Часть II

Глава I

Странные звуки – то громкие, звучащие совсем рядом, то словно удаляющиеся куда-то и затихающие вдали… Странные вспышки света – то такие яркие, что от них больно глазам, то слабые, еле различимые в темноте… Аркадий попытался сосредоточиться на них и понять, что они означают и где он находится, но сделать это оказалось невероятно трудно. Сознание тщетно пыталось уцепиться за что-нибудь и постоянно отключалось, проваливаясь в полную тишину и темноту, из которых его потом снова вытаскивал какой-нибудь резкий звук или яркий блик света. Боли молодой человек, к своему немалому удивлению, не чувствовал – хотя вначале, после вспышки и грохота, его как будто бы сразу в нескольких местах пронзили чем-то острым и раскаленным. А теперь все тело казалось онемевшим, как бывает при «заморозке» местной анестезией.

В редкие моменты, когда мысли становились более ясными, Светильников пытался пошевелиться, но все попытки тоже ни к чему не приводили. Создавалось впечатление, что его полностью парализовало и он частично ослеп, но как следует обдумать такое предположение и ужаснуться ему Аркадий не сумел. Чтобы осознать все до конца, тоже требовалось по-настоящему сосредоточиться, чего Светильников, как ни старался, сделать не мог.

Пару раз раздававшиеся вокруг него звуки становились отдаленно похожими на человеческие голоса, но понять, что они говорили, молодой человек тоже не смог. Ему показалось, что находившиеся рядом с ним люди говорили то ли на незнакомом ему языке, то ли просто слишком быстро и неразборчиво. А потом непонятные слова опять слились в сплошной, ни на что не похожий гул. Он постепенно становился все тише, пока полностью не растаял где-то вдали…

Позже Аркадий еще раз пришел в себя, теперь уже полностью – он мог нормально соображать, но по-прежнему был не способен ни шевельнуться, ни даже открыть глаза. Боли молодой человек и теперь не почувствовал – ощущение «заморозки» так никуда и не делось, – но если раньше он вообще не понимал, где и в каком положении находится, то теперь стало ясно, что он лежит на спине на чем-то твердом и неудобном. Вокруг стояла тишина, но он откуда-то знал, что рядом кто-то есть, ощущая чужое присутствие каким-то шестым чувством. Причем, скорее всего, около него находился не один человек, а несколько или, может быть, двое. «Почему же они молчат? – удивился Светильников. – А может быть, я их не слышу? Может, я лишился и слуха тоже? Но ведь когда я просыпался в первый раз, я слышал звуки!» Ему стало страшно, и он потратил несколько минут сначала на безуспешные попытки услышать хоть что-нибудь в звенящей тишине, а потом на то, чтобы открыть глаза и пошевелить хотя бы пальцем. «Все ясно. Парализован, ослеп и оглох. Все еще хуже, чем с теми детьми, которых Эмма должна привести из восемнадцатого века!» – верить в такой исход Аркадию страшно не хотелось, и он принялся изо всех сил убеждать себя, что, возможно, с ним все не так плохо, как кажется. Может быть, его еще удастся вылечить? В конце концов, слепым и глухим от рождения детям собирались делать какие-то операции, и предполагалось, что они, скорее всего, им помогут. «Пусть даже тебя не сразу вылечат, а позже! – стал все яростнее убеждать себя Аркадий. – Знаешь же, медицина не стоит на месте, каждый год в ней какие-то новые открытия, каждый год разных инвалидов удается на ноги поставить! Так что в самом худшем случае тебе просто придется какое-то время потерпеть, подождать… А потом тебе обязательно станет лучше. Может, и не до конца поправишься, всякое, конечно, бывает, но сейчас и приспособлений всяких для инвалидов много, и тоже постоянно новые изобретают, так что жить все равно можно неплохо!» Утешить самого себя оказалось куда сложнее, чем других людей, но в конце концов Светильникову это удалось – полностью он не успокоился, но у него все же появилась надежда на лучшее. И одновременно он почувствовал вдруг жуткую усталость, словно долго и тяжело работал. Тишина и темнота, так пугавшие его еще несколько минут назад, неожиданно стали приятными, убаюкивающими…

Следующее пробуждение оказалось уже не таким пугающим. Жесткая поверхность под спиной исчезла – теперь Аркадий лежал на чем-то очень мягком, и его как будто бы укрыли каким-то необычайно легким, почти невесомым, но довольно теплым одеялом. Он снова попробовал пошевелиться, чтобы хоть примерно понять, где находится, но у него по-прежнему ничего не получалось. Зато Светильников убедился, что к нему начала потихоньку возвращаться чувствительность – все тело теперь слегка побаливало, как болят сильно натруженные мышцы, и после долгого лежания в «замороженном» виде такое ощущение ему даже нравилось. Он оставил попытки двигаться, полностью сосредоточился на своих чувствах, и ему стало казаться, что он лежит не в мягкой постели, а словно бы парит в теплой жидкости. Однако это было бы уже слишком странно, и Аркадий решил, что, скорее всего, новому ощущению доверять не стоит.

Спать ему больше не хотелось, и он принялся думать о своих друзьях, о Любиме и Эмме. Может быть, именно они сидели рядом с ним во время прошлого пробуждения? Теперь Светильников не чувствовал никакого постороннего присутствия рядом с собой, но если с тех пор прошло много времени, то друзья могли уйти отдыхать или работать. Странно только, что они сидели так тихо, а не болтали хотя бы шепотом или не играли в карты, как в прошлый раз… Но, может, он все-таки потерял слух? Или они сидели молча, потому что теперь он совсем плох и им было не до разговоров и развлечений?

Неожиданно Аркадий вспомнил, что Любим никак не мог сидеть у его постели, потому что сам сейчас находился в больнице. Разве что он, Светильников, пролежал без сознания так долго, что его друг успел поправиться и выписаться? Впрочем, в следующий миг Аркадий переключился на другое: ему вспомнилась та его последняя мысль перед нападением и взрывом – если, конечно, тогда произошел взрыв, а не что-то другое, – с которой он провалился в нахлынувшую со всех сторон темноту. Вот он поднимается по ступенькам клиники, смотрит на ее стеклянные двери – и его охватывает сильнейшее, заполняющее собой весь мир желание: «Я хочу, чтобы эти двое были счастливы вместе!» Никогда и ничего он не желал так сильно, и никогда раньше не случалось в его жизни моментов, когда он хотел чего-то хорошего только для других людей, полностью исключив из хорошего себя, просто-напросто забыв о себе. И никакое другое желание не делало его настолько счастливым. Как и последовавшее за ним, уже после взрыва, понимание, что теперь его желание точно исполнится.

«Лучший вариант – умереть настолько счастливым, – мелькнула у Аркадия мысль. – Впрочем, то, что я жив, все-таки тоже неплохо, – усмехнулся он про себя. – Но теперь нельзя допустить, чтобы у Эммы с Любимом все из-за меня разладилось. Если я смогу говорить… смогу хоть как-то общаться с внешним миром, я ей первым делом дам понять, что она для меня только друг, что она мне как сестра. Ведь так и есть, в конце концов!» Он стал вспоминать детство, когда они с Эммой постоянно играли вместе, то у него, то у нее дома, и те страшно далекие, но приятные картины прошлого снова унесли молодого человека прочь из реальности и вскоре сменились красочными и не менее приятными снами.

А потом Аркадий проснулся в незнакомой комнате, открыл глаза и тут же снова опустил веки, так как свет показался ему чересчур ярким. В первый момент он недовольно поморщился, но потом его охватила сумасшедшая радость: зрение вернулось!!! Он приготовился к самому худшему, в том числе и к тому, что никогда не увидит света, и, как выяснилось, хотя бы частично ошибался – просто замечательно!

Он снова открыл глаза и пару секунд наслаждался светом, оказавшимся не таким уж и ярким, блестящими бликами на стене и разноцветными предметами вокруг, не задумываясь о том, что именно видит. Главное ведь, что он в принципе способен четко видеть разные вещи, различая их цвета и оттенки, формы и размеры… И лишь после того, как охватившая его эйфория немного поутихла, молодой человек осознал, насколько необычна окружающая обстановка.

Он находился в небольшой, пожалуй, даже довольно тесной комнатке, похожей не на больничную палату, а скорее на ванную. Сам Аркадий, во всяком случае, лежал именно в ванне – в белом вытянутом резервуаре, наполненном какой-то странной теплой жидкостью – то ли подкрашенной синим водой, то ли чем-то вроде масла… А в стене над «ванной» светились какие-то маленькие прямоугольные экранчики с цифрами – об их назначении оставалось только догадываться. Впрочем, на одном из экранчиков молодой человек увидел нечто знакомое: по нему бежали изломанные черные линии кардиограммы. Вот только каким образом неведомые приборы могли знать, как именно у него бьется сердце? Аркадий тщательно осмотрел себя и не увидел на своем теле ни присосок, ни еще каких-нибудь приспособлений, соединявших его со стеной. Мало того, приглядевшись, Светильников понял, что не видит на своей коже ни одного шрама – и это после того, как рядом с ним что-то взорвалось! Скосив глаза, Аркадий удивился еще больше: давний шрам на правом плече, оставшийся от осколков стеклянной двери, разбитой митингующими, тоже исчез! Правда, видно сквозь маслянистую синеватую жидкость было не очень хорошо, и все же тот большой рубец Аркадий, без сомнения, разглядел бы.

Светильников попытался пошевелиться, надеясь, что и эта способность теперь вернулась к нему, но смог лишь немного подвигать пальцами, и ему показалось, что жидкость, в которой он плавал, намного гуще воды. Боли он, как и раньше, не чувствовал – кожа, скорее, немного чесалась.

Попытка позвать кого-нибудь тоже не увенчалась успехом – Аркадию удалось издать только еле слышный стон и машинально отметить про себя, что со слухом у него теперь тоже все в порядке. Однако за ним, как видно, наблюдали, потому что неожиданно в стене справа отодвинулась вбок почти незаметная дверь, и в «ванную» вошли двое мужчин в самых обычных белых халатах.

– Здравствуйте, Аркадий, – заговорил один из них, наклоняясь над ванной и улыбаясь лежавшему в ней молодому человеку. – Не двигайтесь, пожалуйста, вам пока нельзя. Вы сильно пострадали при взрыве и сейчас восстанавливаетесь. А я – ваш врач, зовите меня Люк.

– А где… я? – с огромным трудом выдавил из себя Светильников, внимательно разглядывая обоих своих гостей. Второй мужчина тоже приблизился к резервуару, и его лицо показалось Аркадию смутно знакомым. Несомненно, он его где-то уже видел, причем, кажется, совсем недавно. Но где?..

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался тем временем Люк, глядя не на пациента, а на маленькие мониторы в стене и удовлетворенно кивая. – Скажите «да», если хорошо, и «нет», если вас что-то беспокоит. Много говорить вам пока нельзя.

Светильникова беспокоило очень многое, но все это не относилось к его физическому самочувствию. Чуть помедлив и прислушавшись к себе, он решил, что, пожалуй, чувствует себя неплохо, и одними губами прошептал:

– Да!

– Очень хорошо, – врач оторвался от приборов и осторожно дотронулся кончиком пальца до голубой жидкости. Вопреки ожиданиям Аркадия, по ней не побежали круги: она лишь слегка подалась вверх, словно прилипнув к подушечке пальца, а потом отклеилась от нее, и поверхность снова разгладилась.

– Ск… скажите… – прохрипел пациент, собираясь спросить про странную больницу и странные методы лечения, но Люк приложил палец к губам, а второй мужчина, присев на край «ванны», наклонился совсем близко к лицу Светильникова.

– Мы вам попозже все подробно расскажем – что с вами случилось и как вас лечили, – пообещал он с серьезным видом. – Но не сейчас. Это займет слишком много времени, а вам нельзя даже немного утомляться. Но вы не беспокойтесь, очень скоро вы сможете и двигаться, и задать нам все вопросы, и вылезти из капсулы. Просто какое-то время придется подождать. Наберетесь терпения?

«Куда ж я денусь?» – вздохнул про себя Аркадий, и смутно знакомый ему человек, по-видимому, прочитал ответ в его глазах.

– Вот и прекрасно, – кивнул он, вставая. – Поспите сейчас немного, а потом мы с Люком снова к вам придем. Да, и если вдруг вам понадобится помощь, мы сразу узнаем.

Врач по имени Люк кивнул, подтверждая его слова, после чего оба направились к двери, и она так же бесшумно закрылась за ними. Свет в палате слегка померк, но полностью не выключился, превратившись в приятный полумрак. Аркадий подумал сперва, что ему вряд ли удастся заснуть в такой необычной обстановке, но, полежав немного с открытыми глазами, внезапно понял, что его все сильнее тянет в сон. И, уже закрыв глаза и попытавшись представить себе, что он лежит в обычной кровати, молодой человек вдруг вспомнил, где видел второго посетителя. Светильников действительно встретил его совсем недавно – в кафе, где напивался после покушения на Любима и жаловался на свою безответную любовь к Эмме. Тогда его собеседник оказался таким понимающим слушателем, а потом еще и отвез ничего не соображающего Аркадия домой и позвонил Веденеевой утром, попросив присмотреть за ним…

Ему снова что-то снилось – яркое, красочное и очень радостное, но когда больной проснулся, все сновидения мгновенно забылись, а сам он не стал даже пытаться их вспомнить. Его сейчас интересовало совсем другое.

В палате ничего не изменилось: на крошечных мониторах по-прежнему мигали цифры и бежали зигзаги кардиограммы, а жидкость в резервуаре или, как его назвал врач, капсуле оставалась все такой же теплой и приятной на ощупь. Светильников попытался во всех подробностях вспомнить, что ему говорили заходившие в «ванную» мужчины, но быстро убедился, что они ни словом не обмолвились ни о чем конкретном, не упомянули ни о каких подробностях, касающихся больницы или того, что случилось с их пациентом. Правда, интонация, с которой говорил с ним его недавний собеседник в кафе, вселяла надежду на то, что дела Аркадия и правда не так уж плохи. С безнадежными больными медики разговаривают излишне ласково, а его голос звучал вежливо, приветливо, даже добродушно, но в нем не слышалось даже намека на жалость. С умирающими так не общаются.

Дверь, как и в прошлый раз, плавно отъехала в сторону, и на пороге палаты появился тот самый человек, о ком Аркадий только что думал.

– Доброе утро! – поздоровался он и, нагнувшись, щелкнул чем-то, как показалось Светильникову, у самого пола, после чего сел, облокотившись на край резервуара. Видимо, там находилось что-то вроде раскладного стула или откидного сиденья для посетителей.

– Как вы сейчас, Аркадий, можете говорить? – осведомился мужчина. – Попробуйте что-нибудь сказать, только медленно. И если вдруг вам станет больно, сразу же замолкайте.

– К-как вас… з-з-зовут? – с трудом выдавил из себя пациент и, почувствовав, что его горло сильно напряглось, решил пока ограничиться одним вопросом.

– А вы меня не помните? Я Анатолий, но обычно меня зовут Тол, – ответил посетитель.

– П-помню. Имя з-з-забы-ы-ыл, – последнее слово Светильников в буквальном смысле провыл, после чего снова замолчал, надеясь, что дальше бывший собутыльник расскажет все сам и ему не придется издавать такие дурацкие звуки.

Тол, как видно, подумал о том же.

– Аркадий, – заговорил он мягко, но по-прежнему без какой-либо жалости в голосе. – Вы, наверное, уже поняли, что пролежали без сознания довольно долго. И сейчас вы в больнице. Здесь используются самые последние, самые современные методы лечения… методы восстановления организма после очень серьезных травм. Их разработали совсем недавно, уже после того, как вы… как с вами все случилось.

– Был вз-з-з-з?.. – попытался задать новый вопрос Светильников, но слово «взрыв» оказалось для него слишком трудным, и он беспомощно улыбнулся. К счастью, Анатолию не составило труда понять его.

– Да, взрыв, – подтвердил он, бросив быстрый взгляд на экранчик с кардиограммой. – Самодельная бомба, она взорвалась совсем рядом с вами. Вы получили очень большие ожоги, но вот это вещество, – он ткнул пальцем в наполнявшую «ванну» жидкость, – помогает восстанавливать разрушенные ткани. Может быть, вы о таком слышали. В ваше время… ну, до того, как вы пострадали, уже велись опыты по быстрому восстановлению кожи.

Аркадий хотел кивнуть, но пошевелиться ему по-прежнему не удавалось, поэтому он медленно закрыл, а потом снова открыл глаза. Да, он слышал о таких опытах, о них рассказывала то ли Толстуха Тереза, то ли кто-то из медиков Хроноспасательной службы. Вот только они же говорили, что от первых опытов с грызунами до возможности восстанавливать любую поврежденную ткань должны пройти десятилетия или даже века…

Впрочем, Светильников и так уже все понял. Настолько необычная больница, настолько странные и удивительные методы лечения – чего стоило одно лишь полное отсутствие боли! – не могли появиться ни за несколько лет, ни даже за столетие.

Зигзаги кардиограммы побежали по стене с бешеной скоростью, чуть ли не сливаясь в широкую темную полосу, состоящую из вертикальных штрихов. Дверь открылась, и на пороге замер встревоженный Люк.

– Я т-тогда… не с-с-спасся? – с трудом выговорил пациент, глядя то на него, то на Анатолия. – И вы… з-з-з… забрали меня оттуда… в будущее? В другое время?

Его посетители переглянулись, и Люк, чуть помедлив, кивнул, после чего Тол снова повернулся к Аркадию.

– Да. Сейчас две тысячи четыреста тридцатый год. Но все не так страшно, как вам кажется. Мир не так уж изменился, и вы быстро привыкнете ко всему новому. И в нашем времени живет много других людей из прошлого, в том числе и из вашего века. Если захотите, вы сможете и дальше работать в ХС, когда поправитесь.

В то, что мир мало изменился, Аркадий не поверил – одна эта больница, точнее, одна-единственная ее палата, уже свидетельствовала о том, что медицина в двадцать пятом веке стала совершенно иной. Значит, так же сильно переменилось и все остальное. И его работа, его Хроноспасательная служба, надо полагать, тоже стала теперь совсем другой. Если уж ее сотрудники забирали из прошлого не только детей, но и взрослых и не боялись, что те не приживутся в новом времени… Причем они ведь забирали даже тех, кто погиб в людном месте и остался бы там в виде мертвого тела, осенило внезапно Светильникова. Его самого, получается, забрали именно в такой ситуации! Как же они спасают таких, как он, не вызывая у людей прошлого подозрений?

– Вы сейчас еще немного поспите, – подошел к Аркадию врач и провел рукой по внешнему краю «ванны», словно нажимая на невидимые для лежащего в ней человека кнопки. – А потом Тол снова придет и расскажет вам, как мы все тут живем…

– Х-хорошо, – Светильников с радостью отметил, что речь дается ему все легче. – Только… один в-вопрос?.. У меня были др-р-рузья… дв-в-вое…

– Эмма и Любим Маевские? – уточнил Люк.

– Да! – то, что Эмму здесь знали под фамилией Любима, Аркадия не удивило – вот уж чего точно следовало ожидать. Он лишь отметил про себя, что его самое горячее желание, о котором он вспоминал перед первым визитом медиков, все-таки сбылось. Вот только… как сложилась их жизнь? И как задать такой сложный вопрос, когда язык тебе почти не подчиняется?

Но Анатолий, похоже, очень хорошо знал своего подопечного из далекого двадцать третьего века и теперь без труда догадался, о чем тот хотел узнать.

– Их знает каждый хроноспасатель, они наши герои, – улыбнулся Тол. – Правда, я не помню всех подробностей их биографии, но сейчас все найду и распечатаю для вас. Пока могу только сказать, что они сделали очень много «нырков» в разные эпохи – и всегда удачно. Да, и, кажется, их приемный сын продолжил их дело, а дочь стала то ли певицей, то ли балериной…

Аркадий закрыл глаза и почувствовал, что его и правда неудержимо клонит в сон – наверное, врач, когда регулировал что-то на краю «ванны», добавил в заживляющую жидкость снотворное или просто сильное успокоительное. Но пациент не расстроился, ведь самое главное он узнал. А все остальные вопросы вполне могли подождать.