Глава четырнадцатая

Записка

На следующее утро Шервуд ждал в личном кабинете леди Далгат. Он положился на свою интуицию. В некотором смысле чувствовал себя нечестным, даже достойным презрения, с учетом обстоятельств, но ему требовалось кое-что выяснить. Шервуд следовал сложившейся рутине: установил мольберт и холст, смешал краски. Подивился тому, что новая палитра в точности похожа на прежнюю. Он никогда не мыл ее. Новое масло позволяло пользоваться краской несколько дней, и счищать ее было ужасным расточительством, – еще одно преимущество масла над яйцом, которое высыхало за считаные минуты. Даже несмотря на масло, краска засыхала и накапливалась, однако палитры стоили недорого, и время от времени Шервуд покупал новую. С этой палитрой он работал давно – на лицевой стороне уже не было видно дерева. Обратная сторона превратилась в мешанину мазков и разноцветных отпечатков пальцев – и все они были такими же, как прежде. Шервуд не знал, как это возможно, но не сомневался: тут не обошлось без леди Далгат.

И я считаю это своей оплошностью. Я за нее отвечаю, и я все исправлю.

Может, эти слова – простое совпадение, но в глубине души он не сомневался. Однако уверенность и правда – не одно и то же, а потому Шервуд ждал, любуясь восходом солнца, лучи которого скользили по потолку и стене.

Если она здесь ни при чем, Ниса не придет на сеанс. Никто не знал о чуде, за исключением Мельборна, а Шервуд полагал, что тому нет до этого дела. И если леди Далгат придет в кабинет, следовательно, она к этому причастна. И что это будет означать? Он не знал, и ему было наплевать. Всему свое время.

Он закончил смешивать краски и положил мастихин. Усевшись на табурет, вытер руки тряпкой и продолжил следить за движением солнечных лучей.

Шервуд не слышал ее шагов – он никогда их не слышал. Он различил знакомое шуршание ткани. Леди Далгат вошла, как всегда, не произнеся ни слова и не взглянув на него. Она была в прежнем платье из золотой парчи, с палантином из лисьего меха на плечах, и держала перчатки для верховой езды. Встав на привычное место, повернулась, вскинула подбородок и устремила взгляд к люстре.

– Спасибо, – произнес Шервуд.

Это слово вырвалось само собой. Он проиграл в голове десяток различных сценариев; в мыслях и обвинительно нацеливал на нее кисть и с рыданиями падал на колени у ног госпожи, но так и не решил, как поступит, если она действительно придет. Теперь Шервуд знал и обрадовался простоте своего выбора: это было намного лучше слез.

– За что? – холодно спросила леди Далгат, не отрывая взгляда от люстры.

– Честно говоря, сам не знаю.

– Не знаете, за что благодарите меня?

– За то, что вернули мне мое имущество, но… я не знаю, что именно вы сделали или как вы это сделали. И потому я благодарю вас за этот дар, но неизвестно, в чем он заключается. В этом есть какой-то смысл?

– Нет.

– Но вы восстановили мой мольберт, кисти и краски.

Леди Далгат осмотрела его инструменты, сжав губы и прищурившись:

– Ах да. Они новые?

– Вовсе нет. Те же самые, что были уничтожены. Каким-то образом вам удалось собрать их в единое целое, вплоть до последней собольей шерстинки в кисти.

– О чем вы говорите?

– Если это не вы, зачем же пришли сюда?

Она вновь перевела взгляд на люстру.

– По привычке.

– Вот как?

– Да. По правде сказать, я забыла о вашем вчерашнем несчастье. Вы давно заставляете меня это делать, и я уже действую машинально, что, если подумать, вызывает серьезные опасения. Вы должны поскорее закончить эту глупую картину, чтобы утро вновь принадлежало мне. Это тянется слишком долго.

Леди Далгат вскинула подбородок, и ее лицо стало непроницаемым.

– Я вас знаю, – сказал Шервуд. Вновь слова вылетели сами по себе, будто от его мыслей к языку тянулась труба, и кто-то открыл кран.

– Нет, не знаете, – возразила она.

– Вижу, какая вы на самом деле. Вижу то, что вы столь отчаянно пытаетесь скрыть ото всех. Вижу очень хорошо – и это прекрасное зрелище.

– Если бы вы действительно хорошо меня знали, то не сочли бы меня прекрасной.

– Но я знаю, и вы… прекрасны, и восхитительны, и умны, и… и я… – Шервуд замолчал, посмотрел на восстановленный мольберт, на стоявшее перед ним чудо, и послал осторожность к чертям. – Я люблю вас, Ниса.

Ну вот. Ему показалось, будто он избавился от некоего яда, который неделями отравлял его. Эти слова наполнили Шервуда облегчением и радостью. Эйфория длилась всего мгновение, затем реальность обрушилась на него.

Что я натворил?

Он ожидал гнева или насмешки. В первом случае стража выбросит его из замка. Во втором – у него разорвется сердце. Но Ниса Далгат медленно опустила голову и посмотрела на него. В ее взгляде читалась жалость, глубокая, неизбывная печаль, столь мучительная, что Шервуд содрогнулся. Ее губы на грустном, измученном лице слабо улыбнулись.

– Вы меня не знаете, Шервуд. Никто не знает – и никогда не узнает. Просто пишите картину. Справитесь?

Он кивнул, ощущая внутри ужасную пустоту.

* * *

Шервуд вынес обед во двор и уселся на траву. День был прекрасным – как и любой другой день с его прибытия в Далгат. Здесь никогда не идет дождь. Он понял это лишь сейчас и удивился, что не заметил этого раньше. Небо всегда было синим, дул легкий, теплый ветерок, и никогда не было жарко. Шервуд сидел в тени южной стены, рядом с заросшими сорняками обломками рухнувшей башни, где трудно было косить траву. Прислонившись спиной к одному из огромных каменных блоков, он вытянул ноги по направлению к статуе целующихся мужчины и женщины. Из всех чудесных произведений искусства замка Далгат это было его любимым. Две фигуры переплетались и сливались в единое целое у основания, словно древесный ствол, из которого, точно две пряди расплетенного каната, возникали тела мужчины и женщины. Они застыли в объятии на грани поцелуя, их губы почти соприкасались, глаза были закрыты, на лицах читался восторг.

Статуя стояла в высокой траве, за буйно разросшимся кустом и одиноким деревом. Здесь никто не бывал, не приходил на эту сторону замка, и поначалу Шервуд сокрушался заброшенности статуи. Ему казалось, что другие тоже должны увидеть ее красоту и невероятную артистичность, которая выходила за рамки простого изображения человека и парила над реальностью в царстве идеалов. Неприкрытые эмоции рождались из холодного камня; эта статуя олицетворяла миг влечения и триумфа, страсти и любви.

К чему еще стремиться в любом искусстве, как не к тому, чтобы уловить не просто истину, но истину, достойную быть увиденной, истину, которая несет утешение, радость или понимание, заставляет сердце дрогнуть или замереть?

Шли недели, и постепенно Шервуд начал считать этот забытый уголок, этот мирный оазис тихого одиночества своим. Он ценил его уединенность. Статуя – вдохновенные любовники, затерявшиеся в сорных травах забытого прошлого – давала ему надежду на будущее. Иногда, при определенном освещении, Шервуду казалось, будто женщина немного напоминает Нису. Скулы были слишком высокими и резкими, лицо – вытянутым, однако он смотрел не просто глазами.

Он услышал шелест травы и с удивлением увидел, что к нему приближается Рисса Лин. На сей раз без ведер. В руке она держала свернутый пергамент.

– Простите, сэр. – Когда Шервуд обернулся, она замерла и сделала реверанс. – У меня для вас послание.

– От кого?

– Мажордом Уэллс дал его мне, сэр, и сказал, что это от ее светлости.

– Леди Далгат?

– Да, сэр.

Шервуд торопливо встал, едва не опрокинув тарелку.

– Тогда давайте его мне.

Он протянул руку, но Рисса Лин помедлила. В ее глазах мелькала тревога.

– Что такое? – спросил Шервуд.

– Сэр, я видела ваш мольберт, краски и кисти, этим утром в кабинете, и… – Она покраснела. – Я находилась за дверью и слышала, как вы говорили ее светлости… про то, что она знает… что имеет ко всему этому отношение.

– И что? – нетерпеливо спросил он. Шервуду нравилась Рисса Лин, но если леди Далгат написала ему послание – впервые в жизни! – он хотел знать, что в нем говорится.

– Ну, я думаю, вы правы, сэр. Думаю, она знает… Именно она сделала это.

– Спасибо, Рисса Лин, я ценю твое мнение…

– Сэр… – Она прикусила губу и уставилась на свои ноги. – Я не просто думаю, что это сделала она. Я знаю.

– Что ты хочешь сказать? Ты что-нибудь видела?

Рисса Лин покачала головой.

– Тогда откуда знаешь?

– Вот уже десять лет как я прислуживаю леди Далгат. С тех самых пор, как ей исполнилось двенадцать, сэр. Я находилась тут, когда ее принесли после падения с Дерби. Ее было не спасти, сэр. Бедная Ниса. У нее была сломана спина. И шея. Она была уже мертва, когда ее принесли в замок.

– Что? – Все мысли Шервуда занимало послание в руке Риссы Лин, но ее последние слова он услышал. – Что ты такое говоришь?

– Я говорю, что графиня Ниса Далгат, дочь графа Бидля Далгата, умерла два года назад. Его сиятельство рыдал так, что сердце разрывалось. Она была его единственным ребенком, единственным, что осталось от леди Рейчел. Он не мог позволить ей умереть. Велел настоятелю Августину привести ту ведьму, Мэдди Олдкорн. Рядом с его сиятельством были только я да настоятель, когда Мэдди сказала ему, что его дочери не помочь.

– Рисса Лин, леди Далгат жива. Она здесь, в… Ты держишь письмо, которое она написала мне!

– Это не ее светлость. Это кто-то другой – что-то другое. Я говорю это вам, потому что знаю, что вы мне поверите. Вы видите ее сущность. Простая леди не смогла бы починить ваш мольберт и краски. Простая леди не выжила бы после отравления. И я видела, как на нее свалился тот камень. Он попал точно в цель, сэр.

– О чем ты? Она бы погибла. Камень был… – Шервуд показал на один из огромных блоков, наполовину скрытых травой, – …большим, как этот.

– И я видела, как она отмахнулась от него, точно от мухи, – добавила служанка.

Он прищурился:

– Рисса Лин, ты пьяна?

Она сердито нахмурилась:

– Вовсе нет, сэр! И я не понимаю, почему вы ведете себя так, будто не верите мне.

– Потому что я не верю! – Шервуд почти выкрикнул эти слова, но его внутренний голос шептал: «Да».

– Я думала… – Рисса Лин стиснула губы. – Я думала, вы другой. – Ее нижняя губа задрожала. – Надеялась, вы поймете. – Она развернулась и пошла прочь.

– Письмо! – крикнул он.

Рисса Лин снова развернулась. В ее глазах блестели слезы. Она швырнула ему пергамент.

– Вы любите чудовище, когда я… я стою прямо перед вами! Будьте прокляты! Будьте вы прокляты, Шервуд Стоу! Давайте, бегите к ней. Пусть демон утащит вас в Файер! Мне безразлично!

И Рисса Лин убежала в слезах, оставив послание трепетать на траве, колеблемое ветерком.

* * *

Шервуд запомнил послание и мысленно повторял его, вытаскивая меч из груды барахла в углу комнаты. На клинке не было ржавчины в отличие от его владельца. Шервуд лучше заботился о своем мече, чем о себе. Не помнил, когда в последний раз обнажал клинок или занимался физическими упражнениями, не считая долгих прогулок.

Как и все прочее, Шервуд унаследовал меч от Ярдли; откуда его взял Ярдли, не знала ни одна живая душа. Меч незамысловатый, с прямой гардой и навершием в виде головы ястреба, однако это был серьезный клинок, работа мастера, а не игрушка. Странствующие художники не обзаводились многочисленным имуществом, и все, чем они владели достаточно долго, имело немалую ценность. В большинстве королевств Аврина лорды требовали, чтобы крепкие мужчины умели обращаться с оружием и при необходимости пускали его в ход. Однако вооруженными ходили только аристократы и представители власти вроде шерифов и солдат. И потому Шервуд, как и его предшественники, хранил меч в скатке постельных принадлежностей – подальше от случайных взглядов, но под рукой.

На Шервуда нападали. В большинстве случаев он привлекал внимание пары головорезов, обычно владевших одним ножом на двоих. При виде извлеченного из скатки меча они делали ноги. Но несколько раз ему довелось противостоять хорошо вооруженным грабителям – настоящим разбойникам, которых не отпугнешь длинным клинком, – и тогда Шервуду приходилось драться за свою жизнь.

Он неплохо справлялся. Шервуд был уверен, что убил по крайней мере одного человека, хотя он не стал задерживаться, чтобы в этом убедиться. В другой схватке ранил в живот юного грабителя лет семнадцати. Вероятно, тот также умер. Шервуд пережил более шести сражений, отделавшись всего тремя ранами, лишь одна из которых была серьезной. К счастью, Ярдли также научил его зашивать порезы.

Шервуд не питал иллюзий насчет своего мастерства, однако надеялся, что справится, если леди Далгат понадобится его клинок. Он наблюдал, как солнце опускается в океан. Под водой скрылось лишь три четверти солнечного диска, но он не мог больше ждать. Хотел прийти на место первым.

Пристегнув меч к поясу, Шервуд спустился по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и выбежал из замка.

«Шервуд, – гласило послание, – ждите меня на скалах с западной стороны замка на закате. Мне нужна помощь, а вы единственный, кому я могу доверять».

Ужас в его душе мешался с ликованием. Осознание того, что леди Далгат доверяла ему и нуждалась в нем, вызывало радость. Мысль, что отчаяние принудило ее встретиться с ним за пределами замка, в столь уединенном месте, заставляла трепетать от страха перед тем, что она скажет.

Может, она хочет уехать вместе со мной?

Нет. На это не стоило и надеяться. Шервуд позволил эмоциям взять верх над рассудком. Скорее всего леди Далгат хочет отправить королю Винсенту сообщение, которое не может доверить Уэллсу или Риссе Лин.

Шервуд пробежал через двор, миновал ворота и свернул налево, держась стены, прежде чем выйти на травянистый обрыв у глухой стороны замка. Здесь ветер был сильнее, дул с океана, неся запах соли и заставляя склоняться высокую траву.

Она боится кого-то в замке… может, боится всех. «Вы единственный, кому я могу доверять».

Очевидно, она не доверяла Риссе Лин, но известно ли ей, что служанка считает ее демоном?

Нет, вдруг понял он. «Вы любите чудовище, когда я… я стою прямо перед вами!»

Рисса Лин ревновала – и либо лгала, либо страдала от какой-то галлюцинации. Вне зависимости от ее чувств, она должна была понимать, что дикое обвинение не заставит его отказаться от Нисы.

Я поговорю с ней позднее… успокою ее.

Шервуд пробрался сквозь высокую, побитую ветром траву, которая хлестала его по ногам. Звуки прибоя стали громче, над головой кричали чайки. К западу на самом краю подточенного морем уступа стояла закатная башня замка Далгат. Восьмиэтажный каменный столп, казавшийся продолжением скалы, не имел окон на этой стороне. Под шестидесятифутовым обрывом волны неутомимо обрушивались на упрямый камень. У подножия башни кто-то был – темная фигура в затененном проеме между двумя массивными резными ногами башни. Шервуд замедлил бег и перешел на нерешительный шаг, сообразив, что это не Ниса и вообще не женщина. Это был мужчина в черном плаще с поднятым капюшоном.

– Что вы здесь делаете? – спросил Шервуд, резко остановившись.

– Жду вас, что же еще? – ответил лорд Фокс. Резкие порывы ветра заставили его вцепиться в края плаща, не давая ему развеваться, подобно флагу. Тем не менее, нижние края хлопали, словно перепуганная птица.

– Это вы отправили послание? – Запыхавшийся, уставший и вспотевший Шервуд держался подальше от Фокса.

– Да, мне требовалось поговорить с вами наедине, а я сомневался, что вы примете мое приглашение. – Фокс шагнул вперед. Может, он пытался укрыться от ветра или чувствовал себя неуютно между когтями башни. – Вам удалось завоевать приязнь Нисы.

– Завоевать?

– Не нужно стесняться, парень. Я беседовал с ней сегодня утром, объяснил, что королю может не понравиться, что титул носит последняя из рода Далгат. Предложил ей свою руку и сердце, но получил отказ. Очевидно, она нашла кого-то другого. Я знаю, что у нее высокие стандарты, и не могу поверить, будто вам удалось сравняться с этой планкой.

Шервуду, напротив, хотелось в это верить.

– Леди Далгат сказала, что есть кто-то другой? Может, ее просто не интересуете вы?

– Она была весьма откровенна и конкретна.

– Что именно она сказала? Упомянула мое имя?

– Нет, но упомянула человека, с которым регулярно видится. Человека, которого с каждым днем узнает все лучше – и чем лучше узнает, тем больше убеждается, что нашла для себя спутника.

– Она… она это сказала?

– Да, но не стоит так радоваться. Жить долго и счастливо вы не будете. Я посоветовал вам уехать, но вы не поняли моего намека. Теперь я вынужден настаивать.

Он отпустил плащ, который отлетел назад и упал в траву. На поясе у Фокса висел меч. Шервуд отступил и обнажил свой клинок.

– Я не уйду. Скорее погибну.

Фокс озадаченно посмотрел на его оружие:

– Откуда у художника меч? Это подарок? Ты хотя бы знаешь, с какой стороны за него браться?

Шервуд ухмыльнулся:

– Я убивал им людей, которые на меня напали. А как насчет тебя? Полагаю, ты часто им хвалишься. Наверное, участвуешь в изящных танцах с оружием при дворе. Сомневаюсь, что многие рискнут всерьез посягнуть на королевского кузена.

– Ошибаешься, еще как рискнут, – возразил Фокс, шагая к Шервуду и тоже обнажая меч. – Меня не слишком любят в Мегане. В результате этих танцев многие лишились конечностей, а кто-то и жизни. Ты действительно хочешь этого? Даю тебе последний шанс. Можешь просто уехать.

– Окажу тебе такую же любезность. Уезжай. Ниса сделала выбор.

– Я останусь. Будет забавно, тебе не кажется?

– Для одного из нас.

Лорд Фокс нанес первый удар. Шервуд изящно отскочил, и клинок рассек воздух.

Он почти отдышался, но стремительный бег утомил его. Фокс же был отдохнувшим и свежим. С другой стороны, дорога словно разогрела Шервуда, сделав мускулы более гибкими, в то время как Фокс неизвестно сколько времени простоял на холодном ветру.

Шервуд позволил ему нанести еще один удар. То же движение, справа налево, сверху вниз. Фокс бил сильно, пытаясь воспользоваться слабой стороной Шервуда. А может, лорд только проверял его, выясняя пределы мастерства противника.

Хорошая схватка – короткая схватка, всегда говорил Ярдли. Ничего ему не показывай. Береги энергию, пока он сжигает свою. Потом, при первой возможности, заверши дело.

Их клинки скрестились. Шервуд стремительно ткнул клинком в шею Фокса. Тот пригнулся. Проклятие! Шервуд боялся, что Фокс воспользуется тем, что его грудь открыта, и нанесет удар снизу вверх. Он сам поступил бы именно так, однако Фокс отпрыгнул на три шага.

Вот разница между тем, кто дерется на публику, и тем, кто дерется, чтобы выжить, подумал Шервуд.

Фокс зарабатывал очки, пытался произвести впечатление: атака, отступление, возврат в исходную позицию, круг влево, круг вправо, снова атака. Наверное, это выглядело красиво, но на пустынной скале, с жизнями на кону и чайками да травой в качестве зрителей, не следовало так сражаться.

Возможно, для Кристофера Фокса это был первый настоящий бой. В этом заключалось преимущество Шервуда.

Он никогда этого не делал. Ему конец. Однако в голове у Шервуда звучало несколько голосов. Другой рассуждал о том, сколь мастерски Фокс владеет клинком. Он намного опытнее. Он так же часто держал в руке меч, как я – кисть. И его учителями были опытные мечники, а не стареющий портретист.

Но он никогда не убивал. За этой обнадеживающей мыслью последовала гнетущая: Когда-нибудь все случается впервые.

Снова атака. На сей раз Фокс действовал более хитроумно. Он начал с прежнего замаха – теперь Шервуд понял, что тем самым лорд хотел успокоить подозрения противника, – а потом крутанулся влево и вскинул клинок, надеясь либо рубануть Шервуда по туловищу, либо – при удаче – пронзить ему живот.

Шервуд нарушил план Фокса, повернувшись вправо. Дело было не в умении. Он понятия не имел, что Фокс задумал обман. Просто Шервуд решил, что если лорд вновь попробует прежний удар, он примет его с другой стороны и попытается оказаться за спиной противника. В итоге они перехитрили друг друга и разошлись, пытаясь не выдать удивления и тревоги, которые оба испытывали.

– Впечатляет, – произнес Фокс.

Раньше Шервуд мог бы испугаться, но теперь осознал, что основное умение лорда заключалось в бахвальстве. В это мгновение он понял, что победил.

Вера в то, что ты одержишь победу, говорил Ярдли, понимание этого – не головой, но сердцем – поможет тебе преуспеть. Ты перестанешь бояться, а страх – главный убийца. Поверь в себя – и победишь.

Шервуд знал, что превосходит Фокса. Более того, он заметил страх в глазах лорда.

Фокс тоже это знает.

Глядя на лорда Кристофера Фокса, он видел перед собой мертвеца.

Шервуд начал атаку. Теперь он держал меч более уверенно. Его мускулы расслабились, дыхание успокоилось. Вдох через нос, выдох через рот.

Голоса в голове стихли, и он обрел равновесие. Ветер трепал волосы, кричали чайки, внизу ярился прилив, но Шервуд сосредоточился на Фоксе, который стоял спиной к скале. Художник скользнул вперед и поднял меч…

Его спина взорвалась болью.

Каждый мускул напрягся. Дыхание прервалось. Глаза широко распахнулись.

Глаза Фокса метнулись за спину Шервуда, и он улыбнулся. Не со зловещим превосходством, а с облегчением.

Напряжение покинуло мышцы Шервуда, вместе с остатками сил. Обмякнув, он рухнул на траву, словно его тело лишилось костей. Хотел вдохнуть, но не сумел: мешала невыносимая боль.

Он не знал, сколько пролежал так, когда услышал шаги.

– Надеюсь, вы не возражаете, – сказал шериф Нокс. – Я достал самострел, который вы просили. Он огромен, но другого мне найти не удалось. Просто хотел проверить, как он работает.

– Отнюдь, – ответил Фокс. – Эта штука… Потрясающе.

– Верно. Тяжелый, как булыжник, из него нельзя стрелять с рук. Вообще самострел – не моя специальность. Я целился в середину, и выстрел должен был прикончить его на месте. Но маленький мерзавец еще дышит.

– Дыра получилась отменная, – сообщил Фокс прерывисто. – Помоги мне сбросить со скалы то, что от него осталось.

Они поволокли Шервуда, который не мог пошевелиться, не мог вздохнуть. Он задумался, каково падать с такой высоты.

Убьет ли меня удар? Или я утону?

Этого ему узнать не довелось. Шервуд Стоу умер по пути к обрыву.