Тот же вечер
На звонок открыл мужчина, чертовски похожий на Дживса. Еще из-за двери он удивленно спросил:
– Милорд?..
– Да нет, это всего лишь я, Джей, – ухмыльнулся мой незнакомец.
О, теперь я даже знаю, как его зовут! Потрясающий прогресс в отношениях.
– А, Джей… – протянул Дживс по имени Мак. – Добрый вечер, мисс.
– Добрый вечер, Мак, – улыбнулась я, не понимая, как себя вести с этим чопорным господином.
Как-то не очень вязалась строгая физиономия английского дворецкого, или кто он тут, и дружба с байкером, перебудившим кличем Кинг-Конга половину местных снобов.
– Познакомься, Мак, это Рейнбоу. Ей тоже нравится, как пахнет твой стейк.
– Очень приятно, мисс Рейнбоу, – все с той же каменной мордой кивнул Мак. – Э… Джей, я что-то устал. Пойду спать. А вы ужинайте. Чувствуйте себя, как дома.
Дживс по имени Мак развернулся и удалился. С идеально прямой спиной.
Я от восхищения разве что не присвистнула. А Джей хмыкнул.
– Мак такой, да. Но ты не обращай внимания на его странности, он – мировой парень. Просто камердинер на всю голову. В седьмом поколении.
С этими словами Джей потянул с моих плеч слегка подмокший от лондонской сырости пиджак.
– Камердинер в седьмом поколении, с ума сойти. Но зато теперь я знаю, как тебя зовут, мистер Бизон.
– Бизон? – Джей замер и обернулся, не успев повесить плечики с моим пиджаком на вешалку в необозримом холле.
– Ага. Бизон и Радуга. Отличное название для дурацкой молодежной комедии, не находишь?
– Только если эта комедия будет романтической и с рейтингом двадцать один плюс, – ухмыльнулся этот нахал и наконец-то повесил мой пиджак, а следом избавился и от своей куртки.
Я смотрела, не отрываясь. И даже прикидывала, как бы выглядел Джей в кадре. По всему выходило, что великолепно. Моя память не изменила мне с Бредом Питом, и роскошное тренированное тело мне не примерещилось. А сейчас, благодаря очкам, я имела возможность рассмотреть его во всех подробностях. Даже чуть влажный тонкий худи, надетый на Джее, не мешал. Хлопок облегал атлетические мышцы, словно вторая кожа, и мне снова хотелось трогать его, и пробовать на вкус, и…
– Святые каракатицы, – шепнул Джей, в один шаг преодолевая разделяющее нас расстояние и притискивая меня к себе. – Что ты со мной делаешь, Рейнбоу?
Ответить мне не удалось, и хорошо – потому что единственный правдивый ответ был бы крайне неприличным. Вот так, едва познакомившись с мужчиной, заявлять ему: я хочу тебя? Как-то это слишком…
На этом мои мысли закончились, потому что думать о чем-то, когда тебя целует Джей – нереально. Реально только стонать, прижиматься к нему изо всех сил, запускать ладони под чертов хлопок и наслаждаться гладкостью его кожи, крепостью его мышц, нежностью его губ… и громким, отчаянным биением его сердца.
Я не очень-то поняла, почему мне вдруг стало прохладно в его руках, он же горячий, с ума сойти, какой горячий! И красивый, и сильный, и… само совершенство! А как он ругается сквозь зубы, стягивая с себя липнущий к телу худи…
Ох. Вот и ответ, почему прохладно. Моя блузка, оказывается, уже валяется где-то на полу, вместе с очками и сумочкой. А я, как дура, смотрю на раздевающегося Джея. Нет, не только смотрю – активно мешаю. Нет никаких сил удержаться и не провести пальцами по золотистой дорожке волос, не коснуться губами ямочки между ключицами, не сжать плоский розовый сосок, затвердевший от лондонской прохлады.
И нет никакого желания сопротивляться, когда он подхватывает меня на руки и несет сначала вверх по лестнице, потом – пинком распахивает дверь, ведущую в полумрак.
Камин, я вижу только горящий камин, чувствую запах огня и чертова жареного мамонта – но сейчас мне плевать на мамонта, у меня есть Джей. Настоящий живой бизон. Такой же сильный и огромный.
Он опускается на колени и укладывает меня на что-то меховое около камина, и сразу же расстегивает и тянет вниз мои брюки. Я помогаю ему неловкими пальцами, поднимаю бедра и стараюсь не шипеть, когда он задевает здоровущий синяк, оставленный бортиком гостиничной кровати.
Внезапная резкая боль отрезвляет меня. Ненадолго. Всего лишь на секунду, которая требуется для осознания: я снова изменяю мужу. С парнем, о котором не знаю ничего, кроме имени и того, что он – самый великолепный любовник из всех, о ком только можно мечтать. Еще он возит знакомых девушек не к себе домой и даже не в отель, а в гости к чужому камердинеру.
Да плевать. Зато как выразительно играют желваки на его скулах, когда он злится и сквозь зубы обещает:
– Убью мудака. Никто не смеет обижать мою женщину! – звучит так эротично, что я становлюсь окончательно и бесповоротно мокрой.
– На хер мудака, иди ко мне, – требую я и тянусь к застежке его джинсов. – Мистер Бизон!
Он с рычанием побеждает молнию, в его глазах – пламя индейских костров, его ноздри трепещут от запаха пойманной добычи. Он спускает с бедер джинсы вместе с трусами, и я завороженно смотрю на победно торчащий член. Крупный, шелковистый и каменно-твердый. От мысли, что сейчас он будет во мне, по всему телу разбегаются волны сладкой истомы, а между ног нетерпеливо скручивается нечто первобытное и голодное.
Мой мужчина. Мой мамонт. Все мое!
Когда он склоняется надо мной, я подаюсь навстречу и шире раскидываю ноги. А от первого прикосновения налитого члена к моим истекающим влагой складочкам резко выдыхаю и вцепляюсь в его волосы.
– Джей, пожалуйста, Джей, – прошу я, бесстыдно выгибаясь под ним, трусь о его гладкую плоть, тону в сносящем крышу возбуждении.
Он же скользит совсем рядом с входом, дразнит меня и целует – скулу, шею, прикусывает мочку уха. И, удерживаясь надо мной на одной руке, что-то ищет в кармане спущенных джинсов.
Мне хочется смеяться и плакать от нетерпения. Я хочу его так сильно, как не хотела еще никого и никогда. Я вообще не думала, что такое бывает. Что я могу стонать и требовать, чтобы меня скорее трахнули. Потому что я горю, я вся горю, и мне кажется, что я умру сейчас же, если он не войдет в меня…
Едва сдерживаясь, чтобы не орать в голос, я ласкаю его бедра – пока он раскатывает латекс по члену. И кричу, едва он опускается на меня всем телом, тычется членом – и входит легко, как по маслу, и сразу глубоко-глубоко…
– Джей! Чертов бизон, еще, ну же, еще! – ничего не соображая от сжигающей меня потребности, требую я, кажется, по-русски.
И он дает мне все, что я хочу. Всего себя. Его член входит в меня, растягивает и заполняет так, что я чувствую себя перчаткой, надетой на него. И это так… так… Каждый его мощный толчок, каждое сокращение его мышц – я ощущаю это ладонями и ногами, охватывающими его бедра. Слышу в его хриплом дыхании. В запахе его пота. Вижу в исказившемся лице и туманных синих глазах.
– Только не останавливайся, – шепчу я, – только не останавливайся! Дже-ей!..
Мой шепот срывается в крик. В шторм. Взрыв. Все мое тело трепещет от выброса лавы – вязкой, жаркой, тягучей лавы, разливающейся по венам.
Мне кажется, что мир закончился, что больше никогда и ничего не будет. Что я не смогу больше пошевелиться. Так и останусь тут, под этим мужчиной, почти рухнувшим на меня, рвано дышащим мне в шею.
– Рейнбоу, моя Рейнбоу, – шепчет он и трется губами, и снова – всем телом.
Я не отвечаю – не могу. Меня нет на этом свете. Я умерла от счастья и не собираюсь воскресать. Мне хорошо, великий Будда, как же мне хорошо!
Джею тоже хорошо, он весь словно истекает удовольствием. Оно – в каждом его прикосновении, в каждом вдохе. Удовольствие… и жадность. Он не отпускает меня, снова гладит покрытое испариной тело. Спускается поцелуями от шеи к ключицам и дальше, к груди. Обхватывает ладонью, рассматривает – а я рассматриваю его из-под ресниц.
Мне нравится, как блики пламени играю на его лице. Нравится едва отросшая щетина. Нравится мечтательное и голодное выражение его глаз. Нравится, как он медленно опускает голову и касается дыханием ореолы соска. Как нежно сжимает губами и щекочет языком. И плотно, ощутимо ласкает ладонями. Так, что мне почти больно – и безумно приятно.
Все, что он делает. Все, что он захочет со мной сделать.
Кажется, я начинаю понимать, что это такое – отдаться мужчине. Целиком. Полностью. Наслаждаясь каждым его движением, разделяя на двоих желание и удовольствие.
А еще я мимолетно удивляюсь: его по-прежнему твердый член упирается мне в бедро. Разве он не кончил?
Но спрашивать мне лень. Да и зачем? Он определенно сам знает, чего хочет. А я просто дам ему это.
И я позволяю ему расположить себя на теплой шкуре так, как ему удобно… удобно – и хорошо видно. Ногами к огню, с разведенными и поднятыми коленями. Джей сам стоит на коленях надо мной, между моих ног, и смотрит. Его взгляд – как ласка. Как секс. Он сам – воплощенный секс. Он так и не избавился от джинсов и от презерватива, но его это не портит. Наоборот, придает его образу горячей непристойности и человечности, что ли? Он такой живой и настоящий в этих спущенных джинсах, а еще у него на плече отметина… от моих зубов.
Нет, я помню, что укусила его… но… неужели так сильно?
Мысль «ему же больно» не успела поселиться в моем расплавленном мозгу. Джей отвлек.
– Твои руки… – склонившись, он провел ладонью по моему предплечью и велел. – Подними их. За голову.
Просьба? Или приказ? Не знаю, но я внезапно ощутила всю свою уязвимость и открытость. Свою зависимость от него, этого огромного мужчины. От варвара, чье тело светится отсветами костра.
Я послушалась. И по тому, как он втянул воздух сквозь сжатые зубы, поняла: ему нравится и моя покорность, и открывшийся вид. Он сам развел мои колени шире, огладил ладонями до самых стоп. А потом – поднялся на ноги.
Неспешно, продолжая смотреть на меня, Джей снял использованную резинку и бросил в огонь. Затем пришла очередь джинсов. Не в огонь, всего лишь куда-то в сторону, но так… о боже, разве можно кончить только от того, как мужчина раздевается?..
Мне даже в какой-то момент подумалось, а не артист ли Джей? Ну, если бы он выступал в стрип-клубе, озолотился бы. С его хищной пластикой, с его харизмой и энергетикой!
Надеюсь, все же нет. Этой красотой я хочу любоваться одна. Хотя бы только сегодня. А, неважно! Только дуры думают о том, что могут потерять завтра, когда у них есть сегодня и сейчас.
Так что я тоже любуюсь роскошным мужчиной. Голым. Возбужденным. Огромным. Моим. А отсветы пламени… о, черт. Вот что он стоит уже целых полминуты, а? Я же тут, перед ним, готовая ко всему! Я же… боже, оказывается это безумно возбуждает: вот так показываться ему, открытой и доступной. Ощущать самой нежной частью тела прикосновение воздуха, тепло огня и горячий мужской взгляд.
Я нетерпеливо поерзала и с удовлетворением отметила, как дернулся его член. Выражения лица я разобрать не могла – он повернулся затылком к камину, и лицо терялось в полумраке. Зато ноги, поджарый живот и член… в профиль… Черт, он специально дразнится? Так я тоже могу.
С тихим и манящим стоном я потянулась, а потом опустила руку между ног…
– Руки, – неожиданно жестко напомнили мне.
Я вздрогнула – то ли от страха, то ли от неожиданности. И послушалась. Сама не понимаю, почему. Обычно на любой приказ я реагирую протестом, а тут… я сошла с ума? Почему от его властного голоса я теку, словно сучка в период гона? Почему мне нравится лежать у его ног, покорной и доступной, и ждать, что же еще он захочет сделать со мной?
Боже, почему это так сладко?!
А Джей, сукин сын, тихо хмыкнул и похвалил меня:
– Умница. Хорошая девочка.
Меня обожгло стыдом. Что я творю?! Прав был Киса, я – шлюха…
Додумать эту мысль я не успела – и слава богу. Джей, он… он сам опустился на колени, склонился надо мной, потерся лицом о мой живот. Погладил бедра с внутренней стороны, накрыл раскрытые для него складочки ладонью и скользнул пальцем внутрь. Словно проверяя, достаточно ли я мокрая.
О да, я была мокрая, как английское лето. Сплошной туман и дожди. А Джей еще и приник ко мне губами, облизал нежную плоть горячим языком, продолжая ласкать меня пальцами изнутри.
Я текла, извивалась под ним, стонала от расплавляющего каждую клеточку моего тела жаркого удовольствия, поднимала бедра – и снова стонала, требовательно и жалобно. Но так и не решилась опустить руки и вцепиться ему в волосы. Каждый раз, как хотелось – я словно наяву слышала его властное: «Руки!» – и текла еще сильнее. А он… в ответ на очередной стон он втянул в рот клитор, сжал губами, и одновременно провел пальцами между моих ягодиц. Я невольно напряглась, все же это как-то… как-то…
– Трусишка, – с насмешливой нежностью шепнул он и проделал своим языком что-то такое, такое… ох, божечки мой!
Это было так сладко, что меня почти унесло в облака. Я даже была не в силах протестовать, когда он проник мокрым от моей же смазки пальцем в мой зад. Только охнула и замерла от странного, смешанного со стыдом и легкой болью удовольствия. Его палец казался невероятно большим, и я ощущала себя бабочкой, нанизанной на… ох, черт, почему мне еще сильнее хочется почувствовать в себе его член! Только не в анусе, он же порвет меня…
Но он вроде и не пытался… в смысле, его пальцы по-прежнему оставались во мне, в обоих отверстиях, а языком он выделывал такое, что я не сразу поняла, почему чувство заполненности стало еще ярче, еще сильнее. Только когда он приподнялся надо мной, и разгоряченных, трепещущих от желания складочек коснулся неожиданно прохладный воздух, я вдруг осознала, что его палец во мне целиком. А он сам смотрит на меня, распластанную под ним, жадно раздувая ноздри и прикусив губу. Словно на добычу, которую сейчас съест.
Под его взглядом я залилась жаром, но не сделала попытки закрыться. Наверное, потому то в этом взгляде было слишком много восхищения. Мной. Бесстыдной. Развратной. Готовой отдаться ему как угодно – и кричать от наслаждения.
– Вам хорошо, мисс? – севшим от возбуждения голосом спросил он.
Так же, как в самый первый раз. Боже, с нашей первой встречи прошли едва сутки, а он уже трахает меня пальцем в задницу… Стыдно-то как!
Ужасно стыдно и ужасно сладко.
– Мне прекрасно, мистер, – едва справляясь с непослушным голосом, ответила я и сжала его пальцы там, внутри себя.
С глухим стоном Джей потянулся к моим губам и поцеловал, делясь со мной моим же вкусом.
Терпко. Непристойно. Возбуждающе до полной потери контроля.
К черту контроль. К черту стыд. Я хочу все, что он может мне дать! Даже если это ужасно непристойно и наутро я сгорю со стыда. Плевать.
– Джей, – простонала я, едва вдохнув после поцелуя.
Продолжить я не успела, да и не факт, что смогла бы. Кажется, я забыла все слова, кроме его имени.
А он, вынув из меня пальцы, велел:
– Повернись, – и сам помог мне встать на четвереньки, огладил выпяченные ягодицы и коленом раздвинул мои ноги шире.
А потом, проведя пальцами между моих ягодиц, загнал в меня член. И сразу же – палец, в анус. Меня выгнуло жаркой судорогой, выбило воздух из легких и слезы из глаз. Наверное, я закричала от пронзившего меня наслаждения. И кричала, пока он вбивался в меня, мощно и ритмично насаживая на свой огромный член, растягивая так, что мне казалось – сейчас достанет до горла, а я… не знаю, наверное, я все же умру тут, под ним, от невероятных ощущений. Мои нервы просто сгорят в этом пожаре!
И мне в самом деле показалось, что я умираю – когда весь мир сузился до одного-единственного места между ног, все ощущения стянулись в тугой, пульсирующий вокруг его члена комок, и вдруг этот комок раскрылся, распустился внутри меня, затопил все мои нервы сумасшедше-прекрасной, тягучей негой, и я потерялась в ней, не чувствуя больше ни собственного веса, ни тепла или холода, ровным счетом ничего, кроме ослепительного, божественно-полного удовлетворения в каждой молекуле моего тела.
Не знаю, сколько я так пролежала на мохнатой шкуре у камина. Нет, не пролежала, а проспала. Наверное, недолго, всего лишь пока Джей сходил в душ и вернулся ко мне с полной тарелкой чего-то пахнущего, как рай.
– Твой жареный мамонт, Радуга, – услышала я его шепот сквозь сон, и моих губ коснулось что-то теплое и упоительно пахнущее.
Есть жареного мамонта средней прожарки из рук Джея, валяясь на тигровой шкуре у камина, слушая треск пламени и аппетитный хруст маринованных огурчиков… м-м… Да, стейк на ночь – то, что доктор прописал. И могу поручиться, этой ночью я не потолстела ни на грамм. Хотя уместившийся в меня стейк вполне мог быть и мамонтовой ногой.
Зато как хорошо было снова заснуть в объятиях Джея, с полным желудком и чувством глубокого, в том числе и морального, удовлетворения!
Правда, проснулась я не там, где засыпала, и вовсе не от нежного поцелуя…