Глава 16. Искусство войны, караси и сомы
Без изменений
С каждым шагом градус решительности Бяки снижался. Он и так был близок к нулю, а как только начали подниматься по тропе, вообще в минус ушёл.
— Может переждём до темноты? — робко предложил упырь. — Можно спрятаться в тех корягах, где ты выламывал рукоятку для кирки.
— Спрятаться? Я так понимаю, ты уже пробовал это делать, но не очень-то получилось?
— Ну да. Там негде прятаться. Находят. Гады.
— Нет, Бяка. Забыл, что ли? Мы с тобой сильные и опасные. Сильные и опасные от мелкой рыбёшки не прячутся.
— Караси бывают крупными, — возразил упырь.
— Да, бывают. Крупными и жирными бывают. Это ведь хорошо. Люблю жирную карасятину. И ты полюбишь. И вообще, мы черемшу должны принести сейчас, или не видать нам вечерней каши.
— Доедим хлеб и сало, — мечтательно протянул Бяка. — Надо съесть самим, пока не отобрали. Караси вон там, за вторым поворотом. Они там часто играют, пока меня ждут.
— А почему там? Почему не подходят к тебе на косе? — уточнил я.
— Зачем на косе отбирать? Оттуда им самим придётся нести корзины. А тут я почти до стены сам доношу. Им так удобно.
— Сейчас мы им устроим забавные игры, — зловеще протянул я. — Держи кирку покрепче и сделай такой вид, будто ты сто лет не пил кровь и хочешь заняться этим прямо сейчас.
— Но я не хочу пить кровь.
— А ты представь, что хочешь. Ты всё время этого хотел. Они хотят отобрать у тебя твоё. Но они не поняли, с кем связались. Ты очень хочешь впиться в горло малого Татая. Сладкое нежное горло ребёнка. А потом киркой проломить череп Сатату. С такой силой проломить, чтобы его глаза вылетели и повисли на ниточках. Потом следующий удар, и Таши падает на землю. Лицо его в крови, он воет от боли и собирает по земле свои зубы. А Якос смотрит на всё это, и его штаны становятся мокрыми и тяжёлыми.
— Если я проломлю череп Сатату, он умрёт. За убийство Эш меня на кол посадит. Или повесит под мостом, если будет в хорошем настроении.
— Не надо никого убивать. Просто представляй, что так и будет. Смотри перед собой, у тебя перед глазами должна стоять именно такая картина. Ты должен поверить сам, что мы можем этих Карасей порвать на лоскуты. И даже Эш за это ничего нам делать не станет.
— А почему это не станет? — усомнился Бяка.
— Потому что он сегодня добрый, как никогда.
— Что-то на него не похоже.
— И ещё он побоится со мной связываться.
— Почему побоится?
— Потому что я умею читать и писать. И у меня есть родовая магия: чёрный список. Кого в него запишу, тот умирает долго и мучительно.
— Как? — опасливо уточнил упырь.
— Сначала он гниёт, и трупные черви пожирают всё, что выпирает из его тела: пальцы, нос, уши, руки и ноги. Потом от него начинает…
— Мне хватит, больше я не хочу такое слушать, — побледнел Бяка, что при его меловой коже раньше казалось невозможным.
Задушевная беседа помогла скоротать время пути. Вот, наконец, мы вышли из-за поворота, и я действительно увидел Карасей. Шайка малолеток играла во что-то непонятное, подкидывая короткие палочки над тремя продолговатыми ямками. Все четверо были так увлечены процессом, что сразу нас не заметили. Пожалуй, можно даже рвануть мимо них. Пока очухаются, окажешься метрах в двадцати выше по тропе.
Только какой смысл? Ловкости у меня меньше, чем у Сатата. Догонит запросто. Бяка, вон, убежать от него не может.
Да и вечным отступлением войны не выигрываются.
Поэтому я даже не подумал притормозить или ускориться. В таком же темпе приблизился к четвёрке, и пользуясь тем, что все они были обращены к тропе спинами, коварно пнул под коленку среднего по росту из старшей троицы, и когда тот начал заваливаться, добавил ещё раз, точно в середину обтянутого серыми портками зада.
Вышло удачно, как и рассчитывал. Подросток завалился на грудь среди игровых ямок, приложившись при этом лицом о землю.
— Что за кретинские игры на моей дороге?! — рявкнул я, продолжая движение. — Ещё раз здесь увижу, отправлю на похороны.
Нагло и слишком примитивно. Но это всего лишь дети простолюдинов, предоставленные сами себе. Ноль образования, мышление незамутнённое. Такие по голосу понимают, что к ним обратился сам барин, а не какое-нибудь отрепье обозное. А речь у меня отработанная, а я ведь, как-никак, здешний аристократ. Главное, давить сходу и быстро удаляться. Как только до них дойдёт, что происходит, это всё. Речами уже пронять не получится.
Честную драку со всей шайкой мы не потянем. Тело моё не потяжелело ни на килограмм, суставы болят так, будто их на дыбе пытали, мышцы тоже слезами обливаются. Сказываются последствия резкого подъёма показателей амулета. Здесь не сказка, здесь реальность, и если какой-то атрибут резко подрос, его вместилище старается адаптироваться в максимально кратчайшие сроки. И то, что это сопряжено с негативными ощущениями, преградой не является. Так что, эйфория накрыла только мою голову, а всё, что ниже шеи к военным действиям ещё не готово.
Ну а Бяка страшен только киркой. Которую, увы, он скорее выбросит, чтобы легче бежать было, чем пустит в ход.
Противники нам попались не самые расторопные. Пока поверженный мальчишка жевал землю, остальные ошеломлённо косились то на него, то на нас.
Наконец, самый мелкий, должно быть тот самый Татай, завизжал как девчонка:
— Урод! Урод уходит! Вот он!
Указывая, разумеется, на Бяку.
Ну а я, на ходу чуть обернувшись, ткнул в спутника пальцем и тем же тоном, полным неоспоримого превосходства заявив:
— Заткни пасть. Этот со мной.
— А… ну да… я же не знал, — залепетал Татай.
— Теперь знаешь, — равнодушно бросил я, продолжая шагать наверх.
Сейчас возможны два варианта развития событий. В первом Сатат быстро проанализирует происходящее и попытается нас остановить. На этот случай я знаю что делать, но и подставляться не желаю, потому шагаю пусть и с достоинством, но не сказать, чтобы медленно.
Второй вариант: мозг Сатата не отличается быстродействием. Или его сильно обескуражит появление у Бяки наглейшего спутника.
Дойдя до стены, я, не оборачиваясь, с усмешкой произнёс:
— Он выбрал второй вариант.
— Ты о чём сейчас сказал?.. — приглушённо спросил Бяка.
— О том, что мы сильные и опасные. Видел, как мы их?
— Ну да. Здорово ты Якоса уронил. Я хотел ему ещё добавить, но пожалел.
Великая сила крепостных стен. Стоило Бяке за них зайти, и смелость его в одно мгновение удесятерилась.
* * *
Торговца звали Сом, что, после удачно прошедшей встречи с Карасями, казалось забавным. С рыбиной, являвшейся его земной тёзкой, его также роднили роскошные усы. Ну и упитанное телосложение тоже подходило.
Нас он встретил неприветливо.
Едва мы оказались на пороге склада, который заодно служил ему торговой точкой, как толстяк рявкнул:
— А ну проваливайте, пока я плакать вас не заставил!
— Уважаемый Сом, мы к вам пришли по делу.
— Это какие у вас дела ко мне могут быть? Своровать что-то хотите? Ну, валяйте, вперёд. Я даже ребят Гуго звать не стану, я сам вам руки оторву.
— Мы хотели бы у вас купить кое-что, — продолжал я оставаться вежливым, хотя это стоило мне немалых усилий.
— Ну надо же! Они хотят купить. Да у меня удачный день, такие клиенты на пороге. Только товар денег стоит, а их у вас, шаромыг малолетних, нет и быть не может. Проваливайте, вам сказано!
— Вы ведь принимаете малые символы ци?
Вид у торговца тут же стал слегка заинтересованный. Тут я всё рассчитал верно. Денег у нас и правда быть не может, им неоткуда взяться. А вот ци всем здесь заправляющий ПОРЯДОК раздаёт с элементами непредсказуемости. Иногда может за серьёзное деяние ничего не капнуть, а иногда на ровном месте единичку-другую срубаешь. Так что, самые слабые подростки способны на этой теме заработать. А уже они сами решают, в себя добытое вложить, или обменять на что-нибудь.
Расставаться с тем, в чём так остро нуждаюсь, жалко до слёз. Но это инвестиция в будущее, это то, что может помочь выбраться из мрака бесперспективности.
Если повезёт.
Степенно кивнув, Сом ответил:
— Конечно, принимаю. Но цена на них невелика, это ведь всего лишь малые символы. Чего вам надо-то?
— Крючки рыболовные есть?
— Конечно, есть. Вам какие надо?
— Можно посмотреть на все, что есть?
— За смотр я плату не беру. Но чтобы руками не лапать. Рыбу, стало быть, собрались половить?
Разглядывая предложенный ассортимент, я медленно кивнул:
— Да, хотим попробовать.
— Зряшная затея. Вокруг острова путной рыбы давно уже нет. Только кайты носятся. Они со всей Черноводки собрались, к воде подходить страшно. Так-то они вкусные, а печень у них вообще ух и знатная. Но на удочку не идут. Хоть с донкой, хоть с поплавком, хрен их словишь. И в сети с ловушками тоже не идут. Хитрющие твари.
— Знаю, — снова кивнул я. — И с лодок гарпунами их бить не получается. Неделю назад одну подстрелил охотник. С высоты обрыва заметил и попал из лука. Но она утонула, не досталось ему ничего, кроме малого символа ци.
— Ты же вроде из новых, откуда столько знаешь? — удивился Сом.
— Да так… ушами работать умею.
— А сам откуда? — продолжал допытываться торговец. — Из имперцев будешь?
— Нет, я родился на севере и никогда не был на землях Империи.
— Да ты на больше на крысоволка похож, чем на северянина, — недоверчиво заявил Сом.
— И всё же я северянин. Мне вот эти два крючка можно?
— На кой тебе такие здоровенные крючки? Говорю же, не осталось здесь нормальной рыбы.
— Мне нужны именно такие. И ложки у вас есть? Металлические?
— Прям металлические? Ты что, аристократом решил сделаться? — хохотнул Сом. — Вон, пара медных завалялась.
— Беру обе, — обрадовался я тому, что количество ложек совпадало с количеством облюбованных крючков. — И можно им ручки отпилить?
— А жрать ты ими тогда как будешь? — заинтересовался торговец.
— Есть секретные способы. И ещё вот здесь и вот здесь дырки сделать можно?
— Что-то у тебя совсем странные ложки получаются. Ты что это такое задумал?
— Дырявые ложки, это уже не ложки, это особые амулеты моего рода, для памяти предков, которых до смерти истязали в сырых темницах, — не моргнув глазом, соврал я.
— А чего это их там до самой смерти замучили? Что такое сотворили твои предки? Душегубством промышляли?
— Они были до последнего верны своему господину. А его клан, увы, проиграл войну.
— Ну, тогда да, тогда это дело святое. Верность чтить полагается, всё правильно. Хотя у нас для этого амулеты не нужны, но у всех свои порядки.
— И ещё мне нужна проволока тонкая. Вроде, больше ничего. Найдёте?
— Найду. С тебя за всё четыре малых символа.
Да уж. Совпадением с количеством ложек не ограничилось. Ведь символов ци у меня именно четыре.
Покачав головой, я улыбнулся:
— Мы ударим по рукам, когда на сдачу дадите нам еды.
— Какую сдачу? Нет там никакой сдачи. Сухарей пару дам, и проваливайте.
Да уж, торгуется Сом не очень. Да и цены у него ломовые.
Но это тот случай, когда пройтись дальше по базару не получится. На всю факторию он единственный торгаш с нужными нам товарами. Договариваться с мастерами выйдет дороже.
Очень жаль, что Сом так недружелюбен с клиентами.
* * *
Возвращаться в сарай я не торопился. Сдал заготовленную черемшу, получив от Мегеры щедрую порцию каши. Добрая женщина, не пожалела. Плюс её впечатлило количество душистой зелени. Да и качество тоже, ведь жёсткие основания стеблей упырь теперь не трогал. Срезал повыше, самую сочную часть.
Затем я забрался вместе с Бякой на стену, где, любуясь прекрасным видом на реку и раскинувшейся на левом берегу лес, мы смолотили и кашу от Мегеры, сухари от Сома, и почти всё сало от Румиса. Оставили чуть на завтра, чтобы поутру не браться за дело с почти пустым брюхом.
С кормёжкой надо что-то решать. И решать срочно. Мой организм переживал невиданный подъём. Мускулатура внезапно вспомнила, что ей надо увеличиваться, всё прочее тоже требовало своё, перестраиваясь на новый лад. Чтобы развиваться полноценно, требуется полный набор «кирпичиков»: белки, жиры, углеводы, витамины и микроэлементы. И, конечно же, особые специи Рока, без которых внутренние параметры останутся далёкими от максимальных значений.
Правда, учитывая объём вместилища моего ци, хотя бы в этом отношении ПОРЯДОК сделал исключение (что сейчас играет против меня). И кто знает, может моя ненормальность настолько велика, что и атрибуты поднимутся сами по себе до высших значений.
С ними, в отличие от навыков, всё непросто. Количество атрибутов — это всего лишь цифра. В одной единичке твоей Ловкости может оказаться разное абсолютное количество. Если атрибут развит прилично, тебе на его получение потребуется, допустим, сорок штук малой сути Ловкости. Если он минимален, достаточно и десятка. И вот один человек экономит на специях и потому качает Ловкость быстро, вкладывая минимум. А второй раздул её до состояния дирижабля, тратя в четыре раза больше. И тот и тот могут поднять атрибут до десятки. Но у первого в неё будет вложено сто штук малой сути, а у второго четыреста. И если эта пара затеет схватку, где важна именно чистая Ловкость, без навыков, первый проиграет однозначно.
Потому ни в чём не нуждающиеся аристократы — не простые альфы. Они альфы с завышенными атрибутами.
Не знаю, кто из меня выйдет, и выйдет ли вообще, но если уж начну поднимать свои параметры, надо изначально стараться делать это так, как полагается благородной особе.
Амулет мой, конечно, всего лишь эрзац. Временное решение проблемы. Но не исключено, что вшитые в него атрибуты работают в усиленном режиме. В них, возможно, условно влито если не по максимуму, то близко к нему. Если быстро приведу тело в норму, буду выглядеть приличным омегой на второй ступени просвещения.
И таким пробуду меньше двух месяцев, после чего жизнь моя завершится.
Если не найду выхода из тупика, в который загоняет меня время и неослабевающая утечка ци.
* * *
Основной материал построек фактории — древесина. Как правило — ошкуренные брёвна, подогнанные друг к дружке при помощи единственного инструмента — топора. Сушить ошкуренные стволы полагается долго, на что далеко не всегда находится время. Да и работать со свежим материалом куда проще. Потому большую часть домов и прочих сооружений возводили из сырого леса.
Климат на севере такой же сырой, как этот материал. Потому очень скоро перед обитателями фактории встал вопрос борьбы с гнилью. Решали его традиционным способом. Дожидались засушливого периода и обрабатывали брёвна кисляком.
Точный рецепт этой дряни я не знаю. Но зато прекрасно знаю, что если видишь вёдра с маслянистой жидкостью, держись от них подальше. Их, как правило, держат где-нибудь за углами, где никто не бродит. Там они должны стоять месяц-другой, пока кисляк не дозреет.
При этом жидкость разделяется на несколько слоёв. Верхний — та самая, похожая на тёмное масло. В глубине скапливается тяжёлая фракция, смолисто-чёрная и слегка вязкая, будто не слишком густой кисель. Именно этой липкой субстанцией обрабатывают нижние венцы деревянных построек. Это существенно продлевает им жизнь.
Перед использованием верхнюю фракцию сливают, после чего торопятся выполнить работу. При этом стараются дышать пореже, а ругаться почаще. Последнее обстоятельство я не мог не заметить, а пытливый ум, запертый в неполноценном теле, быстро разузнал о причинах негативного поведения шудр.
Дело в том, что нижние слои кисляка смердели так, что скунсы вешались от зависти. Вонь настолько ужасающая, что эта работа считалась самой не престижной. Даже чистка выгребных ям куда приятнее. Те, кому не повезло этим заниматься, обматывали лица тряпками, пропитанными душистыми зельями и затыкали носы восковыми пробками. Но помогало это мало.
— Высшие силы! — давясь словами, простонал Бяка. — Как же оно воняет!
— А я тебя предупреждал, что ведро надо поднимать осторожно. Если разболтаешь, всё перемешается. Вонь такая пойдёт, что глаза выест.
— Гед, зачем нам это?!
— Супец сварим, — невозмутимо заявил я.
— Суууп?! Неееет! Я не буду есть суп из кисляка! — перепугался упырь.
— А зря, он наваристый получится. Да шучу я, шучу, откуда там навару взяться. Сейчас ещё одно ведро прихвачу, и пойдём.
— Ещё одно ведро?!
— Так тут ведь как раз парочка стоит. Нельзя их разлучать. И вообще, два лучше, чем одно.
— Гед, давай лучше просто пойдём домой. Уже поздно очень, Караси не будут нас караулить так долго.
— Сунь Цзы говорит, что ты не прав.
— Кто он такой? Я его не знаю. Такого в Черноводке нет.
— Говорят, он был мудрецом и стратегом. Много полезного говорил и записи после себя оставил. Знаешь, что он говорил про правила ведения войны?
— Не знаю.
— Он говорил, что главное правило заключается в том, что не надо полагаться на то, что враг не придёт. Полагаться надо на то, что у тебя в руках. То есть на то, с чем его встречать.
— И что у нас в руках?
— Ты сам прекрасно видишь, что в руках у нас вёдра с кисляком. Пошли, пока Караси и правда не устали нас ждать. Кстати, ты не врал, когда говорил, что хорошо видишь в темноте?
— Я ведь упырь. Я вижу лучше тебя. Но вижу плохо. Кошки видят лучше меня. Зато я чую. Кое-что. Чую, что нас будут бить. Наверное, сильно.
— Спокойно, Бяка. Я полководец, а ты мой единственный воин. Я обязан тебя беречь, иначе какой из меня полководец без воинов? Всё будет хорошо, вы в шаге от победы. Только помоги натянуть верёвку, а потом мы заставим наших врагов умыться слезами унижения.
* * *
От осторожно принесённого ведра воняло не так сильно, как из разверзнутой зловонной бездны позади уборной, но всё равно сидеть рядом с ним не очень-то приятно. Однако приходилось терпеть. Увы, сумеречным зрением природа меня не одарила, так что, удаляться от своего главного оружия чревато тем, что не успею его применить в нужный момент.
Ведро под одной рукой, а другая ухватилась за уголок разодранного мешка, накинутого на здоровенную клетку со светляками. Она должна висеть на углу крепости, но я решил, что если переместить её метров на десять, ничего страшного не случится. К тому же именно в это время происходит пересменка в главной башне, следовательно, глазастым наблюдателям некоторое время будет не до меня и моих тактически замыслов. Да и эта часть фактории располагается частично в мёртвой зоне. Не зря же именно здесь я решил дать Карасям главный бой.
Начало сражения со своей позиции я видеть не мог, зато мог предполагать, что именно там происходит. Четвёрка недругов, расположившихся у сарайчика, изнывала от нетерпения, ожидая, когда же мы наберёмся смелости и покажемся. Ничего поумнее столь примитивной засады они придумать не смогли. А сейчас, в полной темноте, им становится холодно и неуютно. Невольно закрадывается желание наплевать на всё и отправиться спать. Ну а завтра, при свете дня, спокойно выловить наглецов и поступить с ними так, как полагается.
Сидеть во мраке молча — это занятие не для них. Переговариваются о чём-то, убивая время беседой. И за своими словами не слышат, как к ним коварно подкрадывается тот, для кого полной темноты не существует.
И в руках у него страшное оружие.
Глаза диверсанта безошибочно выделяют главнокомандующего вражеской армией. Шаги становятся короче и вкрадчивее. Вот уже он так близко к цели, что противники начинают нехорошо морщится, ещё не понимая, что почуяли запах своего разгрома.
И вот, будто кинжал из-под плаща, из мрака наносится ошеломляющий удар.
Ну, то есть, не совсем удар. Может маленько и стукнуло, тут ведь идеально всё рассчитать сложно. Но вообще предполагалось обойтись без серьёзных физических травм.
Моральных это ограничение, разумеется, не касается.
Я насторожился, расслышав где-то вдали по проходу, который вёл вдоль стены, непонятную возню. Похоже, процесс начался.
А затем в темноте послышался неописуемый крик. В одном мощном звуке слились безумная ярость, непонимание, страх и невыносимое отвращение в сочетании с великой обидой на несправедливость бытия. Удивительно, как много пытается поведать миру человек, после того, как стаскивает с себя наполненное выдержанным кисляком ведро, надетое на голову злодейскими руками.
Но выведенный из строя главнокомандующий — это ещё не вся армия. Не затронутые вероломным нападением бойцы помчались за диверсантом. Благо тот бросился в проход, чуть подсвеченный отблесками пары «биологических светильников» располагавшихся на стене прямо над ним.
Вот и подошло моё время.
Дождавшись, когда мимо не очень-то спешно промчится Бяка, я, больше полагаясь на уши, чем на зрение, дождался, когда один за другим покатились три преследователя. В отличие от упыря, низко натянутую верёвку они не видели и даже не подозревали о её существовании.
Скинув тряпку с клетки, я слегка осветил район намечающегося злодейства. Пнул в бок уже почти поднявшегося Якоса, дабы не забывал про знакомство с моей ногой и заодно завалился на двух своих подельников. А затем потянул за верёвку, набросив на троицу рыболовную сеть, которую они перед этим столь любезно ради нас высушили.
Дальше слегка отхлестал всех троих гибкой веткой, заставляя паниковать, суетиться, принимать опрометчивые решения и, следовательно, безнадёжно запутываться.
А потом неспешно вернулся к фонарю, и подхватил ведро, не забыв перед этим обернуть ладони лопухами, дабы не испачкался.
Примерился и расплескал содержимое на всю троицу, никого не обделив.
У малого Татая оказался очень звучный голос. Да и Сатат, отплевываясь от последствий унижения, продолжал орать что-то невнятное, то и дело срываясь на вой голодающего волка. Со стороны башни засверкали отблески факелов, да и среди домов наметилось движение. Народ тут пуганый, ночной переполох без внимания не остался.
Оставив Карасей разбираться с ситуацией самостоятельно, я последовал по заранее намеченному маршруту отхода. Лишь в одном месте пришлось затаиться, пропуская мимо стражника с зажжённым факелом. В остальном всё обошлось без происшествий. Даже на финише, где изначально предполагал встретить сложности, никого не оказалось. Сатат или сам ушёл дальше по проходу, или его увели к основному месту событий. Голос у него звонкий, узнаваемый, на всю факторию что-то орать продолжает.
Бяку я нашёл на месте. Тот, забившись в угол сарайчика, клацал зубами. Наверное, от избытка положительных эмоций.
Прислушиваясь к шуму на улице, я утомлённо-довольным голосом заявил:
— Мы отогнали врагов от нашего жилища. Ну как тебе битва?
— Они нас за это убьют! Убьют! Если не сегодня убьют, убьют завтра!
— Тут за убийство на кол сажают.
— Вот Эш и убьёт! — не отступал от своего Бяка.
— И за что нас убивать? Мы просто делали свою работу. И делали хорошо. А Караси нам мешали. Вот мы им и объяснили, что нельзя вести себя так плохо.
— Караси нас точно убьют. Точно. И они ещё и Рурмиса приведут, — чуть потише заявил Бяка. — Поймают толпой и убьют.
— Забудь. Им завтра весь день придётся отмываться. А может и послезавтра. Кисляк — это серьёзно.
Не сдержавшись, я рассмеялся.
Бяка несколько секунд пытался предаваться печали, но потом тоже присоединился к веселью.
Вот только смех у него был скорее истерический, чем радостный. Ну да ничего, пообщается со мной подольше, научится радоваться, как нормальный человек. Я его быстро хорошему научу.
А если сам не справлюсь, Караси помогут.
