30. Призрачные пулеметчики

Август, двадцать девять месяцев назад

Вечерняя летняя луна, досрочно выкатившаяся на запеленутое в серый дым небо, просвечивает багровым. Как комета из финской сказки про муми-троллей. Словно кровь, брызнувшая из проломленного черепа Солдаткина, запачкала блюдце луны. Или это отблески ржавого агонизирующего заката, которому пики темных елей пропороли брюшину?

Сочащаяся сквозь дым от пожаров сукровица клюквенного оттенка превращает пейзаж в инопланетный. Макс, во всяком случае, чувствует себя космонавтом, которому предстоит делать первые шаги по поверхности незнакомого мира, до которого он летел много-много лет.

Ярость и гнев схлынули, оставив одну только давящую как гидравлический пресс усталость. Ноги как ватные. Макс без сил опускается на траву в паре метров от мертвого Солдаткина и брошенной монтировки. Он совсем не хотел этого. Макс видит, как по залитому кровью лицу мертвеца неспешно разгуливает крупная муха. Она путешествует по щеке Солдаткина и, замерев на несколько мгновений, словно раздумывая, надо ли ей это, переползает через верхнюю губу, исчезая в приоткрытом рте. Где-то внутри Макса начинает толкаться тошнота. Спина покрывается липким потом. От греха подальше он отворачивается.

Он пытается осознать все произошедшие события, но в его голове, как в детской погремушке, бьется горошина одинокой мысли. Оказывается, это не так и сложно – убить человека. Что бы там ни говорил Солдаткин, требовавший себе за убийство Левши три четверти призового фонда. А тут… Надо только размахнуться, предварительно сжав в руке что-нибудь тяжелое. Почти как прихлопнуть комара. Или эту самую муху. Все очень просто. Поднял руку и… Макс понимает, что совсем не время думать об этом. Что надо прекратить. Собраться с силами и что-то сделать. Но мысль будто заперлась в его голове и никуда не хочет уходить. Макс прячет лицо в ладонях, закрывает глаза. Все просто. Один, хрустящий как горсть чипсов, удар тяжелым предметом в темя, и человек перестает дышать…

Может быть, если врезать монтировкой самому себе прямо в лоб, это закончится?

Что теперь делать ему – преступнику, сидящему рядом с трупом убитого им человека? Достать из кармана телефон и вызвать полицию?.. Вот интересно, ему сразу поверят, что он убил Солдаткина? И что только одного его? Или захотят провести, как это показывают в телепередачах, следственный эксперимент?.. Что скажут, узнав обо всем, родители? Бабушка? Тим?..

Взгляд Макса вдруг останавливается на лежащей на заднем сиденье «форда» сумке «Barracuda». Неожиданно в голове проявляется другая мысль. Потом еще одна, потом еще и еще… Их целый поток, и текут они в совершенно другом направлении.

Для чего он все это сделал? Только для того, чтобы принести горе своим близким? Нет, конечно. Чтобы помочь им. Помочь… Значит, надо вставать, вешать сумку с деньгами через плечо и брать ноги в руки, пока его никто тут не увидел. Пытаться воплотить в жизнь задуманный план. Только теперь придется это делать одному, без Солдаткина.

К уже привычному запаху гари примешивается резкая вонь горелой резины. Макс, щурясь, смотрит на огонь, лениво перекинувшийся на траву возле взорвавшегося «аутбэка». Над горящей травой дрожит и плавится воздух. Макс думает, что, если место преступления выгорит дотла, ему это будет только на руку.

Он пристально, словно молящийся язычник, вглядывается в луну-клюкву и поднимается на ноги. Мысленно прокручивает в голове весь путь, который он проделал, чтобы оказаться здесь, возле заброшенного поселка. Километры кочковатой лесной дороги, потом – еще больше километров по асфальту до «Скандинавии». Там поймает попутку. Далеко, но дойти пешком до трассы – не проблема. Если выйти прямо сейчас, из леса можно выбраться до темноты.

Сумка. Макс снова изучает лежащую в автомобиле сумку. Мало того что она будет ему мешать и замедлит скорость, с ней могут возникнуть проблемы. Причем когда совсем не ждешь. Как случилось с разряженным аккумулятором «форда». Скажем, остановится, заинтересовавшись ее содержимым, проезжающий мимо случайный патруль. Или еще что… Макс думает, что хорошо бы спрятать сумку, переждать бурю, а потом вернуться за ней. Все равно, в ближайшее время он не сможет воспользоваться тем, что в ней.

Идея нравится Максу все больше и больше. Спрятать сумку и валить отсюда. Только куда спрятать?

Макс оглядывается вокруг. «Аутбэк», охваченный пламенем. Недостроенные таунхаусы. Устоят ли они, если тут начнется Вселенский Пожар? Макс вспоминает, что один его приятель, работающий на стройке, рассказывал, что газобетон не горит. Получается, что это надежное укрытие от огня. А вот от людей? Найдется ли в недостроенных домах укромное место, чтобы устроить схрон? Макс сомневается. Он не доверяет таунхаусам. Если найдут трупы, дома обязательно осмотрят. Развернувшись к ним спиной, он смотрит на развалины стоящего на опушке ДОТа.

Не такие уж это и развалины, думает он, разглядывая укрепление, когда-то построенное финскими саперами. Поросшие травой, оплывшие от времени темно-серые железобетонные блоки внушают Максу чувство абсолютной уверенности. Уверенности в том, что они выстоят, если сюда все-таки докатится волна лесного пожара. Макс пытается представить, как там – внутри ДОТа. И вдруг понимает, что, наверное, внутри него темно.

То, что ему надо.

Он решительно подходит к «форду» и забирает с заднего сиденья сумку с деньгами. Она не тяжелая. Скорее, увесистая. Макс старается не думать о том, что деньги, лежащие в этой поддельной сумке «Barracuda», отобрали жизни трех человек.

На полдороге к ДОТу он оглядывается, внезапно ощущая на себе чей-то взгляд. Его кожа покрывается ледяными мурашками. Замерев на несколько мгновений, Макс пытается что-то высмотреть, но почти сразу понимает, что смотреть ему в спину тут некому. Разве только таунхаусы обиженно таращатся на него глазницами пустых окон. И Всевидящее Око кровавой луны над ними. Но никого живого, кроме него самого, здесь нет.

Стебли прибитой жарой к земле пересушенной травы с шелестом проминаются, ломаются под его ногами, когда Макс приближается к ДОТу. Его крыша вспухла от давнего взрыва, над ней торчит скрюченная ржавая трубка наблюдательного перископа. Макс останавливается и смотрит в зрачок темного отверстия посреди блоков. Ему снова становится не по себе. Отсюда, через эту амбразуру, много лет назад очередями бил вражеский пулемет. Макс пытается представить себе, как это – встать в полный рост и идти в атаку на выкашивающее людей скорострельное орудие смерти. Ему жутко даже сейчас, много лет спустя. Это абсолютно иррациональный страх. Как будто в разбитом капонире засели призраки финских пулеметчиков и держат его на прицеле, ждут, когда он подойдет ближе. Чтобы уж наверняка… Не отрывая взгляда от амбразуры, Макс делает еще несколько шагов и едва не натыкается на растущий из земли проржавевший штырь крепления для проволочного заграждения.

Подойдя к ДОТу, Макс видит на железной окантовке пулеметной амбразуры и узкой щели для ведения огня из ручного оружия следы от пуль, похожие на африканские племенные шрамы. Наверняка эту стрельбу вел советский снайпер. Кончиками пальцев Макс трогает шероховатое железо, чувствует на нем вмятины. Потом обходит укрепление и сбоку на блоках, из которых сложен ДОТ, видит короткую полустершуюся надпись. С трудом, но ее можно разобрать. Две буквы и цифра, нанесенные белой краской по трафарету: «Le3». Каждый элемент надписи размером с ладонь. Рядом – размашисто нарисован белый символ. На фоне серого бетона – яркий, как свет приближающихся ночных фар.

Кривоватый замкнутый круг, из которого выходят две параллельные стрелы.

Макс помнит, как узнал значение этого символа от приехавшего к Лодочникам вместе с Тимом Ромахи-Росомахи. Тот рассказывал про секретный хобо-код американских странствующих рабочих времен Великой депрессии. Потомок наскальной живописи пещерных людей. Прадедушка граффити Бэнкси. Многие из хобо были неграмотны, поэтому для выживания пользовались придуманным алфавитом, символы которого были своего рода тэгами: «Есть возможность подзаработать», «Готовься защищаться», «Еда за работу»… Макс думает о том, кто первым изобрел этот примитивный язык? Как ему пришло это в голову?

Знак на боковой стене ДОТа означает «Срочно делай ноги». Прошлым летом его брат с приятелем постарались. Как в воду глядели. Максу надо срочно делать ноги.

Он огибает стену укрепленной огневой точки. Одинаковые знаки «Срочно делай ноги» покрывают ее всю – как щетина подбородок.

В двух метрах от входа в ДОТ – уползающая в лес траншея, присыпанная самим временем. В стене капонира – еще одна узкая щель для того, чтобы можно было изнутри прикрыть вход огнем. Кусок рельса, усиливающий бетон, наполовину вырван из раскрошившегося блока взрывом, который повредил крышу. Рельс заклинил тяжелую металлическую дверь в приоткрытом положении. ДОТ будто заманивает Макса в свое темное нутро, из которого даже в этот аномально жаркий август веет влагой. Как из погреба, думает Макс и вспоминает муху, заползшую в приоткрытый рот мертвого Солдаткина. Что там скрывается в темноте? Он протискивается мимо двери, за которой видит несколько приунывших папоротников и заросшие травой ступени лестницы. Аккуратно, шаг за шагом, Макс спускается вниз. Бетон смыкается над его головой темнотой и страхами, в основе которых лежит клаустрофобия. Воздух внутри спертый. Пахнет сырой землей. Могилой. Спустившись на несколько ступеней вниз, Макс останавливается в каком-то тамбуре, не решаясь двигаться дальше. И дело даже не в пулеметчиках-призраках и не в каких-нибудь здоровых, как из «Приключений Буратино» пауках, рассевшихся по углам. Он боится оступиться в темноте, разбить голову о провисшие трубы довоенной системы вентиляции или напороться на арматуру.

Внезапно Макс вспоминает про фонарик на мобильнике, достает из кармана старенький телефон, включает на нем фонарь и оглядывается вокруг. Он стоит на пороге маленького помещения. Стена с узким проходом, завалившиеся двухъярусные нары, осыпавшаяся кирпичная печь, которой солдаты отапливали ДОТ. За проходом, если судить по брызгам льющегося оттуда мутного света, – пулеметный каземат с амбразурами. Макс решает туда не ходить. Он приближается к наполовину обвалившейся печи, наклоняется и трогает кирпичи. Место кажется ему подходящим. Макс укладывает телефон на переплетение погнутых уголков, из которых сделаны нары. Луч фонарика утыкается в стену за печью. Пачкая руки в густой кирпичной пыли, Макс один за одним вынимает с полтора десятка кирпичей, укладывает в образовавшуюся нишу сумку «Barracuda», приминает ее руками и снова закладывает кирпичами. Верхние накидывает в беспорядке.

Некоторое время потом он стоит и оценивающе смотрит, заметно ли, что кирпичи совсем недавно тревожили. Незаметно. «Да и кто сюда полезет?» – спрашивает у себя Макс, пожимая плечами. Подсвечивая дорогу фонариком, он медленно выбирается из подземелья ДОТа. Что, интересно, стало с его гарнизоном? Впрочем, сейчас уже не осталось в живых никого – ни тех, кто защищал ДОТ, ни тех, кто атаковал.

Наверху – жара и запах гари, особенно заметный теперь, после пребывания под землей. Или это признак приближающегося лесного пожара? Последняя мысль совсем не нравится Максу. Пока он прятал сумку, подкрались сизые сумерки. Будто Макс смотрит на происходящее глазами больного глаукомой. Побронзовевшая луна не то приблизилась к земле, не то просто чего-то обожралась, и ее раздуло. Макс оглядывается на приоткрытую дверь в капонир и перепрыгивает через заросший окоп. Выходит из-за ДОТа, смотрит на горящую возле «аутбэка» траву и думает, что скоро тут заполыхает до небес.

Вдоль окопа он направляется в сторону леса. До ближайших елей не больше десятка метров.

В сухом, без подлеска, лесу еще темнее. Макс, пытаясь немного срезать расстояние, движется параллельно дороге, которая идет чуть правее и в этом месте, как он помнит, делает крюк. В стороне он видит еще один ДОТ. В отличие от Le3, он в плачевном состоянии. Просто поросшая деревьями груда покореженного взрывами железобетона. По диагонали от ДОТа – надолбы противотанкового заграждения. В кольцах стелящегося вдоль земли дыма они похожи на погибельный сад камней, устроенный тут самой смертью. Макс перебирается еще через один давний окоп, на дне которого растет семейство уродливых грибов на тонких ножках, и меняет направление своего движения.

Он приближается к дороге, а за его спиной над деревьями набирает злую силу закутанная в дым луна.