7

Взаимодействие – это информация; а информация – это победа

Каждое утро Линне просыпалась, чувствуя безысходность. С чувством безысходности вставала, съедала завтрак и занималась. Пока ее не поймали, она слишком уставала, слишком перенапрягалась, слишком старалась выдать себя за мужчину или выжить в бою, и ей некогда было поддаваться эмоциям. Однако бесконечную череду подготовки, боев и зализывания ран сменили просто занятия. И занятия эти носили общий характер. Зима официально назначила ее командовать остальными, и от этого ее положение только ухудшилось.

Мстительно добралась до своего пика осень, принеся с собой бесконечные ветра и дожди со снегом. Последний набор рекрутов-мужчин в тот день отправили на фронт, их сменили другие. Ребят-новобранцев привезли с фронта, чтобы быстро подготовить их к работе с Узором и искрами и вскоре опять бросить на передовую. До прибытия аэропланов в полку Гесовца постоянно происходила ротация. И каждый раз очередные новобранцы приносили с собой все новые проблемы.

Для учебных стрельб Зима отвела полигон. Вместо того чтобы тратить боеприпасы на стрельбу по чучелам, Линне предпочла бы сотканный из искр клинок генерала Церлина, но ей следовало быть примером для других. Да и потом, ей все равно нужно было отрабатывать холодные искры, которые у нее неизменно выходили яростными и жаркими. Жаркие искры могли поддерживать в рабочем состоянии двигатель; если хватало температуры, могли зажечь огонь, однако порой солдатам, наоборот, требовалось его погасить или ударить морозом, а для этого нужны были холодные искры.

Однако ее пуля, похоже, никак не хотела их подхватывать, а другие девушки мешали ей сосредоточиться. Уровень дисциплины у ночных бомбардировщиков был катастрофическим. Надя с Галиной зажигали искры, сплетали вместе и с их помощью превращали в пар ливший с неба дождь, не давая ему себя замочить. Катя и Пави пытались уговорами выманить злобно шипевшую кошку из дыры в стене, сложенной из мешков с песком и отделявшей полигон. Ревна сидела на ящике, болтая своими железными ногами.

Хуже всего дело обстояло с Магдаленой. Прильнув к Ревне и прищурившись, она смотрела в ствол ружья.

– Может быть, смастерить газовую пулю? – спросила она.

Ревна собралась было ответить, но в этот момент к ним, шлепая ногами по лужам, подошла Линне.

– Только не говори мне, что оно заряжено, – сказала она.

Уж чего-чего, а увидеть, как Магдалена у нее на глазах вышибет себе мозги, ей точно не хотелось. Зима никаких оправданий слушать не станет, а девушки с превеликой радостью свалят на нее всю вину.

Магдалена спокойно подняла глаза и сказала:

– У него не взведен курок.

Это не исключало, что ружье заряжено. Неужели Зима не могла проверить всех на наличие здравого смысла? Линне вырвала у Магдалены ружье, предварительно убедившись, что ствол смотрит в сторону соломенного чучела на полигоне.

– Кто-нибудь из вас учился стрелять? – спросила она, проверив ружье и протянув его Магдалене прикладом вперед. – Идите к стенду и поупражняйтесь как следует.

Магдалена сжала Ревне руку и сказала:

– Нет.

По правде говоря, они вели себя так, будто у них тут выходной. Не задумываясь, Линне наклонилась к самому лицу Магдалены.

– Я твой командир. Так что выполняй приказ, пока я не накатала на тебя рапорт.

Это она зря. У Магдалены загорелись глаза, и она приняла брошенный ей вызов.

– Ну так иди, катай. А я попрошу Тамару, чтобы нам назначили другого командира.

У Линне перехватило дыхание от возмущения.

– В армии так не делается.

В последнее время она так часто повторяла эту фразу, что слова слетели с ее губ совершенно бездумно.

– Я пойду стрелять, – сказала Ревна, соскользнула с ящика и зашлепала протезами по грязи.

Кто бы их ни сделал, он был настоящий мастер. На них даже несколько пальцев выворачивались наружу, служа дополнительной опорой. Но как Ревна, простая заводская работница, могла себе такое позволить, для Линне оставалось загадкой.

Ревна взяла ружье, неуклюже выстрелила и промазала, попав в плечо не тому чучелу, в которое метила, а соседнему. От досады тут же сникла и мельком глянула на Линне, будто ожидая от нее выволочки.

Та дала ей еще одну попытку, а сама подошла к Кате.

– Ты слишком высоко задираешь ствол. В итоге пули ложатся куда попало.

– Соломенное чучело выиграло, – сказала та, закатив глаза, и опять прицелилась, – что-то я не помню, чтобы у нас в аэропланах было место для винтовок.

Линне скрипнула зубами и попыталась вспомнить, с какой стати она решила сохранять самообладание.

– Может случиться так, что в один прекрасный день без стрельбы будет не обойтись! И как ты попадешь в цель без постоянных тренировок? Я лишь пытаюсь…

– …выставить нас круглыми дурами, – сказала Катя, – понятное дело.

– В этом тебе можно и не помогать, – ответила Линне.

Нежные, изящные руки Кати с силой сжали ружье. В тусклом свете пасмурного дня вышивка на рукавах ее военного мундира сияла огнем. Линне учуяла в воздухе запах ссоры. Но Катя так и не смогла воспользоваться представившимся шансом.

На краю полигона кто-то громко прочистил горло. Девушки повернулись и увидели кучку парней, сгрудившихся у мешков с песком. Линне не знала, как давно они там стоят. Один из них вышел вперед – загорелый брюнет с аккуратной бородкой – и снисходительно им улыбнулся. Ответных улыбок он не дождался.

Бледный блондин рядом с ним выглядел надменнее.

– С вашего позволения, ругаться будете в другом месте. У нас здесь занятия.

– С вашего позволения, у нас тоже здесь занятия, – отрезала Катя, направляя часть своей ярости на нового врага.

После истории с граффити на Стрекозах вопрос о том, кто их злейший враг, больше не стоял.

– Так что убирайтесь отсюда, мы работаем.

– Что-то непохоже, – донесся чей-то голос.

В задних рядах собравшихся послышались смешки.

У Линне пылали ладони, но она усилием воли надела на лицо маску доброжелательности.

– У вас что, нет своего полигона?

– Там слишком много народу, – сказал брюнет.

Он пригляделся к ней, и непринужденная улыбка на его лице стала еще шире.

– Далековато ты забралась, радость моя. Степь неблизко.

Линне стиснула зубы. Ее мать действительно была из Унгурина, но это еще не значит, что ее с этим ублюдком что-то объединяет. Она взяла ружье и демонстративно его зарядила, будто на остальное ей было наплевать. Но вокруг кончиков пальцев, выдавая ее, плясали искры.

– Я из Мистелгарда. Степь в жизни не видела. И я тебе не радость.

Он пожал плечами и сказал:

– Долош, долош.

Линне так и не набралась храбрости, чтобы попросить отца дать ей пару уроков унгуринского языка, поэтому даже не догадывалась, что это значит. Она иронично ему улыбнулась – на всякий случай – и ответила:

– Начальство приказало нам заниматься здесь.

– Расскажи об этом полковнику Гесовцу, – сказал блондин, – уверен, что он растолкует вам, что к чему.

У него была классическая внешность породистого уроженца Ридды: орлиный профиль, голубые глаза и густые, медового оттенка волосы. Такие лица, как у него, обычно изображали рядом со словами «НАШИ ГЕРОИ» или «МЫ ИМИ ГОРДИМСЯ» на сводках, которые разбрасывали с паланкинов. Однако у Линне о нем сложилось несколько иное мнение, основанное на том, что слетало с губ парня.

Катя прислонила ружье к стене из мешков с песком и сложила на груди руки.

– Мы имеем право здесь находиться.

Симпатяга-осел улыбнулся, как ее четырехлетняя сестра после шаловливой проделки.

– Мужчины нужны на фронте, так что мы в приоритете. У нас нет времени сидеть без дела и учить вас пользоваться оружием.

– А мы и без вас разберемся, – ответила ему Ревна, хотя ее голос осекся, когда они разом повернули к ней головы.

Их взгляды дружно соскользнули вниз, к ее ногам, ища на брюках складки, которые помогли бы понять, где у нее кончается плоть и начинается металл. Она вспыхнула, но не отступила.

– Мы занимаемся здесь уже два месяца.

– Но лишь впустую тратите средства и силы, – фыркнул симпатяга-осел.

Линне ощутила знакомое жжение: подступил гнев, который всегда был близко. И тут же подсказал ей новую глупость. Она сняла ружье с предохранителя и выстрелила. Солдаты-мужчины подпрыгнули. Двое из них выругались. Самое дальнее чучело, установленное в конце полигона, покачнулось – ему в плечо вонзилась пуля.

На несколько мгновений все потеряли дар речи. Потом Оля зааплодировала. К ней присоединились и другие, пытаясь еще больше подчеркнуть ее успех. «Лицемерки», – подумала Линне, но еле сдержала улыбку.

– Значит, после всей этой подготовки ты только и можешь, что попасть кое-как в набитую опилками куклу? – сказал симпатяга-осел. – Похоже на банальное везение. Повторить это у тебя ни в жизнь не получится.

Брюнет ткнул его локтем в бок.

– А тебе почем знать, Крупин? Ты бы не попал в Дракона, даже если бы он торчал у тебя прямо под носом.

По мужским рядам пронесся хохот.

– Это точно! – крикнул кто-то сзади.

Линне ржать с ними не стала. Она смотрела куда-то между дневными и ночными бомбардировщиками и вертела в пальцах еще один патрон, согревая его своим теплом. Ей за воротник лился дождь. Если бы не заявились эти мальчишки, девушки из полка ночных бомбардировщиков в эту минуту говорили бы, как замечательно было бы сейчас оказаться под крышей. Кроме того, она прекрасно знала, что парни не уйдут и сделают все, чтобы она проиграла. Они жаждали победы и для достижения этой цели были готовы унижать ее, мошенничать, а если понадобится, то и использовать любые отговорки.

Брюнет вышел вперед, передернул затвор и выстрелил. Пронизанная холодными искрами пуля ударила чучело в самый центр груди, полыхнув по краям голубым инеем. Друзья тут же устроили ему овацию. Он и в самом деле сделал хороший, убийственный выстрел. Но Линне могла и лучше.

Он протянул ей свое ружье.

– Без обмана. Оружие должно быть то же самое.

Линне кивнула. Обмениваясь ружьями, они слегка коснулись друг друга пальцами.

– Сделай как я, радость моя.

– Я же говорила, что никакая я тебе не радость, – повторила она.

Потом зарядила ружье и проверила его, желая убедиться, что он не сунул незаметно что-нибудь в ствол, не ослабил ударник и не подставил оружие под дождь, чтобы намочить. Удостоверившись, что состояние оружия удовлетворительное, она прицелилась и разнесла в клочья нос на соломенном лице чучела, голова которого полыхнула огнем, вступившим в схватку с дождем.

Со всех сторон посыпались аплодисменты. Ее оппонент приподнял брови.

– Кажется, это состязание для тебя сущий пустяк.

– Это не состязание, – ответила Линне.

В противном случае она бы размазала его по земле. По телу девушки прокатилась волна жара.

– Топайте отсюда.

– Сдаешься? – спросил он, распахивая глаза и изображая досаду. – Неужели ты позволишь мне так легко выиграть, радость моя?

– Я. Тебе. Не. Радость.

– Глянь вон туда, – сказал он и показал на капустное поле за стрельбищем размером с почтовую марку – все, что осталось от прежних обширных фермерских угодий Интелгарда, когда-то главного кормильца Союза.

В середине поля стояла груженая кочанами телега.

– Спорим, что я собью с этой телеги капустную голову, а ты нет.

– На что? – спросила Линне.

Он вытащил из кармана портсигар и открыл его.

– На половину недельного пайка.

Это не могло не соблазнить. Девушкам выдавали паек поменьше, чем парням, и ей никогда не удавалось расходовать его экономно. Она почти физически ощутила на языке кисловатый вкус расидина. Мир вокруг на мгновение замер и в это самое мгновение на нее снизошла уверенность. Это была ловушка. Он толкнет ее, дернет ружье, назовет радостью, а может, даже шлепнет по заднице. Пойдет на что угодно, лишь бы вывести ее из игры, лишь бы она промахнулась.

Она ждала, когда он сделает нечто подобное. Ничего. Подождала еще. Затем выстрелила. Капустный кочан, лежавший на телеге слева, брызнул в разные стороны листьями и скатился вниз. От силы удара несколько его соседей тоже покачнулись и шлепнулись в грязь. Девушки устроили бурную овацию, парни тоже захлопали в ладоши.

– Неплохо, – признал брюнет.

– Давай, я жду, – сказала Линне, сунула ружье под мышку и вытащила собственный портсигар – яркую, красивую серебряную безделушку, которую она позаимствовала с отцовского стола перед побегом.

Его рука дернулась к портсигару, но повисла в воздухе.

– Давай еще раз.

– Мы так не договаривались.

– Крупин прав – это могла быть чистая случайность, – привел он свой довод.

– Давай, говори, какой кочан тебе сбить, – сказала Линне, – и я тут же это сделаю.

Она опять зарядила ружье.

Брюнет обошел девушку, встал прямо за спиной и наклонился к ней.

– Вон тот, – прошептал он и показал на капустную голову, восседавшую ближе к вершине кучи.

– В правом переднем углу, – уточнила она, – второй кочан сверху, третий сбоку? Отойди, ты мне мешаешь.

– Прости, – он отступил на шаг назад, перед этим пощекотав своим дыханием ее ухо.

Она потерла в этом месте голову и сосредоточилась.

Попасть в кочан, второй сверху и третий сбоку, ей не удалось – пуля разнесла соседний. Когда аккуратно сложенные кочаны стали валиться на землю, увлекая за собой в падении и другие, на краю поля кто-то завизжал, изрыгая проклятия, – видимо, крестьянин. Тьфу ты, пропасть.

– Еще раз, – сказала она.

– Чем это вы здесь занимаетесь?

Все обернулись. К ним под дождем размашисто шагали три фигуры. У первой фигуры было красное лицо и нашивки полковника. Нужно было придумать оправдание, да побыстрее. Линне щелкнула каблуками, вытянулась по стойке «смирно» и отдала честь. По спине вниз стекала дождевая вода.

– Ой! – невольно вырвалось у нее, когда она разглядела остальных.

– Отвечайте! – прорычал Гесовец, брызгая слюной.

Выполнить его приказ Линне была не в состоянии. Она не могла думать ни о чем, кроме двух человек, маячивших у него за спиной. Двух человек в серебристых куртках с гордо приколотыми на самых видных местах голубыми звездами. Скаровцы.

Заметив, что она впала в ступор, Гесовец обернулся посмотреть, в чем дело.

– Ах да. Леди, позвольте представить вам офицеров Особого контрразведывательного отряда военного времени. Они будут информировать столицу о наших успехах. А также решать, насколько наши бойцы готовы драться и обеспечивать безопасность базы. Эту информацию я до вашего сведения довел и теперь уверен, что услышу от вас ответ на мой вопрос: Чем вы здесь занимаетесь?

Не может быть. Эти ребята не могут быть скаровцами. Только не они. У Линне задрожали ноги. Нельзя, чтобы ее состояние кто-нибудь заметил.

Она их узнала. Узнала больше, чем когда-либо хотела узнать.

Мрачный, как всегда, Досторов стоял слева, мокрый от дождя. Тот самый Досторов, который зачислил ее в полк Кослена. Тот самый Досторов, который слишком много курил и никогда не открывал рта, если у него была возможность вместо этого пожать плечами. Намокшие темные волосы лезли ему в глаза. Линне видела, что это его раздражает, но он не торопился их отбрасывать. Одетый в длинную серую шинель, он явно чувствовал себя не на своем месте.

Рядом с ним стоял Таннов – светловолосый, ясноглазый и неизменно веселый. Тот самый Таннов, который сыграл с ней самую злую шутку. Тот самый Таннов, который застукал ее и доложил о ней. Она больше никогда не сможет пнуть его под зад, чего он вполне заслуживал. Отец как-то сказал ей, что когда человек идет служить в «Скаров», с его лица навсегда исчезает улыбка, однако Таннов скалился непринужденно, как всегда. Его взгляд скользнул по толпе девушек и на миг задержался на ней – пожалуй, несколько дольше, чем на остальных. Она с силой сжала ружье, по ее пальцам побежали холодные искры.

Только бы не покраснеть. Может, он ее еще и не узнает.

– Отвечать, – прошипел Гесовец.

Из всех одна только Ревна попыталась ее спасти.

– Это они ее к этому подтолкнули, сэр…

– «К этому» – это к чему? – набросился на нее Гесовец свирепым быком.

Ревна уставилась себе под ноги.

– Они сказали, что мы не умеем стрелять и лишь напрасно тратим время, и Линне решила им показать.

«Не называй меня по имени», – в ярости подумала та, сглотнув застрявший в горле панический ком. Интересно, в старом полку узнали, как ее на самом деле зовут?

– Стало быть, вы решили покрасоваться, – протянул Гесовец и показал на телегу с капустой, над которой стенал обезумевший крестьянин. – Это армейское имущество. И никакое желание выставить себя в выгодном свете не оправдывает его порчу!

– Они… они мешали нам заниматься… – пролепетала Ревна.

– Вы думаете, меня интересуют какие-то мелкие пререкания? – взревел полковник.

На ее куртку попали капельки его слюны. Ревна вздрогнула, даже скаровцы за его спиной и те подняли брови. Она сделала глубокий вдох.

– Но они бросили ей вызов…

– А может, не они вам, а вы им?

На несколько секунд над стрельбищем повисла тишина.

– Нет, – чуть ли не шепотом ответила Ревна.

– Что «нет»?

– Нет, сэр.

Гесовец в ярости смотрел на них, грудь его вздымалась. Парни старательно делали вид, что оказались на полигоне по ошибке. Таннов тихонько, вежливо кашлянул.

Гесовец подпрыгнул. Затем совладал с собой и придал лицу надлежащее выражение.

– Может, офицер Таннов почтет за честь… – произнес он.

У Линне внутри все сжалось. Ну не арестуют же ее, в конце концов, за расстрел капусты.

Таннов, по всей видимости, разделял ее чувства.

– Продолжайте, – сказал он и махнул облаченной в перчатку рукой, – мы ведь здесь просто чтобы наблюдать.

Скаровцы никогда «просто» не наблюдали. Они охотились. Охотились за информацией и людьми, в обоих случаях проявляя одинаковое жестокосердие.

Гесовец облизал губы. А когда заговорил, на кончиках его усов заблестели капельки пота.

– Золонова, Рошена! Пойдете на поле и соберете с земли капустные листы, все до последнего. Возместите крестьянину из собственного жалованья причиненный ущерб, а я доложу о том, как вы себя вели, вашему командиру.

Слово «командир» он произнес, скривив рот.

– Слушаюсь, сэр! – быстро выпалила Линне, глядя себе под ноги.

Ее ответ тут же подхватила и Ревна:

– Слушаюсь, сэр!

Затем Гесовец повернулся к бойцам другого полка.

– Когда рекрутам отводится для стрельб полигон, пользоваться им в отведенное время должны именно они. Если заставить их ждать, они, в свою очередь, заставят ждать других, и тогда все наверняка выбьются из графика.

– Так точно, сэр! – хором ответили они, как и полагается слаженному отряду.

– Минуточку, – сказал Таннов.

Все замерли. Линне услышала, как у Ревны перехватило дыхание.

Ботинки Таннова зашлепали по грязи и появились в поле ее зрения. Интересно, он ее узнал? И что ему вообще здесь было нужно? Почему он покинул Тридцать первый полк, почему – подумать только! – стал скаровцем?

– Я уверен, что работать с вами будет одно удовольствие, – сказал он.

Его голос был глубже, чем ей запомнилось.

– Мы здесь по той же причине, что и вы, – чтобы выиграть войну. Не забывайте, что ложь и укрывательство всегда были врагами Союза, поэтому, если у вас есть вопросы или проблемы, наша дверь для вас всегда открыта.

Через секунду послышалось неуверенное «Так точно, сэр», и парни энергично зашагали прочь со стрельбища.

Ботинки Таннова, наконец, скрылись из виду, и Линне, набравшись смелости, подняла глаза. Таннов с Досторовым стояли к ней спиной, повернувшись к Гесовцу.

– Может, продолжим экскурсию по базе? – спросил Гесовец скаровцев голосом, недвусмысленно свидетельствовавшим, что ему хотелось бы оказаться сейчас где угодно, только не здесь.

– Давайте, – сказал Таннов.

Досторов пожал плечами, и они удалились, не оглядываясь назад. Эту картину испортило появление брюнета, который отстал от своего подразделения, сделал крюк и вернулся назад.

– Отдай мое ружье, – извиняющимся голосом произнес он.

Она протянула его, не сказав ни единого слова. Она не винила брюнета в том, что он не отвлек от нее внимание Контрразведывательного отряда. Но когда он сказал ей «спасибо, радость моя», одарила его самым убийственным взглядом, на какой только была способна. Он в ответ ей подмигнул, повернулся и бросился трусцой догонять товарищей.

Остальные девушки выдохнули, будто по команде. Ревна была бледной, словно покойница. Катя ногтями метила кожу запястья небольшими рубчиками в форме полумесяца. Оля вздохнула, поднесла к голове руки и разгладила короткие, темные кудряшки.

– Вот это да, – сказала она, – а с виду они очень даже ничего.

– Ты про скаровцев? – спросила Ася. – Стоит тебе не так чихнуть, как они тут же отправят тебя на рудники.

– Быть того не может. Правила есть правила, и соблюдать их обязаны даже они, – произнесла Надя, и из ее пальцев фонтаном брызнули холодные искры, затем неяркими серебристо-голубыми вспышками вернулись в Узор, разлетелись по его решетке, еще раз сверкнули и исчезли.

– Если так выглядят все их агенты, то неудивительно, что так много народу идет в доносчики, – ухмыльнулась Оля и приподняла брови, – ну, теперь жалобы мисс Золоновой будет кому выслушать.

Линне скрипнула зубами, но на этот раз ей не пришлось защищать себя саму.

– Оставь ее в покое. Линне у нас сегодня герой, – вставила свое слово Катя и сложила на груди руки. – Не бери в голову, что там сказал этот хряк. Мы расскажем обо всем Тамаре…

– Не надо, – раздраженно бросила Линне.

Фраза прозвучала злее, чем ей того хотелось, но какая разница, если завтра все опять будут ее ненавидеть? А когда они выяснят, что лица двух новых представителей Разведывательного отряда ей давно знакомы, добавится еще один повод для неприязни.

– Правила нарушили парни, – сказала Надя, – ты не сделала ничего плохого.

– Мы все поступили скверно. Я испортила армейское имущество. А Ревна дерзила вышестящему офицеру в присутствии представителей Контрразведывательного отряда.

Линне махнула рукой в сторону Ревны, по-прежнему смертельно бледной, повернулась к остальным и сказала:

– Пока мы не вернемся – не стрелять. Если кого-нибудь заденет шальная пуля, наше положение ухудшится. Займитесь пока чисткой винтовок, проверьте порох и все такое прочее.

– Не-а, мы лучше пойдем собирать капусту, – возразила Катя. – Если возьмемся все вместе, получится быстрее.

Линне чуть не застонала.

– Если пойдете с нами, нарветесь на неприятности. Смысл в том, чтобы наказать нас за плохое поведение.

– Но мы хотим помочь, – сказала Оля.

– Не стоит, – Линне начинала терять терпение.

Она повернулась к Ревне и сказала:

– Идем.

Магдалена схватила ту за руку.

– Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? Там же и грязь, и прочие прелести.

– Месить грязь этими ногами мне приходилось и раньше, – ответила Ревна.

– Тогда ладно, – сказала Магдалена, хотя слова подруги, судя по всему, ее не убедили.

Остальные неохотно повернулись, сели, прислонившись спинами к мешкам с песком, и принялись чистить ружья. Линне с Ревной зашагали по полю.

Таннов и Досторов. Почему они бросили полк, почему стали скаровцами? Зачем поменяли боевое братство на работу, состоящую из запугиваний, слежки и загубленных чужих жизней? Работу агентов, призванных уничтожать страну, чтобы избежать ее краха? Вот в чем смысл деятельности «Скарова».

Она страшно нуждалась в сигарете. И отдала бы за нее все радости этого мира. До нее вдруг дошло, что она идет одна – Ревна отстала, осторожно прокладывая себе путь по полю. Линне остановилась ее подождать. Затем, перекрывая шум дождя, крикнула:

– Ты не можешь быстрее?

– А ты никогда не пробовала топать на ходулях по жидкому месиву? – ответила на это Ревна.

Дождь припустил сильнее, и по земле забарабанили жирные капли. У Линне в носке неприятно хлюпало.

– Нет, – признала она.

– Хотя это в любом случае далеко не одно и то же, – сказала Ревна и сделала еще один осторожный шаг, – но, если честно, у меня нет никакого желания усложнять себе жизнь и пачкать форму. Так что спасибо, конечно, но я иду, как могу.

– Об этом тебе надо было подумать до того, как влезать в чужой спор, – заметила Линне и запахнула поплотнее куртку.

По ее спине текли капли.

– А тебе надо было задуматься о последствиях, прежде чем флиртовать с солдатами при исполнении.

– Это не было флиртом, – ответила Линне, чувствуя, как ее щеки заливает краской, – он меня провоцировал.

И к тому же ушел вместе с ее сигаретами. Узнай скаровцы, что они поспорили на армейское имущество, их бы наказали, поэтому винить брюнета в этом было трудно.

– В оружии ты, конечно же, разбираешься замечательно, но не в людях. Можешь мне поверить – он с тобой флиртовал.

В самом деле? Линне пыталась припомнить. Но едва подумала о брюнете, перед мысленным взором вместо него встали два человека в серебристых куртках.

– Я его об этом не просила.

Хотя это не имело никакого значения. Он, надо полагать, флиртовал, чтобы ее отвлечь.

Ревна пожала плечами.

– И какого хрена ты бросилась меня защищать? – спросила Линне.

Ревна оглянулась и посмотрела на других девушек, которые чистили ружья и хохотали, глядя на энергично размахивавшую руками Катю. Она, конечно же, говорила о Линне.

– За нами никто здесь не присмотрит. А раз так, то мы сами должны друг о дружке заботиться. Ведь именно так поступают в команде, разве нет?

– Даже в присутствии скаровцев?

Ревна посмотрела на Линне и на миг задержала на ней взгляд, будто оценивая ее.

– В присутствии скаровцев – особенно.

Остаток пути к телеге они проделали в полной тишине, которую Линне так и не смогла заставить себя нарушить.

Когда они подошли к крестьянину, Линне вышла вперед, чтобы извиниться. Выслушав ее объяснения, он посуровел лицом и сказал:

– Не самая смешная шутка.

– Совершенно верно, сэр. Мы…

Она оглянулась назад. Ревна исчезла за телегой. Всю благосклонность Линне как ветром сдуло. Ну нет, Ревне так легко не отделаться.

– Я прошу прощения.

Когда он услышал, что она назвала его «сэром», его лицо смягчилось. Хотя законы Союза гласили, что все люди равны, если речь заходила о крестьянах, многие высокопоставленные особы забывали о равенстве. Но отец всегда советовал Линне относиться к простолюдинам с уважением. «Когда-нибудь они станут оплотом революции, – как-то сказал он, – а чтобы пережить революцию, лучше всего оказаться на стороне победителя».

– Надеюсь, это не войдет у вас в привычку? – проворчал он.

– Никоим образом, – ответила она.

Ее жалованья вряд ли хватило бы на то, чтобы возместить расходы на капусту для всего Интелгарда.

– Будем надеяться, что это не повторится. Соберите капусту, а за два расстрелянных вами кочана придется рассчитаться. Я все равно теперь не смогу их продать.

Линне отдала деньги, собрала с земли обрывки капустных листьев и снова повернулась к крестьянину.

– Вы должны мне двадцать крон сдачи… – начала было она и осеклась.

Ревна сидела на краешке телеги, привалившись к серому дереву. И была даже бледнее, чем в тот момент, когда на нее набросился Гесовец. На глазах у Линне она подалась вперед, сложила пальцы в щепотку, будто желая схватить воздух и потянуть его на себя. Кочан капусты безучастно подкатился к ее ногам.

– Что ты делаешь?

Ревна посмотрела на урожай, ставший свидетелем их преступления.

– Кочаны собираю.

Линне нагнулась и стала поднимать их с земли.

– Для этого есть способ получше.

– Я просто хотела попрактиковаться.

Ревна опять взмахнула рукой, на этот раз кочан перелетел через ее голову и с гулким стуком упал, попутно уронив два других. Она подхватила их, не дав шлепнуться на землю, и водрузила на самый верх кучи.

– Если мы не усовершенствуем свои навыки, то не сможем летать. А если не сможем летать, что мы будем делать дальше? – сказала она, не глядя на Линне. – Я домой не поеду.

Линне, наконец-то, смогла уловить хоть какую-то логическую связь в словах Ревны. Но у нее не было желания торчать здесь целый день, поэтому она собирала кочаны вручную. Ревна отказалась от дальнейших попыток манипулировать Узором и наклонилась к земле, чтобы к ней присоединиться.

Линне хотелось сказать ей что-то хорошее. Неужели она не способна на добрые слова?

– Э-э-э… – начала было она.

Но в голове царила пустота. Все фразы куда-то улетучились. Однако Ревна продолжала смотреть на нее, вопросительно подняв бровь.

– Я бы хотела увидеть, как ты полетишь.

У Ревны слегка дернулся рот.

– А я – увидеть, как ты откроешь огонь.

* * *

Вскоре Линне на полигоне уже не было. Ее доконали ехидные комментарии Оли в адрес Контрразведывательного отряда и обиженные гримасы Кати, фыркавшей оттого, что ей не позволили помочь собрать капусту. Магдалена убедилась, что с Ревной все в порядке, проигнорировав Линне, и села составлять проект изготовления газовой пули. Боевые подруги болтали, смеялись, подначивали и приободряли друг друга, и от этого в душе Линне вспыхнуло чувство обиды, грозившее вскипеть в холодном воздухе. Когда она уходила, никому даже в голову не пришло спросить, куда это она направляется.

Она сосредоточилась на своих руках, пытаясь собрать энергию искр в клинок, как у нее на глазах когда-то сделал Церлин. Искры свивались в тонкие нити и возвращались в Узор, не давая времени придать им твердость. «Ну же, давай». Может, надо было принять предложение Кослена и отправиться служить секретаршей в Мистелгард? Задержаться в ее голове надолго подобная мысль не могла. Линне родилась сражаться, и ей не оставалось ничего другого, кроме как верить, что у них все получится и что Тамара Зима отправит их на фронт. Ну, или что Зима потерпит крах, и тогда она, опять же, вернется на фронт, но уже сама по себе.

Она полыхнула искрами, пробуя подчинить их себе силой.

– Прошу прощения, мисс! – шагнул к ней силуэт в серебристой куртке.

Второй стоял чуть поодаль за его спиной и пытался прикурить сигарету.

Линне отчаянно пыталась придумать предлог и смыться. Можно было сказать, что ей надо в туалет, – женские проблемы, как она убедилась на собственном опыте, вполне могли уберечь от злого рока. Еще она могла заявить, что ее вызвали к Гесовцу и опаздывать ей никак нельзя. Но тот же самый опыт выступал категорично против. Они были скаровцами. А с ними рот лучше держать на замке.

Ястребиный нос Таннова был чуть больше, чем ей помнилось, хотя лицо оставалось все таким же гладким, почти детским. Соломенные волосы после положенных уставом стрижек отросли. В «Скарове», верно, никому нет дела, если ты забываешь их подстригать.

Теперь бежать уже поздно. Она уткнулась подбородком в грудь. Хотя, наверное, глупо было надеяться, что он не рассмотрел ее как следует.

– Вы ведь одна из девушек Зимы? Не будете так любезны показать мне, где ее штаб?

Его голос не только стал глубже. В нем чувствовались резкие, отчетливые нотки, присущие человеку, привыкшему отдавать приказы и заставлять других их беспрекословно выполнять. Еще каких-то три месяца назад он маршировал бок о бок с ней на плацу, набивал трубку Кослена сухими коровьими лепешками и сбегал из казармы после комендантского часа, чтобы попрактиковаться в ночной стрельбе. Теперь же на его куртке болталась голубая звезда Особого контрразведывательного отряда военного времени. А это означало, что он больше не подчиняется полковым правилам. Приказы ему теперь поступали из другого источника, и ни одна живая душа, обладающая хоть какими-то зачатками здравого смысла, не стала бы спрашивать, что же это, собственно, за источник. Работа Таннова теперь заключалась в том, чтобы наблюдать и решать: кто не лишен изъяна, кого надо выслать, а о ком ненавязчиво позаботиться. Сегодня он обратил внимание на нее.

Не поднимая головы, Линне махнула рукой в сторону зданий и нарочито низким голосом ответила:

– Вон там, сэр. В доме со светло-голубыми ставнями.

– Не мямлите, мисс, – сказал он, – в армии мы не втягиваем голову в плечи, а держим ее высоко, потому что гордимся, что здесь оказались. Никто не собирается…

Он осекся и наклонился к ней. Она еще ниже опустила голову, но было слишком поздно.

– Алексей?

Пытаясь сохранить остатки достоинства, она выпрямилась и произнесла:

– Я теперь Линне.

Таннов с такой силой хлопнул ее по плечу, что она пошатнулась. Потом дернул за руку, которую Линне прятала за спиной, схватил ее ладонь и несколько раз энергично тряхнул.

– Ну ни хрена себе, – сказал он, – никогда не подумал бы, что встречу тебя опять. И уж тем более в расположении воинской части.

Он расхохотался своим добродушным смехом, который она помнила с момента их первой встречи. Смехом открытым, приглашавшим присоединиться к нему и других. Смехом, который совершенно не сочетался с его мундиром. Когда он повернулся, она поймала себя на мысли, что внимательно смотрит на его уши и шею, пытаясь отыскать следы легендарной способности превращаться в зверя, о которой шептались все кому не лень. Но ничто не указывало, что с ним произошли какие-то перемены, если не считать золотистых глаз. Он окликнул Досторова.

– Посмотри, кого я тут повстречал! – крикнул он. – Это же Алексей.

Досторов пожал плечами.

– Алексей Набиев, – уточнил Таннов, – девушка Алексей.

После этих слов Досторов сдвинулся с места и затопал по грязи. Ветер бросал ему в глаза волосы, но он был слишком занят своей изжеванной сигаретой, чтобы их убрать.

– Мисс, – пробормотал он и вновь попытался прикурить.

При слове «мисс» из пальцев Линне брызнули жаркие искры, но она тут же их погасила, напомнив себе, что перед ней скаровцы.

– Как ты здесь оказалась? – спросил Таннов, не выпуская ее руки. – Этот напыщенный краснобай, который здесь всем командует, знает, кто ты? Или мы опять создали тебе проблему?

Он ткнул Досторова локтем в бок, тот в ответ его слегка пнул.

– Здесь все знают, кто я, – сказала она.

– Стало быть, теперь ты называешь себя Линне, – заметил он, будто пробуя это имя на вкус.

В конце концов он пожал плечами и вновь улыбнулся своей широкой, открытой улыбкой.

– Так сразу к нему не привыкнешь. Но мне думается, что ты совершила мудрый шаг, поступив в отряд Тамары.

Он приподнял и опустил брови. Досторов, увидев выражение его лица, покачал головой.

– Кослен все равно бы меня не оставил, – сказала Линне.

Она понятия не имела, как себя вести – молча скалить зубы или пытаться выкрутиться? Таннов, видимо, так же туповат, как и раньше. Как же он все-таки оказался в «Скарове»?

– И Тамара доверяет тебе летать на экспериментальных аэропланах? – спросил он, и уголок его рта пополз вверх.

– Она доверяет мне пользоваться искрами и сбрасывать бомбы, – ответила Линне.

А заодно обрушивать на Эльду огненный дождь.

– Летать будут другие.

Таннов, наконец, выпустил ее руку и опять ткнул Досторова плечом. Тот неуклюже дернулся и смял сигарету.

– Знаешь, а ведь Досторова чуть не понизили в звании за то, что он зачислил тебя в полк. Кослен целый час на него орал. Сказал, что он опорочил репутацию армии.

«И поэтому он стал скаровцем, да?» – подумала она, но вслух ничего не сказала.

В ее бывшем полку у каждого была припасена история о друге, который перешел служить в Контрразведывательный отряд. И изменился. Теперь парочка таких историй будет и у нее – хотя вряд ли кому-нибудь захочется их слушать.

Но Линне все равно не могла во все это поверить. Откровенность манер Таннова представляла собой полную противоположность типичному мрачному облику скаровца. С неуклюжим Досторовым дело обстояло еще хуже. Чтобы он взламывал коды и громил шпионов? Это же немыслимо!

Таннов протянул руку и потрогал прядку рядом с ее ухом.

– У тебя отросли волосы, – сказал он, наморщив лоб и склонив набок голову, – а тебе идет.

– Да пошел ты, – рявкнула она и с силой отшвырнула его ладонь.

Таннов с Досторовым вытаращили глаза. Когда человек поступал в «Скаров», все вокруг, конечно же, начинали говорить с ним совсем не так, как прежде. Предполагалось, что и она будет разговаривать с бывшими сослуживцами по-другому.

Потом Досторов фыркнул, а уже через мгновение выудил из кармана портсигар и закатился хохотом.

– Все тот же старина Алексей, – сказал он и спрятал измученную сигарету, которую так долго пытался прикурить.

– Все тот же старина Алексей, – согласился Таннов и тоже улыбнулся.

Она открыла было рот, чтобы их поправить, но подумала, что ей, вероятно, следует оставаться Алексеем. Алексей наверняка лучше этой незнакомки Линне.

Несколько секунд они стояли так, не говоря ни слова. Затем Досторов ткнул Таннова в бок локтем.

– Пойдем, – сказал он, – а то здесь холоднее, чем у ведьмы в титьках.

Линне проводила их в штаб Зимы. Желтый свет внутри обещал тепло и уют, и от этого ей стало больно.

Таннов хлопнул ее по плечу.

– Можешь возвращаться к своим обязанностям, – сказал он, – но почему бы тебе как-нибудь не пропустить с нами по стаканчику?

С офицерами Контрразведывательного отряда никто и никогда не «пропускал по стаканчику». Но, с другой стороны, никто не говорил им «нет».

– Вы сюда надолго? – спросила она, уклоняясь от ответа на его предложение.

Таннов развел руками.

– Да кто ж его знает? Мы обязательно тебя еще увидим. База-то маленькая.

Да, настолько маленькая, что вскоре каждой собаке станет известно о том, что она беседовала со скаровцами. Как будто ей было мало, что все считали ее надменной подхалимкой. Теперь еще и заклеймят полковой доносчицей.

И, тем не менее, беседа с ними стала первым приятным разговором с момента ее появления на базе.