15

Дядюшка Альберт влюбился

Место нового логова было идеальным с волчьей точки зрения, но я так не находил – нагромождение валунов мешало моим наблюдениям. К тому же с севера понемногу начали возвращаться карибу, и охотничий азарт полностью овладел тремя моими волками. И хотя они по-прежнему проводили большую часть дня в летнем логове или поблизости от него, ночные походы так изнуряли их, что они только и делали, что спали.

Время тянулось убийственно медленно, но Дядюшка Альберт спас меня от скуки – он влюбился.

Я уже рассказывал, что вскоре после моего первого появления в избушке Майк поспешно уехал к своим и взял всех собак – не из страха (как я было подумал), что они попадут под скальпели, которых у меня было великое множество, – а по той простой причине, что их нечем кормить, когда нет карибу. Весь июнь упряжка оставалась у эскимосов, чье стойбище находилось на территории летнего выпаса оленей. Теперь, когда карибу возвращались на юг, эскимос, державший у себя собак, привел их обратно.

Собаки Майка – великолепные животные местной породы. Вопреки легенде, эскимосские собаки отнюдь не являются полуприрученными волками, хотя вполне возможно, что оба вида произошли от одних предков. Уступая волкам в росте, хаски значительно коренастее, у них широченная грудь и короткая шея; пушистый, как султан, хвост кольцом завит над крестцом. Они разнятся с волками и в других отношениях. Так, в отличие от своих диких родственников самки хаски не считаются с сезоном, и течка у них может наступить в любое время года.

В только что возвратившейся упряжке Майка была сука, у которой как раз начался такой период. Темпераментная от природы и любвеобильная по личной склонности, она перебудоражила всю упряжку и доставила Майку массу хлопот. Как-то вечером он разворчался, и тут меня осенило.

Целомудренный нрав волков не позволил мне расширить свои познания относительно их половой жизни, и, если только я не собирался следовать за ними в течение короткого мартовского сезона спаривания, когда они бродят за стадами карибу, у меня не было никакой надежды заполнить этот пробел в моих наблюдениях.

Из рассказов Майка и Утека я знал, что волки не против смешанных браков. Больше того, они спариваются с собаками при первой же благоприятной возможности, что, впрочем, случается редко, так как собаки обычно либо привязаны, либо работают. Но бывает, что и случается.

Вспомнив об этом, я выдвинул предложение, за которое Майк тотчас ухватился, чем доставил мне большую радость. Он и сам был доволен не меньше моего – ему давно хотелось узнать, что за ездовая собака получится от скрещивания волка с хаски.

Теперь, когда шар был запущен, оставалось провести игру по всем правилам. Надо было обеспечить строго научную постановку эксперимента. Я решил провести опыт по этапам. Первый из них заключался в том, что я и Куа (так звали собаку) отправились на прогулку вокруг моего нового наблюдательного пункта – нужно, чтобы волки узнали о ее существовании и состоянии, в котором она находилась.

Куа отнеслась к этому с величайшей готовностью. Стоило нам пересечь одну из волчьих троп, как она пришла в такой раж, что я еле удержал ее за крепкую цепь. Она тянула меня по следу, нетерпеливо обнюхивала каждую пометку.

Мне стоило большого труда отбуксировать ее обратно к избушке. Там, на крепкой привязи, она в полнейшем расстройстве чувств провыла всю ночь напролет.

А может, она пела не с горя. Когда я проснулся на следующее утро, Утек доложил, что у нас был гость. И верно, на мокром песке, менее чем в ста метрах от привязи для собак, отчетливо виднелись следы крупного волка. Очевидно, только присутствие ревнивых псов помешало окончательно закрепить романтические узы в ту же ночь.

Я не ожидал, что события развернутся с такой быстротой, хотя мог бы предвидеть, что либо Георг, либо Альберт в первый же вечер наверняка найдут соблазнительно «надушенные» billets doux, оставленные Куа.

Теперь следовало привести в исполнение вторую часть задуманного плана. Вдвоем с Утеком мы отправились к палатке и в ста метрах от нее натянули толстую проволоку, привязав концы к двум скальным обломкам (расстояние между ними составляло около пятнадцати метров). На следующее утро мы отвели туда Куа (вернее, Куа отвела нас). Несмотря на ее решительные попытки вырваться и начать поиски волка самостоятельно, нам удалось защелкнуть на проволоку карабин ее цепи. Тем самым хаски получила достаточную свободу движения, а мы заняли командное положение, сидя в палатке, откуда могли открыть огонь из винтовки, если что-нибудь пойдет не так.

К моему удивлению, Куа моментально успокоилась и проспала большую часть дня. Взрослых волков около летнего логова не было, но иногда мы замечали в траве на болотце волчат, которые охотились за мышами.

Было уже около девяти вечера, когда из-за скалистого хребта, ограждающего логово с юга, внезапно послышалась охотничья песня волков. При первых же звуках Куа вскочила на ноги и присоединила свой голос к хору. Как она выла! Даже во мне, хотя в моих жилах нет ни собачьей, ни волчьей крови, манящее, призывное пение Куа пробудило мечты о былых днях и прежних радостях.

Нам не пришлось долго сомневаться, что волки ее поняли. Хор оборвался на полутакте, и через несколько секунд вся тройка показалась на хребте. И хотя Куа находилась от них на расстоянии по меньшей мере четырехсот метров, волки отлично ее разглядели. После минутного колебания Георг и Дядюшка Альберт со всех ног кинулись к собаке.

Однако Георг не ушел далеко. Не успел он сделать полсотни шагов, как его догнала Ангелина и – не берусь утверждать определенно, но у меня сложилось такое впечатление – подставила ему ногу. Георг неуклюже свалился на мокрую болотистую почву, а когда поднялся, то интерес к Куа у него совершенно пропал. Правда, я даже не допускал мысли, что Куа заинтересовала его в сексуальном отношении, вероятно, он просто хотел выяснить, кто это вторгся в их владения. Как бы то ни было, Георг и Ангелина вернулись к летнему логову и улеглись у входа в ущелье, откуда наблюдали за происходящим, предоставив Альберту возможность выйти из создавшегося положения по собственному усмотрению.

Я не знаю, сколько времени Альберт прожил холостяком, но, несомненно, слишком долго. Волк на такой скорости подлетел к привязанной Куа, что проскочил мимо. На какую-то долю секунды мне показалось, что он принял нас за соперников и мчится к палатке, чтобы разделаться с нами, но он повернул обратно и снизил скорость. До Куа, охваченной экстазом ожидания, оставалось всего два-три метра, как вдруг в поведении Альберта произошла удивительная метаморфоза. Он с ходу остановился, опустил свою большую голову и превратился… в шута.

Это было тяжкое зрелище. Плотно прижав уши к широкому черепу и растянув губы в безобразную гримасу, волк начал извиваться, как щенок, – возможно, он хотел изобразить безумную страсть, но, на мой взгляд, это скорее смахивало на симптомы старческого слабоумия. В довершение всего он заскулил отвратительным льстивым фальцетом – совсем как пекинес.

От такого необыкновенного поведения Куа пришла в замешательство. Очевидно, за ней еще никогда не ухаживали столь удивительным образом. С негромким ворчанием она попятилась от Альберта, насколько позволяла цепь, чем вызвала у волка новый приступ безумного самоуничижения. Он пополз за ней на брюхе с выражением полнейшего идиотизма на расплывшейся морде.

Я начал разделять опасения Куа и, решив, что Альберт окончательно спятил, поднял винтовку, чтобы спасти собаку. Но Утек с откровенно непристойной улыбкой остановил меня и дал понять, что по волчьим меркам такое поведение совершенно нормально.

Внезапно Альберт непостижимым образом изменился: вскочив на ноги, он превратился в величавого самца. Шерсть на шее поднялась дыбом, образовав пышный серебристый воротник, обрамляющий морду, все тело напряглось, он казался отлитым из чистой стали. Хвост вскинулся высоко вверх и свился в тугое кольцо, как у настоящей хаски. Осторожно, шаг за шагом, он начал приближаться к собаке.

Куа больше ни в чем не сомневалась. Такое она могла понять. Несколько застенчиво она повернулась к нему спиной, а когда волк потянулся к ней своим большим носом для первой ласки, она обернулась и слегка куснула его в плечо…

Я вел подробнейшие записи происходящего, но, боюсь, они излишне техничны и перегружены научной терминологией, и им не место в этой книге. Поэтому я ограничусь лишь итоговым замечанием: как показали наблюдения, Альберт, несомненно, знал толк в любви.

* * *

Моя научная любознательность была полностью удовлетворена, но страсть Альберта не иссякла. Создалась весьма щекотливая ситуация. Мы с Утеком терпеливо прождали два часа, но Альберт, как видно, и не помышлял расстаться с вновь обретенной подругой. Давно пора было возвращаться, не могли же мы ждать собаку вечно. И, не найдя другого выхода, мы произвели вылазку по направлению к влюбленной паре. Альберт по-прежнему не отходил от Куа, вернее, он просто не замечал нас. Даже Утек, казалось, несколько растерялся и не знал, как поступить: мы подошли к любовникам почти вплотную, а Альберт и виду не подавал, что собирается уходить. Выйти из тупиковой ситуации удалось, только когда я очень неохотно выстрелил в землю совсем рядом с тем местом, где стоял Альберт.

Выстрел вывел волка из транса. Он подскочил в воздух и отбежал метров на десять, но быстро пришел в себя и стал бочком подбираться в нашу сторону. Тем временем мы успели освободить цепь, и Утек как на аркане потянул домой упиравшуюся Куа, а я с винтовкой наготове прикрывал тыл.

Альберт провожал нас всю дорогу. Он держался в пятнадцати – двадцати шагах – то позади, то сбоку, то забегал вперед, но не оставлял нас. Придя домой, мы вновь попытались охладить его пыл и дали залп в воздух, но безуспешно: волк только отбежал на несколько шагов. Очевидно, не оставалось ничего другого, как взять Куа на ночь в избушку, – ведь если привязать ее с остальной стаей, грандиозной битвы собак с Альбертом не избежать.

Да, ночь выдалась кошмарная. Не успели мы закрыть за собой дверь, как Альберт залился жалобным воем. Он скулил, причитал и голосил несколько часов подряд. Собаки отвечали ему оскорблениями и лаем. К этой душераздирающей какофонии Куа присоединила свои пронзительные заверения в вечной любви. Положение было невыносимое. К утру Майк грозился продолжить стрельбу, и на этот раз без шуток.

Спас нас, а возможно и жизнь Альберта Утек. Ему удалось убедить Майка, что Куа можно отпустить и все будет в порядке. Он объяснил, что она не убежит, а будет гулять с волком неподалеку от становища. Как только период течки закончится, собака вернется домой, а волк отправится восвояси.

Как и всегда, он оказался прав. В течение недели мы иногда мельком видели, как любовники плечом к плечу проходили по далекому гребню. Они никогда не приближались ни к озу, где было логово, ни к избушке. Они пребывали в собственном мире, не замечая ничего, кроме друг друга.

Им не было до нас дела, но мне все время становилось неловко при мысли о них. Я искренне обрадовался, обнаружив как-то утром, что на своем старом месте, среди привязанных собак, лежит Куа, утомленная, но довольная. На следующий вечер Дядюшка Альберт вновь присоединился к традиционному волчьему хору на эскере у логова. Вот только теперь в его голосе слышались степенность и самодовольство, и это действовало мне на нервы.

Терпеть не могу бахвальства, не только в людях, но и в волках.