Сухов и Ванга дочитывали рукописный текст, с трудом пробиваясь сквозь почерк Форели. Несколько раз Сухов ловил себя на том, что думает: «Ох, чёрт, что же творится в его башке? В его симпатичной башке?!» Может, Ванга права – он мог бы быть Телефонистом, но ему повезло, он стал писателем.

В другой раз он подумал: «Что это? Как он утверждает – пишет только развлечь читателя, и судя по тиражам, ему это удаётся? Или необходимость выпустить своих собственных потаённых чудовищ? Попугать, шокировать, показать потаённые страхи и фантазии, и выпустить чудовищ, которые в обычной жизни обычного человека спят глубоким сном и никогда не проснутся?!»

И они читали дальше. Это было даже больше того, на что они рассчитывали. Сначала Форель позволил им прочитать то, что было набрано, первые три главы, отправленные им вчера издателю. И всё труднее было отделаться от ощущения, что «Две свечи» являлись буквально сценарием для ролика, поученного ими первого апреля в 11:34 пополудни. А потом он дал им рукописные страницы.

– Я такого ещё не делал, – хриплым голосом признался Форель. Он то ли смущался, то ли его похмелье оказалось несколько посильнее, чем у Сухова. – Этого ещё не видел никто. Написал только что. Начал в Поляне. Так хорошо работалось, быстро; закончил уже здесь. Ольга знает, но не читала… Аркаша… Григорьев тем более.

– Вы не давали никому читать своих рукописей? – удивилась Ванга.

– Никогда, – как-то печально признал Форель. – Это даже ещё не набрано. Не прошло авторский фильтр. Это как ваши черновики, помните, Сухов, вы вчера спрашивали? Сырой обнажённый текст, – он болезненно поморщился. – Не давал. Не хочу, чтобы кто-то копался в моей голове.

«Похмелье у него правда сильное, – сочувственно подумал Сухов. – Хоть и держится огурцом».

– Даже Ольга, – добавил Форель. – Тем более, Ольга. – Правда смутился и сказал: – С похмелья люди иногда бывают откровенней, чем допустимо. Не обращайте внимания, – улыбнулся. – И обещайте не использовать против меня.

– Обещаем, – Ванга ответила ему ободряющей улыбкой, а потом её губы опять наметили это движение, как будто она собиралась шмыгнуть носом. – То есть, для полной ясности, кроме автора – мы первые?

– И единственные, – ответил Форель. – Теперь, наверное, до тех пор, пока книга не будет дописана. – Посмотрел на них испытующе. – Вы ведь уже поняли, для чего я это делаю.

– Догадываемся.

– Раз уж речь зашла о том, что он… копирует книгу… Всё равно – немыслимо.

– Полагаете, совпадение может случиться ещё раз? – осторожно спросила Ванга.

– Это не совпадение, Ванга! И вы знаете это, – одно короткое мгновение писатель выглядел беспомощным. – Что я могу полагать? Это ведь необъяснимо, да, Ванга? Это же дурдом… Такое даже представить невозможно.

– Вы видели ролик, – быстро сказала она.

– Видел, – вместо того, чтобы кивнуть, Форель как-то странно помотал головой. – Поэтому хочу, чтобы вы знали всё, что уже написано или будет написано в пятой книге. Только вы и я. До окончания романа его текст не увидит больше никто. И если это снова случится…

Его голос сорвался. Сухов сказал:

– Если это снова случится, то это будет похлеще, чем просто дурдом.

– Послушайте, я писатель и, как уже говорил, могу предположить всё что угодно. В том числе, даже то, – он грустно развёл руками, – что я болен. Не ведаю, что творю. Шизофреник ведь не знает, что он шизофреник. Записываю, как видения, то, что случилось на самом деле. Это было бы самым простым объяснением. Конечно, для меня – самым печальным. Но… Ведь думали об этом? Сухов точно! От подобных пограничных, даже катастрофичных мыслей меня спасает стопроцентное алиби. И то, что моя жизнь холостяка-затворника закончена, с некоторых пор я не один. Можно сказать, случайно совпало, – он вдруг быстро щёлкнул пальцами; его недавнее болезненное смятение проходило. – А можно сказать, просто повезло!

Весело посмотрел на Сухова и предложил:

– Сухов, пива хотите?

– Очень, – признался тот. – Но потерплю. Если позже.

– Правильно! – одобрил Форель. – Нас ждёт очень серьёзный разговор, а потом и… Мне тоже надо.

Посмотрел на рукопись, которую только что передал им:

– Вот так и выходит: обещал Ольге, что у неё будет право первой ночи, первый читатель… Получается, что соврал. – Подумал, поморщился. – Но так даже будет лучше. Для её же блага.

– Меньше знаешь, крепче спишь, – согласился с ним Сухов.

– Точно! – Форель ещё раз щёлкнул пальцами. – А про сны как-нибудь потом поговорим… Всё-таки хотелось бы рациональных объяснений, – усмехнулся. – Пока не всё потеряно. И насчёт полнейшей и абсолютной конфиденциальности – мы договорились с вами.

Сухов и Ванга кивнули.

– Простите, но у всех свои крысы в голове, – настаивал писатель. – Хочу, чтобы и с этим осталась ясность: при малейшей утечке любого рода наше сотрудничество тут же заканчивается. Я подозреваемый? Окей!

– Надеюсь, не подозреваемый точно, – неожиданно заявил Сухов. – В худшем случае, свидетель. Лучше всего, если бы речь шла о консультанте, как с Тропарёвским делом.

Форель усмехнулся, не глядя на Сухова, указал на него большим пальцем:

– Ванга, вы слышали – он прозрел.

А она в ответ чуть ли не прыснула и отвела взгляд.

– Но всё-таки с ясностью, – не унимался Форель. – Утечка – конец сотрудничеству – я подозреваемый. Окей! Окей… тогда между нами появляются адвокаты и прочие бездельники…

Ванге понравилась последняя фраза, и она сказала:

– Мы усекли.

Форель посмотрел на неё вполне дружески. Похоже, последствия пьянства начали потихоньку отпускать его. Он признался:

– Ванга, я вам доверяю. Я редко ошибаюсь в людях и вполне понимаю, как вы можете себя повести для… дела. Вроде бы для дела. Не торопитесь, здесь другой случай. Ошибка пройдёт, а предательство останется. Другой, ваш случай.

Ванга взглянула на него с интересом и смущением.

– Доверяю, – кивком головы подтвердил Форель. – Во многом мы разные, но в этом похожи. Мы скрытные. Редко допускаем в свой мир. И тогда это дорогого стоит. Я даже ему доверяю, – он вдруг широко и дружелюбно улыбнулся Сухову и махнул рукой. – Действительно, кто старое помянет…

Сухов с пониманием кивнул. «Что происходит?» – подумала Ванга. – «Это чё, мужики затеяли мириться?»

– Так что мы сейчас организуем нечто вроде герметического треугольника. Я понимаю, как это звучит. Как нелепо… Но ведь то, что происходит, далеко не нелепо… Я не знаю, как он это делает. Совпадения – и то чудовищны! Но это хотя бы можно объяснить, оставаясь в рациональном поле. Опережения невозможны! Это… безумие. Никто не может копаться в нейронах чужого мозга, и предугадывать здесь нечего. Не прокатит! Я сам не знал, что напишу. «Две свечи» родились случайно из зрительного образа. Читайте, а потом завершим нашу беседу.

– А что вы говорили про сны? – неожиданно спросила Ванга.

Сухов с удивлением посмотрел на неё, – вроде договорились безо всяких там колечек всевластия, – а потом на Форель, и ещё больше удивился. Тот сразу как-то снова поник, словно похмелье немедленно напомнило о себе.

– Вас тоже беспокоит всякая дребедень? – он попытался усмехнуться.

– Ну, с этим у меня вообще сложно, – призналась Ванга.

– А я сплю, как убитый. Или как ребёнок. Особенно когда работаю. Но не в этот раз.

– Вы его видели? – быстро спросила Ванга.

Форель осторожно посмотрел на неё. Не удержался от усмешки. Сухов с раздражением почувствовал, что опять может угодить на сеанс какого-то спиритического кружка.

– Ванга, думаю, о таких поворотах сюжета всё-таки говорить ещё рановато. Но… да. Он был без лица, – сказал Форель. – Овал черноты. Но главное не это, – усмехнулся, но не мрачно, а как будто жалуясь: – Он пытался меня убедить, что… вроде как… оживший персонаж. Что рукопись – надёжное прикрытие для тех, кто пока закончил свои дела.

Ванге опять захотелось коротко шмыгнуть носом.

– Но это вполне объяснимо, – заявил Форель уже пободрее. – Я ведь действительно раздумывал о том, как мне оживить Телефониста для новой книги.

– Ну да, – вспомнил Сухов. – Это ваше изменённое сознание… Имитирующее смерть. Если я правильно понял первые главы. А то, что дальше, в «Две свечи» ему понадобилось, чтобы… ну, вроде как восстановить силы. Вполне себе логика серийника.

– Сухов, да в вас дремлет великий литературный критик! – восхитился Форель.

– Непробудным сном, – отмахнулся тот.

– Так вот, – взгляд у писателя вновь сделался серьёзным, хотя белки всё ещё оставались воспалёнными. – Содержание текста не выйдет из этого треугольника. Запечатано герметически, пока мы с вами не разберёмся, что происходит.

Сухов отметил про себя это «мы с вами», и они начали читать рукопись.

…Форель принимал их в своей просторной гостиной. Кирилл и ещё один сотрудник их отдела уже проверили эту комнату и сейчас возились в кабинете хозяина, единственном месте, по мнению Форели, откуда могла произойти утечка. Сам Форель, запретивший им с Вангой перефотографировать какие-либо куски текста, молча сидел тут же в кресле, не шевелясь, словно каменный истукан с острова Пасхи. И Сухов снова успел его пожалеть, бедняге ведь и вправду очень херово. Сухов, кстати, успел оценить его невзыскательный вкус: здесь были оливковые стены, одна стена, правда, выложена настоящим огнеупорным кирпичом, утрированно латунные трубы, и светлая, очень удобная мягкая мебель. В углу спортивный мат в цвет шкуры зебры и тренажёр, под потолком боксёрская груша с возможностью свесить её. И всё по минимуму. Сухову тут понравилось. Офорты в квартире, может, и картины – самые разные, от них тоже становилось как-то веселей. По реакции Ванги он понял, что напарница весьма впечатлена жилищем писателя, просторным и уютным одновременно. И ещё он понял, что она не разделяет его взглядов и тревог по поводу творчества их хозяина. Ванга читала с интересом. С увлечением. Если не сказать большего. А Сухов оставался в меньшинстве. Ванге нравились первые главы нового романа. Похоже, ей вообще нравились эти книги. И то, как она вела себя в обществе известного писателя, хоть и пока подозреваемого… Ванге, умнице Ванге, нравились эти книги.

Как и Ксюхе.

Как и тысячам его читателей.

Как и… «Телефонисту». Кем бы он ни был.

«И всё это мои собственные страхи, помноженные на похмелье и на всё это безумие последних дней. – Подумал Сухов. – Не моё, конечно, но ведь и вправду… неплохо».

Он бросил быстрый взгляд на Вангу. Она читала быстрее и теперь с нетерпением ждала, пока тот закончит страницу. Ей нравилось.

Глава называлась «Аквариум». Понимая, что они с Вангой читают примерно одно и то же, Сухов слегка смутился.

«Вот гадёныш… как смачно эти сексуальные сцены. Пока не начинается мрак».

Наконец Ванга закончила и молча ждала. Сухову оставался ещё абзац. Девушка в рукописи задыхалась, захлёбывалась, её предсмертные видения напоминали Сухову певицу в драгоценных каменьях на вчерашней выставке.

«Всё равно мрак», – подумал он, дочитав последнее слово. Попытался скрыть озадаченность на лице. Отклонился к спинке кресла. Всё.

– Спасибо! – несколько горячее, чем ожидалось, поблагодарила Ванга. – Очень здорово.

Форель пожал плечами. Она чуть ли не трепетно вернула рукопись автору:

– Правда – круто!

«И это Ванга, умница Ванга, – подумал Сухов. – Господи, научи меня понимать женщин!» Подумал и сформулировал ещё одну просьбу: «Или хотя бы излечи от похмелья».

– Вам правда понравилось?

Ванга с энтузиазмом кивнула. Сухову пришлось последовать её примеру.

Но Форель заговорил уже о другом:

– Ванга, я знаю, что от вас ничего не скрыть, – осторожно начал он. – Ещё с Тропарёвским делом убедился, когда вы позволили называть вас Вангой. Как вы поняли, и полагаю, Сухову это тоже известно… наши отношения с Ольгой несколько больше…

– Не надо ничего объяснять, – мягко сказала Ванга.

– Вопрос очень деликатный. Я бы не хотел без необходимости трепать её имя. Она ведь замужем. И… Полагаю, вам известно, кто её муж?

– Всё знать – наша работа, – сказал Сухов.

Он некоторое время молча смотрел на них. Затем сказал:

– Смотрю, вы основательно подготовились… Покопались в моей жизни.

– И вы не должны осуждать нас за это, – ещё более мягко попросила Ванга, – учитывая обстоятельства…

– Да, наверное… Знаете, мы уже вроде как и не особо скрываем. Поздновато для этого. Но здесь Ольге решать, когда… Подумали всё-таки дать мне закончить книгу. Возможно, это было ошибочное решение. Теперь, когда вы ознакомились с текстом, мне надо много всего вам рассказать. Но прежде всего… Ольга уверена, что за ней следят.

– Вот как? – Сухов вскинул брови.

– Вероятно, – неопределённо допустил Форель. – А вероятно, и нет. И вряд ли это относится к нашему делу.

Сухов бросил на него короткий пристальный взгляд.

– Допустим. Но, похоже, вы умеете наживать могущественных врагов, – посетовал он.

– Никто не собирался никого наживать, – их хозяин вздохнул. – Никто вообще ничего не собирался… Так случилось. И теперь мне надо поберечь её.

– Мы, уж простите, проверили весь ваш, так сказать, ближний круг. Кое у кого весьма могут быть мотивы. И Кирилл Сергеевич Орлов тут первый.

– Сухов, вы серьёзно? Кирилл Сергеевич Орлов, – повторил он с нажимом, – был бы последним в моём списке подозреваемых. Чего улыбаетесь? И вы, Ванга… Правда! И это не игра в благородство. Сам об этом писал. «Танцующие» – прежде всего, роман о ревности, хотя критики сочли по-другому. За любовью – неизбежность смерти. Тоже допустимая трактовка. Горение, так сказать… К тому, что ревность может толкать людей на чудовищные вещи, но она не превращает их в серийных убийц.

– Если речь не идёт об имитации, – быстро проговорил Сухов; опять хотелось пить. – В противном случае, рассматривать любые мотивы у вашего ближнего круга вообще бессмысленно.

– Сенатор Орлов отрубает девушке голову и доводит неверную жену с полюбовником до сумасшествия?! Вместо того чтобы просто и прямо разобраться со мной, – с восхищением воскликнул Форель. – Сухов, да это вам впору книги писать! Любовные романы… Может, забабахаем чего на пару?!

Сухов посмотрел на него в удивлении.

Форель прямо развеселился:

– Название уже есть: «Крутая месть!». Рогатый олигарх настолько съехал с катушек, что решил не идти по пути Отелло, а всех подставить. А заодно объяснил себе, бедняжке, почему он маньяк-серийник!

Ванга всё-таки прыснула. Сухов улыбнулся и заметил:

– Если бы вы знали, какие странные сюжеты откапываются иногда в нашей текучке. Какие преступления совершаются порой в реальной жизни, – он постучал пальцем по мягкому подлокотнику своего кресла. – Хотя по большей части всё значительно проще. Здесь вы правы.

– Ладно. В любом случае я бы хотел попросить вас оградить Ольгу от всей этой ненормальной истории. По возможности. И так с лихвой всего.

Он поднялся на ноги и забрал у них свою рукопись.

– Ванга, ещё кофе?

– Да, пожалуйста.

– Сухов?

– Воды…

Он вернулся совсем скоро. С подносом. И они даже ещё не успели разобрать своё угощение, когда он весело заявил:

– Ну, а теперь слушайте, как пишутся романы! Никогда бы не подумал, что буду обсуждать это с ментом…

– Похмельным вдобавок, – вздохнул Сухов.

– Ага, – он посмотрел на Вангу, подумал и добавил: – И с Шамаханской царицей, видящей в чёрных зеркалах.

– И Ольга до сих пор уверена, что тогда в доме кто-то был, – заканчивал Форель. – Ночной визит в горный дом… Хотя я ничего не нашёл. И ещё эти следы на снегу в одном направлении.

– Да уж, безобидная детская шалость, – неуверенно заметила Ванга.

– Ну вот, теперь, когда вам всё известно, мы всё прояснили, так сказать, в обоюдном порядке, ответьте мне на один вопрос, – попросил писатель. – Что мы будем делать, мы все, если совпадение случится ещё раз? Куда нам с этим бежать?!

Ванга почувствовала нечто вроде дежавю: некоторое время назад они с Суховым обменялись примерно таким же вопросом.

– У меня нет ответа, – серьёзно сказал Сухов. – Но придётся найти.

– Даже если ваши коллеги сейчас и обнаружат какие-то жучки в моём кабинете…

– И говорите, что в вашей уборщице, в этой Мадам, вы уверены, как в самом себе?

– Сухов, поверьте, насчёт подозрительности – я ещё больший, чем вы, параноик. Да, уверен. Потом, кабинет убирают только в моём личном присутствии… Тем более, женщина, которая её сейчас замещает. Сухов, не сходится – это ведь очевидно.

– Я только пытаюсь рассмотреть все возможности. Да, не сходится.

– Даже одновременность объяснить сложно. Но ваша резиновая дура… Получается, он начал раньше, чем я.

– Не знаю… Гипноз, – пробурчал Сухов. – Не знаю.

– Ну кто меня, Ольга загипнотизировала? Мадам? Слушатели на лекции?! Сухов, нет таких гипнотизёров. А то я снова посоветую вам писать роман про психопатов.

– Ой, хлопотно, – отмахнулся Сухов. – Я уж лучше половлю преступников.

Они уже пили пиво. Форель оказался гостеприимным хозяином, тем более, для холостяка-затворника. Он заявил, что больше не может наблюдать за муками на Суховском лице, и притащил упаковку из шести замороженных банок. За время их беседы, которая становилась всё более комфортной для участников, Кирилл уже успел проверить всё в кабинете хозяина – оказалось, чисто, – и он с помощником отбыл на рабочее место. Хотя Кириллу хотелось поболтать с писателем об анонимных сетях, которыми, оказывается, пользовался не только герой книг о Телефонисте, для выкладывания своих роликов в общий доступ, но и сам автор для отправки рукописи.

– А что, вы правда пользовались браузером TOR? – спросила Ванга.

– Только для общего развития, – отмахнулся Форель. – К тому, что Сухову не удастся привлечь меня за то, что шарю по даркнету. Решил посмотреть, как это работает. И Аркаше с USB-флэшки скачал, когда отдавал три первые главы. Закрытая сеть, понимаете ли.

– Как Навальный, – важно заявил Сухов.

– TOR? Тогда уж как Сноуден, – заметила Ванга.

– Ну и как показала вся эта история со Сноуденом, анонимные сети имеют свои пределы анонимности. Всё имеет свои пределы.

– То есть, всё равно, рано или поздно отследить злодея можно? – уточнил Сухов.

– Именно, рано или поздно… Всё, в конечном итоге, сводится к тому, у кого средств больше, кто мощнее. Всё сводится к баблу. Поэтому, в результате, государство, а точнее, государства всегда выигрывают.

– И ваш Телефонист? – Ванга подняла руку, потерев большим пальцем об указательный.

– О да уж, – согласился писатель. – Могущественный человек. Думаю, очень богат, – и добавил с усмешкой: – Но не Орлов.

Достал ещё одну банку пива, кинул Сухову, тот поймал её, не глядя.

– Гандбол? – похвалил Форель.

– Шахматы, – сказал Сухов. – С психованным соперником. Скажите, а ваш издатель Григорьев ведёт какие-то дела с Ольгой?

– Конечно, – Форель и себе открыл запотевшую банку. – Они выставку готовили совместно. Рекламный бюджет, так сказать. Обожает Аркаша всякие рекламные штучки.

– А-а, – Сухов чуть наклонился в кресле к своим собеседникам. – Они моли быть знакомы прежде? Ольга и Григорьев?

– Ох, – писатель с наигранным осуждением покачал головой. – Сухов, теперь решил нацепить кандалы на бедного Аркашу? Я-то чем вам больше не кандидат? Ревную.

– Просто спросил.

– Нет, повторяю: до вчерашнего дня он не видел рукопись. Он и картин-то толком не видел! Они у Ольги хранились. А вот скажите, Сухов, – глубокомысленно вопросил писатель. – Вот вы вроде хороший человек. Почему вы постоянно пытаетесь всех упечь в каталажку?

– Хрен знает, – удивился Сухов. – Профессиональное проклятье, наверное.

– Вот, как и у меня, – пожаловался Форель.

Они весело посмотрели друг на друга и чокнулись банками.

«Фигня какая-то, – подумала Ванга. – Не хватало им ещё подружиться».

Прекрасный весенний вечер катил к своему завершению. Они засиделись, но хозяин не торопил их. В доме Форели им было хорошо, спокойно и уютно. И казалось даже нелепым, что именно в этом доме родился Телефонист, разгуливающий сейчас за окнами. Только всё труднее Ванге было отделаться от неправильного неприятного холодка в груди. Что плохого в том, что люди наконец решили (или всего лишь могут) подружиться? Почему это ощущение надвигающегося обмана, как расплаты за такие вот минуты покоя?

«Я ведь чего-то не вижу? Ускользает что-то очень важное».

Ванга встала и подошла к окну. Мужчины, занятые оживлённой беседой, даже не заметили этого. Лёгкий ветерок прошуршал по тротуару потерянной кем-то газетой. Спокойный вечер скоро сменит ночь. Но здесь пока тихо, светло. Только неправильный холодок. Это странное беспокойное ощущение, все более смахивающее на надвигающуюся катастрофу.