14

Время щенков

На третью неделю июня Ангелина стала беспокойной. Видимо, домашний образ жизни ей надоел. Когда Георг и Альберт по вечерам отправлялись на охоту, она провожала их – вначале не дальше сотни шагов от логова, но однажды пробежала свыше четырехсот метров, а затем нехотя повернула к дому. Георг был в явном восторге от такой перемены настроения волчицы. Он давно соблазнял Ангелину принять участие в ночных скитаниях по тундре. Как-то раз он даже задержал выход на охоту на битый час, стараясь увлечь подругу за собой, так что Альберт потерял терпение и ушел один.

За этот час Георг раз восемь спускался с гребня на детскую площадку, где в окружении волчат лежала Ангелина, нежно ее обнюхивал, неистово размахивая хвостом, и с надеждой устремлялся к одной из охотничьих тропок. И каждый раз, видя, что она не идет за ним, волк возвращался на бугор и понуро выжидал несколько минут, после чего возобновлял попытку. Когда же он наконец решился уйти, то являл собой печальную картину глубочайшего разочарования и уныния: голова и хвост были опущены так низко, что казалось, зверь не уходит, а уползает.

Желание гулять вместе всю ночь, несомненно, было обоюдным, но для Ангелины благополучие волчат было превыше всего, хотя они уже повзрослели, приобрели некоторую самостоятельность и требовали гораздо меньше внимания.

Вечер 23 июня я коротал в палатке один – Утек отлучился на несколько дней по своим делам. Волки, как обычно, начали традиционный концерт перед уходом на охоту. На этот раз Ангелина превзошла самое себя: в ее высоком голосе прозвучала такая жажда свободы, что я готов был предложить собственные услуги для присмотра за волчатами на время ее отсутствия. Однако мне не стоило беспокоиться. Призыв, а возможно непосредственный приказ, дошел и до Дядюшки Альберта; так или иначе, по окончании пения Ангелина и Георг весело убежали, а Альберт угрюмо поплелся к логову и покорно принес себя в жертву неистовым волчатам.

Через несколько часов начался проливной дождь, и наблюдения пришлось прервать.

Утром разведрилось, туман рассеялся, и я мог вернуться к наблюдениям, но волков пока не было видно. Лишь к девяти часам на гребне эскера показались Георг и Дядюшка Альберт.

Оба нервничали и суетились. После нетерпеливой беготни, долгого вынюхивания и коротких остановок, во время которых они, замерев, внимательно разглядывали окрестности, волки разошлись. Георг взобрался на самое высокое место песчаного вала и пристально осматривал горизонт на юге и на востоке, а Альберт побежал к северному концу эскера, лег на каменистом бугре и устремил взор на запад.

Волчица по-прежнему не появлялась, и это, наряду с необычным поведением самцов, крайне меня встревожило. Мысль о том, что с Ангелиной что-то случилось, болезненно отозвалась во мне. Я даже не подозревал, насколько к ней привязан, и теперь, когда она, судя по всему, пропала, искренне переживал за нее.

Я совсем уже собрался выйти из палатки, чтобы поглядеть, нет ли где Ангелины, но она опередила меня. Взглянув напоследок в подзорную трубу, я вдруг увидел, что волчица вылезла из логова и побежала через оз. В первый момент мне не удалось определить, что она тащит в зубах, но затем я с удивлением разглядел, что это волчонок.

Несмотря на тяжесть ноши (волчонок весил не меньше пяти килограммов), волчица довольно быстро пересекла склон по диагонали и скрылась в низких зарослях стланцевой ели. Минут через пятнадцать она вернулась за следующим волчонком, потом еще за одним, а около десяти часов утра унесла последнего.

Как только волчица скрылась, на этот раз окончательно, оба волка покинули свои сторожевые посты – они, очевидно, охраняли переезд семьи – и поспешили за ней, оставив меня мрачно созерцать опустевший ландшафт. Происшедшее совершенно меня обескуражило: вероятно, я чем-то настолько досадил волкам, что вынудил их покинуть логово. (Другое объяснение этому массовому исходу попросту не приходило мне в голову.) В таком случае следовать за ними бессмысленно. Не зная, что делать, я поспешил в избушку, чтобы посоветоваться с Утеком.

Утек сразу же успокоил меня. По его словам, переселение волчат в это время года – явление нормальное для каждой волчьей семьи. Он объяснял это несколькими причинами. Во-первых, волчат «отняли от груди», а в непосредственной близости от логова нет воды. Поэтому необходимо перевести их в такое место, где можно утолять жажду не из материнских сосков. Во-вторых, волчата выросли и в логове им тесно. В-третьих, – и это, пожалуй, самое важное – молодняку пора прощаться с детством и начинать учение.

– Им не годится жить в яме, они уже взрослые, но еще не настолько, чтобы всюду сопровождать родителей, – так переводил Майк объяснения Утека. – Поэтому старые волки отыскали для них новое безопасное место, и теперь волчатам достаточно простора, пусть спокойно бегают и познают мир.

Утек и Майк знали, где находится летнее логово, и на следующий день мы перенесли туда палатку, выбрав для нее место, откуда частично просматривалось обиталище волков.

Новый дом волчат находился примерно в километре от старого. Это было узкое ущелье с отвесными стенами, заваленное огромными валунами, отколовшимися от скал под действием мороза. По дну его бежал ручеек. Рядом раскинулось поросшее травой болотце, оно кишело полевками, – лучшего места для обучения волчат охотничьей азбуке не сыскать. Чтобы выбраться из ущелья, нужно ловко лазать, а этого волчата еще не умели, поэтому их можно было спокойно оставлять одних, не опасаясь, что они убегут и заблудятся. В случае нападения единственных сопоставимых с ними хищников, водящихся в этих местах, – песцов и ястребов – волчата смогут постоять за себя, они уже достаточно сильны.

На первых порах я решил не возобновлять постоянных наблюдений за волками – пусть привыкнут к новому месту. Поэтому следующую ночь я провел в избушке Майка, где дополнял свои записи в журнале.

В тот вечер Утек пополнил мою копилку знаний несколькими новыми фактами. Среди прочих занятных вещей он сообщил мне, что волки живут дольше собак. Он лично знал нескольких волков наверняка старше шестнадцати лет, а его отцу довелось встречаться с вожаком, жившим у реки Казан, – тому перевалило за двадцать, когда он исчез.

Еще он рассказал мне, что в целом волки относятся к детям так же, как эскимосы: кровное родство с родителями для них не имеет большого значения и сирот (в нашем понимании) у них нет.

Несколько лет назад белый охотник, проплывавший в каноэ, убил волчицу, которая поселилась со своим выводком всего километрах в трех от становища эскимосов, где тогда жил Утек. Утек, который считал, что он магически связан родственными узами со всеми волками, был очень этим расстроен. В то время в становище как раз ощенилась хаски, и он решил подложить волчат собаке. Но отец отговорил: волки-де сами решат, как быть.

Хотя его отец был великим шаманом и в правдивости его слов сомневаться не приходилось, Утек все же не мог успокоиться и стал наблюдать за логовом. Ему не пришлось долго ждать: вскоре появился чужой волк в сопровождении овдовевшего самца. Оба вползли в логово, а когда вылезли обратно, каждый нес в зубах по волчонку.

Утек неотступно следовал за ними несколько километров, пока не убедился, что волки направляются к другому известному ему логову. Тогда он пустился бегом и, срезая путь, добрался до места раньше волков.

Когда те наконец явились, хозяйка логова, у которой было собственное потомство, высунула голову, схватила принесенных волчат за шкирку и по очереди затащила внутрь, а оба волка убежали за оставшейся парой осиротевших волчат.

Когда переезд завершился, во втором логове оказалось десять волчат, все одного возраста и размера. Насколько мог судить Утек, теперь несколько взрослых, в том числе и овдовевший волк, заботились о волчатах, никому из них не выказывая предпочтения.

История была трогательная, но, боюсь, я тогда в нее не очень-то поверил. Однако несколько лет спустя мне довелось услышать почти о таком же случае усыновления волчат, лишившихся матери. На этот раз историю поведал мне белый ученый с такой безупречной репутацией, что в правдивости рассказа нельзя было усомниться. Правда, если вдуматься, с какой стати его слова показались мне весомее, чем слова Утека, который, между прочим, духовно сам практически был волком, – не могу объяснить, хоть убейте.

Я воспользовался случаем и спросил Утека, слышал ли он когда-нибудь о древнем поверье, будто волки иногда вскармливают человеческих детенышей. Он улыбнулся, очевидно решив, что это шутка. Я понял его ответ так: выдумка, мол, славная, но в ней нет и доли истины. Снисходительный тон, с которым он отказался признать реальность существования «детей-маугли», меня немного озадачил. Но окончательно сразили дальнейшие объяснения Утека.

По его словам, человеческий детеныш, попав в волчье логово, погибнет, причем повинны будут не волки – просто ребенок слишком беспомощен и лишен врожденной способности жить по-волчьи. Но, с другой стороны, женщина в состоянии вскормить щенка. Такие случаи нередки в эскимосских поселениях, когда умирает самка хаски. Более того, Утек знал по крайней мере два случая, когда женщина, потерявшая ребенка и страдавшая от обилия молока, кормила грудью волчонка, так как щенка хаски взять было негде.