Первый раз Сашка просыпался от гула сепаратора и тихих голосов бабушкиных соседок. Они всегда по утрам собирались и молоко на сливки да обрат перегоняли. Что такое «обрат», Сашка знал точно, так как самолично пробовал — не понравилось. Было даже непонятно, как это теленок с таким удовольствием его пьет, а выпив, начинает ведро бодать, требуя добавки.

Если до ветру бежать было не нужно, Сашка снова засыпал и просыпался лишь тогда, когда скрипела калитка, расположенная как раз около окна, где стояла Сашкина кровать. Калитка, вообще-то, утром часто скрипела, но не будила до тех пор, пока не входил ОН.

Сашка еще до скрипа слышал постукивание палочки по сухой утоптанной дорожке, затем палка стучала по самой калитке, и та с особенным, пугающим звуком открывалась. Сердце у Сашки замирало, но он все равно, сделав в накинутом на голову одеяле маленькую дырочку, приподнимался и осторожно выглядывал в окно у изголовья кровати.

Высокая фигура слепого уже была видна только со спины, но Сашка все же боялся, что он возьмет и свернет к двери их хаты, а не пойдет, как обычно, через сад. Слепой не сворачивал, стук удалялся, страх уменьшался, а осмелевший Сашка шел в переднюю комнату, где на столе под темной иконой всегда стоял глиняный кувшин утреннего молока с большой кружкой и лежала горбушка бабушкиного домашнего хлеба.

Бабушки с утра в хате никогда не было, она ходила управляться по хозяйству. Хозяйство состояло из большого огорода с кукурузой, картошкой, кабачками и прочими овощами, которые надобно было заготавливать на зиму, и всякой живности, из которой Сашка уважительно относился лишь к корове и ее теленку. Гусей с индюками он не любил. Гуси вечно шипели и пытались ущипнуть его за ногу, а индюки, с грозным шорохом распустив хвост, клокотали, всем видом показывая, что они Сашку за своего не признают.

— Ба, — как-то вечером спросил Сашка, — а слепой, правда, страшный?

— Чего он страшный, онучек? Ему просто Бог глаза не открыл. Но он по-своему все видит и все про всех знает, — ответила бабушка.

Сашка такого объяснения понять никак не мог. Во-первых, было непонятно, почему Бог всем глаза открыл, а слепому нет, а во‐вторых, как это можно видеть с закрытыми глазами и все про всех знать? Сашка даже пытался сам с закрытыми глазами ходить, постукивая перед собой бабушкиной палкой, но как ни стучал, все равно о порог споткнулся и больно набил коленку.

Сашка приезжал в деревню почти каждое лето. Для бабушки он рос быстро, для себя — не очень заметно, а вот деревенский слепой в своих серых брюках и таком же сером пиджаке, казалось, совсем не менялся. Как всегда, в одно и то же время по утрам все так же скрипела калитка и раздавался знакомый стук его палочки.

Сашка уже знал, что зовут его дядя Коля, но как ни старался, почти никогда первым поздороваться со слепым у него не получалось. Только соберется сказать: «Здрасьте, дядь Коль», а слепой уже говорит: «Здравствуй, Саша».

И как он узнавал, что мимо Сашки проходит? Чудеса.

Впрочем, Сашкины деревенские друзья-мальчишки рассказывали, что когда они на речку или на курган пойдут, то их матери всегда у слепого спрашивают: «Николай, ты не знаешь, куда мой запропастился?» И тот всегда отвечает, с кем и куда чадо искомое убежало.

Прошли годы. После окончания школы Сашка собрался поступать в университет, да вот только силенок не хватило. По конкурсу не прошел. Огорчаться было некогда, так как вскоре вызвали в военкомат и вручили две бумажки с большими печатями. Первая — о призыве в армию, а вторая для прохождения медицинской комиссии, чтобы определить, в какие войска неудачника-абитуриента направить. Когда со сроками призыва определились, поехал Сашка к бабушке в деревню попрощаться.

В те времена от армии не прятались, горя в двухгодичной службе не видели, даже поздравляли будущего солдата с тем, что он настоящим мужчиной станет.

Бабушка же была грустной. Она часто присаживалась на древний табурет под иконой, перебирала сухонькими руками неизменный, всегда надеваемый фартук и все повторяла:

— Ох, не дождусь, наверное, я тебя, онучек.

Вечером раздался знакомый стук палки. Дверь в хату отворилась, и вошел слепой. Дядя Коля был все такой же, может быть, лишь чуточку погрузнел. Все так же вверх смотрели его невидящие глаза, и по-прежнему на лице его была улыбка, любящая всех и вся.

— Ну, здравствуй, Саша! — обратился слепой к будущему солдату, одновременно определив своим деревянным поводырем, где находится еще один свободный табурет.

Дядя Коля присел и, еще не дождавшись ответа, продолжил:

— Я тут тебе для армии очень полезную вещь принес.

Сашка точно знал, что бабушка еще никому не успела рассказать о том, что внука в армию забирают, да и сам он никого из старых знакомых не встречал и о своей будущности не распространялся.

— Дядь Коль, а ты как узнал, что я здесь и в армию меня забирают? — не удержался от вопроса Сашка.

— Ну, что ты приехал, я услышал по шагам твоим, да и калитку ты так же открываешь, как и лет десять назад, а вот что в армию забирают… — тут слепой задумался, — наверное, Бог подсказал.

У Сашки в те годы отношение к Богу было сложное. Интерес к Нему был, но вот чтобы верить и, как нынче говорят, исповедовать — это нет. Вернее, когда Сашка на икону смотрел, Бог становился реальностью, а без внешнего напоминания Он как-то в стороне находился.

— И как же Он тебе подсказал? — спросил Сашка.

Дядя Коля от ответа не ушел и отговоркой не отделался, а как бы из своей слепой темноты на Сашку посмотрел и ответил:

— У Бога свой язык. Он через сердце говорит. — И затем, как бы понимая, что Сашка тут же задаст еще один вопрос по этому поводу, быстро добавил: — Так я же тебе вот что принес для армии.

И слепой вытащил из внутреннего кармана своего серого пиджака маленькую, наклеенную на тонкую дощечку иконку с изображением какого-то святого с мечом.

— Это кто? — спросил Сашка.

Слепой удивился.

— Неужто не знаешь? Святой это твой — Александр Невский.

— Коль, так отберут же в армии, скажут, не положено, — вмешалась в разговор бабушка.

— Не отберут. Знаю, — уверенно сказал слепой.

Так и произошло.

Не отобрали, хотя покушений на образ святого было множество. И командир взвода в учебной части на Украине, и командир подразделения в Казахстане, да и сам замполит части пытались икону забрать. Не вышло. Так и осталась она у Сашки.

* * *

Прошло много лет. Очень много. Ушла в мир иной, не дождавшись внука из армии, бабушка, а несколько лет назад похоронил Сашка отца. На годовщину смерти приехал уже поседевший Сашка домой к матери, а та попросила съездить в деревню, где родился отец, привезти на его могилку земли с Родины.

Поехал Сашка.

Бабушкиной хаты уже не было. Постарел сад. Заросли бурьяном тропинки детства. Дом же слепого дяди Коли так и стоял на том же месте. Сашка решился зайти, хотя и понимал, что вряд ли найдет там того, кого знал с тех, по человеческим меркам, древних лет.

Приоткрыл калитку.

На скамейке у покосившегося от времени флигеля сидел в сереньком пиджаке старенький седой слепой… Сашка долго не мог даже слово сказать. И лишь проглотив сжавший горло комок, пару раз вздохнув, произнес:

— Здравствуй, дядь Коль!

Слепой повернулся к Сашке. Глаза его, как и тогда, в далеком далеке, смотрели вверх. Слепой некоторое время молчал, как бы задумавшись, а затем на его лице появилась все та же добрая улыбка:

— Ваня (так звали Сашкиного отца) уже помер, значит, это ты, Саша?