Надежда красила забор. Старенькие, серые, покрытые трещинами-морщинами деревянные рейки преображались под зеленой краской и как будто молодели…

Всегда находились дела домашние. Казалось бы, управься утром с небольшим хозяйством в количестве десяти кур с петухом и козой, да и отдыхай, но не привыкла Надежда на скамейке сидеть, когда день на улице.

Как это, ничего не делать? Тогда жить-то зачем? Вот забор краской обновляет и мужа вспомнила покойного, как он его городил и, разгибая старые проржавелые гвозди, себя по пальцу ударил. Год потом ноготь у него синий был.

На кладбище бы сходить могилку поправить, да нельзя — вокруг погоста мин понаставили вояки. Греха натворили, а сами сбежали. Сосед дед Сашка к своей жене на Димитровскую субботу решил сходить, проведать, да и остался на старости лет без ноги. Слава Богу, что живой. Хорошо, хоть детишек всех из села развезли по родственникам и знакомым. Туда, где не стреляют. Выживут и, может быть, когда все закончится, вернутся.

Хотя куда возвращаться-то?

На улице, где всю жизнь прожила, целых домов почти не осталось. Это ее хатынку Бог сохранил. Осколками только крышу посекло, да стекла в прихожей вылетели и разбились.

Одно окно Надежда кирпичами заложила и глиной замазала, а второе пленкой затянула полиэтиленовой. Хватит и одного. Да и староста из церкви пообещал вставить шибку. Сказал, как только армию отгонят, затихнет хоть немного, и вставит, дай Бог ему здоровья.

Вчера вот пересчитали, сколько душ в селе осталось, оказалось, и двух десятков не наберется… Ох, горе.

Надеждины размышления крик с огорода оборвал: «Надя, заканчивай! Скоро стрелять начнут».

И действительно, что-то она о времени забыла. Как чуть смеркнется, так и начинает грохотать, свистеть и взрываться. Слава Богу, хоть подвал в церкви хороший, там и отсиживаются все. Вот только плохо, что батюшки сейчас нет, но ничего, акафисты прихожане и сами читают да псалмы поют.

Надежда отерла кисть травой, положила ее в чугунок с водой, руки ополоснула и пошла в церковь.

Оглянулась, когда за угол заворачивала, и улыбнулась. Забор красивый стал, как на Троицу.

А с запада уже загудело, загромыхало…