Книга: Телефонист
Назад: 42. Перепад напряжения
Дальше: 44. Этой же ночью (Эндшпиль)

42. Полёт супергероя

– Вот сукин сын, – произнёс Простак, глядя на экран телевизора. – Что ж он творит-то?
Умник тоже смотрел телевизор. Только что на канале «РБК» закончилось интервью Форели. Хотя эта новость уже появилась в его блоге и в «Твиттере». Писатель бы абсолютно расслаблен и казался, скорее, довольным. В студии ещё присутствовал продюсер сериала «163», на сегодняшний момент, один из лучших в стране. Он улыбался и выразил осторожную надежду, что озвученное решение ещё может быть не окончательным. Форель устроил представление. Чёртов позёр притащил с собой часть рукописи, главу «Полёт супергероя», заявив, что это лучшее из написанного им о Телефонисте. А потом заявил, что проект «Телефонист» закрывается. И он больше не напишет ни строчки на эту тему.
– Значит, не хочешь сотрудничать?! – сухо вопросил Умник у экрана телевизора. Лёгкую интонацию угрозы в голосе коллеги Простак счёл, в принципе, уместной. – Своеобразный ответ на нашу просьбу. Он вообще своеобразный малый.
Далее Форель уверил всех, что недавний прямой эфир в известной социальной сети, озаглавленный как «Аквариум», не имеет никакого отношения к его тексту.
– Он врё-ёт, – протянул Умник, закладывая руки в карманы брюк.
Простак поморщился. Дальше посыпались вопросы о создавшихся обстоятельствах, о которых и так все знали, об ответственности писателя и прочая литературщина. Вся эта болтовня Простака не особо интересовала. Тема неустоек, которые писатель готов был выплатить из собственного кармана, вызвала его больший, хоть и по-прежнему вялый интерес. Простак думал. Форель для чего-то несколько раз возвращался к имени галериста, куратора его выставки, Ольги Орловой. Умник посмотрел на коллегу: если писатель таким образом вздумал дразнить сенатора Орлова, то он либо окончательно рехнулся, либо…
– Чего ж ты так подставляешься-то, голубь наш? – заметил Умник. – Или угрожать вздумал?!
Но Простак лишь отмахнулся от реплики коллеги. В довершение ко всему Форель демонстративно, перед камерой, не меняясь в лице, порвал эту лучшую, с его слов, главу о Телефонисте. И одарил камеру счастливой улыбкой.
– Клоун, – бросил Умник. Он был недоволен. Он был очень недоволен.
– Что ж, позиция ясна. Хотя вы только что очень расстроили ваших читателей. И зрителей, – подвёл итог ведущий, обращаясь к писателю. – Но вряд ли вас за это кто-нибудь осудит. Теперь слово за органами правопорядка.
Получилось двусмысленно. Эта клоунада была неплохо срежиссирована. В заключение ещё раз выразили надежду, что компромисс всё-таки ещё может быть найден.
– Задёргался, голубь, – прокомментировал Умник. Его бесцветные глаза сейчас казались холоднее, чем обычно. – Заволновался.
– Сукин сын, – Простак дёрнул головой и как-то странно улыбнулся.
Умник, быстро отвернувшись от экрана телевизора, посмотрел на него и спросил:
– Как ты считаешь, он хотя бы в мыслях допускает?
– Что?
– Ну, например, что невзирая на все алиби, – эта холодная ироничная издёвка в голосе коллеги была хорошо знакома Простаку, – это может быть он. Интересно, как он с этим спит?
Простак снова поморщился и неожиданно весело сказал:
– Слышь, брателло, если ты спишь с женой Орлова, то у тебя со сном полный порядок, – хихикнул. – Можешь быть спокоен! – заверил он Умника. Вздохнул, отвернулся и, глядя в стену, добавил: – Что ж ты, сукин сын, творишь?
…Не только у Простака и Умника эта передача на канале «РБК» вызвала неоднозначную реакцию. Сухов молча смотрел на экран телевизора, его взгляд был тяжёлым. Но и опустошённым тоже. Он отвернулся и почти беззвучно процедил:
– Скотина, – но Ванга всё-таки услышала, сколько боли и отчаяния было в его голосе. – Трус паршивый.
Ванга почувствовала, что на её глазах могут выступить слёзы.

 

Был ещё кое-кто, у кого заявление Миколы Васильевича Форели вызвали не менее эмоциональную оценку. Только его вектор был направлен не в сторону сострадания, а, скорее, озадаченности, готовой вылиться в возмущение. В тот момент, когда писатель заявил, что прямой эфир, «Аквариум», не имеет никакого отношения к его тексту, этот кое-кто, хорошо знакомый с творчеством Форели, практически в точности повторил реплику Умника:
– Он врёт! – прозвучало коротко, сухо, и интонация возмущения была странной, словно он кого-то призывал в свидетели. Только этот человек находился здесь один, и услышать его полемику с писателем было некому.

 

«Куда ты делся, тёзка? – подумал Игорь Рутберг. – Что с тобой случилось?»
– Ну хорошо, куда ж мужик пропал-то? – спросил он вслух, даже руками развёл.
– Ума не приложу, Игорь Марленович, – тут же отозвался Николай. – Но он не забирал никаких своих вещей.
– Какие у него «свои» вещи? – передразнила Николая жена Игоря Рутберга, красавица и бывшая модель. Николай подождал следующей реплики, но так как её не последовало, он продолжил:
– Взял только рюкзачок детский, поесть-попить. Всё, как обычно, ну, когда он на прогулки свои… Телефон был при нём.
Телефон Дюбы, подаренный совсем недавно Игорем Рутбергом, молчал. Вне зоны доступа. Хотя, возможно, просто сел аккумулятор. Тёзка ещё не привык следить за зарядкой батареи.
– Ментов я дёрнул по округе, – добавил Николай. – Больнички тоже. Всё чисто. Так что не волнуйтесь.
– Чёрти что, – нахмурился Игорь Рутберг. – Меня не было всего два дня… Не мог же он просто взять и уйти?!
– Нечего на меня так смотреть! – парировала его жена, красавица и бывшая модель. – Ничего я ему не говорила! Даже то, что меня задолбал муж, предпочитающий бомжа обществу своей жены.
– Опять… Он. Не. Бомж. Трудно уразуметь? Это твоё вечное бурчание… Он же не глухой.
– Сдался он мне, – она фыркнула. – Пьёт где-нибудь, горбатого могила…
– Аминь, – сказал Игорь Рутберг и мягко напомнил: – Дорогая моя, у тебя скоро самолёт. Будешь ненавидеть Дюбу издалека.
– Отлично! Жду не дождусь, – она снова фыркнула. – Не свихнись тут, мать Тереза.
– Я не мать Тереза.
– А, ну да, ты не мёртвая старушка, – насмешливо согласилась она. – Ты вечно юный герой мультика «Чип и Дейл». И это гораздо отвратительней.
– Чего ты взъелась? – он удивлённо посмотрел на неё и вдруг добавил: – Я виноват, что я не старею?
– Ты виноват, что старею я! А ты этого не видишь. У тебя – Дюба.
Она развернулась и пошла в дом. Такое шоу с выбиванием слезы она закатила впервые. Она была холодная, практичная до цинизма, обожала модные показы, а в дни вокруг менструации любила секс, и он ей дал всё, что она хотела.
Николай стоял здесь и смущённо молчал. Игорь Рутберг посмотрел вслед своей жене:
– У неё, что, – плечи подрагивают? – спросил он.
– Да просто нервничает перед дорогой, – ответил Николай.
«Я тоже нервничаю», – подумал Игорь Рутберг. И перевёл взгляд на гостевой домик. Его жена уезжает, через два часа машина в аэропорт. Наверное, стоило попрощаться с ней по-нормальному, попрощаться с ней и с мальчиками. Наверное, стоило пойти за ней в дом. Он не может прямо сейчас организовать ей модного показа, но со вторым её жизненным предпочтением дела обстояли гораздо проще.
«А когда у неё менструация?» – вдруг не вспомнил Игорь Рутберг. И понял, что действительно забыл, когда. И снова посмотрел на гостевой домик: спохватились-то сразу, и поначалу он и сам не особо беспокоился. Но теперь выходило, что Дюбы уже нет больше трёх суток.

 

Форель проснулся оттого, что задыхается. И, наверное, это всё ещё был сон, как и в прошлый раз, потому что человек с овалом черноты вместо лица находился здесь. Только сейчас по его телу начал разливаться приятный покой, словно его больше ничего не пугало, он принял вещи такими, как они есть, знал, что всё будет хорошо, и тревоги теперь позади.
Форель уже в ванной комнате, стоит, почёсывая шею. Этот зуд и покраснение чуть пониже уха его не особо волнуют. Как он здесь оказался, Форель не помнит. Оборачивается, смотрит в зеркало. Поднимает указательный палец, словно что-то собирается сообщить своему отражению, и тут же усмехается:
– Ну, ты меня понял, – бросает он в зеркало. Видит в нем большую напольную сетку с собственными вещами, скомканными, насквозь пропитанными потом, после тренировки собирался устроить стирку, да завозился, хлопотный вышел денёк. Почему-то эта мысль, как и вид сетки со стиркой, вызывает у него новый приступ веселья.
Он здесь – человек с овалом черноты вместо лица, в его доме. Только он почему-то не отражается в зеркале. Дышит, чувствует, размышляет, готовится взлететь в бескрайнюю черноту ночного неба, но не отражается. В идеально чистом, как будто сразу после уборки Мадам, зеркале только он сам, Микола. Возможно, ему стоит отыскать своё собственное имя, и тогда…
– Чего тогда-то?
Вместо имени из темноты приходит другое воспоминание: продолговатая ёмкость (пробирка? шприц?), наполненная чем-то красным. Он, что, делал себе укол, сдавал кровь?
Как всё непонятно в этом мире супергероев. Но когда эндшпиль, времени на размышления особо нет. Да и не до болтовни вообще-то. Всё-таки Форель любопытствует:
– А почему ты не отражаешься в зеркале?
– Ну, может быть, потому что меня здесь нет? Может быть, потому что ты здесь один?
– Бреши, – Форель хихикает. Молчит. Озирается по сторонам.
– А куда это ты собрался? – мягко интересуются у него.
– Забрать свою женщину, – важно заявляет Форель. Думает, что не мешало бы объяснить, как обстоят дела, но лишь отмахивается. – Без неё Великий Урод не нашепчет мне, чем всё закончилось.
– Вот как?
Тишина. И хоть картинка перед его глазами потеряла стабильность, а стены вот-вот сделаются прозрачными, он чувствует невероятную лёгкость и радостный покой. Да, чёрт побери, он сейчас может прямо взлететь, воспарить, если отрежет себя от груза собственных мыслей, то сможет преодолеть тяготение. Глава, которую он уничтожил, инструкция для супергероя, вот и пришло её время.
– Ты тоже чувствуешь эту всеобщность, слияние? – восторженно вопрошает он у человека с овалом черноты вместо лица. – Всё во всём?!
Тишина. Нет ответа. Но его не обмануть. Кто-то смеётся сейчас над ним, беззвучно, человек с овалом черноты вместо лица. Враньё – это всего лишь маска. Форель вообще-то не особо устраивает такой оборот: уж заявился в его дом без приглашения, веди себя прилично! И сам начинает смеяться. И где-то в середине этого смеха решает поделиться:
– Она была лучшая – эта глава о тебе, – он хитро подмигивает и добавляет: – И теперь ты ничего не узнаешь.
(Эндшпиль переходит в цугцванг)
– И ты её порвал? Даже копии не оставил?
– Конечно! – Форель удивлён нелепости вопроса. – Элементарно, Ватсон.
– Зачем? – спрашивает незваный гость насмешливо (или с угрозой?!). – Думал, что тогда я не смогу прийти к тебе? Я здесь, куда нам друг без друга.
– Не-ет, – заверяет его Форель. В голосе снова весёлая важность, даже победные интонации. Ему хочется сболтнуть истинную причину тому, кто не отражается в зеркале. Тому, кого никто не видел. Потому что существует темнота, в которой невозможно различать; потому что она невыносимо близко, на расстоянии удара сердца. Но Форель – не такой дурак, чтобы болтать лишнее. Он вообще парень не промах. Вот только этот покой, новая приливная волна, делает его тело практически невесомым. – В смысле, порвал не поэтому.
– Да?
– Ага, – хихикает Форель. Потому что он тоже умеет летать. Пытается вспомнить, всё ли он успел сообщить и сделать. Тьма наплывает на него из зеркала. В ней его утраченное имя и всемогущество. И он легко приподнимается, то ли на мысочках, то ли действительно отрывается от земли. Хихикает, восторженно заявляя: – Теперь я становлюсь персонажем собственного романа.
И перед тем, как Тьма из зеркала или приливная волна покоя набросили на его сознание тень, кто-то успел произнести ему на ухо:
– Похоже.

 

Ну вот и всё, я лечу. Супергерой в ночном небе, тот, о котором ты всегда знала. Он пришёл к нам, к нам обоим. Это невероятное ощущение сброшенного навсегда панциря, кокона, в котором мы позволили дозреть Супергерою в нашем Счастье. Меня никто не видит, лишь движения черноты, оставляющие жуть, благоговение и мечтательную тоску, когда я проношусь мимо. Я чувствую это, их взволнованные взгляды, брошенные в бескрайнюю звёздную бездну и непонимание причины волнения. Я лечу над городом, который спит всегда, даже когда веселится. Их жалкий набор радостей не выпускает их из кокона, в котором они, на самом деле, спят. Но вот и первое открытие: оказывается, есть те, кто догадывается о нас. И их сердца вспыхивают звёздочками вслед моему полёту. И в этот момент мы живы, пробудились, живы, как никогда прежде.
Мой путь. Полёт ведёт меня прочь из города. Супергерой должен закончить некоторые дела, покарать злодеев, плохих парней, посягнувших на невинных, ведь для этого и существуют супергерои. Не беспокойся, я всё помню о сияющем облачке, где рядом с нами рос младенец, – она наша сестра, и она не сможет помешать нам.

 

Кирилл Сергеевич Орлов нахмурился и снова подумал, не стоит ли ему вызывать полицию, и снова остановил себя. Он уже нагнал в дом всех охранников, даже вызвал из отпуска Эльдара, чего никогда не делал прежде, относясь к отпускам своих сотрудников с уважением.
Первое сообщение на его телефон пришло два часа назад, и оно гласило: «Не стоило тебе закрывать её. Любишь насилие? Смотри теперь, что будет».
Орлов тогда с удивлением разглядывал собственный телефон и сообщение с незнакомого номера. «Закрывать» – термины-то какие, уголовно-мусорской жаргон от людей, которые не являются ни мусорами, ни уголовниками. Потом пришло сообщение: «Я иду к тебе». И это уже была наглость, потому что Кирилл Сергеевич собирался отходить ко сну. Он решил ничего не говорить жене, но, немножко подумав, направился в свой кабинет. Открыл сейф и извлёк оттуда Ольгин телефон. Набрал номер этого неизвестного хулигана, усмехнулся, скривился. Это был номер М. В. Форели, так и записано. Наверное, в тот момент, пока она ещё с ним не спуталась. На миг в сердце Орлова пришла боль, ее тут же сменила злоба, невыносимая, сухая ярость, которую подавлять было очень сложно. Лет двадцать назад Орлов мог бы за такое убить. Закопать суку неверную жену. И он бы сделал это – понятия, хотя бы из-за своей братвы. Ни педрил, ни мужей-рогоносцев братва бы не поняла. Только Кирюха Орлов сделал бы это с удовольствием. Закопал бы неблагодарную суку, и сразу бы стало ему легко. В какой-то момент ему казалось, что он так и поступит, но времена сменились. А ещё Орлов не ожидал, что он, оказывается, её так любил. Поэтому очень трудно, но надо. Надо держать себя в руках. Тем более, если взвесить риски, то… становилось полегче. Но самое невыносимое то, что Ольга жалеет его, не уходит от него сейчас, пока сложности. Потому что он всё равно для неё дорогой человек. Уважает. Только он бы взял эту её жалость и уважение и засунул куда поглубже… Тяжело. Непросто. Был срыв даже, несколько дней назад. Скандал. Когда Орлов раскрыл её гардеробную комнату, указав на стену полок, уставленных обувью, тысяча пар туфель, ряды платьев – как она собирается без всего этого? А она посмотрела на него с жалостью – и от того, что Орлов увидел в её глазах, чёрный яд наполнил его сердце, – и сказала, что ей ничего от него не надо. Только Орлов увидел в её глазах не одну жалость, а презрение, хоть она и пыталась скрыть, и твёрдое желание уйти.
И, наверное, в этот момент за один такой взглядик он снова мог её убить. Да, непросто, нелегко. Идентифицировав номер Форели, Орлов дал отбой. Потом подумал и решил набрать его номер. Козёл, наверное, нажрался водки и корчит из себя героя. Всё-таки стоило переломать ему ноги, как и Гризли этой, не поздно ещё. И уж с этим точно проблем не будет. Слушая, как в телефоне пошли гудки, Кирилл Сергеевич даже удивился, что до сих пор не поговорил с ним. Трубку сняли, молчание. Сдрейфил, герой, протрезвел, наверное. Кирилл Сергеевич холодно улыбнулся:
– Так, козёл, слушай сюда, – начал он. Но его перебили:
– Соскучился? Скоро буду. Заканчивай пока свои дела.
Орлову не доводилось прежде слышать по телефону голос Форели. Он видел его в телевизоре, все эти обезьяньи улыбочки оставляли после себя невысокое мнение. Сейчас Орлов успел удивиться. Голос был спокойный, холодный, и Форель не был пьян. И что-то в его тоне…
– И вот ещё что, совет: отпусти-ка по домам охрану, – просто ровное, даже какое-то деловое сообщение. – Тогда они сегодня останутся живы. Ты – нет.
И линия разъединилась. Орлов удивлённо посмотрел на телефон. Рассмеялся. Подумал вернуть Ольгин телефон в сейф, решил этого не делать. Снова набрал номер Форели, теперь с Ольгиного аппарата, но трубку больше не снимали.
Что он услышал в его голосе? Что его не напугало, конечно, но… смутило?
Разумеется, в доме у Орлова имелось оружие. Гладкоствольное. И оружие было у охраны. Но в сейфе хранился совсем небольшой скорострельный ствол чешского производства. И, конечно, такая мелочь, как разрешение на хранение. Что именно он услышал в голосе Форели, Кирилл Сергеевич не понял, но снова удивился, когда предпочёл всё-таки забрать ствол из сейфа, а заодно проверить, как обстоят дела с обоймой.
Конечно, не напугало, и, конечно, Орлов был уверен, что за всеми этими убийствами не стоит писатель, какие бы ни ходили слухи, но…
И Кирилл Сергеевич вызвал из отпуска Эльдара.
Через час на его телефон пришло сообщение: «Я уже рядом». Орлов успел успокоиться и подумал, что этот цирк его даже забавляет.
– Что случилось? – Ольга вышла из спальни и умудрилась спуститься вниз, пока он разговаривал с охраной. Полный дом нагнал…
– Иди спать, – велел Орлов жене.
– Что случилось? – повторила Ольга, глядя на журнальный столик. – Почему… пистолет?
– Пистолет… – Орлов хмыкнул. – Похоже, твой полюбовничек рехнулся.
И увидел, как его жена побледнела.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Ольга.
– Да вот, угрожать вздумал, в гости решил наведаться.
– К нам?
– К нам, – горько передразнил Орлов. И добавил то ли с укоризной, то ли с огромным сожалением: – Эх, ты…
Пришло ещё одно сообщение. Кирилл Сергеевич быстро с ним ознакомился: «Я уже здесь».
– Что там? – нервно произнесла Ольга. Губы обескровились, разноцветные глаза на бледном лице потемнели и казались огромными.
– Иди к себе, – приказал Орлов. Именно в этот момент он подумал о наряде полиции. Ольга не двигалась. – Ты слышала меня?
– Нет, – сказала его неверная жена, и Орлов удивился в третий раз за одну ночь. – Я тебя не оставлю.
«Ты-то чего так испугалась? – подумал он. – Чего ты там такого знаешь о своём полюбовничке?»
Снова посмотрел на лицо жены, и то, что он увидел, ему очень не понравилось.
«Дура ты безмозглая, во что ты там вляпалась?» – впервые с тех пор, как Орлов узнал о романе и измене собственной жены, он подумал о ней без ненависти.
И тогда во всём доме и во дворе по периметру погас свет.
– Быстро, на пол! – крикнул Орлов.
Ольга не двигалась, и Орлову пришлось уложить её насильно.

 

Будка охраны с отдельным гаражом на первом этаже и собственными воротами в высокой непроницаемой ограде именовалась в хозяйстве Орловых «караульным помещением». Ну, нравилась Кириллу Сергеевичу армейская терминология, кто же станет возражать. Сам дом хозяев располагался в глубине большого участка, и к нему вели широкие парадные ворота.
Крепко сложённый, невысокий, белёсый охранник, полная противоположность верзиле Алексею, дежуривший на мониторах камер наблюдения, только что заварил себе крепкого чаю. Да так и застыл с поднесённой ко рту чашкой.
– Говоришь, шеф велел не увечить? – изумлённо произнёс он, обращаясь к Эльдару.
– Я этого не говорил, – ответил тот. – И этого не слышал.
Эльдар соображал быстро. В отличие от верзилы Алексея, он не испытывал к Ольге Павловне особой симпатии. Вообще-то, никакой симпатии, напротив, он считал её зажравшейся неблагодарной сучкой и поражался выдержке Орлова, но держал своё мнение при себе. И ладно бы сидела тихонько в уголке со своим трахальщиком, так ведь нет… За Кирилла Сергеевича Эльдар был готов расшибиться в лепёшку, и, насколько он помнил, это был первый случай, чтобы шеф дал слабину. Правда, Эльдар сомневался, что любезной Ольге Павловне так просто всё сойдёт с рук, видимо, всему своё время. Орлов был жёстким, очень, и, скорее всего, милой жёнушке ещё придётся за всё ответить по полной, и Эльдару не жаль её. Сперва он был, честно говоря, очень недоволен своим внезапным вызовом из отпуска. Однако когда шеф продемонстрировал пришедшие посреди ночи сообщения, решил, что, при всей нелепости, эта история может повлечь за собой кое-какие неприятные последствия. Последнее сообщение пришло минуту назад и гласило, что отправитель уже рядом.
– Слова-то какие, решил, что в собственную книжку играет? – Эльдар выжидательно посмотрел на хозяина и предположил: – Набухался, наверное.
– Он был трезв, – холодно возразил Орлов, забирая у Эльдара свой телефон. – Может, крыша поехала.
Глаза Орлова были спокойны, как всегда, но Эльдару не понравился ствол на журнальном столике, не наделал бы шеф глупостей.
– Кирилл Сергеевич, – Эльдар кашлянул, помялся и выразительно посмотрел на журнальный столик.
– Что? – поинтересовался Орлов. – Не твоя забота! Пусть себе лежит.
Эльдар тяжело вздохнул. Орлов рассмеялся:
– Да я бы с удовольствием. Но… – поглядел на него с тёплой улыбкой. – Не беспокойся, я же не идиот… в собственном доме… да и времена сменились.
И он хитро улыбнулся. Затем всё же махнул рукой:
– Ладно, помните его хорошенько, не жалея, а потом выкиньте за порог.
Эльдар кивнул, снова взглянул на ствол: такие вещи делают втихую, но шеф прав, времена сменились. И понял, что Кирилл Сергеевич не давал никакой слабины, он всё держит под контролем.
– То есть не увечить? – решил уточнить Эльдар с понимающей улыбкой.
– Я этого не говорил, – ответил Орлов. – И этого не слышал.
Именно эту фразу Эльдар только что повторил белёсому охраннику. Ему вообще нравились выражения шефа. А изумление белёсого с поднесённой ко рту чашкой чая оказалось вызвано тем, что тип, появившийся у парадной двери, был, конечно, совершенно ненормальным. Он умудрился вырядиться то ли каким-то ниндзя, то ли этим хреном из кино, Дартом Вейдером, Мститель, короче. Ничего более идиотского белёсому охраннику видеть не доводилось.
– Явился, – несколько сокрушённо вздохнул Эльдар. «А ведь шеф и тут прав, – успел подумать он. – Точно, крыша поехала». – Бэтмен… Ну и где ты это взял? Театр, что ли, по дороге обчистил?
Эльдар отжал тангету рации, оповещая всех охранников:
– У нас гость.
Однако произнёс это так, чтобы, невзирая на весь ненормальный маскарад, в его тоне не осталось и намёка на какое-либо веселье. И оказался прав.
То, что тип сотворил дальше, вызвало изумление уже у самого Эльдара. Недолгое, правда. Тип приветливо помахал им ладошкой в камеру, – впрочем, выражение лица было не определить, ибо оно пряталось за столь же чёрной и нелепой маской, – а затем извлёк ствол с глушаком и просто выстрелил в глазок видеонаблюдения. И по монитору тут же пошло зерно.
– Мать твою! – ошалело провизжал белёсый и чуть не захлебнулся от возмущения. – Ты что, гандон, творишь?
Но Эльдар соображал гораздо быстрее. Похоже, этот маскарад означал… не совсем отъезд крыши. Что-то другое. Неприхотливый, надёжный в ближнем бою ижак на базе старого доброго макарова был уже при Эдьдаре. И он решил прихватить ещё и помповое ружьё 12-го калибра: крупная дробь, и кучность хорошая, с тридцати метров проделает дыру размером с тарелку. Это было легальное оружие охранника, в доме хранилось и кое-что посерьёзнее, но Эльдар рассчитывал, что его не придётся пускать в ход.
Эльдар соображал быстро и пытался понять, хотя бы примерно, что именно может означать этот ненормальный маскарад. Но у него не получалось. Однако когда в караульном помещении отрубился следующий монитор, стало ясно, что этот ряженый тип каким-то непостижимым образом находится уже внутри ограды. Похоже, дело принимало скверный оборот.

 

Эльдар уже сделал все необходимые распоряжения, полностью собрав личный состав охраны в доме. Кроме белёсого – тот остался в караульном помещении докладывать о результатах наблюдения за территорией. Эльдар был хорошим бойцом, но почему-то вместо привычного в подобной ситуации холодного возбуждения, ощутил сейчас в сердце только глухой укол тоски.
У главного входа в дом находился ещё один монитор видеонаблюдения – связь с караульным помещением.
– Что там? – спросил Эльдар у белёсого.
– Тихо, не вижу его, – доложил тот.
«Сам ты тихо, баран ты конченый», – подумал Эльдар. Новенький и Алексей подошли сюда. Ещё два ствола. Ворота располагались далеко, вся территория двора была освещена и хорошо просматривалась. Кирилла Сергеевича Эльдар только что попросил пройти вглубь дома, в каминную, и услышал его приглушённый голос, видимо, разговаривает с женой. Эльдар постарался сейчас о ней не думать.
И тогда по всему периметру участка и в доме погас свет.
«Вот сука!» – подумал Эльдар и услышал возглас Орлова: «Быстро, на пол!»
Молодец, шеф, правильно.
– Врубай резервное, – приказал он белёсому.
– Уже, – отозвался тот.
Верзила Алексей чуть покачнулся и тихо сказал:
– Он знает, как у нас всё устроено.
«Верно, – подумал Эльдар. – Парень хорошо подготовился». И следом пришла менее приятная мысль: «Он был здесь. Прежде. Может быть, когда Орлов уезжал, эта сучка приводила его сюда».
Включилось автономное питание. Генератором давно не пользовались, и свет пока был тусклым. Собственно, генераторов было два, и врубить надо было оба.
– Давай его на полную! – нетерпеливо велел Эльдар в монитор.
– Включено, – кивнул белёсый.
Эльдар моргнул. И у него раскрылся рот. Он сглотнул и почему-то не смог выдавить следующую фразу.
– Сзади! – закричал в камеру Алексей.
Но и верзила уже не успевал со своим предупреждением. Белёсый сидел в крутящемся кресле и, разговаривая, смотрел прямо на них. И сейчас на глазах у всех белёсый охранник обзавёлся ещё одной парой рук. У него, словно у какого-то безумного индийского божества, появились дополнительные две руки. Выросли из-за спины. Снизу. Только он этого даже не чувствовал, продолжая говорить с ними.
«Такое невозможно», – мелькнуло в голове у Эльдара. Чёрные руки. Контрастные белые перчаточки, и в них бритва. Мягко, словно всего лишь собираясь побрить, уходит под подбородок. И перерезает горло. Белёсый даже не успел понять, что уже мёртв.
Новенький застонал. Ублюдочный Бэтмен поднялся из-за кресла в полный рост, положил бритву рядом с пультом и снова приветливо помахал им белой перчаткой.
Алексей передёрнул затвор, досылая патрон в патронник, и шагнул во двор.
– Нет! – остановил его Эльдар. – Всем быть в доме.
Алексей остановился, но ещё не поворачиваясь.
– Защищаем хозяина, – глухо произнёс Эльдар. И оказался прав. Весь свет снова погас, он вырубил резервное питание. Этот укол глухой тоски в сердце повторился.

 

Страх, словно обладая холодными пальцами, пополз по спине Ольги. Когда свет в доме погас во второй раз, Алексей пришёл сюда, Эльдар приказал ему. Рядом с большим надёжным Алексеем вроде бы не должно быть так страшно, но Ольга ничего не могла с собой поделать. Этот страх был сильнее её воли, так просто подавить его не удавалось, он был каким-то животным, парализующим, иссушал каждую клеточку её существа. И Ольга узнала этот страх. Вспомнила, не спутать, он приходил к ней той ночью в Поляне. В горах, когда в бледном неверном свете луны двигались тени. Только… он не был вызван этими тенями. Не одними ими. Животный, неконтролируемый, первобытный страх ребёнка, смертельно перепуганной девочки, был в её жизни давно, а в Поляне повторился, и сейчас пришёл снова. Хотя в Поляне Ольга этого, наверное, не поняла: за много почти счастливых, почти беззаботных или почти сносных лет этот страх забылся. Ольга жила, как умела, и справлялась, как умела, но она заставила прошлое больше не возвращаться, и последний год вышел действительно почти счастливым. По крайней мере, в её жизни он был самым лучшим.
И вот теперь страх, не до конца распознанный в Поляне, вернулся. Не спутать. От него становилось мутно и сводило живот, и внутри неё этой перепуганной девочке хотелось только беспомощно выть.
– Не бойся, милая, – вдруг сказал ей Орлов и передёрнул затвор пистолета. Попытался подняться, но Алексей что-то прошептал ему. Про белёсого охранника. Ольга не разобрала, что именно. Она только знала, что случилось что-то плохое. И что этот страх вернулся.

 

Всё более напряжённое молчание и тишина. Непонятно, что именно отбрасывает это движение теней во дворе, может быть, ветер в соснах.
– Внизу, гараж, вторая дверь, – говорит Эльдар новенькому. – Там генератор. Врубай резервное вручную.
– Понял, – тут же отвечает новенький, разворачивается к лестнице в гараж, но Эльдар понимает, что уже поздно. Хлопки во дворе, взлетает первая ракета фейерверка, взрывается в черноте неба, и тут же весь двор окрашивается гирляндами салюта.
– Стой, – говорит Эльдар новенькому. – Всё! Быть здесь.
Этот Бэтмен решил порадовать их фейерверком и не поскупился; грохот стоит, как от канонады, яркие разноцветные вспышки освещают двор и прихожую – да в доме Орловых настоящий праздник.
– Сука, – нервно шепчет новенький. – Психическую атаку устроил, что ли?
«Хуже, – думает Эльдар. – Ему надо приглушить звук выстрелов. Только это будут наши выстрелы. Потому что его собственный ствол и так с глушаком».
Следом успевает прийти мысль, что для просто писателя этот тип, которого, конечно, язык больше не повернётся назвать ненормальным, действует слишком грамотно.
– Сука, – с тоской произносит Эльдар, но сейчас он думает, скорее, о хозяйке. А дальше ему остаётся только плыть по течению.

 

Вспышки и фейерверк закончились. Эльдар прислушивается, различает странный звук и понимает, что это новенький скрипит зубами. В прихожей, как и в подсобках внизу, тоже есть фонари, мощные, налобные, Эльдар раздал их. Алексей включил фонарь и, видимо, ещё телефоны в каминной, молодец верзила. Лестница ведёт с третьего этажа вниз, в гараж. И если не через главную дверь, то легче всего проникнуть в дом оттуда. Из гаража. Эльдар держит под прицелом крыльцо, новенький прикрывает его, и третий охранник, дядя Вова, скоро на пенсию, но всё ещё порвёт любого, взял под контроль лестницу. И приходит гораздо более красноречивый звук, чем скрежет зубов – камнем выбито окно.
«Странный способ проникнуть в дом», – это вялая мысль и неправильная. И новенький, и охранник на лестнице реагируют на звук разбитого стекла. Фонарик Эльдара выхватывает на полу камень, прилетевший со двора, и привязанную к нему тесёмку. Зачем? Он швырнул камень издалека, как из пращи? Тогда бы тот залетел по другой траектории и не валялся рядом с разбитым окном. Эльдар не понимает, что происходит, и от этого тот самый тоскливый укол ощущается сильнее.
«Лестница… Мы ждём его либо со двора, либо снизу, из гаража. Верно? Я бы на его месте тоже знал это. Камень… Его не кидали со двора».
Эльдар всё вдруг понял. Он уже в доме. Ублюдочный Бэтмен уже здесь, внутри. И окно разбил, кинув камень со второго этажа. Мы ждали его снизу лестницы, а он придёт сверху.
Во дворе снова зажигательный фейерверк. Но Эльдара больше не обмануть. В отличие от его парней. Как всё нелепо, глупо и трагично… Время словно замедляет свой бег. Эльдар успевает увидеть лица: дяди Вовы на лестнице и новенького – они всё ещё смотрят на разбитое окно, а потом на него; их нельзя за это винить – они лишь реагируют на события и ждут распоряжений старшего. А Эльдар снова видит эти белые перчатки, появившиеся из темноты, сверху, на лестнице. И удавку в этих руках, которая уже обвилась вокруг шеи дяди Вовы.
(Нелепо)
«Почему? Как можно не чувствовать его?» – приходит мысль, и одновременно Эльдар вскидывает помповое ружьё. И слышит свой голос, вопль, приказ откуда-то со стороны:
– Стоять!
Он понимает, что это его единственный шанс. Выстрел крупной дробью из 12-го калибра, конечно, заденет дядю Вову, заденет его товарища, возможно, разделив дырку размером с обеденную тарелку на них с ублюдком Бэтменом двоих. Но Эльдар возьмёт такой грех на душу. Он станет его потом отмаливать всю жизнь, но возьмёт, потому что другого шанса на выстрел у него не будет. И Эльдар почти успевает сделать свой самый важный выстрел в жизни. Он видит конвульсивные подёргивания, вероятно, уже мёртвого дяди Вовы, и как тот валится с лестницы вниз, видит, как недопустимо медленно, через левое плечо, начинает разворачиваться к Бэтмену новенький; под грохот феерверка, этой смертельной светомузыки он давит на спусковой крючок и успевает заметить, с какой молниеносной скоростью перемещается по лестнице их гость, словно он и впрямь ублюдский Бэтмен. И видит две встречных вспышки выстрелов. А потом чувствует, что по его руке словно ударили кувалдой, и ещё один обжигающий удар чуть ниже бронежилета, гораздо менее болезненный.
«А ведь я тоже задел тебя, – думает Эльдар. Вспышки фейерверков тонут в красном мареве перед глазами, но, вероятно, произведён, ещё один выстрел. – Он очень быстрый… Как нелепо»
(Бэтмен)
А потом приходит темнота.

 

– Что там? – громко позвал Алексей. Только что в прихожей грохнул явно ружейный выстрел. И повис тяжёлый запах отработанных пороховых газов, уже плывёт сюда. Он присел на одно колено, схоронившись за выступом каминной стойки и укрыв собой объекты охраны. Ольга Павловна и Орлов лежат на полу за камином. С двух других сторон их защищает глухая стена. И пройти к ним он, ночной гость, в прямом смысле сможет только через его, Алексея, труп. Правда, это обстоятельство его вряд ли остановит.
Алексею требовалось срочно знать, есть ли у них ещё потери. Включая Орлова, дом защищают шесть вооружённых мужиков, и пока, судя по всему, с их стороны был произведён всего один выстрел. Из помпового ружья – звук оглушительный, пришлось даже приоткрыть рот, быстрее справляясь со звоном в ушах, – бил, скорее всего, Эльдар. Шеф наконец-то позвонил своим ментам, сообщение о том, с каким хладнокровием было перерезано горло, подействовало на Орлова отрезвляюще. С каким-то неприятным тягостным удивлением Алексей обнаружил, что с того момента, как во второй раз погас свет, прошло не более двух минут. Пришла ещё одна мысль, и лёгкий холодок пощекотал от неё затылок: «Почему он не почувствовал его прямо за своей спиной? Даже чужой пристальный взгляд чувствуешь издалека, тем более, чужое присутствие. Он, что, настолько бесшумен? – цевьё оружия под его левой рукой было холодным. И Алексей поправил себя, только снова холодком подуло в затылок: – Что его мысли и его эмоции не «гремят»? Такого не бывает. Это невозможно».
– Парни, вы целы? – повторил Алексей.

 

Эльдар открыл глаза. Понял, что может дышать, но хорошо бы снять бронежилет. Ещё обнаружил, что кисть его правой руки раздроблена, по ногам стекает что-то тёплое. Эльдар попытался подняться и понял, что ноги не подчиняются ему. Новенький лежал рядом, и у него была снесена часть лица. С какого же калибра бил ублюдок Бэтмен? Эльдар забрал у новенького оружие и отвернулся от него. Попробовал подсчитать, сколько было выстрелов из ствола с глушаком, и не смог. А потом услышал то, что его снова должно было удивить, да так, что раскрылся бы рот, если бы у него ещё осталась возможность удивляться. Звук шёл из большой проходной залы, разделяющей прихожую, лестницу и каминную. Рот у Эльдара всё-таки открылся, но только потому что с уголка выступила кровавая пена. Голос, который он сейчас слышал, был такой же, как и наряд ублюдского Бэтмена, словно из кино, словно какого-то сраного Дарта Вейдера:
– Алексей, – произнёс механический, неживой голос. – Я знаю, что вы были добры к своей хозяйке. Ей ничего не угрожает. Орлов умрёт.
«Сука! Это всё из-за этой сучки!» – подумал Эльдар. Чуть отклонился. Ублюдок стоял к нему спиной, вспышки несмолкаемого фейерверка выхватывали его из тьмы, затаился перед входом в каминную. Хочет, чтобы верзила сдал шефа. А чего, он не прочь подкатить яйца к его жене! Они сейчас могут втихаря всё проделать…
– Всё из-за этой суки! – чуть слышно прошептал Эльдар. Отёр левой рукой, в которой держал ствол новенького, пену со рта. И так как подняться он не мог, Эльдар пополз.

 

Алексей скривился. Механический голос, как из какого-то чудовищного кино, комиксов для взрослых. И означал этот трансформированный, явно пропущенный через какой-то акустический фильтр голос вовсе не то, что говорил. Как минимум ещё две вещи: тот, кто говорит, всё-таки не хочет, чтобы его опознали, и то, что… парни, которых только что звал Алексей, вовсе не целы.
Орлов пошевелился. А с Ольгиных губ сорвался какой-то странно высокий стон да ещё и хрипы в придачу.
– Спокойно, – тихо сказал им Алексей. – Полиция уже едет.
Но, видимо, Орлов уже не мог спокойно.
– Сука, положил всех, – горячо прошептал он и выкрикнул: – Давай-ка. Заходи, потолкуем!
Механический голос проигнорировал слова Орлова:
– Алексей, я больше предлагать не буду.
Теперь стон, слетевший с Ольгиных губ, показался низким, грубым. Эх, Ольга Павловна, что же вы скрываете…
– Просто положи оружие и подними руки, чтобы я видел тебя, – добавил механический голос. Диалог вёлся только с Алексеем, какая-либо интонированность отсутствовала.
«Уже едет полиция, совсем чуть-чуть, – подумал Алексей. – Кем бы там ни был её писатель: спецназовец, ниндзя, сраный супергерой – чудес не бывает».
И услышал сухой металлический звук – клацанье передёргиваемого затвора.
– Нет! – приказал Алексей. Впервые за время работы у Орлова он позволил себе так говорить с шефом. Только Орлов его больше не слушал. Он вскочил на ноги и завопил:
– Сука! Явился в мой дом и вздумал командовать?! – выставил ствол перед собой. – Надо валить тварь!
«Что ты творишь? Откроешь нас обоих», – но эта мысль Алексея была запоздалой. Орлов отвык, что какие-то вещи не подчиняются его контролю, но больше всего отвык быть напуганным, вот и психанул. И эти ошибки уже не исправить.
Что-то покатилось по полу, от входа прямо к камину. Алексей, наверное, уже всё понял, но ему необходимо было удостовериться. Похоже, этот Форель и правда знаком со спецсредствами. И бережёт Ольгу, правда, странным способом. Это была шумовая граната.
– Ложись! – закричал Алексей. Но Орлов, к счастью, и сам уже среагировал, бросился на пол, ударившись больно о стену.
– Зажми уши, – велел Алексей, склоняясь над Ольгой. Потом поступил так же со своими и раскрыл рот. Он войдёт не сразу после вспышки, и Алексей не должен дать нейтрализовать себя; оружие лежит рядом, он всё успеет.
Граната прекратила своё движение. Тишина, густая, зловещая. Сейчас. Сейчас будет вспышка. Но Алексей уже слышит отдалённые звуки сирен – менты, Чип и Дейл спешат на помощь. И хоть попытка улыбнуться могла бы показаться кому угодно чудовищной, Алексей не станет возражать, – нервам надо иногда давать выход.
А потом Алексей понял, что ничего не происходит. Что все отсчитанные до взрыва мгновения уже прошли. И услышал какой-то свистящий звук, похожий на шёпот бритвы, рассекающей воздух. Только это была не бритва. Жалящий укол. Словно оса укусила в шею. Он ещё успел поднести руку к шее и откатиться от Ольги, но рука его безвольно упала. Алексей сел, прислонившись к стене, он всё ещё пытался закрыть собой Ольгу. От самых кончиков ног как будто побежала приливная тёплая волна, тело тут же сделалось тяжёлым, становясь всё менее подвижным. Алексей попытался дотянуться до оружия, «Сайги», но рука лежала рядом и не собиралась слушаться, словно связь между мозгом и мышечной деятельностью была перерезана. Алексей скосил глаза. Граната была бутафорская, детская игрушка, осталось только, чтобы оттуда выскочил весёлый пластмассовый человечек и заржал. Он опять их обманул. И продолжает обманывать сейчас. Он выстрелил шприцем, и Алексей не знает, из чего. С него станется, что плюнул дротиком через трубку. Любит выкрутасы. Только теперь у него в руке ствол с глушителем, и он действительно умеет двигаться бесшумно и со скоростью молнии. Мгновенный выпад ногой, и Орлов, который, уловив движение, попытался подняться, успевает только всхлипнуть и отключается. Ненадолго. Это представление не окончено. Он знает болевые точки, куда бить, и сегодня распределил для каждого своё.
«Ты всё-таки пощадил меня!» – думает Алексей. Человек в чёрном костюме (конечно же, не Бэтмена) уже здесь, стоит над ним. Ольга, поджав ноги, забилась в угол. Что-то типа шока. Но похоже, нижняя губа всё-таки дрожит – хороший знак. Эх, Ольга Павловна… Вот только звук, выходящий из её горла, Алексею не понравился, Ольга Павловна, конечно, не скулит, это что-то другое, намного хуже, красивые женщины иногда издают звуки, которых сразу не расшифровать. Эх, Ольга, а твоего мужа сейчас убьют. У тебя на глазах. И если это забота о тебе, то человек, пришедший на помощь, в конец долбанутый урод, больное чудовище, какой-то сраный Минотавр. Может, это и не помощь вовсе: болевая точка, для каждого своё.
Орлов застонал, очухался, приходит в себя. Тоже боец… Даже не успел среагировать, хотя, говорят, по молодости был тем ещё отморозком. Эх, молодость, Ольга Павловна… Человек, который был, конечно, не в костюме Бэтмена, наступил Орлову на руку и отбросил ногой выпавшее оружие в сторону, а затем приставил ствол с глушителем к его лысой голове. А вот Алексей тут может только сидеть и безвольно смотреть. Странно: эта чёрная Бэтменская одежда пробита, по руке течёт кровь, он ранен, кто-то из парней, Эльдар, скорее всего, зацепил его. Он, что, этого не чувствует? Он пришёл сюда казнить, и ему не до ранок на руке. Алексей очень много бы ему сейчас сказал, да язык тоже не особо подвижен. А вот Орлов не скулит, он бранится, ворчливо, как обезумевшая старуха. И это смешно, это тоже смешно, потому что какой бы ты ни был крутой отморозок, жить хочется всем. А может, смешно не поэтому, а от препарата, который сделал его неподвижным, однако одарив покоем. И все тревоги последних дней стали отступать, словно их и не было вовсе. Вот только мужа убьют на глазах у Ольги Павловны, а ей, судя по всему, и так досталось по жизни…
А потом случилось то, чего не ожидал ни Алексей, ни Орлов.
– Нет! – страшно и растянуто произнесла Ольга. Её голос показался низким и грубым. Немножко безумным. – Стой!
Бэтмен посмотрел на неё, не отводя ствола от головы Орлова. А она вдруг вскочила, истеричная женщина, и оттолкнула его. Орлов перевернулся, но ему удалось всего лишь сесть – Бэтмен всё держал под контролем.
– Он мой муж, – проговорила Ольга, нелепо вставая между Бэтменом и его жертвой. Её голос вроде бы зазвучал спокойней, только это было спокойствие шока, и прежние безумные огоньки в глазах выдавали её. – Ты не сделаешь этого. Или стреляй в меня.
А ещё кроме вызова и усталого сожаления в её голосе была ненависть то ли к Орлову, то ли к тому, кто явился его убить, или же к тому, как всё сложилось в жизни.
Бэтмен молчал. Никаких механических примочек. Глаза в прорезях маски ничего не выражали. Потом он перевёл ствол от головы к коленной чашечке и просто спустил курок. Орлов вскрикнул и завыл. Перекатился по полу, держась за ногу. Механическая примочка всё же была. Примерно в том же месте, куда Алексея ужалила оса. Бэтмен поднял руку к своему шлему-маске чуть ниже скулы и нажал на что-то:
– Ладно, живи, – прозвучал тот же механический голос. – Благодари жену.
– Сволочь! – выкрикнула ему Ольга и склонилась над вопящим Орловым. Теперь его речь стала более членораздельной: он материл и Бэтмена, но и Ольгу тоже. Алексей нашёл это странным. Орлов не был отчаянно бесстрашным, скорее всего, он просто рехнулся. От боли, беспомощности и страха, о которых давно успел забыть. Но Алексей видел ещё кое-что. В каминной появился Эльдар. Ползёт, перебирая локтями, в левой руке ствол, ИЖ, ноги тащит за собой, оставляя кровавый след.
Бэтмен посмотрел на Алексея, вновь дотронулся до своего шлема чуть ниже скулы:
– Не волнуйся, через два часа всё пройдёт, – сказал он ему. – Извини, пришлось дать тебе лошадиную дозу. – И добавил: – Пей больше воды.
Алексей сморгнул. Только что о нём проявили заботу. Этот кровавый спектакль всё больше отдавал безумием. Бэтмен перевёл взгляд на хрипящего и вопящего Орлова и сказал:
– Заткнись.
Сирены патрульных машин звучали уже гораздо ближе. А Эльдар дополз до валяющейся на полу бутафорской гранаты. Бэтмен заметил его, – скорее, наконец обратил внимание, – когда тот нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало, лишь сухой металлический щелчок.
«Не осечка, – успел понять Алексей. – Он просто разрядил оружие. И здесь для каждого своё».
Их гость шагнул к Эльдару, быстро, – невзирая на весь этот бутафорский прикид двигался он с какой-то пугающей грацией, – выбил ногой бесполезный теперь ствол, ухватил Эльдара за шиворот и просто поволок за собой. Левой подстреленной рукой; вся его чёрная одежда уже прилично пропиталась кровью вокруг раны. Он, что, не чувствует боли? Неуязвимый. Пули не берут?!
– Не заткнёшься, прострелю тебе второе колено, – сказал он Орлову. Ровное механическое сообщение.
– Убирайся! – завизжала Ольга. Кирилл Сергеевич продолжал материть обоих. Жену всё более грязно. Алексей отвернулся. Скоро всё закончится. Но лучше бы шефу и правда заткнуться. Но того словно прорвало. Бэтмен спокойно прицелился во вторую коленную чашечку. И тогда Эльдар совершил свою самую главную ошибку. Он перевёл тяжёлый взгляд с ноги шефа на Ольгу и выдавил ей прямо в лицо:
– Сука! Это всё из-за тебя, – возможно, боль. Возможно, шок, а может быть, давно держал в себе, и вот всё это сейчас вышло. – Сука конченная!
Ольга лишь закусила губу, а Алексей смог медленно повернуть голову обратно и посмотрел на Эльдара. «Как же ты держал в себе столько ненависти?» – подумал он.
Орлов продолжал исторгать проклятия. Обещал, что теперь найдёт Бэтмена и закопает его живьём. Видимо, то, что его жену только что назвали сукой, на него никак не подействовало. Спектакль достиг своей кульминации. Бэтмен с изяществом киногероя крутанул пистолет в ладони и ударил Орлова чуть выше лба. Рана пустяковая, но крови сразу много. Потом он приставил ствол к голове Эльдара и хладнокровно нажал на спусковой крючок. Эльдар дёрнулся и повалился на пол. Ольга вскрикнула, закрыла лицо руками, почему-то обернувшись вокруг своей оси, и просто завыла. Но Кирилл Сергеевич наконец-то заткнулся.
– Ты всё понял начёт суки? – механический голос, который все они теперь не скоро забудут. Он будет преследовать их в липких ночных кошмарах, а потом, в один прекрасный день, всё пройдёт. Или нет.
Орлов не отвечал. Лицо в крови, взгляд тяжёлый, исподлобья.
– Убирайся, – прошептала Ольга, отнимая ладони от своего лица. Бэтмен не обратил на неё внимания. И взвёл курок. Лицо Орлова застыло.
– Я задал вопрос, – механический голос Бэтмена.
Орлов что-то злобно пропищал. Алексей скосил на него взгляд, впервые за всё время работы в этом взгляде промелькнуло презрение.
– Не слышу?! – потребовал Бэтмен.
– Понял, – почти выкрикнул Орлов.
– Хорошо.
Бэтмен развернулся и двинулся прочь. Полицейские сирены звучали совсем близко.
– Ты скрываешь голос, чтобы я не узнала тебя? – вдруг сказала Ольга.
Бэтмен уходил, не будет никаких ответов.
– Это ты мне тогда подарил белые лилии? – закричала ему вслед Ольга. – В Поляне?!
Алексей не понял, что услышал в её голосе, что-то зловещее и тоскливое одновременно.
Бэтмен уходил.
– Нет, не ты, – произнесла Ольга. Этой обречённой глухой тоски в теперь тихом голосе стало ещё больше. – Но ты был там.
Спина Бэтмена качнулась. На какое-то мгновение произошла заминка, даже показалось, что Бэтмен остановился, и на это самое мгновение дом вновь наполнился угрозой, но он не стал оборачиваться, наоборот, теперь ещё быстрее зашагал в ночь, откуда пришёл. А Ольга, к счастью, не успела добавить то, что чуть не сорвалось у неё с языка: «Хотя я сказала тебе, что ты для меня не существуешь. Как и она».
Назад: 42. Перепад напряжения
Дальше: 44. Этой же ночью (Эндшпиль)