Придворные козни

Роман Луизы с королем потихоньку продвигался, и наивная девушка не могла удержаться от искушения поделиться своими переживаниями с подружкой юности Анн-Констанс Монтале. Та в свое время была принята в штат герцогини Орлеанской по протекции великой мадемуазель. Лукавая Монтале сумела втереться в доверие к Генриэтте Английской и стала посредницей между ней и графом де Гишем, который осаждал герцогиню своими ухаживаниями. Она не удержалась от того, чтобы рассказать Луизе об этой амурной истории, а та, в свою очередь, не стала ничего скрывать от подруги. Она пренебрегла предостережениями короля, который уже раскусил Монтале и запретил Луизе откровенничать с ней. Луиза понимала, что роман между герцогиней и де Гишем был чем-то, в высшей степени недопустимым, но у нее не хватило смелости рассказать об этом Людовику. Однако же Монтале не преминула сообщить Мадам, что ее бывший поклонник уже превратил ширму в свою любовницу, и взбешенная Генриэтта начала вымещать свой гнев на Луизе.

У короля были основания подозревать о романе между Генриэттой и де Гишем, и он начал с пристрастием допрашивать свою возлюбленную. Та продолжала отрицать, что ей известно что-то об этом. У Луизы не хватило духа скрыть от короля, что она ослушалась его запрета поддерживать дружеские отношения с Монтале. Людовик счел это проявлением приверженности к памяти о романе с Жаком де Бражелоном на заре туманной юности, что, естественно, вызывало в нем бешеную ревность. И вот одним февральским вечером король разгневался и, кипя от негодования, покинул Луизу. Надо сказать, что ранее влюбленные договорились о том, что, если между ними возникнет ссора, они не заснут без того, чтобы не примириться и написать друг другу. В ту ночь Луиза тщетно ждала весточки. Рано утром она набросила на себя плащ, вышла из дворца и побрела, сама не зная куда, по берегу Сены, пока не дошла до монастыря кармелиток в Шайо. Монахини отказались принять без разрешения девушку с королевского двора, и Луиза без чувств упала на пол в прихожей.

Утром фрейлину хватились и не без труда нашли место ее убежища. Когда об этом происшествии доложили королю, тот бросил все государственные дела, вскочил на коня и в сопровождении всего лишь двух-трех сопровождающих поскакал в монастырь, где Луиза так и лежала на полу в приемном помещении. Состоялась примирение влюбленных, и девушка в слезах рассказала все то, что ей было известно об обмене письмами между Мадам и графом де Гишем, о его посещениях двора герцогини Орлеанской переодетым в платье гадалки, о роли Монтале в этом романе.

Король привез Луизу обратно во дворец и отправился в покои герцогов Орлеанских. Как месье, так и Мадам наотрез отказались принять нерадивую фрейлину обратно в штат, но король в приватном разговоре с Генриэттой высказал ей все, что ему было известно о ее романе с де Гишем. Мадам сочла это чистой воды шантажом, но была вынуждена принять девушку к себе. Она, впрочем, не скрывала того, что Луизе не стоит рассчитывать на доброе к ней отношение.

Мадемуазель Монтале задали основательную головомойку, в результате которой та, заливаясь слезами и изображая самое искреннее раскаяние, поклялась прекратить свою злокозненную деятельность. Все эти клятвы стоили немногого, ибо, оправившись от сего потрясения, вероломная фрейлина принялась за прежнее.

Намерение Людовика построить роскошный дворец, окруженный дивной красоты парками, постепенно начало принимать конкретное обличье. Он остановил свой выбор на любимом охотничьем особняке – его даже нельзя было назвать замком, настолько он был скромен, – своего отца, Версале. Король привлек к этой затее лучших мастеров своего дела, архитектора Лево, садовых дел мастера Ленотра и художника Лебрёна. Он принимал постройку этого замка чрезвычайно близко к сердцу, ибо хотел сделать его воплощением своей идеи абсолютной власти монарха. Людовик часто посещал его с мадемуазель Лавальер и небольшим числом избранных придворных. Эти придворные получали право носить голубой кафтан с особой вышивкой галуном, один серебряный между двумя золотыми, и красной подкладкой, каковое право зависело исключительно от прихоти короля и оформлялось особой грамотой. Естественно, мечтой всех честолюбцев было стать обладателем вожделенного кафтана, который стал цениться выше всякого военного мундира.

С 1661 года король усиленно скупает земли вокруг особняка в Версале, похоже, он хочет, чтобы вокруг, насколько хватает глаза, простирались только его владения. Тут же начинается работа над созданием сада и парка. Для этого проделывается гигантская работа: сносятся холмы, осушаются болота, разравнивается поверхность, выкапываются огромные котлованы для водоемов, прокладываются трубопроводы для фонтанов, насаждаются тысячи деревьев, кустов и цветов. Строится помещение для оранжереи, куда перевозят апельсиновые деревья, конфискованные у Фуке. Король хочет создать царство для своей любви, которое служило бы декорацией для этого красивого романа, несхожего с легкомысленными кратковременными интрижками его подданных. Одновременно облагораживается и делается более роскошным интерьер скромного охотничьего дома его отца.

Огромную роль в создании парково-садового ансамбля Версаля сыграл гений проектирования парков Ленотр. Сын садовника и внук огородника, он обладал безупречным вкусом и безудержной фантазией. При каждом посещении королем площадки Версаля Ленотр предлагал ему новый проект, и восхищенный Людовик восклицал:

– Браво, Ленотр! Дарую вам 10 000 ливров.

В конце концов, после нескольких раз Ленотр спрятал свои зарисовки в сумку и заявил:

– О нет, государь, я больше ничего не расскажу вам, иначе вы разоритесь.

Ленотр был чрезвычайно скромен. Тем не менее в награду за труды Людовик сделал его дворянином, но, дабы тот не забывал свое низкое происхождение, специалисты по геральдике состряпали ему весьма любопытный герб: «три улитки, увенчанные капустной кочерыжкой, лопатой и граблями».

Уже в 1663 году Людовик начинает устраивать в Версале праздники и для более широкого круга придворных. После возвращения из Лотарингии с 15 по 23 сентября там организуется целая вереница балов, концертов, ужинов, выступает труппа Мольера со спектаклями «Версальская импровизация», «Докучные», «Школа мужей», «Любовные терзания». Но по-настоящему представить себе масштаб будущих увеселений Версаля стало возможным лишь в течение периода с 5 по 14 мая 1664 года, когда там состоялся поистине грандиозный праздник «Забавы заколдованного острова». Официально он был посвящен двум королевам, но его истинной героиней стала Луиза де Лавальер, прекрасные достоинства которой всячески прославлялись в различных представлениях.

Развлечения были самыми разнообразными: спектакли, танцы, музыкальные концерты, состязания для мужчин, жаждущих показать свою ловкость, роскошное угощение – и все это на фоне демонстрации последних достижений театральной машинерии.

Сюжет, объединявший все эти многочисленные увеселения, был разработан самим королем и заимствован из невероятно популярной в ту пору поэмы Ариосто «Неистовый Роланд»: доблестный предводитель рыцарей Роланд, попавший в плен к волшебнице Альцине (сестре феи Морганы), оказывается околдован ее чарами. Кудесница заставляет его покинуть войско крестоносцев и забыть свою прекрасную возлюбленную Анжелику. Однако сей отважной девушке в конце концов удается с помощью волшебного кольца избавить любимого от коварных пут чародейки.

На празднование прибыло более 600 человек. Как будто нарочно, после длительных дождей установилась приятная весенняя погода, услаждавшая взор придворных прекрасным устройством парка Ленотра, а обоняние – запахом цветущего жасмина. Гости ахали, рассматривая новое роскошное внутреннее убранство бывшего охотничьего домика Людовика ХIII. Кстати, вечером мадемуазель де Лавальер получила привилегию ночевать во дворце, каковой не удостоились принцы крови. Вообще, король бросил приглашенных буквально на произвол судьбы. Они были вынуждены искать прибежища в соседней деревне, но ввиду наплыва нежданных посетителей далеко не всем удалось найти себе кров над головой, что породило немало приглушенного ропота недовольства.

Само празднество началось вечером 7 мая. Обе королевы расположились на возвышении, сооруженном на главной аллее перед огромным водоемом, будущим бассейном Аполлона. Всему предшествовал костюмированный парад персонажей праздника. За герольдом ехали пажи, один нес позолоченное копье короля, второй – его щит с девизом: «Я не остановлюсь и не собьюсь с дороги». После нескольких дворян следовал сам король на прекрасном белом скакуне в упряжи, сверкающей драгоценными каменьями. Он был облачен в латы древнегреческого воина из серебряных пластин, украшенных золотым узором, и в каску с перьями цвета пламени. Далее следовали приближенные к монарху вельможи. Парад завершала карнавальная повозка высотой шесть метров. На ней располагались двенадцать персонажей, изображавших часы дня, и двенадцать персонажей, изображавших знаки зодиака. На возвышении расположился бог Аполлон, окруженный четырьмя персонажами, олицетворявшими бронзовый век, золотой, серебряный и железный.

По окончании парада прошли состязания с награждением победителя (брата Луизы де Лавальер) призом, шпагой в золотых ножнах с бриллиантами и богато украшенными застежками перевязи.

Когда сгустились сумерки, при свете факелов и светильников по 24 свечи каждый, которые несли лакеи, под музыку Люлли состоялось шествие четырех времен года. Аллегорическое изображение весны ехало верхом на красивой лошади, лета – на слоне, осени – на верблюде, и зимы – на медведе. Далее шли поселяне и поселянки с корзинами, полными даров природы, фруктов, винограда и сосудами с вином. В заключение также проехала карнавальная повозка, на которой возвышалась увитая зеленью скала, служившая троном для Мольера, наряженного богом Паном, подле него восседала Мадлен Бежар в одежде богини Дианы.

На другой день в зеленом театре труппа представляла пьесу Мольера «Принцесса Элидская», сочиненную специально для этих празднеств. Интересно, каким образом прогресс отразился на развитии театра. В ту пору перешли на изготовление свечей не из говяжьего или бараньего жира, а из воска, которые горели в два раза дольше (но и стоили дороже). Это дало возможность сочинителям писать более длинные пьесы; уже существовавшие короткие актеры пытались продлевать импровизацией. Как-то раз, присутствуя на таком спектакле, где актеры весьма неудачно тщились затянуть представление, заскучавший король приказал остановить его, произнеся приобретшую бессмертие фразу: «Игра не стоит свечи».

Безусловно, зрелище, устроенное 9 мая, стало апофеозом успеха театральной машинерии, которую внедрил во Франции итальянец Вигарани, приглашенный еще кардиналом Мазарини. Из водной глади самого большого водоема поднялся остров волшебницы Альцины с ее зачарованным дворцом. Под звуки музыки разыгрывались битвы между карликами и гигантами, рыцарями и драконами, поставленные в виде балетов. Из-за скалы на лодке, влекомой морским чудищем, выплыла Альцина. Ее сопровождали нимфы верхом на китах-машинах, которых зрители приняли за живых. По взмаху руки чародейки Альцины скала раскрылась, из нее вышли заколдованные гиганты и пустились в пляс. Под раскаты грома дворец вновь исчез под водой, а в небе засверкали огни фейерверка.

Этим празднество не закончилось, на другой день состоялись состязания по «рубке голов». На кольях были укреплены чучела голов турков, мавров и медуз, которые всадники должны были поражать в три попытки копьем, шпагой и дротиком.

В прочие дни были представлены комедии Мольера «Докучные» и «Тартюф», разыграны в лотерею драгоценности. Можно представить себе, сколь долго еще те счастливчики, которым удалось лицезреть эти торжества, взахлеб рассказывали о чудесах и роскоши версальских забав короля. Но они стали лишь прологом к веренице развлечений, которыми было суждено прославить правление короля-солнце в Европе.