Глава 47

Ларин опустил телефонную трубку. То, что он услышал, потрясло его до основания. Совершенно обессиленный, он прислонился к надгробной плите и закрыл глаза. Внутри все вибрировало, всполохи гнева, ненависти и бессилия застилали мозг. Он не мог ясно соображать, лишь одна мысль настойчиво сверлила мозг: найти и уничтожить. Разорвать на части, закопать прямо здесь, на старом еврейском кладбище, а еще лучше – спустить в тоннель и отдать крысам на растерзание, чтобы никто никогда не нашел.

Где же Денис, как ему помочь? Если виновником его заточения стал Успенский, может, позвонить ему? Виктор упоминал про его счета и проблемы, возможно… предложить ему помощь? Раскрыть все карты?

Нет, это плохая идея. Он не сможет. Он не сможет быть с ним настолько честным, чтобы этот боров не почувствовал фальши, не сможет общаться так, будто ничего не случилось, словно Дениса не убивали где-то там, по его приказу, невообразимо далеко. Крик его, полный нечеловеческой боли, пронесся над кладбищем так, что даже вороны на деревьях испуганно заверещали и слетели со своих мест.

Ларин покосился на семейный склеп, поросший травой. Он увидел звезду Давида на плите, ниже цифры на табличке 1921–1991. Тут были и другие надгробия, более старые, фамилии и имена скрывал слой пыли: могилы давно не убирали. Видимо, когда ставили склеп, лет двадцать назад, в момент захоронения последнего постояльца, при строительстве пробили потолок тоннеля; постепенно под тяжестью склепа конструкция просела, что привело к обвалу – в этом месте тоннель шел вверх, значит, где-то неподалеку он мог иметь выход узкоколейки. Впрочем, здесь, среди буйно разросшейся зелени, ничего нельзя было разобрать – никаких следов рельс, больших труб, выходящих наружу, он не заметил.

Что же делать? Его семье и ему самому угрожает опасность. Его друга и компаньона отправили неизвестно куда, и там, прямо сейчас, жестоко избивают, а девушка этого друга, ставшая жертвой собственной молодости, находится в психбольнице: ей тоже нужна помощь – видимо, отчиму и матери на нее наплевать.

Ларин вздохнул. Несмотря на то что он находился на кладбище, здесь ощущалось какое-то особенное спокойствие, умиротворение, словно огромный город со всеми его проблемами, гонкой, борьбой за жизнь и место под солнцем не находился всего в паре сотен метров.

Он набрал Виктора. Глядя, как жужжит полосатый шмель над малиновой головкой клевера, Ларин подумал, что у него нет никаких обязательств, кроме как сделать жизнь своей семьи более сносной. И если уж придется пойти на крайние меры, пускай даже вразрез с совестью, он сделает это, не задумываясь.

– Слушаю, Дима, добрый день! С хорошими новостями или так чего? Как Ева, Света? Заезжайте к нам…

Дмитрий прервал его на полуслове.

– Витя. Стой. Мне нужна твоя небольшая помощь.

Виктор осекся. Уловил в голосе Ларина озабоченность.

– Что-то стряслось? Говори.

– Ничего особенного, но… в общем, мне нужна информация по счетам одного парня. Папаша ученика, помнишь, мы говорили о нем. Я понимаю, что это не совсем…

Виктор молчал. Разумеется, это было «не совсем». Конфиденциальная информация о движении по счетам той или иной фирмы или гражданина и ее выдача третьим лицам могла стать поводом и для отставки, и для уголовного преследования. Особенно в его положении, когда на кону доклад президенту. Однако именно благодаря брату он поднялся на такую высоту. И потом… тот принял его предложение: можно сказать, он уже член команды, официально… так что всегда можно будет оправдать свой поступок.

Ларин ждал, он слышал, как стрекочет вентилятор на рабочем столе Виктора, и будто видел фотографию улыбающейся Марго на его столе, заваленном отчетами.

– Наше соглашение в силе? – наконец откликнулся Виктор. – Ты не передумал?

– Нет. Я не буду ходить в офис каждый день, насчет остального – согласен.

– Тогда с тебя тезисы для доклада. Когда нужна информация?

– Сейчас.

– Что?!

– Да, сейчас.

– Хм. Явно что-то стряслось. Не расскажешь?

– Нет, ничего такого, о чем ты мог бы пожалеть.

Виктор хмыкнул. Что Ларин собрался делать с этими данными? Шантажировать Успенского? Вряд ли. Впрочем…

Он открыл базу данных, набрал фамилию «Успенский К. А.», город «Москва», компания «ЧудоМяско» – ворох отчетов побежал по экрану. Недвижимость, счета, переводы, офшоры, тайные транзакции – всё здесь было как на ладони и представляло бесценную, с точки зрения любого шантажиста, информацию.

– Куда отправить?

– Давай в мессенджер, так быстрее.

– Хорошо. Отправляю. – Виктор сжал все отчеты, поставил пароль, после чего нажал кнопку «Отправить».

Телефон Ларина пискнул.

– Есть, получил. Спасибо.

– С сегодняшнего утра ты официально на должности старшего аналитика, поэтому имеешь доступ к этой информации.

– Все понятно, – отозвался Дмитрий, вслушиваясь в шум деревьев над головой. Даже сквозь эту прозрачную, теплую тишину, весеннее цветение и лесные шорохи до него долетал обезумевший крик Дениса, и Ларин не мог отделаться от него, как ни старался. – Спасибо тебе.

– Спасибо к отчету не приложишь, помни об этом. Мне сейчас очень не хватает твоего профессионального чутья, которое ты совсем недавно продемонстрировал. Поверь, это не шутки.

– Разумеется, – сказал Дмитрий и повесил трубку, оставив Виктора в легком недоумении. Обычно вежливый и тихий Ларин в последнее время сильно изменился. Или Виктору так просто казалось? Может быть, дело в рождении дочери и ее болезни? Кто его знает… У него самого не было и не могло быть детей, он не мог на своем опыте сказать, меняется ли характер человека при рождении ребенка и на что готов пойти отец девочки, которой требуется дорогостоящее лечение, Виктор понятия не имел. Ему казалось, что сам бы он, конечно, отдал бы все, попади в такую ситуацию. Но легко быть героем со стороны. Легко смотреть шоу в телевизоре, а не участвовать в нем. Впрочем, что касается профессиональных качеств, Виктор был уверен: брат не подведет и не подставит. Что будет дальше – кто знает? Севостьянов тоже думал прожить долго, старался, вон, поди, откладывал на старость в теплых странах… и что?

Ларин просидел на могильной плите минут десять, не двигаясь и почти не дыша. Прорвавшиеся сквозь густые ветви деревьев лучи солнца приятно согревали лицо и плечи, он даже слегка задремал, уставший от ночных приключений. Нужно было встать, вернуться в школу и забетонировать пол подвала. Пока не поздно. Вечером нагрянут орлы Успенского, кто это будет – неизвестно, тем более стоило перестраховаться.

Он включил телефон и зашел на сервер своей фермы. Судя по показателям, все работало в штатном режиме, без перебоев. Скачков напряжения не наблюдалось, ни одна видеокарта не сгорела. Ларин сдвинул экран приложения на вкладку «Баланс». Общая сумма заработанного ими на сегодняшний день составляла 157 884 доллара. В среднем на том количестве оборудования, которое было установлено сейчас, удавалось заработать две-три тысячи долларов в сутки. Эта цифра постоянно росла, потому что курс биткоина не стоял на месте, этот рост одновременно пугал и обнадеживал Ларина – до каких пор? Кто поддерживает игру на повышение, если на данный момент не видно реального применения технологии, кроме, пожалуй, сокрытия нелегальных капиталов.

Только за вчерашний день курс биткоина вырос на два доллара, то есть они, ничего не делая, стали богаче на несколько тысяч баксов. А если учесть, что рубль постоянно падает, то богатели они с Денисом непропорционально быстро.

«Какое-то сумасшествие, – подумал Ларин. – Надолго ли?»

Все средства в биткоинах лежали на японской бирже, готовые к моментальному выводу в случае каких-либо проблем.

«Может быть, рассказать жене? – подумал он. – Так и с ума сойти можно, если держать всё в себе». Но он быстро отбросил эту идею. Свете скоро ехать в Японию, не стоит нагружать ее лишними заботами – достаточно того, что она почти круглосуточно смотрит за дочкой.

Он решил, что до вечера нужно вывезти семью к родителям, пусть поживут там, пока все не уляжется.

Продравшись сквозь заросли колючего кустарника, неприступной стеной опоясывающего кладбище, через двести метров он вышел на тропинку, которая привела его к окружной. Машины здесь неслись сплошным потоком, поэтому он довольно долго ждал, пока на его поднятую руку отреагирует хоть один водитель. Им оказался долговязый джигит по имени Расул. ВАЗ-2107 серо-белого цвета, со смятым передним крылом остановился, опасно подрезав ревущий КамАЗ. Ларин видел, как с водительского места грузовика показалась жилистая рука с вытянутым средним пальцем. Водитель что-то орал, но Расул, так он представился, когда Ларин открыл переднюю дверцу, был спокоен как удав в собственном болоте.

– Ишь какой нервный, – проговорил Расул, выруливая на дорогу, – нельзя таким быть, вся болезнь от нерва. И язва, и печенка, и даже рак. А он так нервничает. О здоровье нужно подумать, пока есть время. Как ты считаешь? Небось, и геморрой у него, и простатит, и с женщинами проблемы, – а все из-за чего? Нерв! Я тебе говорю, Расул! Много таких видал: мчится на скорости, всем сигналит, никогда не пропустит. А вот стоит человек на дороге, кто его подберет? Никто. Никому человек не нужен. Так и простоит до ночи, если кто-нибудь не собьет. А Расул остановит и везет человека. Всем хорошо. И человеку, и Расулу. Кстати, куда тебя?

Ларин назвал адрес в трех кварталах от дома, затем пристегнул ремень на всякий случай, на что Расул обратил внимание.

– Правильно делаешь. Береженого бог бережет. А почему? Потому что технологии, брат. Раньше не было ремней безопасности, вот и вылетали через стекло, бились. А потом кто-то придумал новую технологию, и сразу стало безопасней. Конечно, только для тех, кто ей пользуется. Ведь это ты, считай, первый за сегодня, кто пристегнулся. Никто не пользуется, все считают, что в бороде у бога полно волшебных волос. Надеются на чудо. А чуда нет. Есть технология. Ты вот сразу видно – умный человек, – чем занимаешься? – водитель тараторил без умолку, и Ларин даже начал засыпать под его размеренный бубнеж. Но услышав вопрос, встрепенулся, сфокусировался на дороге – слова Расула медленно проявились в сознании: «Чем занимаешься?»

– Учитель я, – усталым голосом сказал Ларин. – Математику в школе преподаю.

– О! – обрадовался водитель. – Видишь, я угадал. Математика – царица наук. Читал про этого, как его? Бородатого, который от миллиона отказался? Молодец, да? Хотя я бы не отказался. Ни за что. Вот что он сделал, ты знаешь? Можешь мне растолковать, а то я так и не понял, как ни старался.

Ларин поморщился. Гипотеза Пуанкаре для Расула в доходчивой форме? Это невозможно.

– Он доказал, что… наша Вселенная – это трехмерная сфера. То есть… если трехмерная поверхность в чем-то похожа на сферу, то ее можно расправить в сферу. Вот видишь эту неровную кольцевую дорогу? Она то подымается, то опускается, виляет туда-сюда, то есть чем-то похожа на трехмерную поверхность. И вот из этой Кольцевой автодороги с помощью некоторых манипуляций можно получить целую вселенную. И наоборот.

– Бог мой! – вскричал Расул и даже притормозил. – Вот так просто? МКАД – это вселенная?

– Да, – кивнул Ларин. – Так и есть. С некоторыми допущениями.

– ГИБДД имеешь в виду?

– Точно, – рассмеялся Ларин. Они уже миновали развязку и катили по городу. Расул не умолкал, новое знание потрясло его, и теперь он строил фантастические предположения, от которых у Ларина кружилась голова.

«Слава Аллаху, нет пробок», – подумал Ларин, когда они подъехали к месту назначения. Он расплатился наличными, дал сверху на чай и еле вышел, Расул хватал его за рукав, начиная выдавать новые порции умозаключений.

– Будь здоров! – сказал Ларин, захлопывая дверь.

– Приеду домой, куплю учебник математики! – заявил Расул ему вслед. – Чувствую, следующий миллион мой!

– Перельман. Покупай Перельмана, – искренне посоветовал Ларин и зашагал к дому.

Проходя мимо пункта приема вторсырья, где постоянно толпились личности отталкивающей наружности, с тележками, сумками, ржавыми детскими колясками, набитыми хламом выше человеческого роста, боковым зрением он увидел того человека… того математика, о котором рассказывал ему Скоков… Как его звать? Ларин попытался вспомнить. Мистер, кажется. Цветной. Какого цвета? Как и картон, который он тащил на своей тележке… да! Коричневый, точно. Браун. Мистер Браун.

Ларин притормозил. И, хотя он жутко торопился домой, чтобы вывезти семью и еще успеть в школу до шести вечера, благо у него сегодня было всего два урока и глаза слипались от недосыпа, все же странный человек по имени или кличке Браун заставил его свернуть с дороги.

Ларин прошел мимо трех мужиков в грязных, покрытых масляными пятнами робах. Возле них лежали трубы и куски металла, судя по всему, латунь. Где-то срезали. Мистер Браун, кажется, скрылся за шаткой дверью под огромной вывеской с зелеными буквами: «Пункт приема вторичного сырья. Раздельный сбор отходов». А ниже приписка: «Принимаем дорого: макулатуру, картон, пленку, бутылку, металл».

Ларин вошел внутрь. Здесь было темновато. Справа висел информационный стенд с правилами приема и ценами на вторсырье. Прямо напротив входа располагался широкий металлический прилавок, на который сдатчики выгружали сырье, рядом стояли старые промышленные весы и маленькая ваза в виде желтого утенка с красными губами, из которой торчал пожухлый букетик анютиных глазок.

«Романтично», – подумал Ларин, вдыхая атмосферу ларька. Здесь пахло всем сразу – мокрой лежалой бумагой, замусоленной ветошью, бензином, машинным маслом и металлической стружкой. Он вспомнил дедовский гараж: пока дед был жив, Дима прибегал к нему после уроков, чтобы вдохнуть тот самый запах, наполниться им доверху, чтобы потом мама всплескивала руками, оглядывая его замусоленную форму: «Опять у деда был! Я же тебе говорила, надевай сменку, если собрался к нему, как теперь это отстирать?!» И она показывала темные пятна, расплывшиеся на рукавах школьного пиджака.

Впрочем, масло, солидол, рифленые напильники, лобзик с вытертой ручкой, замотанной черной изолентой, удочки из бамбука, раскладывающиеся на несколько колен, бесчисленные крючки, грузила, леска, даже мопед – настоящий двухскоростной мопед «Рига-1» – все это мало привлекало его внимание. На полке, поросшей паутиной, слева от входа, за рыболовной сетью с натуральным, прогорклым запахом, бившим в ноздри почище ацетона, стоял ряд книг – и среди них «Занимательная арифметика» Якова Перельмана, его же «Живая математика», несколько томиков популярной физики и астрономии. Вот что привлекало внимание пуще других мелочей, за каждую из которых любой нормальный мальчишка продал бы душу.

И теперь, стоя в прохладном сумрачном помещении, Ларин видел на весах стопку книг, плотно стянутых шпагатом, топорщившиеся страницы с частями формул, пожелтевшую бумагу; ту самую бумагу – он вдохнул, и запах страниц из детства поднял в нем что-то невообразимо далекое, давно скрытое и забытое. Ползущий к вершине треугольника робот с двумя антеннами на кастрюлеобразной голове под сенью тропической пальмы – да, это был тот самый учебник, с которого началось его увлечение математикой.

«Черт возьми, – подумал Ларин, – как же так?!»

Он тронул мужчину, стоящего к нему полубоком, в серой вылинявшей куртке и таких же штанах. Волосы мужчины были всклокочены и торчали одновременно во все стороны, отчего он походил на Эммета Брауна из трилогии «Назад в будущее»: «Ни слова, ни слова, ни слова больше! Тихо! Эм, ты собираешь деньги в пользу организации „Юный спасатель“?»

– Что?! – повернулся к нему мужчина. – Ты что-то сказал?

Ларин смутился, хотя застать врасплох или смутить его было очень трудно. Глаза мужчины, смотревшего на него, сияли такой бесконечной, почти бездонной глубиной, что Ларин решил, будто его собеседник – слепой, но каким-то образом видит его, и видит гораздо лучше, отчетливее, нежели все зрячие, вместе взятые.

Не в силах выдержать его взгляд, Ларин покосился на обложку верхней книги с роботом.

«Приемщик застрял где-то внутри ларька, когда он выйдет и снимет стопку книг с весов – пиши пропало», – подумал Ларин.

– Продайте мне эти книги, – сказал Ларин, кивнув в сторону весов. – Все равно сдаете. Я куплю. Сколько вы хотите?

– Зачем тебе этот хлам? – удивился мужчина. Его седая борода была вся в крошках, на усах застыло что-то белесое, вероятно кефир или молоко, но спиртным от него не пахло, его даже можно было назвать опрятным, по крайней мере, по сравнению с остальными, смотревшими на них с любопытной заинтересованностью.

– Эй, мужик, – позвал кто-то из темного угла. – У меня тут «Камасутра» есть, может, лучше «Камасутру» купишь? Зачем тебе эта фигня?

Бородатый, мистер Браун, если это был он, и ухом не повел. Его голубые глаза смеялись, он чувствовал себя здесь как рыба в воде.

– Помолчи, Немец, – сказал он. – Человек Перельманом интересуется, а это выверт похлеще «Камасутры» твоей.

– Что может быть лучше «Камасутры»? – обиженно сказал тощий грязный человечек по кличке Немец.

– Разумеется, Перельман, – сказал мистер Браун. И в душе Ларин с ним согласился.

Сзади кто-то разразился влажным, натужным кашлем.

«Судя по всему, это туберкулез», – подумал Ларин, но отступать было некуда.

– Сколько дашь? – спросил его мистер Браун.

Ларин понятия не имел о цене макулатуры в 2011 году. В последний раз, когда он сдавал стопки перевязанных газет, собранных по соседям, цена килограмма составляла пять копеек, но это было еще во времена СССР.

«Продешевишь – обидится», – подумал Ларин.

– За всю стопку дам… тысячу.

Тот, кто кашлял, – вдруг замер, а Немец, выпустив из рук сетку с газетами, присвистнул.

– Тысячу? – переспросил мистер Браун.

– Да. Тысячу рублей. – Ларин полез в куртку за бумажником. – Прямо сейчас. Одной бумажкой.

Мистер Браун хитро улыбнулся. Тряхнул непокорной бородой, что-то прочертил в воздухе правой рукой – что именно, Ларин не успел уловить, и покачал головой.

– Нет.

– Что – нет? – спросил обескураженный Ларин.

– Мало.

– Мало? Но вся эта стопка стоит. – Он покосился на замызганный информационный стенд. – Максимум рублей сто.

– Нет, – упрямо повторил мистер Браун.

Немец вздохнул.

– Говорю тебе, возьми «Камасутру».

Ларин почувствовал себя глупо. Он попытался вспомнить, сколько у него денег в кошельке, – выходило с аванса, учитывая последние траты, тысяч пять.

– Две, – сказал Ларин, чувствуя странное удушье. Темень в ларьке сгустилась, теперь перед собой он видел только горящий взор мистера Брауна и больше ничего.

– Смешно, – сказал тот. – Эй, Петрович, где ты там, – крикнул он невидимому приемщику.

– Сейчас, погоди две минуты, сдаю товар. Почти иду, – раздался оттуда голос.

Ларин хотел было выйти, но что-то удерживало его на месте, то ли начавшийся торг, то ли любопытство – чем же все это закончится.

– Четыре, – сказал он.

– У тебя в кошельке пять, – сказал мистер Браун.

Четверо мужчин, стоявших внутри ларька, затаили дыхание. Немец растворился в темноте, а приемщик, казалось, вообще решил уйти подобру-поздорову.

«Наверное, заметил, когда я пересчитывал деньги», – подумал Ларин.

– Это слишком дорого, – автоматически сказал он. Это и правда было очень дорого. Ни один учебник Перельмана ни в одном магазине не продавался за столь крупную сумму. Почти двести долларов.

– Как знаешь. Петрович, да где ты там, сколько можно уже стоять? Давай книгу жалоб, я напишу тебе пару благодарностей! – мистер Браун, похоже, не блефовал. Он готов был отдать всю стопку Петровичу за бесценок, но не соглашался на баснословные четыре тысячи от Ларина.

– Черт с тобой! Пять! – Ларин подумал, что совершает ужасную глупость. Никогда он столь бездарно не транжирил деньги. Тот же самый томик Перельмана можно было купить в любом «Букинисте» рублей за сто-сто пятьдесят.

За стойкой появился Петрович – толстый тип с тройным подбородком и круглой блестящей лысиной. Он был в черном фартуке поверх спортивного костюма и как будто выжидал момент, когда сделка состоится, поэтому не выходил.

– Так, – сказал Петрович, положив пухлую руку с золотой печаткой на Перельмана, – шесть кило триста. Сдаешь?

Ларин поспешно полез в карман куртки.

Мистер Браун отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Просто взвесить хотел.

Петрович кивнул.

– Если не сдаешь, отойди, освободи место для народа.

– У… повезло, – услышал Ларин громкий шепот Немца.

Мистер Браун с легкостью подхватил стопку книг с весов, взял у Ларина купюру и протянул книги.

Они вышли на улицу. К ларьку подтягивались люди, каждый из них тянул что-то увесистое, перевязанное, замотанное в тряпки, целлофан или бумагу.

– Гараж закрыт, – сказал мистер Браун.

Ларин вопросительно посмотрел на него.

– Задача сто пятьдесят один.

– Что?

Но человек в серой, сильно поношенной куртке уже не слышал вопроса – он удалялся чуть ли не бегом, и догнать его не представлялось возможным – через секунду мистер Браун скрылся за углом многоэтажки.