21. Разговор в баре
– Зачем ты меня так быстро увела? – спросил Сухов. – Мы от кого-то сбегаем?
– Не говори ничего. Идём, – сказала Ванга.
– Куда?
– Надо переварить. Куда угодно, где сможем спокойно поболтать. В любой бар.
– Форель же практически признал, что картины совпадают.
– И в этом тоже дело. Ох…
– Чего? Боишься, могли спугнуть? Договорились же, что давить не буду.
Это было правдой. Они действительно умудрились не испортить праздника, и Ванга даже восхищалась Суховым, учитывая, что он им показал и их реакцию, которую она наблюдала. Но они оставили их в замешательстве. И это было очень важно. От того, кто и какой сделает ответный ход, зависело теперь слишком многое. И да, они сразу с Суховым договорились не напирать: игнорировать то, что он им показал, невозможно, и отсутствие внешней реакции тоже более чем красноречивый ход.
– Ох, Сухов…
– Чего?
– Реакция Форели драматичная и однозначная, здесь мы попали в точку. Увы. Но… вон бар, вроде бы никого нет, идём.
– Но?
– Там… Становится всё более интересно. Правда, совсем не зря сходили. Дай сигаретку, покурим пока. Ох…
– Что «но»?! Что за «охи»? Не тяни уже!
– Аркашка, Сухов. Издатель. И Ольга.
Было странное ощущение, что сбежали от потенциальных подозреваемых в первый попавшийся пустынный бар и оставили их дозревать. «Немножко сбежали», как выразилась Ванга. Дозревать: след они теперь взяли и знали это, но это было только самое начало, еле уловимый запах, легко было сбиться и заплутать, уйти совсем в другом направлении.
Заведение действительно оказалось пустынным, потому как стоял вечер четверга. Или уже пятница? И сейчас Ванга допивала уже третью чашку кофе. Было ещё одно ощущение: гончие псы, если уж переходить на охотничью терминологию, взяли след совсем уж какого-то диковинного, неведомого и, скорее всего, жуткого зверя, и что их может ждать на финальной точке, неясно.
– Как иногда странно всё лежит, да? – Сухов отхлебнул воды. Перед ним стоял заказанный виски, но пока он к нему не притронулся.
– Ты про расклад?
– Да нет… Ищешь не там, где находишь. Находишь не там, где искал. И не то.
– Ну, всё же не совсем не то. – Ванга нахмурилась. – Насчёт Форели-то мы всё же шли за подтверждением.
– Он прямо побледнел, да? Там это… освещение.
– Ольга побледнела. И взяла его за руку. Но он был шокирован. Хотя держаться умеет.
– Да уж, оценил. И не ожидал, честно говоря.
– На тебя он тоже смотрел… типа с ужасом.
– «Это невозможно» – вот что он прошептал тогда.
– Сухов, он даже и не пытался скрыть своей первой реакции. В отличие от Ольги. И про… даты Форель спросил у тебя сразу?
– Нет, говорю же… Вроде как выдохнул, взял себя в руки и спросил, могу ли я точно назвать числа, когда что произошло, в каком порядке. Это очень важно для него.
– А ты?
– Рассмеялся. Сказал: вы же пишете об этом книги. Конечно, я могу назвать точные числа – это ведь моя работа. Он смутился и даже посмеялся над собой. Это, кстати, разрядило обстановку. Ванга, он чист.
– Похоже. Только и совпадение…
– Наверняка. Хоть от этого… Жуть какая-то.
Ванга извлекла из сумочки лист бумаги, развернула его. Оказывается, она таскала свою схему с собой. Сухов обратил внимание, что вокруг квадрата с датой появления резиновой куклы знаков вопроса поставлено почему-то больше.
– Знаешь, сперва ведь их выдала Ольга. Я сразу поняла. Ей известно содержание рукописи, а не только, что она есть. Это стопроцентно. Ольгина реакция их и выдала. И как она взяла Форель за руку… Всё стало ясно. Хренова Лёвина гравитация…
– Это твоя схема, Ванга. – Несколько устало улыбнулся Сухов. И наконец решил отпить глоток виски. – А вот издатель… Сюрприз.
– Для них всех это стало неожиданностью. И это надо понимать: не характерно для поведения преступника. А почему ты решил сперва показать фотки с резиновой бабой?
– Из-за моей знаменитой великой интуиции, – Сухов ухмыльнулся. – Не знаю. По мере появления событий, наверное.
Ванга подумала, кивнула. Посмотрела на стакан Суховского виски, затем перевела взгляд на его лицо. Снова кивнула:
– Это было очень верно. Возьми ты сразу быка за рога… Эмоциональная реакция на ролик гораздо сильнее, и тогда бы Ольга не…
– И мы бы прозевали издателя, – Сухов отхлебнул бурбон ещё раз.
– Угу. Повезло, можно сказать.
– Аркаша, что ж ты за фрукт-то оказался? Переглянулись…
– Ты меня не слушаешь, Сухов! Это была бы реакция заговора, условно говоря… Не переглянулись, Сухов, нет. В этом-то всё и дело! Ольга посмотрела. А тот и виду не подал. Пока ты показывал им бабу из секс-шопа, вперился взглядом в твой телефон, как отрезал.
– Ты говорила, даже с интересом смотрел.
– С каким-то херовым любопытством, что ли. Но… Он мне не понравился, и я не хочу примешивать тут каких-то личных оценок.
– То есть, он не ответил на её взгляд?
– В прямом смысле нет.
– Ванга…
– Сухов, – нетерпеливо сказала она, – существует же периферийное зрение. И векторы эмоционального напряжения. Никогда не чувствовал, что ли? Например, гнетущей тяжести между собой и кем-то.
– Ясно.
– К тому, что в обычном смысле слова они не переглядывались. Там произошло что-то другое. Может, для этого нам и нужно было сбежать сюда, чуть остыть.
– Не спугнуть? Ясно.
– Ну… разложить по полочкам, скорее. Ольга… Понимаешь, когда ты начал им показывать фотки с резиновой бабой, это и случилось. Ольга быстро посмотрела на Григорьева. Не то что с ужасом и не то что… с отвращением. Очень странная эмоция. Сплав неверия, негодования, осуждения, – она почесала себе щёку. – Даже презрения. Или брезгливости.
– На убийц не смотрят с брезгливостью, Ванга.
– Да знаю я всё! Вот и не могу понять. Как какой-то… Я уж было подумала о… типа шантаже, но тоже не то. Чего смотришь – опять увлекаюсь?
– Да, по-моему, поздновато для таких замечаний, – усмехнулся Сухов.
– Вот, наверное: им двоим, Ольге и издателю, известно что-то большее, чем Форели. Что-то, что сперва казалось Ольге… незначительным.
– Ванга, – вздохнул Сухов, и, словно не подобрав лучшего слова, добавил: – Увлекаешься.
– Язык жестов, Сухов. Возможно, моя трактовка пока… бесформенна. Я тебе просто даю картину их первой эмоциональной реакции. Форель – шок, сразу. Он описал то, что происходит в действительности, поэтому и спросил про числа. У Ольги реакция сложнее, и она меняется.
– Ты говорила.
Ванга придвинула к ним ближе лист со схемой. Поводила пальцем между двумя квадратиками «Ролик» и «Кукла», словно между ними чего-то не хватало, какое-то противоречие, которого она никак не видела, словно Лёвина гравитация действительно указывала здесь на наличие ещё одной чёрной дыры.
– Я размышляю вслух. Давай, может, услышишь ошибку. В самом начале Ольга… Смотри: этот, пусть не осуждающий, но явно… неприязненный взгляд на Григорьева, и она непроизвольно кладёт руку на ладонь Форели. Знаешь, даже странно, такое, защитное… Словно Форель ни при чём, и она будет его оберегать. Жест защиты. А потом ты показываешь им ролик. Две свечи. И реакция другая: шок, Ольга бледнеет, им страшно, им всем страшно. Ольга смотрит на Форель и в ужасе сжимает его ладонь. «Всё, как ты написал», – говорит её взгляд. Жест отчаяния и страха. Совсем другая реакция.
Сухов быстро посмотрел на нее. Невесело усмехнулся и сказал:
– Тут я с тобой согласен.
– Язык жестов… Ольгин взгляд… выдали их. Совпадения стопроцентные, тут даже доказывать ничего не надо. Именно потому что и для них самих всё стало неожиданностью, шоком! Иначе бы они подготовились.
– И Аркаша?..
– Да в том-то и дело! Он-то потом был напуган больше всех. И вот это две разные реакции, начальная и потом, меня и сбивают с толку. Там ещё что-то было. Возможно… совсем личное.
– Говори.
– Я зашла вымыть руки. Уже после демонстрации ролика. И наткнулась на Ольгу. Она говорила по телефону, вполоборота, меня она не видела… Была очень возбуждена, ну, жестикулировала прям, – Ванга показала руками. – Я случайно услышала и тут же заступила за перегородку, где умывальник, и прислонилась к стене. Если что, просто привожу себя в порядок.
Сухов ещё прихлебнул виски.
– Она требовала, чтобы кто-то отстал от неё. В довольно жёсткой, прямо ультимативной форме.
– Отстал?
– Вот дословно, что я успела услышать: «Не лезь в мою жизнь! Меня нет, понял?! Ты для меня не существуешь». И потом вроде бы: «Как и она».
– Она?! Почему вроде бы?
– В туалет ввалилась стайка шумных девиц, и я смешалась с ними. А Ольга прекратила разговор. И вышла. Меня, по-моему, так и не заметила. Поэтому – вроде бы.
Сухов покрутил стакан, полюбовался, как переливается напиток.
– Сразу после ролика, говоришь? – спросил он.
– Нет. Но почти.
– Думаешь, Аркаша? Или Орлов?
– Не знаю. Вряд ли Аркаша.
– Хотя для бесед с мужем – не самое подходящее место. И время.
– Аркаша, конечно, бонвиван.
– Бабник, – уточнил Сухов.
Ванга отмахнулась от его реплики. Ее взгляд опять сделался странным – эта сонная задумчивость. Сухов поймал себя на довольно неожиданной и даже дикой мысли: такими, наверное, становятся ее глаза, когда она целуется. А может, и нет… И не о том он сейчас думает, его это не касается. А усталости и эмоциональному напряжению нельзя позволять рулить собой. Сухов рассудительно кивнул:
– Выходит, издателю и Ольге есть, что скрывать, пусть по разным и пока не выясненным мотивам.
– Верняк! Но ещё раз, Сухов, там произошло что-то странное, не ошибиться бы.
– Не знаешь, зерно и кукурузу можно смешивать?
– Чего?
– Я пил односолодовый, а это бурбон, – Сухов покрутил свой стакан с напитком.
Ванга как-то хмуро взглянула на него и отвернулась.
– Что, подумала о Форели? – спросил он. – Предохранители сгорели?
Молчала, а потом чуть ли не выкрикнула, словно с отчаяния:
– Да не знаю я!
К счастью, в заведении больше никого не было, и девушка в далёком углу за стойкой лишь сонно посмотрела на них.
– Можно мешать.
– Что? – не понял Сухов.
– Бурбон твой… И то, и то – зерно.
– А-а… Уже мешаю.
Ванга взяла лист со схемой, свернула в маленький конверт, убрала в сумку. Достала оттуда пачку сигарет, покрутила в пальцах, бросила обратно. Застегнула сумку, убрала её со стола. Michael Kors, успел прочитать Сухов.
– Ух, какие тут только мысли не лезут в голову.
– Форель? – он пристально посмотрел на неё. – Множественные личности?
– Да бред, – отмахнулась она.
– Признайся, думала об этом? – настаивал Сухов. – Тогда им есть, что скрывать, Ольге с Аркашей. Мы имеем дело с глубоко больным человеком, но один скрывает это из любви, другой из-за денег…
– Сухов, ну ты…
– Ну а что? Та личность, что в тени, и творит преступления. Форель ничего не знает, описывает всё в своих книжонках. Ольга и Аркаша по косвенным признакам стали догадываться, но скрывают от него. Заодно и от нас. Чем не сценарий?
– Сухов! Проходили… Опять какой-то роман ужасов про психопатов описал. И вообще, любви… Тогда бы она попыталась его лечить, а не дала разгуливать с гильотиной по городу. Нет.
– Возможно, она лишь догадывается, как и издатель. Это не может не пугать, вот они и переглядывались.
– А часы за стеной, а волоски.
– Ну, тут моей квалификации не хватает, – он ей улыбнулся, под глазами опять залегли круги, а ведь только что на вечеринке был весь из себя бодрый и свежий. – Тут эксперты-мозгоправы, тяжёлая артиллерия… Возможно, есть ещё одна личность, третья, и она спешит поскорее со всем покончить.
– Сухов, ну что ты… правда, лучше остыть.
– Я только максимально широко трактую все возможные варианты.
– Зря ты так, – вдруг печально обронила Ванга. – Просто он не нравится тебе.
– Форель? Наоборот. Сегодня даже понравился. Как держался. Да и вообще, что-то в нём есть. Я б и сам не хотел, чтобы так было. Просто… Неправильно это. Однако…
– Неправильно, – кивнула Ванга. – И про книжонки ты зря…
– Знаю. Но уж ты будь помилосердней. Ксюха, понимаешь?.. Мне необходима эта дистанция с подозреваемым. Если окажется…
Ванга усмехнулась:
– Смотрю, и правда, он тебе сегодня понравился, романтичный ты мой. Как он написал: офицер и джентльмен?
– Очень смешно, – скривился Сухов.
И тогда зазвонил телефон. Они посмотрели на дисплей. Потом друг на друга.
– Вот и первый ответный ход, – сказал Сухов.
– Включи громкую связь, – попросила Ванга.
Сухов ещё раз обвёл взглядом пустынный бар, даже сонная девушка за стойкой куда-то делась. Нажал на зелёную кнопку начала разговора.
Это был Форель.
– Сухов, происходит что-то чудовищное! – заявил писатель без предисловий. – Это невозможно. Но это и происходит.
– Вы выпили? – сказал Сухов.
– Ещё как, – заверил Форель. – Да я в хламьё! А вы бы не выпили на моём месте?
– Мне трудно представить себя на вашем месте, – сказал Сухов.
– Сухов, – шёпотом одёрнула его Ванга.
– О, громкая связь, – понял Форель. – Так даже лучше. Она права, Сухов, так вести себя не обязательно! Меня ещё ни разу не считали подозреваемым, кроме как в вашем воспалённом воображении, как и шизофреником, не ведающим, что творит. Как-то не давал никому оснований.
Сухов будто беспомощно посмотрел на Вангу. «Мысли читает», – сказал его взгляд. Ванга молча пожала плечами: «А чего ты хотел? Просто логика».
– Я имел в виду, что вы – известный писатель, а я – простой следователь.
– Это всё неважно, – отмахнулся Форель. – Это грустно и неважно… Можете считать, что хотите. Но тогда вам придётся объяснить себе гораздо более безумные вещи.
– Простите? Не успеваю…
– За моей мыслью?! Сухов, бросьте этот идиотски-вежливый тон. Я не капризный напившийся ребёнок! У нас проблемы посерьёзней, и для игрушек поздновато.
– Хорошо. Я вас не понимаю, но – хорошо.
– Сухов, я сейчас сделаю очень важные признания. Которые повторю завтра в вашем кабинете, трезвым и в таком же присутствии вашей замечательной Ванги. Усекли? Договорились?!
– Говорите, – Сухов посмотрел на напарницу, но та не сводила глаз с экрана телефона.
– Только сперва предварительные замечания. Чтобы уж сразу внести ясность. Я не зря спросил у вас про числа. И дело не в том, что во все эти дни у меня есть алиби, которые вы, скорее всего, уже проверили…
– Проверили, – подтвердил Сухов.
– Только это ничего не меняет, – возразил Форель. – Я ведь писатель, и могу предположить самые дикие вещи и допустить всё что угодно. Похлеще вас, Сухов. Поэтому просто сверим часы: видеоролик убийства снят тридцать первого марта, вам его прислали первого апреля. Верно?
– Совершенно точно.
– То, что вы назвали «бабой из секс-шопа», эта дешёвая инсталляция, – тремя днями раньше, а именно, двадцать седьмого марта.
– И здесь правильно.
– Отлично, фиксируем. Вот вам мои признания: то, что снято на ролике, полностью совпадает с сюжетом главы моего нового романа. О чём вы, видимо, уже догадались.
– К сожалению…
Форель невесело усмехнулся.
– Совпадает в мельчайших подробностях, Сухов, а не в деталях, понимаете? Глава даже так и называется – «Две свечи». Название, которое, как я считал, было обнародовано сегодня впервые на выставке. Ванга, что вы молчите?!
– Пытаюсь вас слушать, – как можно мягче сказала она. – И это правда… дикость какая-то.
– Невероятно, да? Прежде мы имели дело с последователем, даже если привязывать его к моему тексту. Но одновременные действия… Только это ещё не всё. Есть кое-что похуже.
Форель замолчал. Сухов собирался что-то сказать, но теперь Ванга положила ему ладонь на руку, почти как Ольга, склонилась низко к телефону и тихо произнесла:
– Мы вас слушаем.
– Похоже, надо мне ещё выпить… Это я не могу объяснить даже себе, как ни крути. Уже не одновременные действия, даже если предположить, что у кого-то есть доступ к рукописи… Ничего не выходит.
Теперь Ванга левой рукой сжала ладонь Сухова, а указательный палец правой поднесла к своим губам.
– Когда вы сбежали, с вашими, уж простите, ментовскими штучками, играми, добрыми и злыми следователями, я выпил и прикинул все варианты. Понимаете, я всегда прячу рукопись и чего только не думал, даже о компьютерном шпионаже, даже о сраных телепатах… Не сходится.
– Вы имеете в виду синхронность с текстом?
– Вы ведь уже поняли, Ванга, вы очень сообразительны. Похуже.
– Хотите сказать…
– Да, совершенно верно. Не сходится вот что: двадцать седьмого марта, когда вам доставили резиновую дуру, главы «Две свечи» еще не существовало и в помине. Я даже не знал, как она будет называться. Работал над ней, но закончил только двадцать девятого к вечеру, ближе к пяти, и название всплыло само, когда я уже поставил точку.
– Вы… уверены в этом?
Форель засмеялся, потом стало слышно, как он что-то налил себе и выпил одним глотком.
– Сухов… это в жизни у меня всё наперекосяк, с текстом я – педант. У меня числа проставлены. А иногда и время. Как, мать его, объяснить такое, а? А ведь нужно ещё время на подготовку, чтобы провернуть такое… с этой резиновой дурой… Да и квартиру найти. Напечатать вам записку на лазерном принтере. Что там ещё?! Как?! Может, напьёмся и вместе объясним?! Я… один, боюсь, не справлюсь.
– Двадцать девятого, – повторил Сухов, словно только что сейчас осознал. – Ну, а если черновики?
– Нет никаких черновиков.
– Простите, не лезу в вашу кухню…
– Да не в этом дело, – кисло сказал Форель. – Я ведь от руки пишу. А потом сам набираю, уже с первой правкой. Вот и весь черновик. Я бы мог вас обманывать, Сухов, даже в этой ситуации был бы рад, но как я себя-то обману?! У меня ведь число стоит.
– Ну а если кто-то из домашних… простите, я об утечке только…
– Я живу один. И уж чтобы с этим не оставалось вопросов, Ванга, даже если допустить о моих близких самые чудовищные вещи…
– Не хотели вас обидеть.
– Знаю. Но нам надо найти выход. Так вот: на сегодня написано и набрано только три главы, последняя и есть «Две свечи». Кроме меня текст прочитал – не знает о существовании рукописи, а прочитал, – только один человек. Ольга. Куратор выставки. И случилось это после первого апреля, поверьте. И уж точно после двадцать седьмого марта. Я не знаю, чего вы там себе надумали, но даже мой издатель получил первую часть текста только сегодня. Но повторяю: если допустить самые дикие вещи о моём окружении, в том числе утечку, – это в лучшем случае объясняло бы синхронность событий, но никак не опережение. Ну как, Сухов, у меня были основания напиться в лоскуты?
– Это… правда дикость какая-то.
– Что происходит, а, Сухов? – горько спросил Форель.
Ванга написала что-то на своём телефоне, протянула Сухову, он прочитал: «Не говори ему об Ольге и издателе». Кивнул.
– Мне бы прочитать вашу рукопись, – попросила Ванга. – Разумеется, на условиях конфиденциальности.
– Конечно, – просто сказал Форель. – Завтра всё будет. Думаете там чего-то найти? Хорошо бы…
– Уже сегодня, – сказал Сухов.
– Да, правда, уже пятница, – удивилась Ванга.
– Тринадцатое, – добавил Форель. Усмехнулся: – Даже здесь бред какой-то… Как в дешёвом ужастике. Бред и трэш, пока вас не коснётся. Всё бред и трэш…
– Понимаю, – сказал Сухов.
– Думаете? Простите, вряд ли: придуманный вами персонаж не отрубает сейчас людям головы.
Ванга снова взяла Сухова за руку, но он всё равно сказал:
– И это я понимаю. Понимаю вас — такое даже представить трудно.
– Угу. А вот мне пришлось… Ну вот, я вам выложил всё. Что называется, на стол. И как мне дальше быть? Как дальше писать?!
– Где вы сейчас находитесь? – вдруг спросил Сухов. – Мы могли бы приехать.
– Завтра, Сухов, – горько усмехнулся Форель. – Позвоню и приеду. А сейчас пойду и ещё выпью. Чтоб уж точно не видеть никаких снов.