Глава 51

Холодное, что-то очень холодное… мокрое… Как же болит голова… он попытался приподняться, чтобы понять, где находится, но не смог и пошевелиться. В щеку отдавало жутким холодом, словно он лежал на льду, посреди жуткого черного озера, окруженного стеной голых деревьев. На ветках сидели иссиня-черные птицы, вороны. Немигающими бусинками глаз они смотрели на него. Они ждали своего часа: он в этом не сомневался.

Окружающая тишина была наполнена странными звуками: кто-то ходил за лесом – он явственно слышал шаги, хруст веток под ногами, кашель. Денис попробовал пошевелить рукой, пальцы сдвинулись на миллиметр, он почувствовал это, потому что видеть их не мог – вокруг стояла кромешная тьма.

Тонкий писк в углу. Он даже не мог повернуть голову. Но сквозь тьму глаза явственно различали насторожившихся птиц. Они смотрели на него и… куда-то еще.

Где же я, подумал он. Мучительно вздрогнув, Денис понял, что сильно замерз, так сильно, что онемело все тело. Сквозь толстый слой нечувствительной ваты он ощущал покалывание иголочек. Жуткая головная боль мешала сосредоточиться. Пожалуй, даже хорошо, есть к чему приложить голову: от ледяного пола, на котором лежала его окровавленная щека, становилось как будто легче.

Потом он вспомнил звонок. Да. Это был звонок в дверь. Он сидел дома за компьютером и читал странное письмо из Центрального таможенного управления ФТС*8* России по Москве. Несомненно, письмо было адресовано ему, адрес отправителя был реальным, в отличие от фейковых адресов из моря спама и мошеннических нигерийских посланий. Там же был указан телефон, имя, отчество отправителя и просьба перезвонить в ближайшее время, чтобы решить вопрос… Денис снова и снова перечитывал эту строчку, но понять, что это и как это вышло, не мог.

Прикол? Чей-то розыгрыш? Он и сам мог разыграть кого угодно, только вот стоимость этого прикола была совсем не детской.

«Уважаемый Денис Владимирович! На адрес Центрального таможенного управления ФТС поступил крупногабаритный груз на ваше имя. Все таможенные и прочие платежи уплачены, поэтому мы просим вас забрать груз как можно быстрее с территории таможенного склада во избежание роста стоимости хранения. К сожалению, мы не смогли дозвониться по указанному покупателем телефону, тариф хранения оплачен на месяц и истекает через неделю. Также на ваш почтовый адрес выслано извещение. Так как получателем является физическое лицо, мы перенаправили груз в Почту России, однако они отказались его принимать. Поэтому прошу вас лично явиться как можно скорее. С уважением, нач. склада таможенного хранения – Воля А. А.».

Денис был заинтригован, снова и снова пробегал строчки и не мог найти никакого крючка, закинутого опытным мошенником. От него ничего не требовалось: ни перечислить денег в Зимбабве, ни отвезти сомнительный груз – словом, ничего не вызывало опасений. Он ввел указанный номер в телефонную базу, и та высветила номер Центрального таможенного управления. Без обмана.

Когда прозвенел звонок, он почему-то был уверен, что это принесли извещение по поводу груза. Он абсолютно был в этом уверен. Но чья это проделка? Ларина? Его день рождения не скоро. Да, дела у них идут неплохо, если не сказать отлично, но они же договаривались, никаких тайн и намеков. Вряд ли Ларин. Тогда что за груз? И раз оплатили пошлины, значит, груз из-за границы…

Он подошел к двери и глянул в глазок. Там стояла элегантная женщина в очках а-ля ведущая «Модного приговора», в руках она держала строгую папку.

Ха, подумал он. Так быстро принесли извещение. Значит, прямо сейчас и поеду. Он открыл дверь и…

Денис крепко зажмурился… что было потом?

В голове звенело так, словно ее наполнили битым стеклом и били стальной битой… Битой. Долго и профессионально били.

Потом они ехали на автобусе, тощий сопровождающий постоянно одергивал его… высокая ограда, вышки… кабинет, похожий на школьный… длинный и пустой стол, за которым сидит странный мужик в круглых очках и полувоенной форме, а над ним нависает другой – высокий в гражданском. За ними висит портрет знакомого дядьки в военной фуражке… а черт, это же Феликс… как его, Бжезинс… не… Дежинский. Как-то по-другому было вроде. Дзержинский, вот! Точно! Чекист.

Потом он вспомнил сумку. Телефон.

Сейчас тебя отведут в медслужбу, постригут, проверят на опасные инфекционные болезни, ВИЧ, СПИД, прочее, это займет три дня. Потом поступишь в отряд. Вот и все.

Он ринулся к сумке. И потом… все стало каким-то ненастоящим. Замедленным. Он слышал растянувшийся в вечности крик Ларина, а может, это был его собственный крик. Видел, как черная палка медленно, очень медленно, словно часовая стрелка, опускается на его голову, и крик, раздающийся из трубки, становится тише, кровавое зарево, вспыхнувшее в глазах, меркнет, и даже боль, пронзившая его в момент касания часовой стрелки, тоже уходит. Медленно, осторожно, как эхо в горах, исчезая в меркнущем сознании.

– Что делать с ним? – Денис услышал голос. Даже не голос, а отголосок, – говорящие находились довольно далеко и совсем не скрывали своего разговора. – А если помрет? Кто будет отвечать?

– Первый раз, что ли? – сказал второй голос. – В том месяце двое кони двинули, и что? Напишем, как обычно, упал с кровати, ударился головой.

– Надо хоть глянуть, он же третьи сутки там лежит.

– Тебе больше всех надо? Сказали же, пусть лежит, отдыхает.

– Я все-таки проверю. Может, труповозку надо вызывать.

– Ну ладно, иди, проверь, – неохотно согласился первый. – Я пойду покурю лучше.

Денис слышал, как приближались шаги, лязгал замок в невидимой двери, потом желтый свет скользнул в камеру и кто-то потряс его за плечо.

– Эй… парень… эй, ты живой?

Рука потянулась к его горлу. Денис решил, что незнакомец хочет его задушить, пока никто не видит. Только сейчас он осознал, какую, по сути, никчемную жизнь он вел. Холодный ужас пронзил тело, комок в горле взорвался. Прокатившись через пересохший рот, он вышел тонким, едва слышным хрипом.

– О! – сказал голос, явно обрадовавшись: – Живой! А я пульс ищу. – Рука соскользнула с горла. Денис выдохнул. Если убьет, то не прямо сейчас. Еще минутку поживу, подумал он, пытаясь подтянуть ногу.

– Живой, – повторил голос. – Здорово они тебя отделали. Сам Николаич, говорят… и этот, второй… его зам. Да, парень… что ж ты так… Надо чего тебе? Давай я тебя хоть на нары перенесу… а то на полу третьи сутки лежишь. Как же так… что ж ты натворил такого? Да что бы ни натворил. – Он аккуратно подставил одну руку под голову, вторую под колени и легко перенес Дениса на что-то более мягкое. – Здесь хоть тюфяк, правда, и его не положено. Но на полу точно кони двинешь.

– Пи… пить. – прохрипел Денис.

– А… сейчас.

Денис не видел обладателя голоса, глаза просто не открывались, но почувствовал прикосновение к губам железной кружки.

– Не спеши, погодь! Вода еще есть…

Денис давился, заглатывая воду комьями, боясь, что человек сейчас уйдет.

– Еще? – спросил мужчина, когда вода в кружке закончилась.

Денис качнул головой из стороны в сторону.

– Тебя на месяц сюда. Они надеются, что ты умрешь, – так меньше с тобой проблем. Просто спишут и продадут на органы. А похоронят пустой гроб. Усек?

Денис хотел спросить, что же ему делать, но не смог. Язык не слушался.

– В любом случае, тебе же сказали, что сперва пройдешь медосмотр. Пока ты его не прошел, можешь быть спокоен. Именно там они решают, что делать с новичками. Но могут и просто кровь взять, главное – отсутствие ВИЧ и других опасных болезней. Я дежурю тут сутки через…

– Эй, ну что там с ним? Жмурик?

Сидящий на краешке нар мужчина вскочил, прервав речь. Он явно испугался. Но даже того, что он сказал, было достаточно, чтобы понять, в каком положении очутился Денис Скоков. В незавидном положении. Месяц в подвале. В любой момент они могут взять у него кровь, а потом разделать, словно рождественского поросенка, и продать по запчастям.

– Не, – услышал Денис голос над собой, – живой. Дышит.

– Тем хуже для него. Лучше б сдох.

– А ты садист, Еремеев.

– Какой же я садист? Я гуманист.

Мужчина, стоящий над ним, задумался, стало тихо.

– Возможно. Ты знаешь, как я к этому отношусь. К их деятельности, мать его!

– Так увольняйся, кто тебя держит?

– Ипотека. Кредиты. Дети. Жена. Дед Пихто. То же, что и тебя.

– Ну вот, чего тогда выставляешь себя мать Терезой? Пойдем, пусть отлеживается, раз живой. Наше дело нехитрое: есть труп – доложить, нет трупа – сторожить.

Они вышли, но перед тем, как покинуть камеру, мужчина со знакомым голосом положил ему руку на плечо и несильно сжал.

– Держись, – прошептал он. – Не сдавайся.

– Ты что-то сказал, Франц? – обернулся напарник.

– Я сказал: «Молись и кайся».

– О, ему точно не помешает!

Замок камеры закрылся, щелкнуло окошко, и тут же свет померк.

После кружки воды голова чуть успокоилась, Денис попробовал пошевелиться. Все тело немедленно отозвалось режущей болью. Он свернулся в калачик, колени уперлись в холодную и мокрую стену. Интересно, он один тут в карцере? И что делать, если придут забирать кровь? Прикинуться невменяемым? Это может ускорить его участь. Вероятнее всего. С психом вообще не будут разбираться, на такого любой суицид можно списать, не поперхнувшись. И ни одна комиссия, ни один человек не усомнится.

Денис был уверен, Ларин делает все возможное, чтобы его найти и достать, но… даже в свои пятнадцать лет он понимал – возможности учителя ничтожны. Если машина по перемалыванию костей закрутилась, остановить ее почти невозможно; если у тех, кто его сюда засунул, хватило власти и денег состряпать фиктивное решение суда, подкупить органы опеки, то они не остановятся ни перед чем, особенно если имеют долю от местного «медицинского» бизнеса. Он, конечно, слышал и даже читал в Интернете о чем-то подобном, но, как правило, все это было на уровне слухов, причем весьма сомнительных, и даже светила медицины, комментировавшие статьи о нелегальной трансплантации и скупке внутренних органов, твердили все как один одну и ту же фразу: «Это невозможно, нужны высококвалифицированные врачи, инструменты, техника, на «коленке» такую операцию не проведешь».

Он прислонился лбом к стене, так было легче переносить головную боль, вспышками озаряющую его воспаленный мозг. Тело лихорадило, кажется, у него начинался жар, но, естественно, никакой медицинской помощи (кроме разделки трупов) здесь не предусматривалось. Кажется, они ждали, что он околеет. Таков был смысл всей этой операции: сгноить его, а потом продать, так, чтобы и откапывать было нечего. Идеально.

И если Ларин не успеет, не найдет его в ближайшее время, то так и получится. Он молодой, здоровый, ничем не болеет, организм сильный – о таком может только мечтать какой-нибудь задыхающийся миллионер, лежа на каталке в подпольном медицинском центре.

Но как? Что он сам для себя может сделать в этой ситуации? Даже у Эдмона Дантеса в замке Иф вдруг появился неожиданный друг и помощник в лице аббата Фариа. На что надеяться ему, когда никакой романтикой тут не пахнет? На добрую волю надзирателя, или кто он тут, подавшего кружку воды?

«Почему нет? – ответил внутренний голос. – Напарник спугнул его, вполне может удаться попросить позвонить Ларину. Но что, что Ларин сможет сделать? Придет к стенам и станет кричать: „Выпустите моего ученика?“ Созовет прессу? Никто ему не поверит. Вооруженная охрана в лучшем случае вызовет полицию, а в худшем… они станут соседями по камерам. Но Ларин же взрослый. Наверняка у него есть знакомые, какие-то рычаги. Хоть что-то. Не может быть, чтобы никто…»

И вдруг его пронзила ужасающая мысль: если охранники-надзиратели так спокойно допускали возможность его смерти, зная, что его избили до полусмерти в кабинете начальника, и до сих пор это училище работает, значит… это значит, что никто отсюда еще не выбрался живым и способным рассказать о происходящем. Возможно, не все из воспитанников в курсе, возможно, они запуганы, возможно, на их близких тоже оказывают давление или… или они тут по собственной воле.

Денис выдохнул от нахлынувшего ужаса. Закашлялся. Теплая липкая пена вырвалась из легких.

Черная пелена камеры качнулась. Ему показалось: темень сгустилась, стала почти осязаемой – бесформенная тьма стала обволакивать его тело и мозг, медленно и неотвратимо.

Что-то надвигалось на него, что-то очень нехорошее. Так дикие звери, предчувствуя разрушительные цунами или землетрясения, бегут от них прочь. Но, в отличие от зверей, бежать ему было некуда.