Королевский лейб-медик

Собственно говоря, поездка короля была традиционным путешествием европейских дворян и наследников королевских домов по Европе, как бы завершающим этапом полученного ими образования. Такой вояж в свое время был запланирован и для Кристиана, но карты смешала преждевременная смерть его отца. Незадолго до отъезда, в апреле Кристиан назначил себе на время путешествия нового доктора, немца Йоганна-Фридриха Штруэнзее. Он сделал это по рекомендации датских дворян, некогда удаленных от двора, Эневольда фон Брандта (который покусился на место королевского любимчика Конрада Хольта, за что и пострадал) и графа Шака Рантцау, великого мастера плести интриги.

Доктор Штруэнзее родился в 1737 году в семье немецкого пастора недворянского происхождения, что не помешало тому со временем занять высокую церковную должность в герцогстве Шлезвиг-Голштейн. Мать Йоганна, Мария-Доротея, была дочерью Йохана-Самуэля Карла, врача, дослужившегося до звания лейб-медика датского короля Кристиана VI и его супруги Софии-Магдалены, каковые обязанности он исполнял в период с 1732 по 1742 год. Доктор также принял участие в 1740 году в реформе государственного здравоохранения королевства и создании Медицинской коллегии, которая по сей день является высшим институтом этой системы. Но за склонность к атеизму и неприкрытую критику властей его в 1742 году выслали из Дании, обеспечив, однако, вполне сносной пенсией. Дед довольно долго прожил в семье дочери, возможно, именно под его влиянием в возрасте 15 лет Йоганн поступил на медицинский факультет одного из лучших немецких университетов в городе Галле.

В детстве мальчика воспитывали в традициях богобоязненности и аскетизма, но все-таки родителям не удалось укоренить в нем эти начала. Когда ему исполнилось всего 20 лет, Йоганн успешно завершил учебу в университете. Свою диссертацию под названием «О вреде здоровью из-за неверных движений тела» он посвятил деду. Уже в этой ранней работе Штруэнзее изложил свои взгляды на весьма популярное в кругах сторонников Просвещения учение, что природа сама стремится к излечению, отсюда задачей медика является поддержка этой тенденции в виде закаливания и пребывания на свежем воздухе. По совету отца Йоганн отправился в Берлин, для непродолжительного ознакомления с постановкой лечебного дела в госпитале «Шарите», одном из старейших лечебных заведений Германии, основанном прусским королем Фридрихом еще в 1710 году. Далее он переехал в Гёттинген, другой известный университетский город, где обучался родовспоможению у тогдашнего авторитета в этой области Йоганна-Георга Рёдерера. В 1758 году Штруэнзее поселился в Альтоне, где уже жили его родители, и получил должность городского врача для бедных. Он успешно боролся с распространением чахотки путем улучшения гигиены – например, обеспечением каждого сироты отдельной кроваткой – и внедрил прививку от оспы, истинного бича того времени, после заболевания которой выживали немногие. Вместо обычного лечения кровопусканием и сильным пропотеванием молодой лекарь рекомендовал обеспечение поступления свежего воздуха в комнату больного и уничтожение постельного белья и одежды умершего. Опыт работы с такими мерами гигиены и вскрытиями умерших привел его к выводу о возникновении заболеваний путем заражения. Новые методы и подходы Штруэнзее натолкнулись на противодействие многих его коллег.

Вознаграждение за работу с пациентами-бедняками оказалось недостаточным для поддержания даже скромного существования, работы было невпроворот, и времени на зарабатывание денег частной практикой не оставалось. Штруэнзее подал прошение датскому министру графу фон Берншторфу о повышении ему жалованья с тем, чтобы обеспечить ему возможность вместо скудного заработка медицинской практикой читать лекции своим необразованным коллегам и повитухам. Прошение было отклонено, но Штруэнзее получил назначение на должность земельного врача графства Рантцау, где его пациентами стали местные богачи и дворяне. Он довольно быстро заработал репутацию хорошего врача, а его незаурядный ум и элегантные манеры позволили ему быть принятым в кругах местной аристократии. В университете Йоганн набрался модных идей Просвещения, исходивших из безграничной веры в человеческий разум и перестройку общества на рациональных основаниях, и теперь сочинял трактаты на эти темы, которые печатались в журнале «Для пользы и удовольствия». Он указывал на связь между недостаточным образованием, отсутствием гигиены, заболеваемостью в бедняцкой среде и призывал к проведению реформ. Штруэнзее считал, что государство обязано заботиться о здоровье и просвещении своего населения, ибо «увеличение населения есть одна из благороднейших задач, которую проводят государственные деятели». Эта забота, по его мнению, должна распространяться на одиноких матерей и душевнобольных, которых, как правило, общество отталкивало. Надо сказать, что кое-какие его труды не были допущены к печати из-за противодействия цензуры.

Невзирая на такую занятость, у Штруэнзее хватало времени не только на занятия медициной и литературой, но также и на светские развлечения: охоту, карточную игру и оказание повышенного внимания особам дамского пола. Он обладал каким-то особым обаянием, которое делало его неотразимым для женщин. Это чрезвычайно не нравилось его отцу, который регулярно докучал Йоганну своими увещеваниями, но тот не обращал на них никакого внимания. Он использовал всегда одну и ту же отговорку:

– Работа врача тяжела, меня каждодневно окружают страдания, болезни, стенания и кровь. Полагаю, я имею право давать себе отдохновение, чтобы быть на другой день готовым вновь погрузиться в пучину мучений и бед людей, страждущих моей помощи.

В конце концов выведенный из себя пастор, уверенный в том, что распутного сына на том свете ожидает геенна огненная, публично отрекся от него. Этот акт отчаявшегося родителя не произвел ни малейшего впечатления на Йоганна, ставшего к тому времени модным доктором, у которого отбоя не было от пациентов. В ту пору он особенно сблизился с фон Брандтом и фон Рантцау, и те порекомендовали его королю Кристиану VII.

6 мая 1768 года Кристиан вместе со своей обширной свитой отправился в поездку по западным немецким государствам, Нидерландам, Англии и Франции. Для финансирования этого затратного мероприятия в королевстве был введен дополнительный налог. В Шлезвиг-Голштейне он провел несколько дней в замке Аренсбург, который купил у обедневшей семьи графов фон Рантцау немецкий купец Хайнрих-Карл фон Шиммельман (1724– 1782), личность сама по себе весьма неординарная. Сколотив некоторое состояние во время Семилетней войны на поставках зерна прусской армии и удачной продаже содержимого складов знаменитого саксонского фарфора, захваченных пруссаками, он переключился на торговлю в Германии и Дании. Негоциант быстро сказочно разбогател, не брезгуя никаким товаром, включая африканских рабов. Фон Шиммельман обзавелся несколькими плантациями по выращиванию хлопка и сахарного тростника на американских Виргинских островах, доставлял сырье в Данию, где оно перерабатывалось на местных мануфактурах, а затем хлопчатобумажные ткани, оружие и алкоголь вывозились в Африку и там обменивались на рабов, отправляемых в Новый Свет. Купец имел свой частный флот из 14 судов и считался самым крупным датским работорговцем и рабовладельцем. Кристиан VII назначил его своим казначеем, а впоследствии осыпал высшими наградами королевства и пожаловал графский титул. Шиммельман далее принимал активное участие в финансовой жизни Дании, его сын Хайнрих-Эрнст позднее стал министром финансов королевства. После Шлезвиг-Гольштейна Кристиан отправился в вояж по европейским столицам под именем графа Травентальского (по названию одного из своих королевских дворцов), т.е. это освобождало принимающих гостя монархов от обязанностей оказывать ему все почести, связанные с официальным визитом.

В Лондоне датский зять произвел на свою родню весьма странное впечатление, но, тем не менее, ему были оказаны все почести, полагавшиеся свояку короля: в Оксфордском и Кембриджском университетах ему присвоили почетную научную степень доктора права, причем щедрость кембриджских академиков по неизвестной причине простерлась до того, что почетной степени по медицине был удостоен и его доктор Штруэнзее. Короля Дании с почетом встречали в Лидсе, Манчестере и Йорке, толпы народа стекались приветствовать его, и праздные зеваки не прогадали: Кристиан столь щедро разбрасывал им золотые монеты, как будто то были медяки. Надо сказать, что большую часть расходов по поездке оплатил все тот же купец Шиммельман. Во время поездки по этим городам Штруэнзее обратил внимание на те беды, которые влек за собой рост промышленности в королевстве: переселение крестьян в города, образование трущоб, распространение в них болезней, алкоголизма и сифилиса. Во Франции доктор встретился с Дидро и другими видными просветителями. Его ум все больше занимала идея правления просвещенного государя, который реформировал бы свое королевство на основе политических свобод и всеобщего равенства. Штруэнзее уже прикидывал, какое влияние он способен оказывать на своего психически неуравновешенного пациента Естественно, Кристиана VII в поездке привлекали совершенно другие вещи. Королю устроили роскошный прием в самых красивых поместьях Англии: в Бленхейме – у потомков герцога Мальборо, в Дичли-парк – у эрла Джорджа-Генри Личфилда, потомка короля Карла II по линии его бабки, красавицы Шарлотты Фицрой, побочной дочери монарха от его любовницы Барбары Вильерс, в Стоу-хаус – у эрла Ричарда Гренвилл-Темпла. Некоторую чудинку в поведении Кристиана эти аристократы сочли за эксцентричность, которая в не меньшей, если не в большей степени была присуща и некоторым представителям английской знати. Мать Каролины-Матильды несколько обеспокоило то, что зять не мог дать ей вразумительных ответов на вопросы о ее внуке, но ее сыновья сочли такое неведение совершенно естественным. Безусловно, за каждым шагом зятя неусыпно следила полиция, и вдовствующая принцесса Уэльская была весьма шокирована тем, что Кристиан несколько раз посетил некие дома со скверной репутацией в Сохо, квартале, пользовавшемся в столице самой дурной славой. Да, она предусмотрительно предупреждала дочь о «других женщинах», которые могут появиться в жизни ее супруга, – покойный Фредерик, принц Уэльский, сменил их не одну, – но представить себе, что зять опустится до продажных девиц… Нет, тут явно было что-то не то.

Поездка Кристиана продолжалась восемь месяцев. В течение этого времени Каролина-Матильда целиком посвятила себя воспитанию сына, причем взяла за правило запросто гулять по улицам Копенгагена, что вызвало неудовольствие придворных – особам ее ранга надлежало передвигаться в карете. На лето она с сыном выехала в замок Фредериксборг, а осенью вновь вернулась в столицу. В отсутствие госпожи фон Плессен Каролина-Матильда, молодая и жаждущая общения женщина, была вынуждена сблизиться со своими фрейлинами. Они все были замужними дамами, принадлежавшими к самым аристократическим семьям Дании, но, в отличие от бывшей чопорной гофмейстерины, стремившимися как можно полнее вкусить от радостей жизни. Датский высший свет во всем стремился подражать французскому двору, и для придворной дамы считалось в порядке вещей иметь официального любовника. Они их не только имели, но еще и регулярно меняли. К числу этих ветреных прелестниц принадлежали Элизабет фон Эйбен, а также получившая прозвище «Три грации» из-за их красоты троица фрейлин: Кристина-Софи фон Гелер, Анна-Софи фон Бюлов и Амалия-Софи Хольштайн.

Эти жизнерадостные дамы всячески побуждали королеву уделять больше внимания светской жизни, танцам и хотя бы невинному флирту. Памятуя заветы матери, Каролина-Матильда предпочитала держаться подальше от развлечений, но досужая молва все-таки приписала ей роман с французом Латуром, красивым актером и певцом из труппы придворного театра. На самом деле Латур состоял в любовниках Элизабет фон Эйбен, но, по слухам, он получал подарки «от более высокого лица», поэтому его тайные посещения комнаты фрейлины сочли прикрытием свиданий с королевой. Хотя эти слухи явно не имели под собой основания, после возвращения короля актера выслали из Дании, дабы ничто не могло запятнать репутацию супруги монарха.

Когда король вернулся, он назначил Штруэнзее королевским медиком. Во время путешествия здоровье короля ухудшилось, но немецкий доктор каким-то образом ухитрялся держать его поведение в приемлемых рамках. У Кристиана теперь реже наблюдались взрывы необоснованной агрессии. В награду Штруэнзее получил должность королевского докладчика, т. е. сообщал ему обо всех наиважнейших событиях в королевстве и, учитывая полную неспособность короля к принятию решений, мог выдавать за них свои собственные. В мае 1769 года его назначили действительным государственным советником. Поначалу Штруэнзее занимался здоровьем королевской семьи и не проявлял особых политических амбиций. Однако король благосклонно выслушивал его идеи по проведению реформ. Первые указы по улучшению положения матерей-одиночек и упорядочению службы повитух были выпущены уже в 1769 году. Однако королевский медик оказался очень быстро вовлечен в придворные интриги, что вынудило его позаботиться об обеспечении своего устойчивого положения.

С этой целью для начала Штруэнзее возродил старый замысел придворных по обеспечению короля официальной любовницей в лице все той же красавицы и умницы Биргитты-Софии Габель. Он опрометчиво разделял то мнение, что эта женщина благоприятно повлияет на психическое состояние короля, а поскольку им будет легче управлять, то это станет благом и для королевства. Кое-кто из придворных считал, что сам Штруэнзее планировал стать любовником Габель и через нее оказывать политическое воздействие на короля. На сей раз Габель более благосклонно отнеслась к этому замыслу и попыталась поощрять ухаживания короля за нею. Но умная женщина очень быстро поняла, что король глубоко болен и вряд ли его состояние улучшится, а потому решительно отказалась продолжить свою связь с ним. Современники утверждали, что она безуспешно пыталась убедить короля отказаться от своего любимчика Холька, которого терпеть не могла.

К сожалению, судьба жестоко обошлась с этой столь одаренной во всех отношениях женщиной: в августе 1769 года она умерла после рождения мертвого младенца. Разумеется, доброжелатели донесли все подробности этого потерпевшего крах предприятия до сведения Каролины-Матильды. Штруэнзее уже при первой встрече произвел неблагоприятное впечатление на королеву, но после этой истории она невзлюбила его, не особо стремясь скрывать свою неприязнь. Потерпев поражение с воцарением при дворе послушной ему фаворитки, Йоганн-Фридрих задумал завоевать расположение Каролины-Матильды. Он видел, насколько одинока и несчастна эта молодая женщина, отринутая и пренебрегаемая мужем.

Дабы войти в доверие к королеве, Штруэнзее стал побуждать короля улучшить свое отношение к супруге. Во время одного из своих редких просветлений ума тот смилостивился, устроив трехдневные празднества по случаю дня рождения королевы 22 июля 1769 года. Каролина-Матильда поняла, что за этим стоит Штруэнзее, и постепенно стала изменять свое отношение к нему. В конце лета у королевы случился приступ водянки, совершенно обезобразивший ее внешность, и она была вынуждена обратиться к медику супруга. Рекомендованные им лечение и подвижный образ жизни действительно помогли. Каролина-Матильда вернулась к верховым прогулкам, в которых ее теперь нередко сопровождал Штруэнзее. Доктор успешно выполнил прививку от оспы наследнику престола, что опять-таки усилило веру королевы в доктора, и она стала прислушиваться к его рекомендациям по воспитанию сына.

Дело в том, что по достижении возраста одного года для принца создавался его собственный двор со штатом и его воспитание передавалось назначенным королем наставникам. Ответственность за воспитание маленького Фредерика возложили на вдовствующую королеву Юлиану-Марию. Та взяла за основу обычный метод взращивания наследных принцев: ребенка, едва вышедшего из пеленок, именовали «ваше королевское высочество», его окружал рой слуг, которые не давали ему и шагу ступить самостоятельно, общался он, в основном, со взрослыми придворными, что не лучшим образом сказывалось на психике ребенка. Штруэнзее же был последователем педагогических идей Жан-Жака Руссо, настаивавшего на близости ребенка к природе, его изоляции от общества, которое лишь портит заложенные в нем от рождения задатки и индивидуальные склонности, на важной роли трудового воспитания. Медик настоял на удалении оравы слуг и на том, чтобы ребенок старался обходиться в повседневной жизни сам. К тому же вместе с ним поселили мальчика-сироту, с которым принц должен был выучиться делить как все блага, так и тяготы детской жизни. Помешанный на закаливании Штруэнзее также добился того, чтобы мальчики были легко одеты даже в зимнее время, как можно больше ходили босиком, а питание было простым и не обильным.

Все это сблизило Каролину-Матильду и Штруэнзее; историки считают, что именно зимой 1769–70 года они стали любовниками. В январе 1770 года Иоганну-Фридриху было даровано право проживания во дворце Кристианборг. По легенде, его комната располагалась над спальней Каролины и была соединена с ней потайной лестницей. К сожалению, проверить достоверность этого утверждения не представляется возможным: в 1794 году во дворце случился страшный пожар и при восстановлении его облик был сильно изменен. В девятнадцатом веке строение постиг еще один пожар, так что теперь дворец, в котором размещаются все три основные ветви власти Дании, не имеет ничего общего с местом действия основных событий нашего повествования.

Трагическая история любви молодой красивой королевы и медика из простонародья стала благодатной темой для романов, а со временем и фильмов. Была ли она в реальной жизни окутана тем флером романтичности, который способен и в наши дни, лишенные какой бы то ни было сентиментальности, вышибить слезу у забывшегося на минуту читателя или зрителя? Трудно сказать.

Каролина-Матильда вовсе не была столь красива, как игравшие ее в кино (примером тому может служить вышедший в 2012 году датско-немецкий фильм «Королевский роман») по-современному субтильные актрисы. К тому же в периоды приступов водянки ее внешность становилась просто отталкивающей, чего не могла скрыть на портретах даже кисть придворного художника-льстеца. Вполне понятно, что после отвращения, вызванного у нее кратковременным сексуальным опытом с ненормальным во всех отношениях мужем, плотская любовь с обаятельным, крепким и опытным любовником, какового являл собой Штруэнзее, полностью захватила и подчинила себе юную женщину, которой не исполнилось и двадцати лет. Она с головой бросилась в этот поток ошеломляющих чувств, который нес ее, не давая остановиться и задуматься, – да и ум-то у Каролины-Матильды был не особенно развит. В ней не было ничего и отдаленно похожего на вдовствующую королеву Юлиану-Марию, которая просчитывала все свои действия далеко вперед. Она любила – и все остальное уже не имело для нее никакого значения. Она забыла все предписания и требования этикета, которые столь успешно усвоила с молоком матери. Она стала неосторожна и не скрывала своей страсти к любимому человеку. С другой стороны, эта любовь придала ей уверенности в себе, и Каролина-Матильда отбросила ту робость юной девушки, от которой долго никак не могла отделаться после прибытия в Данию.

Действительно ли любил ее Штруэнзее или просто использовал для достижения своих далеко идущих целей? Психически больной король находился полностью в его власти, возможно, доктор хотел подчинить себе и его супругу. Наверное, ему, простолюдину, льстило, что он полностью покорил не просто глупенькую молодую женщину, но сестру английского короля, отпрыска древней королевско-герцогской династии, уходившей корнями в глубокое прошлое, королеву значительного государства. Возможно, доктор надеялся после проведения своих реформ стяжать себе славу благодетеля отечества и самому завладеть короной. Известно, что Штруэнзее со временем настолько уверился в своей власти, что стал покрикивать на королеву в присутствии других. Не стоит забывать, что он был почти на полтора десятка лет старше ее, прекрасно осознавал, сколь недалека Каролина-Матильда, и вполне мог считать ее лишь ступенькой к завоеванию неограниченной власти.

Тем временем состояние здоровья короля продолжало ухудшаться, он все дальше отходил от восприятия реальной действительности. Кристиан все больше доверял ведение дел своему медику. Действовавший в Дании «Закон об абсолютной королевской власти» требовал, чтобы каждый закон принимался лично королем. Но, завоевав доверие короля, Штруэнзее мог с легкостью подсовывать ему для подписи нужные ему с целью реформирования государства указы. Все лето Йоганн-Фридрих провел вместе с королевской супружеской парой на отдыхе в их летних резиденциях, замках Фредериксборг, Травенталь и Хиршхольм. Там он, пользуясь полной свободой, вдали от сановников и королевских советников, все подмечавших и во все совавших свой нос, готовил тексты новых указов, якобы обсуждая их с королем, хотя весьма сомнительно, чтобы Кристиан был в состоянии для подобной умственной деятельности. В результате уже в сентябре 1770 года вышли в свет законы о запрете на пожалование титулов и орденов без соответствующих заслуг и отмене цензуры в печати. Правда, этот указ вышел боком самому Штруэнзее: на него обрушился поток памфлетов, статеек и карикатур, где не была обойдена тема его преступной любовной связи с королевой. Позднее к закону была сделана поправка, запрещающая полную анонимность печатного материала.

Именно в течение этого летнего отдыха поведение королевы и Штруэнзее начало возбуждать подозрения окружающих. Эти подозрения лишь усилились, когда еще до окончания пребывания монаршей четы в летних резиденциях в столицу внезапно вернулась старшая фрейлина, Элизабет фон Эйбен. Как выяснилось впоследствии, у нее была короткая связь со Штруэнзее, возбудившая ревность королевы. По-видимому, затем Каролина-Матильда все-таки сменила гнев на милость и даже сделала фрейлину доверенным лицом. Дело в том, что горничные предупредили королеву о слухах, связанных с ее увлечением Штруэнзее, рассказали об опасностях, грозивших ее репутации, ибо об этом прознали обе вдовствующие королевы. Простодушные женщины нижайше попросили свою повелительницу обратиться к графу фон Берншторфу, министру иностранных дел, с просьбой выслать опасного доктора из страны. Помня рекомендацию матери не опускаться до общения со слугами нижайшего ранга, Каролина поведала об этом любовнику. Тот посоветовал ей подкупить горничных, дабы обеспечить их содействие в тайных свиданиях. Но Каролина отказалась и взяла себе в поверенные Элизабет фон Эйбен. Однако ревность все-таки взяла верх, и летом 1770 года королева уволила свою старшую фрейлину. Элизабет уехала в Германию и поселилась в Любеке, источником существования для нее стала пенсия отставной придворной дамы.

Во время следствия по делу Штруэнзее Элизабет фон Эйбен привлекли в качестве свидетельницы. Она не поехала в Данию, но прислала в письменном виде свои показания, сильно повредившие обоим обвиняемым. Она, в частности, написала, как во время одного из балов-маскарадов в январе 1770 года Каролина-Матильда незаметно на длительное время удалилась в комнату Штруэнзее.

Молва о неподобающем увлечении королевы медиком низкого происхождения достигла королевского двора Великобритании. Летом мать Каролины-Матильды, вдовствующая принцесса Уэльская, решила выяснить обоснованность этих слухов и оказать воздействие на дочь. Для прикрытия истинной цели своей поездки Августа якобы изъявила желание навестить своих родственников в немецких княжествах, точно так же поступила и Каролина-Матильда. Они встретились в герцогстве Люнебург, но дочь явилась на встречу в сопровождении Штруэнзее, который ни на шаг не отходил от нее. Откровенного разговора не получилось; принцесса в основном излила свое возмущение по поводу того, что дочь прибыла на свидание, сидя верхом по-мужски на лошади и в мужских панталонах для верховой езды. Это было в высшей степени неподобающим для женщины, тем более для королевы. Каролина отговорилась тем, что ее костюм был мундиром полка голштинской лейб-гвардии, почетным полковником которого она являлась. Всегда послушная и покорная дочь вела себя весьма непочтительно, дерзко и даже вызывающе. Когда Августа осторожно завела речь о том, правдивы ли слухи о грядущей опале премьер-министра графа Берншторфа, та, якобы с вызовом, оборвала пожилую принцессу:

– Прошу вас, мадам, позвольте мне управлять моим королевством так, как сие угодно мне!

Мать и дочь расстались холодно, эта встреча оказалась последней для них, ибо в 1772 году вдовствующая принцесса Уэльская скончалась. Попытки призвать Каролину-Матильду к порядку, предпринятые послом Великобритании в Дании и братом королевы Уильямом-Генри, герцогом Глостерским и Эдинбургским, навестившим ее в сентябре в Копенгагене, равным образом не имели успеха.

Тем временем Штруэнзее постепенно отделывался от своих соперников. В сентябре 1770 года был отправлен в отставку премьер-министр граф Берншторф, двадцать лет направлявший внешнюю политику страны. Официальным предлогом послужила провалившаяся карательная акция против алжирских племен – Дания, подобно своим более мощным европейским соседям, в свое время также делала некоторые попытки с целью обретения заморских колоний, например, захват Транкебара в Индии, части Виргинских островов и других территорий. Однако постепенно королевство растеряло и то немногое, что удалось ухватить в этой неравной борьбе. В декабре Штруэнзее уломал короля распустить Государственный совет и назначить его тайным советником. Теперь связь между королем и датскими подданными осуществлялась исключительно через Штруэнзее. Тогда, собственно, и началась эра правления этого просвещенного реформатора. За тринадцать месяцев он выпустил массу указов, их число обычно оценивают в 1069, хотя некоторые историки называют цифру 1800. 18 декабря 1770 года Штруэнзее был официально назначен лейб-медиком.

Король Кристиан все больше терял способность осмысленно совершать какие бы то ни было действия и даже порой отказывался подписывать указы и законы, которые подсовывал ему его лейб-медик. 15 июля 1771 года Штруэнзее получил должность тайного министра кабинета, и ему была выдана генеральная доверенность, разрешавшая ставить вместо подписи короля его собственную, т. е. наделявшая его всей полнотой власти. 22 июля он был возведен в графское достоинство, правда, без пожалования соответствовавших этому титулу земель. Выглядело весьма странным и даже нелепым то, что поклонник идей Просвещения, ратовавший за всеобщее равенство, проявил столь мелочное тщеславие. Дабы охранять короля от нежелательного постороннего воздействия и руководить его действиями в нужном направлении, Штруэнзее удалил его фаворита Холька и заодно его сестру, гофмейстерину королевы Маргарету фон дер Люэ, хотя та находилась в хороших отношениях с Каролиной-Матильдой. Эневольд фон Брандт официально был назначен директором театра, картинной галереи и кунсткамеры, однако его единственной задачей было поддерживать сносное настроение у короля. Фон Брандту не нравилась его новая работа надзирателя, и он пожаловался Штруэнзее, высказав предостережение, что подобное деспотичное поведение может привести к тяжелым последствиям. Однако тот категорически отмел как жалобу, так и предостережение. В сентябре фон Брандт подал Штруэнзее письменное прошение об отставке, пожаловавшись на невыносимое обращение со стороны своего подопечного, но лейб-медик уломал его остаться. По-видимому, чтобы как-то умаслить фон Брандта, 30 сентября 1771 года тому был пожалован титул графа, но также без подкрепления его землями. Позднее ему была выплачена из казны огромная сумма в размере 60 000 риксдалеров, точно такую получил и его благодетель.

Поскольку король находил истинное удовольствие в драке, фон Брандт никак не мог уклониться от его попыток затеять потасовку. В ноябре 1771 года король за какое-то нахальное высказывание принялся угрожать своему опекуну поркой, тот не выдержал, ввязался в борьбу с ним и ударил Кристиана в лицо (по некоторым источникам, укусил своего подопечного за палец). Подобные поступки по нанесению ущерба особе монарха приравнивались к государственному преступлению, и впоследствии фон Брандт заплатил за это своей жизнью.

Для обеспечения более эффективной финансовой политики Штруэнзее назначил советниками уже упоминавшегося купца-министра фон Шиммельмана и своего брата Карла-Августа, находившегося на службе у прусского короля. Реформы нуждались в финансировании: например, отмена налога на соль – верный и поистине неиссякаемый доход для королевства – проделала огромную дыру в бюджете государства. Для возмещения этой потери новый советник порекомендовал ввести налог на роскошь, т.е. на скаковых лошадей и карточную игру, полученные суммы использовались на воспитание детей-подкидышей. Была учреждена государственная лотерея, доходы от которой равным образом направлялись на социальные нужды. Прибегли также к некоторым решительным мерам экономии: были сокращены придворный штат, часть командных офицеров и руководящих служащих – одних только камергеров, имевших ранг и оклад генерала, набралось 182 человека, отменялись почетные пенсии и выплаты, урезались расходы на одежду и прочую роскошь. Были также резко уменьшены государственные расходы, реорганизована налоговая служба, повинность поставок натурой заменена денежными выплатами. В области внешней политики были проведены мероприятия, направленные на улучшение отношений с Российской империей, что, в конечном итоге, привело к заключению в 1773 году Царскосельского договора.

На некоторые освободившиеся места Штруэнзее назначал своих ставленников, не считаясь с местными традициями. Например, бургомистром Копенгагена стал его однокашник по университету Петер Маттизен. Как это не покажется странным, он не вознаградил Шака фон Рантцау, порекомендовавшего его в свое время не только королю, но и премьер-министру Берншторфу. Тот получил лишь незначительную должность в военной канцелярии, и это было оскорбительно для честолюбивого отпрыска аристократической семьи, чей дед дослужился до звания маршала. Армия была сокращена наполовину, конная лейб-гвардия распущена. Отменена всеобщая воинская повинность (ранее каждое лицо мужского пола по достижении возраста 14 лет подлежало призыву в армию на двадцатилетнюю службу) с целью увеличения числа рабочих рук в хозяйствах. Отменялось государственное финансирование малопроизводительных мануфактур. Вместо них Штруэнзее сделал ставку на развитие сельского хозяйства. Была отменена барщина, земля придавалась крестьянским семьям на основе аренды за денежную плату. Неурожай и связанный с этим голод обусловили введение запрета на экспорт зерна и использования его винокуренными заводами, что сильно ударило по интересам крупных землевладельцев, т.е. аристократии, чьи доходы сократились. По замыслу реформатора, это должно было в достаточной мере обеспечить население дешевым зерном. Для сбалансирования цен на зерно учреждались государственные зернохранилища. Планировалась также отмена крепостного права и ограничение прав землевладельцев в отношении работников в их поместьях. Был наложен запрет на работорговлю в вестиндских колониях Дании.

Штруэнзее уделял особенное внимание ликвидации преимущественного положения аристократии. Титулы и должности не должны были более продаваться или раздаваться в зависимости от ранга или принадлежности к знатной семье, но только по способностям и заслугам, то же самое касалось орденов. Законы, изданные позднее, предусматривали сдачу экзаменов при поступлении на службу, причем дворянам не следовало оказывать предпочтение перед всеми прочими. Для искоренения взяточничества предусматривалось установление твердого оклада чиновникам.

Предусматривалась реформа судебной системы, причем обеспечивалось равенство всех подданных перед законом. Планировалась реформа системы здравоохранения и образования. Уже во время эпидемии оспы в Копенгагене в 1770 году Штруэнзее был членом комиссии по введению прививки от оспы. Восстанавливалась государственная система школьного образования. Предполагалось преподавание в школах датского языка вместо латинского и запрет наказания учеников поркой. Были запрещены пытки. Рождение ребенка незамужней женщиной более не подлежало наказанию, и внебрачные дети уравнивались в правах с законными. Подавляющая часть общества неожиданным образом расценила это как поощрение проституции и вознегодовала. Супружеская измена более не считалась преступлением, а внутрисемейным делом, каковой закон опять-таки сочли еще одним доказательством любовной связи реформатора и королевы.

Преобразования затронули и церковь. Вышел в свет закон о свободе вероисповедания. Были ликвидированы одиннадцать дней церковных праздников (третьи сутки празднования Рождества, Пасхи и Троицы, несколько праздников, посвященных богородице и святым), отменен отказ от работы, предписываемый церковью для воскресенья. Последняя мера была принята по просьбе экономистов того времени – она обеспечивала возможность работать в важные для сельского хозяйства летние месяцы. Отменялся надзор церкви за незаконнорожденными детьми, который, собственно, служил лишь тому, чтобы навлекать позор на головы матерей-одиночек.

В столице реформы быстро дали результаты: кладбища, осложнявшие эпидемиологическую обстановку, были вынесены за городскую черту, улицы вымостили камнем, установили уличное освещение. Это сделало Копенгаген более чистым и безопасным городом. Для населения был открыт свободный доступ в парк одного из королевских замков. По воскресеньям теперь разрешалось устраивать празднества и развлечения, что, впрочем, нравилось далеко не всем.

Недовольные найдутся всегда, и в результате поспешно проводимых реформ таковых оказалось немало. Уволенные в целях экономии государственных средств члены придворного штата, чиновники и офицеры не получили никакой компенсации, лишились жалованья и поначалу лишь тихо роптали. Но пострадали и простые люди. С целью экономии было остановлено строительство церкви Св. Фредерика, без средств к существованию остались также около 2 000 работников закрытых ввиду неэффективности государственных мануфактур. Естественно, во всем винили реформатора и, как водится в таких случаях, шили ему каждое лыко в строку. Штруэнзее действительно держался чрезвычайно высокомерно, не знал ни слова по-датски, и отсюда все его действия рассматривались как умышленное нанесение вреда датскому народу. Хотя немецкий язык уже давно стал в королевстве языком делопроизводства – как многие короли, так и бывший первый министр Берншторф насаждали в стране немецкую культуру, – но лишь одному Штруэнзее ставили в вину презрение ко всем датским и норвежским обычаям. Пошли слухи, что он умышленно ограничивает общение короля с народом и планирует занять его место на троне, а из наследного принца путем опрощенного воспитания вырастить дурачка.

Масла в огонь подлило и усиление положения королевы. В соответствии с новыми законами о награждении высшими орденами вплоть до 1773 года никому не были пожалованы ни Орден Слона, ни Орден Даннеборг. Однако 29 января 1971 года, в день рождения короля, был учрежден новый Орден Матильды. Это выглядело весьма странно в свете отмены всех привилегий и награждения лишь за реальные заслуги. Орден имел всего один класс и предназначался для пожалования членам королевской семьи и ближайшим ее друзьям. Награда представляла собой монограмму «М» в круге из драгоценных камней, обрамленном веточкой, украшенной зеленой эмалью. Мужчинам полагалось носить его на шее, подвешенным на розовой ленте с тремя серебряными полосами, женщинам – с бантом на груди. Первыми награжденными были Кристиан VII, сама Каролина-Матильда, вдовствующая королева Юлиана-Мария, ее сын принц Фредерик, Штруэнзее и его ближайшие друзья, в том числе Эневольд фон Брандт.

Вокруг Каролины-Матильды начала образовываться так называемая «Партия королевы». Молодая женщина, ощущая поддержку, которой совершенно была лишена ранее, стала чувствовать себя более уверенно, и это придало ей смелости. Согласно одной из реформ Штруэнзее был отменен придворный этикет и представители недворянских кругов могли быть приглашены на неофициальные ужины с королевой, в результате чего у нее появились друзья неаристократического происхождения. Каролина-Матильда немедленно обзавелась новыми подругами, самой близкой из которых стала Йоханна-Мария Маллевиль, дочь и жена рядового офицера, что опять-таки вызвало раздражение близких к королеве придворных. Окружающим не нравилось, что госпожа Маллевилль ведет себя как аристократка, в частности, проигрывает большие деньги за карточным столом.

Лето 1771 года королева провела вместе с супругом и Штруэнзее в летнем замке Хиршхольм, в совершенно идиллической обстановке, счастливая и умиротворенная, – она ждала второго ребенка. По приказу Штруэнзее во всех церквях отправляли службы за благополучное разрешение королевы от бремени, и это лишний раз укрепляло подданных в убеждении, что на самом деле будущее дитя – ребенок самого Штруэнзее. 7 июля королева родила дочь, которую король признал своим законным отпрыском, принцессой Дании и Норвегии. В отличие от своего брата, это дитя любви было здоровым и крепким младенцем. Хотя все в открытую говорили об сомнительном отцовстве новорожденной, вдовствующая королева Юлиана-Мария согласилась быть крестной матерью, возможно, чтобы усыпить подозрения в своей нелояльности правящей чете. Девочку окрестили Луиза-Августа в честь двух ее бабушек, по этому случаю в церквах, опять-таки по указанию свыше, отслужили благодарственные молебны и исполнили «Te Deum». По свидетельству современников, во многих храмах при исполнении этого церковного гимна некоторые прихожане молча вставали и уходили. Кстати, на обратном пути в Копенгаген Каролина-Матильда продала в Гамбурге часть своих драгоценностей, дабы пополнить фонд Ордена Матильды.