Глава 56

Ларин выскользнул из приемной, предварительно заперев дверь кабинета директора. В дверях он столкнулся с учительницей музыки, она напевала знакомый мотив популярной американской певицы, у которой вроде бы проблемы с наркотиками. Она и сама была на нее похожа, Ларин попытался вспомнить, как зовут певицу, но не смог. Черные с отблеском волосы, точеный профиль, соответствующий макияж. Элина Витальевна испугала его, Ларин дернулся, прижался к двери, пропуская напевающую училку внутрь.

– О-ой, – прервала она на высокой ноте, – а где же Анна, Дмитрий Сергеевич? Я хотела уточнить по поводу настройки пианино. Обещали сегодня настройщика, я же не могу фальшивить на уроке. – Она моргнула длинными приклеенными ресницами. Ларин знал, что половина одиннадцатых классов равняется на нее, вернее, на ту певицу, но Элине завидовали, потому что она умела попадать в ноты и больше всех в школе похожа на знаменитость.

– У нее дома пожар, – сказал Ларин. – Так что вряд ли.

– Боже правый, – Элина снова моргнула, и ветер от ее накладных ресниц, кажется, долетел до его щеки. – Правда, что ли? А Надежда Петровна? – Она в одно мгновение оказалась у двери кабинета и нажала на ручку.

– Ее тоже нет, сам хотел попасть.

– Как это нет? – не поняла Элина Витальевна. – Утром я ее видела.

– Уехала в РОНО. Это мне Анна сказала, прежде чем…

– Значит, это надолго, – с сожалением протянула она. – Как же мне урок вести?

– Поиграйте на ксилофоне, – посоветовал Ларин.

Она хотела было сказать ему что-то резкое, но он не стал дожидаться и быстрым шагом направился на второй этаж, в свой класс. Через пару минут прозвенит звонок. Кивнув охраннику на входе, он удостоверился, что тот пока стоит на месте. Значит, посторонние в школу не попадут, и он может быть спокоен хотя бы ближайшие сорок пять минут.

– Какие-то типы крутились возле дверей, – сказал он как бы между делом. Охранник повел носом, словно гончая, взявшая след. Сидячая работа, однообразие, полное отсутствие профессиональных развлечений – ни дубинкой помахать, ни мускулы размять, Ларин часто видел его смертельно скучающее лицо.

Стул под стокилограммовой тушей шаркнул по плитке, отодвинулся. Поднимаясь по лестнице, Ларин успел заметить настороженно-заинтересованное лицо и здоровенную кисть, поглаживающую дубинку.

Он вошел в класс, и в тот же миг грянул звон над дверью. Ларин дернулся. Черт! Зараза, выругался он.

11 «Б». Что же там у них по программе? Со всеми этими событиями он совершенно не подготовился к уроку. Класс был на удивление тих. Он дошел до своего стола, поставил на него портфель, выудил оттуда классный журнал, потом привычно вскинул голову, чтобы…

Сначала Ларин оторопел, потом понял, почему класс сидит в полной тишине. С 11 «Б» обычно такого не случалось. С первой же секунды самолетик в лоб, гогот, обсуждение вчерашних новостей шоу-бизнеса, длины юбки Бузовой, кто с кем, когда и сколько… но сейчас в классе стояла зловещая тишина.

На месте Скокова, за самой дальней левой партой, сидел… да, зрение не обманывало, он даже сощурился, подумал, что волнение и излишняя нервотрепка последних дней, да еще труп директора… могли сыграть с ним злую шутку. Но нет, все было на самом деле, он не обманывался. На месте Скокова, водрузив ноги на парту, сидел Успенский.

Его наглая улыбающаяся рожа, казалось, была готова лопнуть от собственного превосходства. Небрежно зачесанные волосы растрепались, глаза были налиты кровью, то ли от выпивки, то ли от дозы, лоб блестел от капелек пота, он то и дело вытирал его рукой. В другой руке он держал зажженную сигарету. После каждой затяжки Успенский стряхивал пепел на пол, сдувая кольца сизого дыма в сторону класса.

Жаль, ружья нет, подумал Ларин. Значит, прямо сейчас папаша узнает, что Ларин в школе. Что ж. Один – один. Но мяч на его стороне. И разыгрывать ему. Хотя очевидно, что его команда играет в меньшинстве. Да и правила отсутствуют.

Класс ожидал от него реакции, обычно он мог возмутиться, вызвать директора или завуча, топать ногами или даже намекнуть на рукоприкладство.

– Я смотрю… в классе присутствует один… скунс. От которого слишком сильная вонь. – Ларин сморщился. – Некоторые зоологи советуют – как можно быстрее доставлять таких животных в места их естественного обитания. Но если не получается, животное в чуждой ему среде ведет себя агрессивно. – Класс зашумел, раздались смешки, кто-то оглянулся, хотя до этого все сидели явно напуганные. – …В этом случае совет простой – не трогать это животное.

Красные глаза Успенского, и без того выглядящие нездорово, казалось, выпадут из орбит. Он закашлялся, подавившись дымом, хотел что-то сказать, но глотнул новой порции едкой смеси и чуть не упал со стула – Скоков тоже любил так раскачиваться, но он филигранно чувствовал расстояние до задней стены и никогда не терял равновесие. Взмахнув неестественно руками, Успенский стал заваливаться назад. Его ноги, только что лежащие на парте, взлетели кверху, сигарета выскользнула из пальцев и закатилась то ли ему в карман, то ли в отворот майки с огненной надписью «Потри, и я исполню твое желание».

Класс ожил. И страх, сковавший их, – прошел, рассеялся как дым от сигареты ненавистного хейтера. Парни начали подыматься, шум отодвигаемых стульев наполнил кабинет, раздался хохот, потом кто-то крикнул:

– За Скока ответишь!

– Чмо!

– Иди папашке жалуйся, свиное рыло! Зови своих муравьедов, давай встретимся после уроков, посмотрим, кто ты без Житко.

Сидящий на предпоследней парте Хворост подскочил, схватил за ногу брыкающегося Успенского и потащил к выходу. Тут же сорвалось еще несколько человек и, не дав тому даже привстать, подняли его за конечности. Не обошлось без парочки тумаков: Успенский пнул Хвороста, тот съездил ему по физиономии, после чего претендент на золотую медаль смирился. Его выволокли из класса под дружной хохот, после чего захлопнули дверь.

Ларин повернулся к доске и начал писать тему урока. Интересно, откуда они узнали про Скока. И что именно они узнали.

Когда в классе воцарилась тишина, он посмотрел на пустующее место Дениса.

– Я знаю, вы хотите знать, что происходит, – сказал он. – Вероятно, Вадик уже кое-что вам рассказал. Хочу вам сообщить. Чтобы каждый из вас знал. Денис ни в чем не виновен. И Саша Савельева тоже. Сейчас я попрошу вас не предпринимать никаких действий в отношении Успенского. Он опасен. Не нужно ни с кем встречаться. Если хотите увидеть Скокова, сделайте, как я прошу. И… спасибо вам. Что не испугались.

Класс тихо слушал. Ларин видел их глаза и понимал – не сразу, но они поймут. Когда-нибудь. Хотя и не все.

– Тема нашего сегодняшнего урока. – Ларин вдруг вспомнил про учебник, который купил за пять тысяч рублей. Он полез в портфель и вынул старую потрепанную книжку с роботом на обложке. Отыскав сто пятьдесят первую задачу, он опустил глаза. Его кинуло в дрожь.

Класс зашушукался.

– Итак, тема сегодняшнего урока, – повторил Ларин, справившись с волнением, – «Задача византийских генералов».

Наступила тишина. Было слышно, как под Корневым, самым тяжелым учеником класса, поскрипывает стул, за окном щебечут ласточки, в квартале отсюда поворачивает трамвай, а у продовольственного магазина орет грузчик.

– Но этого нет в учебнике, – тихо сказала Ира Филимонова, хорошистка с первой парты.

Ларин посмотрел еще раз на условие задачи, потом поднял взгляд к классу.

– Этого нет в учебнике. Но вы только что решили эту задачу на отлично.

Его мозг напряженно работал. Вряд ли полицейский сможет долго удерживать боевиков Успенского. Нужно выбраться из школы. Как? Наверняка на всех выходах уже стоят охотники. Охота. Дико звучит. Но, кажется, папаша Успенский не шутил. А теперь и подавно его ничего не остановит.

Держа перед собой учебник, Ларин автоматически рассказывал про генералов, про то, как они нашли в своих рядах предателя и изгнали его, как слабое войско сумело выдержать напор превосходящих сил врага и в итоге победить. И есть математическое решение этой задачи, но мы сегодня не будем его рассматривать, оно действительно выходит за рамки школьной программы, поэтому… он не заметил, как стремительно пролетело время, и когда раздался звонок с урока, жуткая трель снова заставила его подпрыгнуть.

Класс сорвался со своих мест. Внутри заныла тревога. Что-то нужно делать. Он не мог сообразить, что именно.

Внезапно его оглушил звон разбитого стекла, Ларин инстинктивно поднял руку и пригнулся – мелкие и крупные осколки разлетелись по классу, а камень, который кто-то кинул, угодил прямо в бюст Лобачевского, стоявший на шкафу. Покачнувшись, тот свалился, расколовшись на несколько частей. Один глаз Лобачевского уставился на Ларина, как будто что-то хотел сказать.

Ларин почувствовал, как что-то щиплет в руке, и увидел осколок стекла, вонзившийся в предплечье. Осколок был не слишком большим. Сморщившись, он выдернул его резким движением. Кровь окрасила белую рубашку, но он не обратил на это внимания. Стало ясно, что делать дальше. Немедля Ларин достал телефон и набрал скорую.

– Диспетчерская, слушаю.

– Директору школы плохо, – сказал он. – Подозрение на сердечный приступ. Она потеряла сознание. Пришлите срочно машину.

– Какой школы, номер, адрес, – донесся усталый голос.

Ларин продиктовал.

– Хорошо. Вызов принят, ожидайте.

Он опустился на стул, посмотрел на раскрытый журнал с аккуратно закрашенной «корректором» фамилией Скокова. Через пять минут до его слуха донесся вой сирены.

Сквозь разбитое окно в класс задувал приятный майский ветерок, шевелились зеленые листья цветов на подоконнике. Располовиненный Лобачевский следил за ним настороженным взглядом. Были это дружки младшего Успенского или боевики старшего – Ларин не хотел выяснять.

Схватив портфель, в который он закинул классный журнал и старый учебник, он взглянул на рану – она довольно сильно кровоточила, тем не менее он не стал смывать кровь.

По хрустящим осколкам битого стекла Ларин вышел из класса. Когда он спустился на первый этаж, внизу уже стояла бригада скорой помощи. Двое рослых молодцов в синей униформе и с ярко-оранжевыми чемоданчиками о чем-то говорили с полицейским. Рядом сновали дети, привлеченные визитом экстренной службы, у приемной Ларин увидел физрука и еще трех учителей. Все они выглядели крайне обеспокоенно.

Никто ничего не понимал, и тревожное ощущение мигом наполнило гудящий холл.

– Директор там, – сказал Ларин, указывая на приемную. Полицейский уставился на его окровавленную руку.

– Что это с вами? – спросил он.

– Наверху в классе математики камнем разбили стекло только что, меня ранило осколком.

– Что у вас тут творится? – поинтересовался старший в группе медиков. – Ведите к директору.

Охранник, беспомощно оглядываясь (он явно не был готов к чему-либо сложнее проверки удостоверений), поднес рацию ко рту.

Ларин направился к приемной. Придется объяснять, откуда у него ключи от кабинета директора. Аннушка до сих пор не явилась, учителя обсуждали и это недоразумение.

Открыв дверь в кабинет директора, он пропустил бригаду внутрь. Сзади приглушенно галдели, напирая, учителя – все старались заглянуть в щелку, посмотреть – что же случилось.

– Что-то с директором… кажется, ей плохо, – слышал Ларин. – Господи… не может быть… где же Аннушка?

– Закройте дверь, – послышался властный голос врача скорой, высокого парня в очках.

– А что она под столом делает? – спросил второй парень, очень молодой и крепкий, Ларин видел, как он присел возле директорского стола, вытянув руки.

С трудом затворив дверь, он остался с бригадой в кабинете. Взгляды обратились к нему.

– Вы ее нашли? – спросил старший.

– Мертва, – сказал тот, что опустился на колени за столом.

Ларин молчал. Если ответить им, что он, это может грозить неприятностями, а если не он – откуда у него ключи от кабинета?

– Секретарь оставила ключи, у нее пожар дома. Наверное, она и звонила.

Девушка-фельдшер кивнула. Да, вызов оформлен на секретаря. Но…

– Эй, – вскрикнул молодой доктор. Его голова показалась из-за стола, в ушах болтались трубки стетоскопа. – Да она жива! Гена, скорей сюда!

Старший встрепенулся, подскочил к столу, щелчком распахнул чемоданчик. На ходу оба нацепили резиновые перчатки.

– Держи маску, – старший передал молодому маску, тот надел ее на лицо Надежды Петровны и начал качать воздух, нажимая на грушу.

– Адреналин, гепарин пять тысяч, – бросил Гена девушке. Та уже суетилась возле чемоданчика.

Ларин взмок. Получается, он оставил директора умирать под столом. Надо было сразу вызвать скорую, надо было… глядя на четкие действия бригады, он подумал, что вряд ли простит себе это когда-нибудь. Но… она же послала Скокова в этот гребаный специнтернат, это адское училище для отморозков, она знала, она санкционировала все это, и, даже если представить, что суд на самом деле был… и Скоков виновен… разве она могла так поступить? Как?

– Раз, два, три, четыре, – считал шепотом молодой, надавливая двумя руками на тощую грудину женщины.

– Контроль массажа на сонной артерии, – услышал Ларин откуда-то издалека.

– Есть пульсация.

– Зрачок покажи, – сказал старший.

– Узкий.

Ларин покачнулся. Комарова издала протяжный вздох.

– Забираем. Вряд ли инфаркт, скорее перенервничала. Или давление. Давай носилки.

Они аккуратно положили ее на переносные носилки. Ларин стоял в углу кабинета, не замечая, как по руке стекает струйка крови и капает на светлый паркет.

– Вам лучше тоже проехать с нами, – сказал старший бригады, – нужно осмотреть и обработать рану.

Когда они вышли на крыльцо, здесь уже стояли помимо кареты скорой помощи еще две полицейские машины.

– Вот он, – сказал полицейский, дежуривший в школе, указывая на Ларина.

Мужчина в форме шагнул к Ларину.

– Вы видели, кто это был? Кто кинул камень?

Ларин обвел взглядом двор.

Машины окружали школьники, на ступеньках также столпились учителя: прикрывая рты ладошками, они обсуждали происшедшее – обрывки слов долетали до Ларина, находившегося в легкой прострации.

– Нет, – сказал он, – я закончил урок, когда…

Тут в толпе он увидел того самого… человека без уха. Красный шрам через щеку изгибался в наглой ухмылке. Человек, расталкивая школьников, пробирался к тому месту, где они стояли, и смотрел ему прямо в глаза, так смотрит удав на свою жертву – пустыми, бессмысленными глазами.

– Пойдемте же, – фельдшер взяла его под локоть. – Мы не можем ждать.

Растопыренная пятерня протянулась из толпы, чтобы схватить Ларина за рукав.

– Куда?! – вскрикнул полицейский, останавливая выставленной дубинкой рвущегося мужчину. – Стоять!

Ларин не стал дожидаться окончания потасовки и юркнул внутрь скорой. Двери закрылись, словно издали послышался вой сирены. Машина резко тронулась.

Он сидел рядом с покачивающейся на кушетке Комаровой. Из ее тонкой, совершенно обескровленной руки торчала трубка, приклеенная лейкопластырем. Ларин покосился на фельдшера. Та держала капельницу, младший врач следил за показателями сердечного ритма на мониторе.

Жуткое, непреодолимое желание схватить директора за горло, сомкнуть руки на ее тонкой шее с едва бьющейся синей жилкой овладело им. Вытряхнуть из нее всю душу. Сжимать до тех пор, пока она не осознает, в какой жуткий ад определила его, подписав нужные бумаги своим аккуратным учительским почерком.

В окошке промелькнуло искаженное злобой лицо охранника Успенского. Он пытался бежать вслед за скорой, но полицейский схватил его за шиворот. К ним направилось еще несколько человек в штатском, кто это был, Ларин разобрать не успел – скорая вынырнула на шоссе и понеслась, стремительно объезжая препятствия.

Он вздохнул, сжимая и разжимая кулаки. Досчитал до десяти, впиваясь глазами в прыгающую зеленую точку кардиомонитора.

Она будет жить. Она будет жить еще очень долго. Ее спасут. Таких всегда спасают.

Ларин почти успокоился. Достал мобильник. Курс биткоина за сутки подскочил почти в два раза.