Народный комиссариат внутренних дел СССР (1934–1941 годы)

Правопреемником ОГПУ в области обеспечения государственной безопасности стал Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) СССР.

Одиннадцатого июля 1934 года газета «Известия» опубликовала постановление ЦИК СССР, в котором, в частности, говорилось:

«1. Образовать общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел со включением в его состав Объединенного государственного политического управления (ОГПУ).

2. На Народный комиссариат внутренних дел возложить:

а) обеспечение революционного порядка и государственной безопасности;

б) охрану общественной (социалистической) собственности;

в) запись актов гражданского состояния (запись рождений, смертей, бракосочетаний и разводов);

г) пограничную охрану.

3. В составе НКВД образовать следующие управления:

а) Главное управление государственной безопасности;

б) Главное управление рабоче-крестьянской милиции;

в) Главное управление пограничной и внутренней охраны;

г) Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений;

е) Отдел актов гражданского состояния;

ж) Административно-хозяйственное управление.

4…В автономных республиках, краях и областях организовать управления Народного комиссариата внутренних дел союзных республик…

6. Народному комиссариату внутренних дел Союза ССР и его местным органам дела по расследуемым ими преступлениям по окончании следствия направлять в судебные органы по подсудности в установленном законом порядке…

8. При Народном комиссаре внутренних дел Союза ССР организовать Особое совещание, которому на основе Положения о нем предоставить право применять в административном порядке высылку, ссылку, заключение в исправительно-трудовые лагери на срок до 5 лет и высылку за пределы Союза ССР…»

Как видим, этот документ уже содержал противоречия в требованиях статей 6 и 8. Статья 8 также входила в явное противоречие с постановлением ЦИК «О рассмотрении дел о преступлениях, расследуемых НКВД СССР и его местными органами» от 10 июля того же года: оно устанавливало подсудность дел о преступлениях государственных (контрреволюционных) и против порядка управления.

А после принятия 5 декабря 1936 года новой Конституции СССР упомянутый документ вошел в противоречие с ее статьей 102: «Правосудие в СССР осуществляется Верховным Судом СССР, Верховными судами союзных республик, краевыми и областными судами, судами автономных республик и автономных областей, окружными судами, специальными судами СССР, создаваемыми по постановлению Верховного Совета СССР, народными судами».

Первым народным комиссаром (наркомом) внутренних дел СССР стал председатель ОГПУ Генрих Григорьевич Ягода.

В состав Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР вошли следующие оперативные подразделения.

Особый отдел (ОО) – контрразведка и борьба с вражескими проявлениями в армии и на флоте; 255 сотрудников; начальник М. И. Гай.

Секретно-политический отдел (СПО) – борьба с враждебными политическими партиями и антисоветскими элементами; 196 сотрудников; начальник Г. А. Молчанов.

Экономический отдел (ЭКО) – борьба с диверсиями и вредительством; 225 сотрудников; начальник Л. Г. Миронов.

Иностранный отдел (ИНО) – разведка за границей; 81 сотрудник; начальник А. X. Артузов.

Оперативный отдел (Оперод) – охрана руководителей партии и правительства, обыски, аресты, наружное наблюдение; 293 сотрудника; начальник К. В. Паукер.

Специальный отдел (Спецотдел) – шифровальная работа, обеспечение секретности в ведомствах; 100 сотрудников; начальник Г. И. Бокий.

Транспортный отдел (ТО) – борьба с вредительством и диверсиями на транспорте; 153 сотрудника; начальник В. А. Кишкин.

Учетно-статистический отдел (УСО) – оперативный учет, статистика, архивы; 107 сотрудников; начальник Я. М. Генкин.

Всего в штате центрального аппарата НКВД СССР числилось 8211 оперативных и технических сотрудников.

Нельзя не упомянуть и о том, что структура и функции НКВД неоднократно менялись на основании постановлений СНК СССР. Так, например, 22 ноября 1934 года был образован Одел лесной охраны; 15 июня 1935 года – Главное управление государственной съемки и картографии; 28 января 1936 года – Управление коменданта Московского Кремля; 11 июня 1938 года – Главное архивное управление (ГАУ НКВД), и это еще не всё. Подробно изменения в структуре НКВД и работу различных его подразделений мы рассматривать не будем, остановимся лишь на «советской разведке», как ее стали именовать в тот период.

Всего при образовании штат ГУГБ НКВД насчитывал 1410 сотрудников. Фактическим руководителем его являлся первый заместитель наркома. Официально на эту должность назначались: Я. С. Агранов (с 29 декабря 1936 года), М. П. Фриновский (с 15 апреля 1937 года), Л. П. Берия (с 29 сентября 1938 года), В. Н. Меркулов (с 16 декабря 1938 года).

Уже в начале 1930-х годов в недрах ОГПУ шли сложные и весьма противоречивые процессы. На смену опытным сотрудникам школы Дзержинского, покинувшим по разным причинам органы госбезопасности, приходило молодое пополнение, не только не знавшее в должной мере контрразведывательной работы, но и стремившееся добиваться результатов любой ценой, в том числе используя незаконные методы ведения следствия и прибегая к фабрикации уголовных дел.

Первые тревожные симптомы проявились летом 1931 года, когда в ГПУ Украины были вскрыты факты фальсификаций в процессе проведения операции «Весна», явно умышленно раздутой. Но эта практика получила одобрение Ягоды, хотя и встретила сопротивление со стороны заместителя председателя ОГПУ С. А. Мессинга, начальника Административно-организационного управления И. А. Воронцова и начальника Секретнооперативного управления Я. К. Ольского (все трое впоследствии были репрессированы), а также других руководителей чекистских органов.

Однако на совещании в ЦК ВКП(б) в августе 1931 года Ягоду поддержал Сталин, а по результатам обсуждения было принято решение разогнать «гнилых либералов» в руководстве органов безопасности, чья деятельность якобы вела к «расшатыванию железной чекистской дисциплины и ослаблению бдительности органов ОГПУ».

Вскрытые факты массовых необоснованных репрессий, сопровождавших сплошную коллективизацию, были объявлены «отступлением от правильной судебной политики», а циркуляр Наркомата юстиции предписал прокурорским работникам впредь «бороться против ненужного массового привлечения и огульного применения репрессий».

Получив после образования НКВД всю полноту власти в свои руки, пользовавшийся доверием Сталина Ягода первым делом провел расстановку преданных ему кадров на ключевые посты, а затем принялся насаждать собственные представления о методах чекистской деятельности.

Поскольку никакого положения о НКВД СССР и его органах на местах принято не было, то в правовом отношении деятельность этого наркомата, а также деятельность подчиненных ему подразделений госбезопасности не была урегулирована должным образом. А это создавало предпосылки для произвола, беззакония и злоупотреблений властью, что крайне отрицательно сказалось на деятельности НКВД.

Мало того, после убийства 1 декабря 1934 года первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) Сергея Мироновича Кирова Президиум ЦИК СССР в тот же день принял постановление «О порядке ведения дел по подготовке или совершению террористических актов». Согласно этому документу устанавливался десятидневный срок ведения следствия по данной категории дел, обвиняемые фактически не имели права на защиту (так как исключалось участие в заседаниях суда адвокатов) и кассационное обжалование приговоров. Аналогичный порядок был распространен 14 сентября 1937 года и на рассмотрение дел о вредительстве, диверсиях и контрабанде. (Эти нормативные акты, как противоречащие Конституции СССР, были отменены только 19 апреля 1956 года.)

И наконец, 5 ноября 1934 года было учреждено Особое совещание (ОСО) при наркоме внутренних дел СССР для рассмотрения конкретных обвинений, что явилось прямым нарушением положений «Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» от 29 октября 1924 года, а также Конституции СССР, предусматривавших отправление правосудия только судом.

Кроме того, приказом наркома от 27 мая 1935 года в НКВД – УНКВД республик, краев и областей были образованы так называемые тройки – органы внесудебной репрессии (в составе начальника органа НКВД, первого секретаря областного, краевого или республиканского комитета ВКП(б) и прокурора), получившие право выносить решения о ссылке, высылке и о заключении в лагеря на срок до 5 лет. Тридцатого июля 1937 года права республиканских, краевых и областных троек НКВД были расширены: они могли приговаривать граждан и к другим мерам наказания, вплоть до высшей. Конечно, далеко не все чекисты мирились с поднимавшимся в стране валом беззакония, о чем еще будет сказано дальше.

Мы проанализировали биографии 571 руководителя НКВД СССР и можем утверждать, что в 1936 году картина была следующая: 80 % их были старше 40 лет; ²/₃ сотрудников работали в ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД с 1920-х годов; более половины были, как тогда выражались, непролетарского происхождения; только 14,5 % из них имели высшее образование, почти 50 % – среднее.

Итак, если Ягода запустил маховик беззаконных репрессий, то сменивший его 26 сентября 1936 года на посту наркома внутренних дел секретарь ЦК ВКП(б) по кадрам Николай Иванович Ежов считал своим непосредственным долгом бездумно воплощать в жизнь указания Сталина.

В качестве первоочередной задачи Ежов провозгласил очищение НКВД от «либеральных, колеблющихся элементов», вследствие чего только за первые три месяца его пребывания на этом посту из системы органов безопасности «за принадлежность и связи с контрреволюционерами, троцкистами, правыми, националистами, за предательство и шпионаж» был уволен 1361 сотрудник, из которых 884 были арестованы.

Также был расстрелян ряд действовавших и бывших руководителей ОГПУ и ГУГБ: А. X. Артузов, М. И. Гай, В. А. Кишкин, Л. Г. Миронов, Г. И. Бокий, Г. А. Молчанов, К. В. Паукер, В. А. Балицкий, А. Г. Белобородов, Г. С. Мороз, М. Я. Лацис, И. А. Акулов, С. А. Мессинг, Я. X. Петерс, М. А. Трилиссер, И. С. Уншлихт и другие.

Как подсчитали историки, к началу 1940 года было арестовано 75 % руководящего состава центрального аппарата НКВД СССР, а также республиканских наркоматов и областных управлений внутренних дел.

О масштабах репрессий в самих органах безопасности красноречиво свидетельствуют следующие цифры: с 1 октября 1936 по 1 января 1938 года из 24 500 сотрудников ГУГБ выбыло 5898 человек, или почти четверть его кадрового состава. При этом были арестованы 1373 человека, 153 из них – работники центрального аппарата ГУГБ.

За этот период только в Контрразведывательном отделе центрального аппарата были арестованы 20 начальников отделов и отделений и 26 их заместителей и помощников, то есть практически трижды произошло обновление руководящего состава контрразведки страны.

Теперь не менее 60 % сотрудников контрразведывательных подразделений в Москве и на периферии составляли чекисты нового призыва.

Была полностью нарушена преемственность поколений, утрачены опыт оперативной работы и контрразведывательное мастерство, снизился профессионализм личного состава, что не преминуло сказаться на результатах оперативной деятельности, на чем мы еще остановимся далее.

Многие оперативные работники осуждались за «причастность к заговору в органах НКВД», изобретенному Ежовым. Основанием являлись критика его деятельности и протесты против утверждавшихся методов оперативной и следственной работы. Таким образом, чекисты сами становились жертвами репрессий, при этом ответственность за массовые репрессии впоследствии была возложена Берией непосредственно на сотрудников НКВД, представлялась как результат деятельности врагов народа, пробравшихся в данную структуру.

В коллективах подразделений ГУГБ формировалась атмосфера подозрительности и недоверия, сковывавшая инициативу личного состава, порождавшая стремление перестраховаться, придержать собственное мнение.

Сам факт длительной работы в органах ВЧК – ОГПУ – НКВД становился поводом для арестов: формально предъявлялись обвинения в шпионаже и связи с врагами народа (а также «в осуществлении репрессий по заданию иностранных разведок в целях компрометации линии партии путем расправы с невинными людьми»), однако в действительности чекистов устраняли как нежелательных свидетелей произвола и беззаконий.

Впоследствии Ежов заявлял: «Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил… Кругом меня были враги народа, мои личные враги…» В письме в ЦК ВКП(б) с просьбой об отставке в ноябре 1938 года он дал следующую «самокритичную» оценку своей деятельности на посту наркома: «Вместо того чтобы учитывать, что заговорщикам из НКВД и связанным с ними иностранным разведкам за десяток лет минимум удалось завербовать не только верхушку ЧК, но и среднее звено, а часто и низовых работников, я успокоился на том, что разгромил верхушку и часть наиболее скомпрометированных работников среднего звена. Многие из вновь выдвинутых, как теперь выясняется, также являются шпионами и заговорщиками».

Внутренние репрессии в НКВД приобрели небывалый размах: только в 1934–1939 годах за «контрреволюционные преступления» были расстреляны 21 880 бывших и действовавших сотрудников органов безопасности.

Доклад Ежова на пленуме ЦК ВКП(б), проходившем с 23 февраля по 3 марта 1937 года, назывался «Уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов». Он был призван обосновать получивший официальное признание тезис о «неизбежности обострения классовой борьбы по мере продвижения страны по пути строительства социализма», что дало дополнительный импульс последующим репрессиям и подвело под них «теоретический базис». Впервые этот тезис прозвучал еще на пленуме ЦК ВКП(б) в апреле 1929 года, но в качестве политического лозунга дня он был провозглашен именно в марте 1937-го.

В принятой 3 марта резолюции пленум одобрил мероприятия по организационной перестройке аппарата ГУГБ НКВД и укреплению его новыми кадрами, а также по удалению «разложившихся бюрократов, потерявших всякую большевистскую остроту и бдительность в борьбе с классовым врагом». Пленум потребовал «завершить реорганизацию… аппарата ГУГБ, сделав его подлинно боевым органом, способным обеспечить возложенные на него партией и советским правительством задачи по обеспечению государственной и общественной безопасности в нашей стране».

Оценивая деятельность Ежова на посту наркома, член Политбюро ЦК ВКП(б) А. И. Микоян на торжественном собрании по случаю двадцатой годовщины образования ВЧК подчеркивал: «Товарищ Ежов создал в НКВД замечательный костяк чекистов, советских разведчиков, изгнав чуждых людей, проникших в НКВД и тормозивших его работу. Товарищ Ежов сумел проявить заботу об основном костяке работников НКВД – по-большевистски воспитать их в духе Дзержинского, в духе нашей партии, чтобы еще крепче мобилизовать всю армию чекистов».

А об НКВД в целом было сказано: «Советские разведывательно-карательные органы – один из авангардов нашей партии и нашей революции, поставленный на передовую линию огня для защиты советского народа от всяких и всяческих врагов».

Однако, несмотря на внешний юбилейный антураж, в действительности правительство было не слишком довольно чекистами.

Ведь еще 2 июня 1937 года на расширенном заседании Военного совета Сталин говорил, имея в виду предстоящий судебный процесс по делу военно-фашистского заговора в РККА (делу М. Н. Тухачевского и семи других высших военачальников РККА): «В области разведки мы оказались битыми, как мальчишки. Разведки нет, настоящей разведки. Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем. Наша разведка по линии ГПУ возглавлялась шпионом Гаем».

Чуть ранее, 21 мая 1937 года, на совещании руководящего состава Разведывательного управления РККА Сталин выступил по вопросу совершенствования разведывательной работы и, в частности, подчеркнул:

«Необходимо поставить пропаганду разведки и контрразведки. Издать контрразведывательную литературу, не скрывать ее от читателей. На Западе буржуазия вокруг своих шпионов создает ореол. У нас в стране мало знают разведчиков, они стыдятся своей работы и своего звания, поэтому у нас нет притока новых сил.

Надо популяризировать работу разведки и контрразведки. Пропагандировать разведку – значит привлекать молодежь, талантливых людей, девушек, ученых…

Разведчик – настоящий патриот, герой, деятель своей страны. Надо разъяснять значение разведки и роль разведчика. Дать ряд хороших статей, брошюр. Переработать и издать некоторые хорошие книжки по разведке. Нужно изучать иностранный опыт разведки и богатую технику этого дела…

Необходимо провести грань между социалистической разведкой и буржуазной, между социалистическим и буржуазным разведчиком.

Нам нужна идейная разведка, необходимо определить мораль нашей разведки, например, двойничество нам не подходит. Буржуазные шпионы бесчестны, беспринципны, продажны, их вербуют на страхе, на их пороках, широко используют проституцию.

Наши провалы в большинстве своем происходят из-за отсутствия идейности. Мы, подбирая своих людей, должны основательно прощупать идейность и преданность их. Разведчик принципиальный, идейный, честный и преданный своей Родине…

Надо усиленно готовить разведчиков. Необходимо школ побольше, необходимо количество школ увеличить. Школа не дает готового разведчика. Необходимо иметь два вида разведчиков: один вид – организация разведчиков замкнутая, состоящая из опытных, проверенных, активных разведчиков; другой вид людей, которые находятся в сфере разведки, подготавливаются к работе в разведке исподволь, составляют большую среду вокруг разведки, посылаются за границу. Эти люди изучают страну, осваиваются, совершенствуют свои знания языка, приобретают необходимые навыки, они наблюдают, выполняют исключительно задания, на которых не могут провалиться. После одного-двух лет этих людей вызывают обратно, проверяют, дают дополнительную подготовку, наиболее способных можно будет отправить на активную разведывательную работу. Если из ста человек таких людей можно будет отобрать десять или двадцать, будет хорошо.

…Хорошая разведка может отсрочить войны. Сильная разведка врага и наша немощь – провокация войны».

Теперь нам предстоит вновь вернуться к тяжелым, драматическим страницам истории нашей страны.

Тридцатого июля 1937 года нарком госбезопасности СССР издал приказ № 0447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», которым для каждой области устанавливались лимиты внесудебных решений троек. Приказом также предписывались два вида противоправных решений, принимаемых заочно, без участия защиты и обвинения: по I категории – расстрел, по II – заключение в лагерь на срок от 8 до 10 лет.

Так, для Московской области лимит составлял 5000 внесудебных решений по I категории, 30 000 – по II категории; по Ленинградской области соответственно 4000 и 10 000; по Свердловской – 4000 и 6000. Понятно, что таким образом создавались предпосылки для фальсификации дел, необоснованных репрессий.

Всего этим приказом предоставлялось право репрессировать 268 950 человек (в том числе 75 950 – по I категории). Однако в действительности, вследствие настойчивых «просьб местных руководителей увеличить лимиты», к лету 1938 года количество репрессированных составило 818 тысяч человек, из которых около 436 тысяч было расстреляно…

Сами по себе репрессии были в значительной мере обусловлены борьбой за власть и ее сохранение, облеченной в теоретико-идеологические лозунги «защиты социализма».

В то же время нельзя не сказать и о том, что многие причины репрессий коренились в особенностях существовавших тогда правовых норм, «отцом» которых являлся, как известно, генеральный прокурор СССР А. Я. Вышинский. Мы имеем в виду провозглашенный им принцип достаточности признания заключенным своей вины («Признание – царица доказательств»), упрощенный в ряде случаев процессуальный порядок рассмотрения уголовных дел – без представителей защиты и права на обжалование, а также признание возможности «объективного вменения» ответственности за поступки и «преступления», которые обвиняемыми в действительности не совершались.

Все эти постулаты в совокупности давали прокурорам и судьям, следователям и оперативным работникам госбезопасности основания для вынесения субъективных, волюнтаристских решений о судьбах наших сограждан. Ведь понятие законности тесно взаимосвязано с действующими нормами права и неотделимо от них. Да к тому же высшие должностные лица государства в 1930-1950-е годы, сплошь и рядом выходя далеко за пределы своих компетенции и полномочий, давали многочисленные и разнообразные «санкции» (от допустимости применения мер физического воздействия до применения смертной казни еще до завершения следствия).

Особо отметим, что, несмотря на существовавшую систему вынесения несудебных решений (Судебной коллегией ОГПУ, образованной в 1929 году, Особыми совещаниями при наркомах внутренних дел, а также тройками) в 1920-1950-е годы большинство приговоров по «контрреволюционным преступлениям» все же выносилось судами, при участии государственных обвинителей (прокуроров), в процессуальных рамках и на основе существовавших тогда правовых норм.

Таким образом, абсолютно необоснованным, на наш взгляд, является возложение вины за репрессии в те годы исключительно на органы государственной безопасности, поскольку они являлись лишь одной из составных частей механизма государственного управления, посредником и соисполнителем воли законодателя, выраженной в форме закона.

Принятое 17 ноября 1938 года совместное постановление ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров СССР «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» перекладывало ответственность за массовые репрессии с их вдохновителей и организаторов на исполнителей. В нем, в частности, говорилось: «Работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования… отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы…

Органы прокуратуры со своей стороны не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов… не только не устраняют нарушений революционной законности, но фактически узаконивают эти нарушения.

Все эти отмеченные в работе органов НКВД и прокуратуры совершенно нетерпимые недостатки были возможны только потому, что пробравшиеся в органы… враги народа всячески пытались оторвать органы НКВД и прокуратуры от партийных органов, уйти от партийного контроля и руководства, а тем самым облегчить себе и своим сообщникам возможность продолжения своей антисоветской подрывной деятельности. Они сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные дела».

Однако о том, что в реальности всё было далеко не так, свидетельствует следующая шифротелеграмма, направленная ЦК ВКП(б) 10 января 1939 года секретарям обкомов и крайкомов, в ЦК компартий республик СССР, а также наркомам и начальникам управлений НКВД: «…ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)… Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самых разнообразных формах. Спрашивается: почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод».

Назначенный 25 ноября 1938 года наркомом внутренних дел Берия должен был исправить наиболее вопиющие преступления и ошибки своего предшественника. При нем были осуществлены первые реабилитации невинно осужденных лиц. В то же время «за допущенные ошибки и нарушения законности» были приговорены к высшей мере наказания бывший нарком Ежов и его заместители Агранов, Фриновский, Берман, Прокофьев, Жуковский, Заковский.

На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 года массовые репрессии и разного рода чистки были подвергнуты критике.

В решениях этого съезда имелся также пункт относительно того, что основные усилия социалистической разведки, как тогда именовали органы госбезопасности, должны быть направлены не внутрь страны, а на борьбу с иностранными спецслужбами.

В конце 1980-х – начале 1990-х годов в СМИ получил распространение тезис о том, что-де в Советском Союзе в предвоенные годы искусственно раздувалась шпиономания, насаждалась психология «осажденной крепости».

Однако сторонники данного подхода, на наш взгляд, упускают из виду объективные процессы, имевшие место на Европейском континенте в годы, предшествовавшие началу Второй мировой и Великой Отечественной войн.

Тем более, что уже тогда начал явственно ощущаться «процесс глобализации», то есть усиления взаимосвязи и взаимовлияния государств в системе международных отношений.

В предисловии к опубликованной в Париже за полтора года до начала Второй мировой войны книге Луи Ривьера «Центр германской секретной службы в Мадриде в 1914–1918 годах» генерал Максим Вейган, бывший в то время вице-президентом Высшего военного совета Франции, пророчески писал: «Вероятно, никогда еще столько не говорили о войне, как теперь. В разговорах все сходятся на том, что если бич войны снова поразит Европу, то на этот раз война будет всеобъемлющей (тотальной). Это значит, что в борьбе будут участвовать не только люди, способные носить оружие, но будут мобилизованы и все ресурсы нации, в то время как авиация поставит самые отдаленные районы под угрозу разрушения и смерти». (Концепция «тотальной войны» впервые была сформулирована в 1935 году в одноименной книге бывшего заместителя начальника Генерального штаба Германии Эриха Людендорфа.)

«Наряду с открытым нападением на врага, – продолжал Вейган, – в широких масштабах развернется и так называемая „другая война“ – война секретная и также всеобъемлющая, в задачу которой войдут деморализация противника, восстановление против него широкого общественного мнения (пропаганда), стремление узнать его планы и намерения (шпионаж), препятствование снабжению (диверсии в тылу)…»

Генерал Вейган хорошо знал предмет, о котором говорил, поскольку до этого в течение пяти лет возглавлял французский Генеральный штаб, которому подчинялось знаменитое Второе бюро – военная разведка Франции. А в описываемый период он лично вел переговоры с турецкими властями и представителями кавказской белоэмиграции об организации разведывательно-подрывной работы на территории СССР.

Давая общую оценку работы Ривьера, генерал Вейган достаточно прозорливо отмечал, что «подобные книги, разъясняя факты минувшего, дают читателю возможность до некоторой степени проникнуть в тайны будущего».

Разумеется, угроза шпионажа со стороны иностранных спецслужб существовала в те времена вполне реально. А на предпринимавшиеся в связи с этим меры по повышению бдительности населения не могли не влиять политические выступления и директивы Сталина. Особенно его заключительное слово на мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года. Тогда вождь призвал «помнить и никогда не забывать, что, пока есть капиталистическое окружение, будут и вредители, диверсанты, шпионы, террористы, засылаемые в тыл Советского Союза разведывательными органами иностранных государств, помнить об этом и вести борьбу с теми товарищами, которые недооценивают значения факта капиталистического окружения, которые недооценивают силы и значения вредительства».

Эта установка Верховного главнокомандующего объясняет последовавшую вскоре весьма широкую публикацию в СССР переводных работ иностранных авторов о роли разведки в мировой войне, а также их последующие переиздания в 1942–1944 годах.

Однако подобное политико-конъюнктурное отношение к работам зарубежных авторов отнюдь не умаляет значения содержащихся в них объективных выводов и суждений о роли спецслужб в мирное и военное время. Тем более, что многие из них нашли свое подтверждение в совместной борьбе стран антигитлеровской коалиции с фашизмом в годы Второй мировой войны.

В связи с явным осложнением международной обстановки, особенно в Европе, ростом внешней угрозы безопасности страны и существенным возрастанием объема разведывательных задач, к 1939 году был значительно увеличен штат 5-го (разведывательного) отдела ГУГБ НКВД СССР, в котором теперь трудились 225 штатных и 8664 нештатных сотрудника. Более подробно об итогах деятельности внешней разведки НКВД мы расскажем далее.

Возвращаясь к реорганизациям органов госбезопасности в предвоенные годы, следует отметить, что к январю 1940 года штат центрального аппарата ГУГБ НКВД СССР, с учетом Главного экономического и Транспортного управлений, Следственной части и некоторых других подразделений, составлял 2689 официальных и 11637 негласных сотрудников.