На улице еще темно, когда я выхожу на тротуар и дверь подъезда захлопывается за мной. Такси ждет у обочины, приглушив свет фар, его силуэт кажется черным в желтом свете уличного фонаря. Водитель смотрит на меня поверх своего журнала, выражение лица у него кислое, лицо изборождено морщинами, которые появляются от постоянной усталости и недовольства.
Я вдруг понимаю, как выгляжу: волосы взлохмачены, вечерний макияж, который я делала накануне, не смыт, вокруг глаз темные круги от туши, темные джинсы, темный свитер… как какая-то преступница, пытающаяся раствориться в темноте. Фраза «Побег с места преступления» вертится у меня на языке, и я бешусь от того, насколько она подходит к моей ситуации.
Шофер выходит из машины и встречает меня у багажника, который уже открыт. Не вынимая сигареты из искривленного презрительной гримасой рта, он спрашивает:
– Американка?
У него такой сильный акцент, что облачко дыма вылетает из его рта с каждым гласным звуком.
Я чувствую, как во мне растет раздражение, но только киваю в ответ, не решаясь спросить, как он догадался и почему так решил. Потому что знаю: чуть что – и я взорвусь, как нарыв на большом пальце.
Он не замечает моей неразговорчивости, а может быть, ему просто наплевать, потому что он берет мой багаж и забрасывает его в багажник без всякого усилия.
Это та же самая сумка, с которой я приехала, я спрятала ее через несколько дней после приезда, потому что она выглядела слишком новой и неуместной в обстановке теплой и уютной квартиры Анселя. По крайней мере я себе тогда так сказала и засунула ее поглубже в шкаф около двери спальни, где она не отсвечивала постоянным напоминанием о том, что я здесь только на время, о том, что мое место в его жизни непостоянно и все закончится вместе с летом.
Открыв пассажирскую дверь, я залезаю в машину и стараюсь не хлопать слишком сильно. Я знаю, как разносятся звуки по ночной улице и как они слышны из окон, а мне совсем не хочется, чтобы он проснулся, вскочил в пустой квартире на постели и услышал, как отъезжает такси от его дома.
Шофер тяжело опускается на водительское сиденье и встречает мой взгляд в зеркале заднего вида.
Я даже не могу сформулировать, что именно чувствую, когда машина трогается с места и медленно едет вдоль улицы. Печаль? Да. Тревогу, злость, панику, разочарование, вину? Да, все это. Не совершаю ли я ошибку? Не станет ли этот побег самым моим неправильным выбором в жизни? Но я все равно должна была уехать, говорю я себе, просто это небольшое отступление от ранее намеченного графика. И даже если бы я не уехала, все равно нужно было бы сделать перерыв, подумать о перспективах, внести ясность… верно ведь?
Я чуть не начинаю смеяться. Да уж, вот чего-чего, а ясности у меня точно нет.
Я так отчаянно пыталась сделать выбор этой ночью, мне нужно было решить, что произошло: ничего особенного или фатальный сбой, нужно было выбрать, уйти или остаться – и при этом чтобы потом не оглядываться назад и не думать: «О боже, ты совершила самую большую ошибку в своей жизни!» Я столько раз меняла решение и столько раз сомневалась, что сейчас не уверена ни в чем. И предстоящие тринадцать часов полета наедине со своими мыслями и сомнениями представляются мне просто пыткой.
По пустым ночным улицам такси едет слишком быстро, и мой желудок начинает сжиматься точно так же, как и в мой первый день здесь, но только на этот раз причины совсем другие. В глубине души я бы, возможно, даже обрадовалась, если бы у меня снова началась рвота, она могла бы заглушить ту боль, которая поселилась у меня внутри с прошлого вечера. Со рвотой все проще – про нее я, по крайней мере, точно знаю, что она пройдет и я смогу закрыть глаза и притвориться, что мир вокруг вовсе не крутится вокруг меня с бешеной скоростью, что у меня в груди вовсе нет огромной дыры с рваными, кровоточащими краями.
Мимо пролетает город с его каменными и бетонными домами, их могучие силуэты высятся на горизонте точно так же, как и сотни лет назад. Я прижимаюсь лбом к стеклу и пытаюсь стереть из памяти наше первое утро с Анселем: каким он был милым и внимательным, и как я волновалась, что все испортила, и что все закончится, даже не начавшись…
Солнце еще не встало, но я уже могу различить деревья и лужайки, которые зеленым ковром окаймляют шоссе, и понимаю, что мы выехали за пределы города. Меня не покидает отвратительное ощущение, что время как будто движется назад, стирая по пути все.
Достав телефон, я нахожу расписание рейсов, захожу на сайт и просматриваю расписание в поисках подходящего рейса. Мое решение уехать выглядит слишком внезапным в чересчур резком свете экрана телефона, прорезающем темноту и отражающемся в моем окне.
Я задерживаю руку над графой «город прибытия» и почти смеюсь над своей воображаемой дилеммой – ведь я знаю, что уже решила, куда мне надо лететь.
Ближайший рейс вылетает примерно через час, и я даже слегка удивляюсь, как легко у меня получается все быстренько оформить и в мгновение ока забронировать билет.
Закончив, я выключаю и убираю телефон и смотрю в окно на убегающий город, который начинает просыпаться.
Из того, что от Анселя пока нет никаких сообщений и звонков, я делаю вывод, что он еще спит. Закрыв глаза, я вижу его, как он спит на покрывале в расстегнутых джинсах. Я помню, как выглядит его кожа в мутном свете уличных фонарей, при котором я собиралась: темные тени подчеркивают черты лица, как будто их обрисовали углем. Я гоню от себя мысль о том, как он проснется и обнаружит, что меня нет.
Такси останавливается, я смотрю на цену на таксометре. Мои пальцы трясутся, когда я достаю кошелек и начинаю отсчитывать деньги: эти нарядные, цветные бумажки все еще выглядят для меня такими чужими, что я инстинктивно прикрываю их ладонью, отдавая таксисту.
В самолете нет ни телефонов, ни почты. Я не оплачиваю Интернет, поэтому ничто не отвлекает меня от бесконечных мыслей об одном и том же. В голове крутится одна и та же драматическая и сводящая с ума картинка: выражение лица Перри, которое превращается из любезного в изучающее, а потом в ненавидящее и пышущее злобой. Ее голос эхом отдается у меня в ушах: она спрашивает, как мне нравится ЕЕ кровать, ЕЕ жених. Я снова как будто слышу торопливые шаги Анселя у себя за спиной, наши резкие слова, и в висках у меня снова начинает бешено стучать кровь.
Не считая нескольких часов сна, которые я все-таки умудряюсь урвать, этот саундтрек сопровождает весь мой полет, и, хотя это кажется невозможным, я чувствую себя еще хуже, когда мы наконец приземляемся.
Словно в тумане, я прохожу паспортный контроль и иду на багажную стойку, где крутится в ожидании меня на ленте моя одинокая огромная сумка. Она уже не выглядит новой, в некоторых местах покорябана, как будто ее кидали и валяли по земле, и это куда больше соответствует моему внутреннему состоянию.
В ближайшем кафе я открываю ноутбук и ищу файл, к которому не прикасалась все лето, под названием «Бостон». Внутри него информация, нужная мне для школы, письма с правилами и расписаниями, которые пришли за последние несколько недель, которые я игнорировала, но аккуратно складывала в папку, обещая себе, что обязательно прочту попозже.
Что ж, судя по всему, попозже – это сегодня.
Чашка кофе придает мне сил, и, чувствуя нарастающее возбуждение от того, что наконец решение принято окончательно, я регистрируюсь на студенческом портале Бостонского университета МВА.
И…
Я отказываюсь от стипендии.
Я отказываюсь от участия в программе.
Я наконец приняла решение, которое должна была принять давным-давно.
Потом я звоню своему бывшему академическому куратору и готовлюсь унижаться.
Я ПРОСМАТРИВАЮ КОЛОНКУ «СДАЕТСЯ» в местной газете.
Частью нашего соглашения о моей учебе было то, что отец оплачивает мне квартиру. Но после того, что я сделала, не думаю, что он станет поддерживать меня, даже если с этого момента я во всем буду идти на компромиссы. Я знаю, что он лучше задушит меня голыми руками, чем даст хоть пенни. И я не могу больше жить, повинуясь его указующему персту. Конечно, пребывание в Париже сильно облегчило мой кошелек, но после беглого обзора объявлений в газете я убеждаюсь, что все-таки несколько вариантов я могу себе позволить… особенно если быстро найду работу.
Я все еще не готова включить телефон и столкнуться с горой сообщения от Анселя (а я уверена, что они меня ожидают, хотя еще хуже, если нет). Поэтому я пользуюсь таксофоном напротив «7-Eleven» прямо рядом с кафе, на улице.
Первой я звоню Харлоу.
– Алло? – отвечает она, явно настороженная незнакомым номером. Я так по ней соскучилась, что у меня слезы вскипают в глазах при звуках ее голоса.
– Эй… – произношу я, и звук получается хриплый и как будто болезненный.
– О боже, Миа! Где ты, черт тебя дери?!! – Следует пауза, и я представляю себе, как она убирает телефон от уха и смотрит на экран, на номер. – Ослиная ты задница, где ты?!!
Я проглатываю слезы.
– Я… приземлилась пару часов назад.
– Ты дома? – восклицает она.
– Я в Сан-Диего, да.
– Так почему ты до сих пор не у меня?!!
– Мне нужно закончить кое-какие организационные моменты.
Например, организовать собственную жизнь. Во Франции я нашла свой путь, а теперь мне нужно не спускать глаз с моей «точки».
– Организационные? Миа, а что случилось с Бостоном?
– Слушай, я все объясню позже, но сейчас… ты не можешь поговорить со своим отцом? – Я всхлипываю. – О моем… об аннулировании брака.
Ну вот и все, вот оно, то слово, которое не давало мне покоя. Произнесенное вслух, оно звучит совсем отстойно.
– О. Значит, все-таки все пошло прахом.
– Все сложно. Так что, ты поговоришь с отцом? Мне нужно сейчас закончить кое-какие дела, а потом я позвоню тебе.
– Пожалуйста, приходи ко мне.
Прижав руку к виску, я изо всех сил стараюсь не плакать.
– Я приду завтра. Сегодня мне нужно привести в порядок мысли.
После долгой паузы она произносит:
– Ладно. Я поговорю с отцом, чтобы он позвонил своему адвокату вечером. И передам тебе, что он скажет.
– Спасибо.
– Тебе что-нибудь еще нужно?
Я снова сдерживаю слезы:
– Не думаю. Я собираюсь найти себе жилье. После того, как сначала заеду в мотель и немного посплю.
– Жилье? Мотель? Миа, так приезжай и оставайся у меня. У меня полно места, а моя сексуальная жизнь явно станет куда более разнообразной и насыщенной, если ты будешь мой соседкой.
Ее квартира была бы идеальным вариантом, в Ла Хойя, между пляжем и кампусом, очень удобно, но, к сожалению, в мой новый план это не вписывается.
– Я понимаю, что говорю как сумасшедшая, Харлоу, но… я все объясню потом. Объясню, почему я поступаю именно так.
После долгой паузы я слышу, как она сдается, и, надо сказать, для Харлоу это удивительно быстро. Видимо, моя уверенность и решимость звучат в моем голосе достаточно отчетливо.
– Ладно. Люблю тебя, Сахарок.
– И я тебя.
Харлоу присылает мне короткий список квартир, которые нужно посмотреть, со своими комментариями по поводу каждой. Я понимаю, что она звонила риелтору своих родителей и просила его подобрать для меня варианты, которые максимально отвечали бы требованиям безопасности, в хороших местах и по хорошей цене. И даже несмотря на то что она не знает, где я хочу жить, я так благодарна ей за эту искреннюю заботу, что готова расплакаться.
Первая квартира, которую я смотрю, хорошая и вполне мне по деньгам, но она слишком далеко от университета. Вторая достаточно близко, можно дойти пешком, но она находится прямо над китайским рестораном. Я целый час сомневаюсь и спорю сама с собой, но в конечном итоге решаю, что все-таки нельзя пахнуть кунг-пао двадцать четыре часа в сутки.
Третья квартира – то, что называется «уютная», меблированная, расположена над гаражом в тихом жилом комплексе и в двух шагах от остановки автобуса до колледжа. И слава богу, потому что после оплаты долгосрочной стоянки в аэропорту я уже не в состоянии заплатить за парковочное место в кампусе. К моему облегчению, квартира выставлена только сегодня утром, потому что в противном случае, я нисколько не сомневаюсь, ее бы уже сняли.
Харлоу просто богиня.
По обеим сторонам улицы растут деревья, и я останавливаюсь около дома, выкрашенного в ярко-желтый цвет. Каменная дорожка пересекает зеленую лужайку, делит ее на две части, а входная дверь темно-зеленого цвета. Тот, кто живет здесь, явно много занимается растениями, потому что двор очень ухоженный, повсюду клумбы и цветники. Это вызывает в моей памяти воспоминания о Ботаническом саде и о том дне, который мы провели там с Анселем, как я учила и тут же забывала французские названия всех растений, как мы гуляли несколько часов за руку, как я предвкушала вечер, когда смогу делать с ним что захочу…
Хозяйка дома, Джулианна, ведет меня внутрь, и там все оказывается почти идеально, все, как я себе представляла. Квартира крошечная, но теплая и красивая, с темными стенами и чистыми белыми потолками. Сливочного цвета диван стоит в центре единого пространства, с одной стороны которого маленькая кухонька с окном, выходящим в общий дворик. Открытая планировка так сильно напоминает мне квартиру Анселя, что сердце больно сжимается и мне приходится прикрыть глаза и сделать несколько глубоких вздохов.
– Одна спальня, – говорит Джулианна и проходит через гостиную, чтобы показать ее мне.
Я иду за ней и заглядываю в спальню. Королевских размеров кровать занимает почти все пространство, если не считать встроенных белых шкафов.
– Вот ванная. Я обычно уезжаю еще до рассвета, так что ты вполне можешь парковаться здесь.
– Спасибо, – благодарю я.
– Туалет маленький, и напор воды ужасный, и я гарантирую, что подростки, которые занимаются газоном, будут абсолютными поросятами, когда увидят тебя, но здесь мило и тихо, а еще есть стиральная машина и сушилка в гараже, и ты можешь пользоваться ими в любое время, – произносит она.
– Прекрасно, – отвечаю я, оглядываясь. – Стиральная машинка и сушилка – это просто волшебно, а поросят-подростков я точно как-нибудь переживу.
– Круто! – Она широко улыбается, а я с отчаянным сердцебиением представляю себе, что уже живу здесь, езжу на автобусе в школу, начинаю строить и понимать свою жизнь в этой маленькой студии над ее гаражом. Мне хочется сказать ей: «Пожалуйста, позвольте мне переехать прямо сейчас!» – но, разумеется, она рациональна и с извиняющейся улыбкой просит меня подождать до результатов проверки моей благонадежности.
– Хотя я уверена, что все будет в порядке, – подмигивает она мне.
МЕНЯ НЕ БЫЛО ВСЕГО НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ, но, регистрируясь в мотеле в своем родном городе, я вдруг ощущаю, что вернулась в город, который сильно изменился с момента моего отсутствия. По дороге я вижу те уголки Сан-Диего, где никогда раньше не бывала, и хотя город кажется мне странно чужим, мысль о том, что теперь у меня есть другое будущее, совсем не такое, которое я себе представляла, меня сильно воодушевляет.
Мама, конечно, убила бы меня за то, что я не поехала домой. И Харлоу хочет меня убить за то, что я не остановилась у нее. Но даже в сумерках и какофонии оживленного шоссе прямо под моим окном я понимаю: это именно то, что мне нужно. Я проверяю свой банковский счет, уже в пятнадцатый раз после прилета. Если я буду экономна, то мне хватит средств до начала занятий в школе, а потом, спасибо моему куратору и человеку, который обеспечил мне доступ к программе МВА, у меня будет маленькая стипендия, которая поможет мне свести концы с концами. Но даже несмотря на то, что плата за студию вполне приемлемая, все равно мне будет очень нелегко, и желудок у меня сжимается при одной мысли, что придется идти к отцу за деньгами. Я ведь не разговаривала с ним больше месяца.
«Ты же замужем? У тебя ведь есть муж, не так ли?» – говорил Ансель, и, господи, этот вечер кажется мне бесконечным. Свернувшись калачиком на простыне, которая пахнет отбеливателем и табачным дымом вместо запаха свежескошенной травы и специй, я изо всех сил стараюсь дышать и не сходить с ума в восемь часов вечера в темном номере мотеля.
Мой телефон становится вдруг очень тяжелым и оттягивает мне карман, и я включаю его, позволяя пальцу нажать наконец на кнопку, которую до этого запрещала трогать.
Он грузится пару секунд, а потом я вижу двенадцать пропущенных звонков от Анселя, шесть голосовых сообщений и еще больше сообщений письменных.
Где ты? – гласит первое.
Ты ушла, да? Твоя сумка пропала.
Ты взяла не все.
Я представляю, как он просыпается, обнаруживает, что меня нет, а потом бродит по квартире, из комнаты в комнату, находя то тут, то там вещи, которые я должна была бы взять с собой и не взяла.
Твоего кольца нет, ты взяла его с собой? Пожалуйста, позвони мне.
Я удаляю сообщения, а голосовые оставляю, в глубине души я хочу их слушать потом, когда мне будет одиноко и я буду скучать по нему. Ну, когда я буду скучать по нему еще больше.
Я пока не знаю, что ему ответить.
Теперь я точно понимаю, что Ансель не может решить все мои проблемы. Он, конечно, облажался, когда не сказал мне правды о Перри и об их прошлом, но я абсолютно уверена, что это было сделано потому, что он просто дурачок, а не потому, что он намеренно собирался скрывать от меня правду. Вот почему нужно как следует узнать человека, прежде чем выходить за него замуж. А если говорить откровенно, то его ложь ведь была выгодна и мне. Я пряталась в Париже, я использовала его и тысячи миль расстояния между Францией и Штатами для того, чтобы не думать о том, что в моей жизни не так: об отце, о ноге, о моей неспособности создать для себя новое будущее вместо того, которое я потеряла. Перри, конечно, самая настоящая сучка, но она была права в одном: единственным, кто двигался вперед в этих отношениях, был Ансель. А я предпочитала сидеть на месте и ждать, пока он придет и покорит мир.
Я перекатываюсь на спину и вместо ответа Анселю пишу сообщение своим девочкам:
«Кажется, я нашла себе жилье. Спасибо за то, что прислала список квартир, Х. Я очень стараюсь сохранять спокойствие».
«Давай мы приедем к тебе в мотель, – отвечает Харлоу. – Мы тут с ума сходим, не понимая, что происходит».
«Завтра», – обещаю я.
«Держись там, – пишет Лола. – Жизнь состоит из таких вот маленьких ужасных моментов, а общая картинка тем не менее получается восхитительная».
«Люблю вас», – отвечаю я.
Потому что она права. Это лето было самым потрясающим из всего, что со мной когда-либо случалось.