Глава 44

Ларин воспользовался навигатором, чтобы понять, где находится. В ту ночь, прежде чем замуровать пол в подвале школы над хранилищем, куда они со Скоковым спустили всю технику, ему пришлось взломать одну из двух железных дверей, замыкающих подземную галерею.

Сначала он попытался воспользоваться фомкой. Загнав острый конец между дверью и косяком, надавил что было сил. Послышался сухой треск сдираемой краски и крошащегося металла, но дверь даже не дрогнула, она была словно вмонтирована, приварена к стене.

Прислушавшись, он решил, что терять особо нечего: наверху ночь, но даже днем громкие звуки из подземелья вряд ли бы достигли поверхности. Это его единственная возможность спасти положение. В шесть часов вечера, если верить словам Успенского (а не верить ему было глупо), случится нечто опасное. Уберечь оборудование любой ценой. На второй комплект он никогда не соберет деньги, это было ясно. Слишком дорого. Слишком опасно, чтобы начинать все заново. Наверняка за школой установлена круглосуточная слежка, вывезти технику в безопасное место не получится, к тому же его еще нужно найти.

Он попробовал нажать дверь плечом, одновременно помогая фомкой. Никакой реакции.

Теперь, когда он приладил в галерее несколько светодиодных фонарей, находиться здесь было не так тревожно: необычная тишина, обволакивающая подземелье, постепенно стала ему даже нравиться – обострялись чувства, ум, кажется, работал быстрее и прозрачнее, решения принимались четче, без колебаний.

Ларин протянул руку к спортивной сумке «Адидас», достал болгарку, перчатки, маску, сунул конец провода в удлинитель – оставался только такой вариант взглянуть, что же находится за неприступными дверьми. Вполне могло статься, что с той стороны двери забетонированы или заложены кирпичом, тогда придется повозиться, но у него просто-напросто не было другого выхода.

Хлебнув пива из жестяной банки, он задвинул забрало маски и включил пилу. Тотчас галерея наполнилась жутким металлическим воем, скрежетом – сноп искр, летящий из-под вращающегося алмазного диска, осыпал его ноги. Он решил начать с язычка замка, удалить весь замок, потом, если и это не поможет, пройтись по периметру коробки, оставив только петли.

«Если кто-то находится с той стороны, то сюда немедленно прибудут все охранные службы», – подумал он, вгрызаясь пилой в металл.

На простую, по сути, работу он потратил почти три часа, и, когда закончил, его спортивный костюм стал тяжелым от пота.

Отложив болгарку, Ларин вздохнул, глядя на темнеющий прямоугольник двери.

– Пожалуйста, – прошептал он, – давай, давай, сезам, откройся!

Сердце его билось, и, хотя физическое напряжение несколько сгладило тревожные ощущения, до конца так и не смогло их погасить. Он был готов увидеть роту ОМОНа, батальон охранного предприятия, кучу стволов, направленных на него, прожекторы, бьющие прямо в лицо, внезапный рев громкоговорителя, оглушающий и ужасный: «Руки за голову, колени на пол, лечь лицом вниз! Без резких движений! Вы арестованы за взлом государственного объекта! Не двигаться, или будем стрелять!»

Ларин толкнул дверь, и она отошла в темноту – с тихим скрипом, тяжело, как будто весила несколько тонн.

Дверь открылась почти полностью, на него пахнуло затхлым, застоявшимся воздухом, такой обычно бывает в подвалах, которые очень давно не проветривались.

Едва уловимый шорох, на грани человеческого слуха, заставил его вздрогнуть. Рука, сжимающая фомку, качнулась, мышцы предплечья напряглись. Он застыл. Опять шорох, чуть дальше за дверью, правее, и вслед за ним – тонкий, противный писк, похожий на передающую азбукой Морзе рацию.

Крысы. С одной стороны, это хорошо, крысы не будут селиться, где нечего есть и пить, значит, какой-то ход отсюда существует. Но совершенно необязательно, что он в него пролезет. Если, конечно, вообще найдет.

Ларин чертыхнулся. Он не любил крыс. Ступать в кишащую крысами темень совсем не хотелось, он читал где-то, что голодные крысы могут сожрать человека заживо. У Стивена Кинга был рассказ про парня, который работал в ночную смену и вызвался чистить примерно такое же подземелье, где его благополучно сожрали серые хвостатые монстры. Впрочем, старый любитель ужастиков мог и приврать.

Постояв несколько минут, прислушиваясь к царапающим звукам из-за двери, он достал из кармана фонарь и шагнул вперед. Времени оставалось совсем немного, нужно было замуровать пол наверху в подвале школы и успеть его высушить, чтобы не осталось и следа.

Ищейки Успенского, или кого он пошлет, вполне могут привести собаку, поэтому он набрал в хозяйственном магазине нафталина и хлорной извести, белые ядовитые горки которой точно не вызовут подозрений, ее повсеместно использовали для дезинфекции и в школах, и даже в детских садах, а для собачьего нюха этот порошок был смертельным.

Сделав пару шагов, он очутился в длинном тоннеле, похожем на широкую трубу, по центру которой была проложена узкоколейка. Поначалу он подумал, что это метро, как в том фантастическом романе, но это было не метро. Ошметки старых газет, разбросанных в беспорядке, надписи на стенах – «1961 Петя Климов», «Ясный свет, которого нет», «Курилка», «Все там будем», «Жизнь прекрасна, но она напрасна», «Труд делает из человека скотину», «Прощай Сеня брат, 1962», «Нам конец 16.10.1962».

Ларин водил фонариком по стенам и не мог понять, что это такое. Что было в тысяча девятьсот шестьдесят втором, к чему все эти записи, не отличающиеся особым оптимизмом? Напоминает подготовку к эвакуации. Может быть… Когда был Карибский кризис? Он попытался вспомнить, но не смог. Примерно тогда и был.

Крысы серым живым веером разбегались перед ним, мельтеша красноватыми глазками, оглядываясь и злобно поскуливая: им было совершенно непонятно, кто мог набраться такой наглости, чтобы потревожить их бесконечный покой.

«Если так, то более-менее все понятно, – подумал Ларин. – Здания и Москву готовили к ядерному удару, тотально строили отходные пути, подземные тоннели, для быстроты передвижения их оснащали рельсовыми путями, но делали не полноценную колею метро – это слишком долго и дорого, а как в шахтах – узкоколейку, ее можно проложить в кратчайшие сроки. Когда угроза миновала, тоннели заморозили, перекрыли, залили выходы бетоном: содержать их стало дорого, да и никому не нужно, а с перестройкой и вовсе забыли. Наверняка на большую часть подобных подземелий не осталось никакой документации, никто не знает, где и что реально существует. И если карта секретного метро относительно известна и правдоподобна, то локальные убежища, если он прав в своих догадках, начисто вычеркнуты из списка инженерных сооружений столицы. На них часто натыкаются во время строительства дорогих жилых кварталов, когда выкупают старые здания и роют вглубь для закладки мощного фундамента, способного выдержать небоскребы, а еще многоэтажных подземных гаражей, которые уходят вглубь на многие десятки метров.

Тем лучше для него. Если это окажется правдой, ему крупно повезло. При условии, что удастся найти выход из тоннеля.

Хлебнув остатки «хайнекена», он, насколько это позволял неровный пол с ржавыми рельсами, зашагал вдоль узкоколейки, напрягая зрение и слух. Фонарь то и дело выхватывал на стенах надписи, оставленные черной смолой. Выглядели они очень старыми, в бахроме белесой колышущейся паутины.

Пройдя с километр, он вдруг остановился. Его прошиб холодный пот: как он вспомнит, откуда пришел, – свою дверь? Он не догадался пометить ту, что вела в его галерею.

Через полчаса ходьбы стало понятно, что тоннель и не думает заканчиваться. Тьма впереди, тьма позади – и крысы. Никаких признаков тупика, ни единого луча света. Тоннель мог быть закольцован, и Ларин всю жизнь ходил бы по кругу, освещая фонарем бесконечные серые стены.

– Черт! – ругнулся он, вытирая пот со лба. Во рту пересохло, спертый воздух с шумом входил и выходил из легких. Окруженный мощными стенами, зажатый в бетонной тюрьме, он почувствовал приближение приступа клаустрофобии, хотя никогда раньше не страдал ею, а только читал в Интернете.

Волна паники приближалась откуда-то сзади, вместе с копошащимся ковром серых проворных зверьков, чью лоснящуюся шерстку то тут, то там выхватывал мощный луч светодиодного фонаря. Он чувствовал касания цепких коготков на своих кроссовках, некоторые крысы пытались взобраться на штанины его джинсов. Ларин машинально, с отвращением топал ногой, зверье слетало на бетонный пол со злобным визгом.

«Откуда их тут так много? – подумал он. – И почему все самое мерзкое в жизни обязательно случается в самый трудный момент?»

Под ногами захрустело сильнее обычного, впереди что-то темнело, большая темная масса преграждала путь. Он осторожно прошел дальше, потом опустился на корточки – гладкий бетон покрывала сухая земля вперемешку с высохшими листьями, кореньями, веточками. Проход дальше был полностью завален, а сверху, на высоте двух с половиной метров, что-то торчало из разбитого, покрытого опасными зияющими трещинами потолка.

Ларин вдохнул полной грудью. Воздух здесь на удивление казался чище, свежее, однако к нему добавился странный, едва ощутимый привкус.

Пиво попросилось наружу. Недолго думая, он пристроился возле стенки тоннеля, поглядывая искоса на кучу земли, загородившую проход. Ларину постоянно казалось, что кто-то следит за ним и, как только он потеряет бдительность, расслабится, например, опорожняя мочевой пузырь, схватит его за горло или же вонзит нож (или когти) в спину.

Горячая струйка залила светлый бетон. Разделившись надвое у пола, шипя и пенясь, она стекала ему под ноги, и Ларин следил за ней, пытаясь расслабиться. Получалось плохо. Отодвинув ногу, чтобы не залить кроссовку, он уже приготовился застегивать ширинку, когда увидел на том месте, где только что была ступня, в темной лужице блестящий предмет. Маленький блестящий предмет. Если бы в руках его был не мощный фонарь, а, например, зажигалка, то вряд ли бы он что-то заметил.

Ларин нагнулся, поднеся рефлектор фонаря к самой луже. Там, среди мелких камешков и крысиных экскрементов, лежало красивое кольцо, золотое, со вставками из белого золота и прозрачным, чистым как слеза ребенка камнем, вероятно бриллиантом, в этом Ларин совершенно не разбирался. Но то, что перед ним именно драгоценность, а не подделка с площади трех вокзалов, сомнений не возникло, слишком уж филигранной выглядела работа ювелира.

Ларин затаил дыхание. Огляделся.

Вряд ли здесь кто-то был за прошедшие пятьдесят лет, кроме, разумеется, крыс. Потеряли строители тоннеля? Слишком ценная вещь, чтобы носить такое с собой… Да и лежит прямо возле стенки, очень заметно, учитывая, что ширина тоннеля небольшая, любой проходящий мимо или же проезжающий на дрезине мог его заметить.

Он поискал, чем бы поддеть кольцо из лужи, но потом, отбросив брезгливость, взял его пальцами.

Женское, старинное кольцо – таких сейчас не делают. В ювелирном магазине он был один раз в жизни, когда выбирал обручальные кольца на свадьбу, но по телевизору постоянно крутили рекламу ювелирных салонов, он помнил, как выглядят современные кольца. Совсем не так.

Но откуда оно здесь?

Ларин поднялся на ноги. «Хотя бы не зря такой путь проделал, – подумал он. – Но ещё придется возвращаться, бетонировать пол и надеяться на то, что оборудование будет работать автономно, пока не выключится электричество и не сгорят все видеокарты. Рано или поздно это произойдет, и к тому времени он, вполне возможно, уже не будет учителем в школе и попасть в подвал не получится.

Он вздохнул, поднял фонарик и осветил потолок, сквозь рваный пролом которого сыпалась земля, торчали прутья арматуры и с самого края, там, где черный слой соприкасался со светлым бетоном, перекинувшись через трухлявую доску, острые разбитые края которой торчали, словно ощерившиеся иглы, свисала длинная костлявая рука в серой истлевшей ткани.

Ларин отшатнулся и едва не закричал. Одно дело видеть труп по телевизору, в кино или сериале – ничего особенного, это даже приелось, учитывая бесчисленное количество зомби-продукции на экранах. Но вот так, буквально в метре от себя… Он явно был не готов к такому повороту.

Судорожно оглянувшись (ему почудилось, что позади него стоит армия мертвецов), Ларин хотел броситься бежать назад, мозг скомандовал «опасность», а тело само рефлекторно принялось выполнять указания. Труп – это неприятности в любом случае. Он прекрасно это знал.

Крысы, осмелев, привыкнув к свету фонарика, деловито взбирались на гору земли и исчезали где-то наверху.

Ларин поежился. Хорошо, что он прихватил с собой перчатки и фомку. Это, конечно, не полноценная лопата, но уж лучше такой штуковиной, чем руками.

Потолок в том месте походил на провал грунта. Может быть, труба, в которой находился тоннель, будучи подмытой сточными водами, не выдержала и обвалилась. Но труп…

Ларин взобрался на кучу земли, она была плотной, устоявшейся, почти каменной. Он очутился около костлявой руки и взглянул выше, посветив фонарем. Чтобы не соскользнуть вниз, ему пришлось схватиться за край обломанного потолка. Кроссовки мигом набрали земли и съезжали вниз, он перебирал ногами, чтобы оставаться на месте, заглядывая туда, откуда торчала рука.

Сомнений не оставалось. Обломанные доски, которым он поначалу не придал значения, были не чем иным, как гробом, треснувшим и развалившимся на куски. Гроб лежал на боку, зацепившись за край бетонного тоннеля и увязнув в утрамбованной временем земле.

Ларин подумал, что, если начать расчищать проход и попытаться вытащить гроб, освободив лаз, чтобы попасть наверх, его может засыпать и следующий безумный исследователь, который спустится в этот кишащий крысами тоннель, найдет уже два обглоданных тела.

Но другого выхода нет. Ларин зажмурился, набрал полные легкие воздуха и воткнул фомку чуть правее раскинувшей тонкие костлявые пальцы руки.

Аккуратно доставая землю, он ссыпал ее мимо себя на пол. Белесая кисть с тонкими иссушенными пальцами при этом подрагивала прямо у него перед глазами как живая, иногда задевая его по плечу, и тогда все его нутро заливало противным болезненным холодом.

Рука пыталась схватить его, он был в этом абсолютно уверен. Пальцы щелкали у самого горла, рука ходила ходуном. Он ускорился, не в силах выносить это действо. Фомка только разрыхляла землю. Чтобы спустить как можно большее количество земли на пол, он загребал другой рукой, вдыхая запах червей, перегнившей плоти и чего-то совсем уж мерзкого, слизкого и противного.

Зацепив фомкой твердую поверхность, Ларин с силой потянул. Окружающая его земля пришла в движение, он успел это осознать, но было поздно – словно оползень, вся нависавшая над ним толща зашевелилась, раздался треск ломаемых досок, рука стукнула ему прямо в лицо. Ларин хотел было зацепиться за обломанный потолок, но ноги уже пошли вниз, увлекаемые стекающей землей, и он схватился за воздух, нелепо раскорячился, в последний момент, оттолкнувшись от зыбкой почвы, едва отпрыгнул в сторону, чтобы не быть погребенным заживо.

Тяжелый слой земли настиг его и тем самым спас жизнь, накрыв собой. В следующее мгновение он почувствовал сильный удар по спине, что-то тяжелое и острое вонзилось около лопатки. Ларин вскрикнул, сильно ударившись головой о бетонный пол.

Через десять секунд все смолкло. Он лежал, придавленный землей и еще бог знает чем. Дышать было тяжело, рот, уши, нос забились землей. Тем не менее страха как такового не было. Вероятно, доза адреналина блокировала этот инстинкт – так поступает организм в экстремальных условиях. Время замедляется, и только глухой стук сердца, как часы, отбивает его ход.

Ларин попробовал пошевелить ногами. Вроде все работает. Разбитые колени щипало, но, судя по всему, кости уцелели. Подтянув руки к себе, он с удивлением обнаружил, что продолжает сжимать кольцо в левой кисти. Фомка пропала.

Он попытался приподняться, но тяжелая, неподъемная ноша давила сверху, не давая даже пошевелиться.

«Ну вот еще, – подумал он. – Приехали». И принялся разгребать перед собой землю, словно пловец брассом. Медленно, но получалось. В полной темноте. Он понятия не имел, какая толща над ним, но надеялся, что сможет ее одолеть.

Так и вышло. Через десять минут он выбился из сил, но ему показалось, что впереди забрезжил свет. Фонарик, который он держал во рту, отлетел на несколько метров и теперь светил в ту сторону, откуда он пришел. Ларин видел одним глазом копошащихся крыс, они подбирались всё ближе.

Привстав на локтях, он собрал все силы и, ерзая разбитыми коленями, постанывая от пронизывающей все тело боли, выбрался на бетон. С его спины упали доски, посыпалась земля. Сил совершенно не оставалось. Но время гнало его вперед.

Выплюнув кусок земли (он надеялся, что это все-таки земля), Ларин, кряхтя, поднялся на ноги, прихрамывая, подошел к фонарику и взял его в руки.

Крысы теперь совершенно не смущали его, он даже перестал обращать на них внимание. Все его помыслы были направлены на дыру, содержимое которой чуть не погребло его в тоннеле.

Разломанный надвое гроб съехал вниз и теперь лежал поперек узкой, присыпанной черной землей колеи. Рядом, в неестественной позе, сложенный пополам, лежал скелет, пялясь в пустоту глазницами, заполненными черной землей.

– Черт! – ругнулся Ларин. Он хотел было накрыть голову, но было нечем.

Куча земли под разломом выросла. Но теперь на том месте, где раньше торчала рука и доски от гроба, образовался небольшой, но вполне рабочий лаз. Он мог бы в него протиснуться.

Ларин подумал, потом взял доски, оставшиеся от гроба, и укрепил стены вала. Не бог весть что, но немного держать будет.

Он начал взбираться, держась за доски, схватился за край бетонного потолка, сунулся в лаз, подтянулся, ноги при этом ерзали по сыпучему валу. Второй раз падать было нельзя. Цепляясь за рыхлый разлом, он карабкался вверх, потом, когда смог упереться ногой в осколок бетонного потолка, предварительно проверив его на прочность, привстал, выпрямляя конечности, и вытянулся. Ручеек земли сочился вниз, но голова уже вылезла наружу – в темное помещение с разломанной плиткой. Уцепившись за торчащую балку, он напрягся и вывалился наружу.

Где-то вдалеке залаяла собака. Он не рискнул включать фонарик. В помещении, где он очутился, было окошко, оно располагалась высоко под потолком, контуры которого едва проступали в темноте. Утренний серый рассвет чуть проникал сквозь мутное стекло, но и этого было достаточно, чтобы понять, куда он попал.

Это было похоже на усыпальницу. Ларин лежал на спине и пытался отдышаться. Со стены на него смотрел распятый Иисус, покрытый сетчатой бязью паутины, молча и укоризненно вопрошал: «Что ты здесь забыл, сын мой, в столь ранний час? Не слишком ли нагло ты явился сюда без предварительной записи?»

Ни одной мысли не приходило ему в голову. Он так устал, что не мог двинуться с места. Язык присох к нёбу, горло опухло от жажды. «Пить… как же я хочу пить», – подумал он. Но в склепе не было ничего похожего на автомат кока-колы.

Ларин вспомнил, что в заднем кармане джинсов должен лежать телефон. Если, конечно, он не разбился при падении. Кряхтя, он протянул руку, ощупывая собственную задницу.

Твердый прямоугольник лежал там, где и пару часов назад. Ларин облегченно вздохнул. Телефон не разбился, экран лишь слегка треснул, но на работоспособности это никак не сказалось.

Он открыл навигатор, пытаясь понять, куда же его занесло.

Старое кладбище в лесопарковой зоне на юго-западе. Господи. Сколько же он прошел? Это в пятнадцати километрах от школы!

От изумления Ларин приподнялся. Ошибки быть не могло, телефон ловил на два деления, но модуль GPS работал автономно. Он никогда не был в этом районе и вообще не знал о его существовании, так же как и о старом еврейском кладбище на отшибе, в стороне от всех дорог, жилых кварталов и промышленных зон.

«Скорее всего, здесь и смотрителя нет, – подумал он. – Но все равно, нужно быть осторожнее». Ларин поднялся на дрожащих ногах. Сделал шаг к двери, темный контур которой различил на фоне кирпичных стен.

Заперта.

На этот раз он не стал долго думать. Отойдя на пару шагов, Ларин поддал плечом. Послышался треск, и дверь распахнулась. Он вывалился в свежую некошеную траву, покрытую росой. Сосновый бор, окружавший кладбище, выглядел девственным и нетронутым. Тропки заросли. Сюда очень давно никто не приходил.