Первые испытания

Слухи о новом увлечении сына вскоре дошли до Анны Австрийской и вызвали у нее сильное неудовольствие. Она вновь призвала его к себе и начала читать проповеди относительно его долга перед Богом и государством, а также об опасности интриг, которые могут затеять люди, вознамерившиеся воспользоваться этой новой привязанностью. Однако Людовик, постепенно входивший во вкус правления государством, считал, что вполне может сочетать удовлетворение своих страстей с исполнением государственного долга. Единственное, что он пообещал взволнованной матери, – так это держать в тайне свой роман, дабы известия о нем не повредили здоровью королевы и ребенка, которого она носила во чреве. Во всяком случае, Мария-Терезия довольно долго оставалась в неведении относительно нового увлечения супруга.

Однако не все люди, заинтересованные в благоволении короля, проявляли подобную беспечность. Один из самых могущественных и, уж точно, самых богатых людей королевства, суперинтендант финансов Николя Фуке, прекрасно знавший цену всем и всему, ни на минуту не терял бдительности и всегда держал ухо востро. Весь двор был охвачен сетью его шпионов, на которых он денег не жалел. Здесь уместно пояснить, что придворный штат набирался из числа дворян и дворянок с безупречной древней родословной. Увы! За душой у этих кавалеров и дам зачастую, кроме ветхих жалованных грамот да полуразваливавшегося родового замка, не было ничего. В особенно незавидном положении оказывались женщины. Никому не были нужны невесты-бесприданницы, а при дворе не жаловали засидевшихся в девицах вековух-фрейлин – покои дворца надлежало оживлять прелестными молоденькими нимфами. И Фуке покупал верность придворных дам, причем за ценой не стоял. Кому-то из них он давал приданое, дабы обеспечить возможность сочетаться браком со своим поклонником, другим дарил драгоценности и кружева либо деньги для поддержания туалетов на достойном уровне и оплаты карточных долгов. Некрасивый и болезненный Фуке был тем не менее весьма охоч до женского пола, и кое-кто из дам охотно продавал не только лояльность королевским особам, но и свое тело. Сохранилось много писем прекрасных девиц и дам, которые изъявляют готовность ответить на его притязания. Одна из них, надо полагать, весьма набожная, уже получившая от Фуке 10 000 экю, откровенно пишет ему, в надежде получить равную сумму: «Мне отвратен грех, но еще больше я ненавижу бедность».

Отсюда понятно, что, когда суперинтенданту весьма оперативно донесли о появлении у короля новой пассии, он подошел к этой новости по-деловому. Невидная и недалекая, по словам его осведомителей, провинциалка явно была не более чем преходящим увлечением, но на текущий момент могла очень даже пригодиться. Исходя из своего жизненного опыта, Фуке полагал, что купить можно любого. И суперинтендант подсылает к Луизе одну из своих посредниц с предложением 20 000 пистолей (по нынешнему курсу это равняется примерно трем миллионам евро) и обещанием, что она более не будет нуждаться ни в чем. На такой шаг мог пойти только человек, не имевший ни малейшего представления о честности и бескорыстности этой поистине непорочной души. Сохранилось письмо посредницы, в котором она пишет: «Не могу без гнева вспомнить о том, как сия ничтожная девица отчитала меня… Она так ополчилась на меня, непрестанно с великой гордостью твердя, что не пошла бы на сей бесчестный шаг и за пятьдесят тысяч ливров……из-за опасения, как бы она не рассказала о сем королю, не следовало бы вам опередить ее?..как бы случайно обмолвиться ему, что она потребовала у вас денег, а вы отказали?»

Неизвестно, решил ли Фуке последовать совету своей осведомительницы, но Луиза немедленно поведала обо всем королю. Трудно сказать, какую роль сыграла ее жалоба в давно зревшем решении короля убрать Фуке и самому взять в руки управление финансами. Дело в том, что здесь должно было сыграть свою роль не только его недовольство суперинтендантом, сосредоточившим в своих руках слишком большую власть и огромное богатство, но и преодоление известного рода нравственного барьера: заниматься финансами считалось делом, недостойным истинного дворянина, занятием чрезвычайно низким. У феодалов испокон веков это отдавалось на откуп управляющим, совершенно беззастенчиво обкрадывавшим своих повелителей. Так что подобное нововведение равным образом стало знамением новой эпохи в управлении государством.

Месть короля

Не один король был недоволен Фуке, против суперинтенданта составился целый заговор, движущей силой которого стала, невзирая на свои преклонные лета, неугомонная интриганка герцогиня де Шеврёз. Она вовлекла в него свою старую подругу Анну Австрийскую, та и поведала обо всем королю. Луи, уже давно раздражаемый богатством Фуке, той огромной властью, которую суперинтендант сосредоточил в своих руках, согласился с матерью. Спусковым крючком, заставившим короля решиться на устранение Фуке, послужило роскошное празднество, подготовленное Николя для короля со свитой в его замке Во. За три года троица лучших мастеров своего дела – архитектор Лево, художник Лебрён и садовник Ленотр – воздвигла на очищенном от строений пяти деревень участке замок, который считается прообразом Версаля. Фуке перевез туда все убранство интерьера из двух своих особняков и 17 августа 1661 года устроил неописуемого великолепия праздник для короля и трехсот его сопровождающих. По причине беременности от путешествия отказалась королева Мария-Терезия, но все прочие, невзирая на изнурительную жару, в три часа пополудни двинулись в путь, глотая пыль, подскакивая на бесчисленных ухабах, но не в силах побороть сильнейшее любопытство: чем же таким сможет удивить их этот невзрачный с виду человек? Луиза пребывала в свите своей повелительницы, принцессы Орлеанской, которая предпочла путешествие в носилках.

К шести часам жара спала, и кортеж подъехал к грандиозному зданию, благородный облик и чистые линии которого не походили ни на один замок Франции. Это не было укрепленное строение в духе старинных феодальных крепостей, и не отмеченное архитектурными тенденциями Ренессанса сооружение удельного князька, неравнодушного к искусствам и просвещению. Взору гостей открылось нечто необычное, ставшее образцом для последующего поколения французских замков, служивших не для обороны от воинственного противника, но для исполненного удовольствия пребывания на лоне природы, так называемых «замков удовольствия». Исчезли крепостные стены, подъемный мост, внутренний двор с угрюмым донжоном-тюрьмой, башни на стенах и крыше, царство холодного и мрачного камня. Перед зданием простиралась огромная площадь, украшенная регулярным цветником с подстриженными кустами и прудом.

Перед входом в замок высоких гостей с низкими поклонами встречала супружеская чета Фуке в одеждах из парчи. Хозяева провели короля по парадным комнатам, украшенным живописью на аллегорические и мифологические сюжеты, мраморными статуями, резными гирляндами и букетами. После этого гости расселись по небольшим экипажам, предоставленным в их распоряжение любезным хозяином, и поехали осматривать роскошный парк, нечто, поистине невиданное ими доселе. Глаз не утомляли обширные площади с монотонно зелеными насаждениями, но перед их глазами открывались все новые и новые уголки, цветники, боскеты, гроты, так называемые «зеленые театры», беседки, статуи. И все это в сочетании с водой, присутствующей в самых разных видах: бассейны, фонтаны, каскады, каналы, Большой канал «Водяная решетка», получивший свое название от формы струй. За каждым поворотом приезжих ожидал какой-то сюрприз.

После возвращения к замку для гостей устроили беспроигрышную лотерею, в которой каждый получил какой-то оригинальный подарок. Далее последовало приглашение на ужин, приготовленный под руководством знаменитого метрдотеля Вателя. Гости расселись за восемьюдесятью столами, окруженными тремя десятками буфетов. Сохранились счета за сто двадцать дюжин салфеток, пятьсот дюжин тарелок, тридцать шесть дюжин больших блюд и сервиза, украшенного эмалью, для стола короля, что дает полное представление о грандиозности этого мероприятия.

После изысканного ужина общество направилось в парк к Водяной решетке. Там, в конце сосновой аллеи была установлена освещенная сотней факелов сцена для молодого, но уже пользовавшегося известностью актера и комедиографа Мольера с его труппой. Выскочивший на сцену в городской одежде лицедей извинился за то, что ввиду недостаточного времени не смог собрать труппу для представления спектакля, достойного внимания его величества. Конечно, это был лишь театральный прием, потому что благодаря хитроумной машинерии на сцене появилась сначала скала, затем огромная раковина, из которой вышла в костюме наяды прекрасная Арманда Бежар. Актриса прочла панегирик, сочиненный секретарем Фуке и прославлявший молодость, мудрость, доблесть и справедливость короля. Далее танцоры исполнили короткий балет, а труппа разыграла новую комедию Мольера «Докучные». В ней автор весьма едко высмеял праздных высокопоставленных придворных и назойливых просителей, пытающихся протолкнуть свои нелепые проекты, сулящие обогатить государство. Далее зрители отправились по аллеям, освещенным четырьмястами светильниками в форме лилии, наблюдать роскошный фейерверк, вдвойне еще более прекрасный от того, что его огни отражались в водах парка.

Король, внешне учтиво поблагодаривший Фуке за это празднество, внутренне весь кипел от гнева, ибо, по сравнению с этим великолепием, его пустые старомодные дворцы и скромные увеселения имели жалкий вид. По-видимому, именно тогда у него зародилась мысль создать новый дворец, вне территории непокорного Парижа, где он мог бы наслаждаться жизнью и любовью своей фаворитки без каких бы ни то было помех. Во время обхода замка Фуке Людовик беспрестанно выспрашивал у хозяина, кто является создателем того или иного понравившегося ему предмета. Впоследствии все три создателя замка Во – Лево, Лебрён и Ленотр – были привлечены к работе над постройкой дворцового комплекса Версаля.

Но Людовик затаил злобу на этого подданного с вызывающе самонадеянным девизом в гербе, изображавшем белку: «Куда я только не заберусь». В начале сентября Фуке был арестован и отдан под суд, приговоривший его к вечному изгнанию, которое король мстительно заменил пожизненным заключением в замке Пиньероль. Там заключенному и было суждено скончаться в 1880 году.

1 ноября 1661 года произошло знаменательное событие государственного значения: королева родила сына, наследника престола, каковое событие было встречено всенародным ликованием. Младенца при крещении нарекли именем отца, Людовик, и оба родителя испытывали огромное счастье, ибо выполнили свой первейший долг перед отечеством. Однако это совершенно не значило, что отныне супруги могли спокойно почивать на лаврах. Детская смертность в те годы была высокой даже в аристократических домах, в королевских домах траур было принято объявлять лишь по случаю кончины отпрысков старше семи лет. Отсюда ограничиваться одним наследником было рискованно, и в начале 1662 года Мария-Терезия вновь ощутила признаки беременности.

По случаю рождения наследника король задумал устроить праздник, который стал бы грандиозным событием для укрепления славы Франции как самого мощного государства и должен был поразить своим блеском как подданных, так и иностранных гостей. Под названием «карусель» было устроено нечто невиданное доселе, сочетание парада и средневекового турнира, обставленное с ослепительной роскошью. Для его проведения выбрали участок за дворцом Тюильри (за которым с тех пор так и закрепилось название площадь Карусели), достаточный для размещения ожидавшихся пятнадцати тысяч зрителей.

В празднестве приняли участие шестьсот пятьдесят пять всадников. Праздник начался 5 июня с торжественного шествия, его открыли музыканты с литаврами и трубами, за которыми следовали оруженосцы в одеждах римских ликторов. Далее двигались два шталмейстера короля, один нес его копье, другой – щит с изображением солнца, разгоняющего своими лучами облака с девизом: «Победил, как только пришел». За ними появился король на своем скакуне, в одеждах римского императора из серебряной парчи, расшитых золотом и усыпанных крупными бриллиантами, с аграфами из самоцветных камней на плечах. Его сияющая кираса была украшена тремя перевязями со ста двадцатью бриллиантовыми розами. Наряд дополняли короткая юбочка, сапожки из парчи и серебряный шлем с золотыми листьями, увенчанный султаном из перьев огненного цвета. В одной руке он держал золотой дротик, в другой – кривую саблю, инкрустированную таким количеством бриллиантов, что с трудом можно было рассмотреть золото ее ножен. Далее ехала свита также в римских одеждах, за ними – группы, представляющие четыре страны света, которые явились приветствовать новорожденного дофина. Первую возглавлял месье в костюме короля Персии, вторую – принц де Конде в одежде турецкого султана, третью – принц Энгиенский в облачении императора Индии и герцог де Гиз, изображавший вождя американских индейцев.

После шествия начались различные соревнования в духе средневековых турниров с вручением призов из рук королевы. Все три королевы – Мария-Терезия, Анна Австрийская и Генриэтта Французская, – а также герцогиня Орлеанская сидели на обтянутой красным атласом трибуне под навесом из лилового бархата. Луиза де Лавальер, затерявшаяся среди фрейлин монаршего семейства, скромно помещалась во втором ряду. Она испытывала двойственные чувства: с одной стороны, у нее перехватывало дыхание от красоты и величия ее царственного возлюбленного, с другой – она еще острее осознавала свое ничтожество на фоне блестящих придворных дам и страшилась их мести.