с династии Чжоу и Цинь, Китай представлял собой феодальное общество, его политика была феодальной политикой, его экономика была феодальной экономикой, и его культура, отражая эту политику и экономику, была феодальной культурой».

«Этот феодальный строй, – пишет Мао Цзе-дун в другой статье, – начиная с династий Чжоу и Цинь растянулся более чем на три тысячи лет… В течение трёх тысячелетий китайское общество было феодальным обществом» 1. [ вторая сноска с тем же номером ]

Следовательно, гунны нанесли огромный вред Китаю, который стоял несравненно выше по своему социальному и культурному развитию. Следовательно, гунны ни в какой мере не способствовали и не могли способствовать развитию феодализма в Китае и крушению рабовладения, которое произошло на много веков раньше.

Далее следует разобрать вопрос о связи восточных и западных гуннов, неотделимый от основного вопроса – об оценке завоеваний гуннов. Происхождение западных гуннов до сих пор неясно, причём буржуазная наука полностью доказала своё бессилие разрешить этот вопрос. Достаточно указать на вышедшую в 1948 г. в Оксфорде последнюю и, пожалуй, лучшую работу буржуазного учёного Томпсона – «История Аттилы и гуннов». Томпсон подверг более тщательному, чем Бернштам, анализу все письменные источники по истории западных гуннов. Автор пытался рассмотреть и экономику гуннов, и их социальный строй. Он использовал марксистскую литературу, но не смог оторваться от основных традиций буржуазной науки. Вопрос о связи западных гуннов с гуннами восточными Томпсон просто не берётся решить. «В этой книге, – пишет Томпсон, – мы, подобно тому как делали римляне, довольствуемся началом истории гуннов не в Монголии, а в бассейне Кубани, сознавая, что о них ничего не известно вплоть до конца IV века, когда они напали на остготов». Такое утверждение, традиционное для буржуазной науки, является результатом полного игнорирования достижений советской науки. Советская наука позволила наметить ряд следов, оставленных гуннскими племенами при движении на запад. Казалось бы, Бернштам, который сам много работал в Средней Азии, должен был выступить против агностицизма и метафизических построений буржуазной науки. В его руках был большой материал, достаточный для того, чтобы разрешить вопрос о связи восточных и западных гуннов с позиций марксистско-ленинской науки. Однако в его книге этот вопрос не только не разрешён, но представлен в полностью извращённом и запутанном виде.

Явное влияние антинаучных, вульгаризаторских «теорий» Марра сказалось в утверждении Бернштама об «автохтонном» происхождении западных гуннов и аваров и в других положениях автора. Перечисление и краткий анализ первых упоминаний племён с именем гуннов в пределах Восточной Европы послужили основанием для следующего вывода: «…можно предполагать, что образование союза кочевников, известного под именем гуннов, в дальнейшем аваров (для Азии – гунн-эфталитов), объединение их на юге Восточной Европы, было процессом автохтонным, в котором возникновение местного объединения кочевых племён сочеталось с нашествием кочевников-гуннов с Востока, причём нашествие с Востока не положило начало гуннскому периоду на Западе, а лишь ускорило процесс образования племенных союзов Восточной Европы, и восточные гунны дали имя этому новому племенному объединению». Всё это полностью извращает процесс создания в Восточной Европе гуннского племенного союза. История конкретных племён исчезает и превращается лишь в фактор, ускоривший процесс образования местных союзов, неизвестно по какой причине принявших наименование гуннов. Автор говорит о сочетании местного объединения племён с азиатскими, однако конкретные формы этого сочетания им не выяснены. Конечно, местные племена и союзы племён сыграли какую-то роль в создании гуннского союза. Но это была не та роль, которую подчёркивает Бернштам, не созидательная роль в деле создания союза, – это была борьба племён против гуннов и против созданного ими союза.

У Бернштама западные гунны оказались оторванными от восточных. Связь между ними не установлена и конкретно не обоснована. И фактически в решении вопроса о происхождении западных гуннов Бернштам не разбил агностицизма буржуазной науки, чего следовало ожидать, а лишь подменил его построением в духе псевдонаучных «теорий» Марра. Гунны потеряли конкретное содержание, перестали быть конкретной племенной группой, превратившись в своего рода стадию, пройденную автохтонными племенами.

Путаница в решении вопроса о связи западных гуннов с восточными вытекает из противоречий и грубых ошибок в социальной характеристике гуннского общества. Не выявлены основные социально-экономические причины движения гуннских орд на запад. Основной причиной переселения и грабительских войн гуннов явился рост социальных противоречий внутри их общества, возможность известной разрядки которых гуннская верхушка видела в завоевательных походах.

Те конкретные ошибки в изложении фактов, которые допускает Бернштам, дискредитируют советскую историческую науку, и относиться к ним, как к мелочам, нельзя. Взявшись писать о западных гуннах, он не использует подлинных источников, цитирует римских и византийских писателей не по боннскому изданию, а из вторых рук, главным образом по Шриттеру и Шафарику. Отсюда ряд ошибок. Так, автор пишет, что в 451 г. второе наступление гуннов было отбито Аэцием Теодориком около г. Труа на Марне. Ни г. Труа на Марне, ни Аэция Теодорика никогда не было. Аэций Теодорик – это два человека: римский полководец Аэций и вестготский король Теодорик. Город Труа стоит на Сене. Но место сражения в разных источниках локализуется по-разному: в одних указывается, что битва происходила возле г. Труа на Сене, в других – возле г. Шалона на Марне. Бернштам смешал эти сведения и получил г. Труа на Марне. Используя второсортные пособия, Бернштам пришёл к заключению о втором наступлении гуннов. Было одно наступление, одна кампания, но так как она в разных источниках описывается по-разному, Бернштам говорит, что кампаний было две.

Создание подлинно марксистской истории гуннов крайне важно для истории нашей страны и для мировой истории. Отсутствие такой истории – большой пробел внашей историографии. Но, к глубокому сожалению, книга А.Н. Бернштама не восполняет этого пробела; более того, она извращает историю гуннов, она порочна по основной своей идее, и без преодоления, без разоблачения порочных положений Бернштама создание подлинной истории гуннов невозможно.

На заседании Учёного совета ИИМК выступил также Е.И. Крупнов, который указал на то, что исследование Бернштама очень поверхностно, что автор-археолог должен был уделить большее внимание памятникам материальной культуры гуннов. Между тем, единственная глава, посвящённая этой теме, написана очень плохо и не даёт возможности представить себе комплекс материальной культуры, который можно было бы с полным основанием именовать гуннским.

На заседании были оглашены представленные в письменном виде выступления Л. Викторовой и В.П. Шилова.

Л. Викторова отметила ряд недостатков в книге А.Н. Бернштама. Так, между заглавием книги и её содержанием существует несоответствие. Читатель не находит в ней полной истории гуннов, но зачем-то включена история жужан, которые к гуннам почти не имели отношения и существовали значительно позже.

Бернштам пользуется неверным методом: он делает теоретическое построение, а затем привлекает лишь те факты, которые могут подтвердить это построение. Нужно же было делать выводы из конкретного археологического материала и показаний письменных источников.

Автором совершенно не учтены труды китайских историков, посвящённые гуннской проблеме. Такие труды есть, и при исследовании истории восточных гуннов нельзя с ними не считаться, так как никакие западноевропейские исследователи не знают восточных гуннов лучше, чем их соседи – китайцы.

С тезисом о классовой борьбе у гуннов, который имеет место в книге А.Н. Бернштама, вряд ли можно согласиться, так как сам же автор считает гуннское общество племенным союзом, т.е. стоящим на ступени разложения первобытно-общинного строя и только начала выделения различных группировок, которые оформляются в класс значительно позже.

Тезис о прогрессивности гуннов порочен. Китайский народ сам оценил роль гуннов в своей истории. В работе китайского историка Цзан Бо-дзяня приведён большой фольклорный китайский материал гуннского времени о гуннских завоеваниях. Все песни и стихи этого периода – это буквально плач, вопль народа, воспринимавшего гуннские нашествия как стихийную катастрофу. Поэтому роль гуннов приходится оценивать резко отрицательно.

В.П. Шилов, основываясь на результатах раскопок Иволгинского городища и других памятников, показал, что земледелием у гуннов занимались не сами гунны, а бежавшие сюда китайцы и военнопленные, а также другие местные осёдлые племена. Поэтому сам собою отпадает вопрос о существовании сельской общины у гуннов, а следовательно, и проблема прогрессивной роли гуннов в падении рабовладельческих обществ.

Участники заседания Учёного совета ИИМК отмечали, что за выход в свет порочной книги А.Н. Бернштама несёт ответственность и коллектив ИИМК, так как заведующий ЛОИИМК М.М. Дьяконов был редактором книги, старший научный сотрудник ЛОИИМК проф.

М.И. Артамонов рекомендовал книгу для печати, а старший научный сотрудник М.А. Тиханова дала положительную рецензию на книгу до её опубликования. Ленинградскому коллективу ИИМК необходимо обратить самое серьёзное внимание на идеологическую сторону своей работы и особенно на сектор Средней Азии и Кавказа, в котором не развёрнута критическая работа, вследствие чего члены сектора медленно преодолевают марристские заблуждения.

В заключительном слове член-корр. АН СССР А.Д. Удальцов отметил, что книга А.Н. Бернштама «Очерки по истории гуннов» содержит настолько серьёзные ошибки и извращения, что выход её в свет дискредитирует нашу науку. Нужно отвергнуть мнение, высказанное М.И. Артамоновым при обсуждении книги А.Н. Бернштама в Ленинграде, о том, что вопросы, затронутые автором, дискуссионны и что можно рассчитывать на продолжение дискуссии по этим вопросам в дальнейшем. Было бы странно открывать дискуссию в защиту тех взглядов, которые высказал Бернштам, в то время как для всех ясна порочность его книги о гуннах. Только безответственностью автора, редактора и рецензентов можно объяснить появление в свет книги, содержащей серьёзные политические ошибки. Автор ни на шаг не подвинул вперед разработку гуннского вопроса па основе марксистско-ленинской методологии, а наоборот, оказался в хвосте буржуазной историографии, отстаивая вредные и ошибочные взгляды, давно отвергнутые советской наукой.

В своей резолюции Учёный совет ИИМК отметил, что новые идейно-теоретические срывы и ошибки, совершённые Бернштамом, не случайны, так как известно, что в прошлом он был одним из убеждённых последователей Марра и его «нового учения» о языке. Даже после выхода в свет гениальных трудов товарища Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», с предельной ясностью обнаживших всю порочность яфетической «теории» Марра, Бернштам на заседании Учёного совета ЛОИИМК ратовал за сохранение части «марровского наследства». Несмотря на наличие в своих старых работах грубейших ошибок марровского толка (о классовости языка, о стадиальности, о скрещении этнических элементов и пр.), во всех своих последующих публичных выступлениях и в ряде подготовленных к печати статей, посвящённых тюркскому этногенезу и «критике» яфетической теории, Бернштам не показал, что он подлинно самокритически и до конца осознал свои ошибки и заблуждения, связанные с не преодоленным им ещё влиянием марровщины.

Никакого урока для себя не извлёк Бернштам и из двухдневного критического обсуждения его книги «Очерки по истории гуннов», состоявшегося на совместном расширенном заседании сектора Средней Азии и Кавказа ИИМК и кафедры археологии ЛГУ в декабре 1951 г. Судя по выступлению Бернштама на этом заседании, автор склонен отстаивать правильность своих тезисов и считать необходимым дальнейшее обсуждение гуннского вопроса. Учёный совет ИИМК АН СССР осудил неправильную позицию Бернштама и предложил ему в самое ближайшее время подготовить выступление в печати с подробным анализом и критикой своих собственных ошибок марровского толка; написать по гуннскому вопросу статьи, отражающие отношение автора к критическим высказываниям, сделанным при обсуждении его книги о гуннах. Необходимо, чтобы Бернштам проявлял больше чувства ответственности перед читателями при использовании в своей научной работе разнообразных исторических источников.

Одновременно Учёный совет осудил линию поведения М.М. Дьяконова, М.И. Артамонова, М.А. Тихановой, несущих ответственность за появление в свет порочной книги А.Н. Бернштама.

Учёный совет ИИМК призвал всех научных сотрудников института учесть этот печальный случай поверхностного и легкомысленного отношения к оценке работы, подготовленной к печати, и в дальнейшем самокритически и с большей ответственностью относиться как к подготовке к печати собственных работ, так и к рецензированию статей других сотрудников.

Назад: 4. Жизнь Аттилы после смерти
Дальше: Сноски