Страдания молодой жены

Именно таким способом ослепленный любовью фаворит задумал воздействовать на Людовика ХIII. Генриэтта-Мария понравилась Карлу, но это отнюдь не устраивало Стини, который считал себя единственным собственником благосклонности короля. Генриэтта очень быстро обнаружила, что ее изящество, шарм, молодость, жизнерадостность не играют никакой роли для создания гармонии в супружеской жизни. За каждым ее шагом следили и постоянно поучали юную женщину мать и родственники Бекингема. Привыкшая к галантному обхождению кавалеров французского двора, она нашла тяжеловесными и неуклюжими манеры мужа – как известно, тот не обладал опытом общения с женщинами, – и сочла это результатом дурного влияния герцога. Дочь Генриха IV не намеревалась мириться с таким положением. Она воспротивилась тому, чтобы одной из ее фрейлин стала графиня Люси Карлайл. Она заподозрила, что Бекингем специально приставил эту женщину к ней, чтобы шпионить за каждым ее движением и, возможно, чтобы та соблазнила Карла (в скобках скажем, что графине удалось преодолеть недоверие королевы и со временем стать ее доверенным лицом). Мужу же Генриэтта мстила тем, что сначала, по наущению своих французских фрейлин, отлучила его от ложа, а затем начала выпячивать свой католицизм. Это вызвало раздражение Карла. Он ожидал заполучить покорную супругу вроде герцогини Кэтрин Бекингем, но Генриэтта оказалась крепким орешком. Вместо того, чтобы способствовать сближению мужа с шурином, Людовиком ХIII, она, напротив, лишь сеяла рознь между двумя монархами.

Не зная, каким образом поладить с женой, Карл обратился к фавориту с просьбой приструнить ее. Но вместо того, чтобы пустить в ход свое обаяние, Джордж принялся угрожать ей. Он напомнил шестнадцатилетней женщине, что некоторые королевы Англии заплатили за неподобающее поведение своей головой и что она полностью находится в его власти. Но Генриэтта не испугалась. Юная женщина, похоже, поняла, насколько велико влияние фаворита на ее мужа, если подданный короля таким образом оскорбляет его супругу. У нее развилось поистине истерическое отвращение к мужу. Генриэтта считала свой брак неудавшимся и страстно хотела возвратиться во Францию, но Ришелье наложил на это неразумное стремление свой запрет. Страдания французской принцессы отравляли отношения между двумя королевствами и двумя министрами. Ришелье писал новому французскому послу в Лондоне де Бленвилю: «Ежели Бекингем хочет вернуться во Францию, он должен начать с выполнения статей брачного договора».

Бекингем тем временем вновь обратил свой взор на политику и принялся разрабатывать вроде бы вполне здравый замысел: создать протестантскую лигу, в которую вошли бы Англия, Соединенные провинции Нидерландов, Швеция и Дания, далее вытекало логичное присоединение к ним Франции. Герцог был намерен завязать эти связи, совершая большой посольский тур сначала в Голландию, а затем в Париж, высший предмет его вожделений. Однако Людовик ХIII и Ришелье разрушили этот прожект. Христианнейший король не желал видеть герцога в своем государстве, будучи слишком занятым преодолением козней своих собственных подданных, он не мог вступить в протестантскую лигу, но был готов финансово поддержать ее, если с английскими католиками, наконец, будут обращаться в соответствии с принятыми на себя обязательствами.

Бекингем решил воздействовать на это упорное сопротивление извне и отправился в Голландию. Перед отъездом он сместил с должности мудрого и рассудительного лорда-канцлера Уильямса, заменив его фанатиком, сэром Томасом Ковентри. Назначенец начал с того, что ужесточил законы против католиков. Падение Уильямса лишь усилило в королевстве убеждение во всевластии фаворита.

Поездка Бекингема в Голландию была обставлена с обычным великолепием. Однако внезапная смерть посла Швеции, чрезвычайно приверженного идее создания лиги, и недоверие голландского принца Оранского лишили герцога возможности ставить свои условия, и он был вынужден подписать Гаагский договор на тех условиях, которые ему предложили. Вместо получения помощи Англии пришлось оказывать ее: Бекингем пообещал выделять королю Дании тридцать тысяч фунтов ежемесячно. Для выполнения этих обязательств он попытался заложить драгоценности короны у амстердамских евреев и получил унизительный отказ.

Согласно договору Англия, Дания и Голландия объединялись против Австрийской империи. Бекингем счел это своей победой, теперь ему было достаточно получить назначение послом в Париж, чтобы изменить баланс сил в Европе. Он вернулся в Лондон, где его ожидали весть о провале похода в Кадис и письмо от Людовика ХIII, подтверждавшее отказ принять его. Ришелье писал, что приезд герцога «постыден для короля, вредоносен для мира в сем государстве и мало полезен для сношений между двумя королевствами».

Но это лишь разожгло дерзость и уверенность Бекингема. Посол де Бленвиль получил заверение, что «он увидит эту даму и поговорит с ней, невзирая на всех властителей Франции».

На коронации, состоявшейся 2 февраля 1626 года, облаченный в белоснежные одежды вместо царственного пурпура Карл прошествовал под помазание на власть в гордом одиночестве: Генриэтта не могла принять корону из рук священника-еретика, а католический пастырь не имел права совершать этот обряд. Место королевы в Вестминстерском аббатстве пустовало. Таким образом, Генриэтта так и не была коронована и помазана на царство. Она же предпочла наблюдать за торжественным шествием с балкона в окружении лиц своего французского двора, чьи смешки и язвительные шуточки разносились далеко вокруг. Все это сильно не понравилось ее подданным и заслужило королеве прозвище «папистской вражины».

Возможно, Бекингем осознал, что зашел слишком далеко в преследовании королевы, ибо это явно не шло на пользу отношениям между двумя странами, и предложил ей войти в состав Государственного совета. Однако Генриэтта от этой высокой чести отказалась, усмотрев в этом очередную ловушку, расставленную ей.

Бекингем послал во Францию лорда Холлэнда и лорда Карлтона с задачей найти последний компромисс. Ришелье завел свою обычную песню об улучшении отношения к католикам, осудил поддержку Англией протестантов Ла-Рошели и удержание французских купеческих судов, обвиняемых в контрабанде. В отместку были задержаны английские суда. Однако же его преосвященство вовсе не желал окончательного разрыва, слишком благоприятного для испанцев. Больше гибкости со стороны англичан позволило бы избежать непоправимого. Но Карл I настолько поддерживал порывы своего Стини, что это иногда приводило к провалу планов фаворита. Он не стал ничего обещать в пользу католиков и пригрозил силой вернуть свои захваченные суда.