Глава 28

Лиза

Из зала доносились радостные голоса, аплодисменты, поздравления. А я стояла, прислонившись спиной к стеклу, смотрела на изумительной красоты фонтан и не плакала. Слезы закончились.

Ну правда, сколько ж можно-то? Весь день сегодня реву, как дура. Надоело. В конце концов, ничего ужасного не случилось. Просто Джей женится на ровне, а меня хочет оставить в любовницах. Причем ему, кажется, плевать, что об этом будет знать вся Британия. Для лордов это нормально. Да и для меня, будь я поумнее, тоже все было бы в порядке. Быть любовницей одного из самых богатых людей Англии, плохо ли?

Ну…

Не плохо. Просто не для меня. И мне плевать, сколько людей назовет меня дурой. Все же знают, как надо жить другим, и никогда не стесняются об этом говорить. А я… Ага. Я не постесняюсь сказать, куда они могут идти со своим ценным мнением о моей жизни.

Примерно туда же, куда и Джей со своим предложением, от которого только дура откажется.

В общем, надо выдохнуть, улыбнуться и жить дальше. Ну и заняться делом. Если все, кто сегодня пожелал заказать или купить Кисины картины, это сделают – треть моего долга будет закрыта. Хорошо, но мало.

Подобрав юбки, я быстрым шагом обошла дом и вошла в зал через парадные двери. Странное дело, Джея рядом с Камиллой уже не было, да и атмосфера в зале была какая-то странная. Я прислушалась, пытаясь понять, что же не так – но разобраться не успела.

– Где тебя носит?! – прямо над ухом послышался сердитый голос Кисы.

– Как я и сказала, в саду. И не ори на меня, Ипполит.

– Я не ору. Пошли. – Меня подхватили за талию и повели в зал, явно к какой-то отлично известной Кисе цели.

– Что-то случилось, Поль? Почему не слышно криков «горько»?

– Небольшой скандальчик. Нам лучше сейчас не попадаться леди Камилле на глаза. Зато леди Гровер познакомила меня со своим сыном, Лансом. Весьма достойный джентльмен. Он тебе понравится.

Мне следовало обратить больше внимания на интонации Кисы. Насторожиться. Но на меня напало оцепенение. А еще – я невольно высматривала в толпе гостей платиновую макушку и широкие плечи, обтянутые белым смокингом. Можно было сколько угодно врать себе, что лишь для того чтобы вовремя уйти с дороги, но на самом деле – я все равно хотела его увидеть. Во мне теплилась иррациональная надежда на дружбу и помощь. Ведь если Джею не все равно – мне стоит рассказать ему обо всем. Вдруг он поможет? Наверняка у него достаточно связей и знакомых, чтобы добраться до наших, русских ментов. Ради Джея они точно постараются добыть Вадьку живым.

И еще одна, еще более иррациональная мысль свербела, не давая успокоиться. Вдруг скандальчик – это отказ Джея от помолвки? Вдруг я для него важнее, чем… репутация? Отношения с друзьями семьи? Бизнес? Ну да, ну да. Принц отказал принцессе и выбрал Золушку. Прекрасная сказка. Еще бы заставить глупое сердце не выпрыгивать из груди и не рваться к нему. Поговорить. Просто поговорить. Я себе сама-то верю, а?

В расстроенных чувствах я даже не сразу поняла, что мне целует ручку тот же самый рыжий, долговязый и чертовски породистый сэр, который называл меня «Татиана» и звал обсудить поэзию.

– Мой сын Ланс тоже обожает русское искусство, – снисходительно пояснила леди Флор Гровер.

– Это судьба, Лиз, – проникновенно вещал сэр Ланс Гровер, не выпуская моей руки. – Я понял это, едва увидев вас.

Я руку отобрала и вопросительно глянула на Кису: все же это его жену лапают у него на глазах, между прочим! Но встретилась с таким взглядом, что у меня мурашки побежали по спине. Леди Флор, взявшая Кису под ручку, тоже смотрела на меня и улыбалась, как сытый крокодил.

– Милая Лиз, все интересное на этой вечеринке закончилось, – сообщила мне леди Флор. – Думаю, нам стоит продолжить в нашем доме.

– Прекрасный случай поговорить о русской поэзии, – обволакивающе-уверенно, словно уже поймал меня, добавил сэр Гровер. Или лорд Гровер? Пофиг. Он мне не нравится ни лордом, ни сэром. – Идемте, прелестная Лиз.

– Не думаю, что это хорошая идея. – Я отступила на полшага. – Завтра начинается выставка, нам с Полем нужно подготовиться.

– До завтра еще полно времени. Ну же, Лиз, вы так молоды и прекрасны, вам ли думать о работе? Немного отдыха еще никому не повредило, – продолжал ловить меня в сети своего голоса сэр Гровер. Мое отступление он предотвратил, переместившись так, что я оказалась между ним и Кисой.

– Лизавета, не дури. Мы едем к Гроверам сейчас же, – с милой улыбкой вмешался Киса, разумеется, по-русски. – Я не намерен упускать такой великолепный шанс.

– Я еду в отель, Поль, – ответила я тоже по-русски. – Ты можешь развлекаться с леди Гровер и без меня.

– Нет уж, милая, мы будем развлекаться вместе. Иначе кто же утром напомнит мне о переводе на счет твоего обалдуя? Один я наверняка забуду, милая.

Меня передернуло. И от интонаций Кисы, и от того, как на меня смотрел этот рыжий сэр. Вот уж точно, как на кусок мяса. Мило и очаровательно упрямый кусочек уже оплаченного мяса.

– Киса, ты всерьез?.. – Я отшатнулась от них обоих, Кисы и сэра Гровера, но меня тут же поймали под спину. И я даже не поняла, кто именно. – Нет. Я не поеду. Ты не посмеешь.

– Еще как посмею, милая. Или ты едешь с нами и будешь мила с Лансом, или твоему братцу крышка.

– Ты же обещал! И ты взял расписки!

– Грош цена твоим распискам, Лизавета. Я предпочитаю получить все сейчас же.

– Поль, не сходи с ума. Ты же сам пожалеешь завтра!

– О нет, милая. Не пожалею. Я буду тебя рисовать. Сегодня ночью.

– Ри… рисовать?!

– Тебя и Ланса. Ты же моя муза, милая. А за эту картину я получу достаточно, чтобы забыть о твоем долге. Утром получишь и перевод, и свои расписки назад.

– О да, вы – самая прелестная муза из всех муз, бесподобная Лиз! – проникновенно шепнул мне на ухо сэр Гровер. – Это будет лучшее творение Поля. Вами будет любоваться весь мир.

Святый Будда! Они тут все сошли с ума, извращенцы хреновы!

– Нет, Ланс. Я не хочу ехать с вами и не хочу быть моделью для картины Поля. Найдите кого-нибудь другого.

– Я хочу вас, Лиз. Только вас. Вы даже не представляете, как это важно для меня.

– Не представляю и представлять не хочу. Оставьте меня в покое, Ланс.

– Я заплачу за эту картину двадцать тысяч лично вам, Лиз. Вы задели меня за самое сокровенное.

Угу. За упрямство. За святое «хочу». Вижу.

И знаю, что эти двадцать тысяч – ровно столько, сколько мне не хватает, чтобы выкупить Вадьку, даже если Киса откажется платить.

Всего-то надо, что поехать с лордом и леди, отдаться… даже думать не хочу, кому и как мне придется отдаваться. И попозировать. Для шедевра. Только дура откажется от возможности закрыть трехмиллионный долг таким простым способом. Тем более что если я откажусь – выкупать Вадьку мне будет нечем.

Я стану плохой сестрой. Плохой внучкой. Бессердечной, бесчувственной деревяшкой, не пожертвовавшей собой ради единственных родных.

Плевать. Всякой хорошести и правильности есть предел. Мой – наступил. Пусть Вадька отвечает за свою дурь сам. И бабуля с дедулей – за то, что родили и воспитали, пусть тоже отвечают сами. А на теть Лену мне вообще начхать.

– Нет, Ланс. Отпустите меня. Сейчас же.

– Двадцать пять тысяч, Лиз. Мне нравится, как вы злитесь.

– Нет. За сто тысяч я тоже не продаюсь, Ланс.

Рыжий сэр раздул ноздри, прищурился и хрипло, с нескрываемым возбуждением выдал:

– Сто пятьдесят сегодня, вид на жительство в Англии и по двадцать тысяч ежемесячно. Мне все еще нужна личная помощница. И не смотрите так на Поля, он любезно согласился не мешать вашему счастью.

Я едва подавила желание зажмуриться и потрясти головой. Мне это не снится, нет? Мне предлагают стать содержанкой, причем на глазах у моего мужа! И еще полусотни гостей лорда и леди Даниш. Вон уже кто-то с любопытством косится в нашу сторону. Кажется, я отказала Лансу достаточно громко, чтобы кто-то из гостей расслышал что-то лишнее.

Черт. Я не хочу, чтобы на меня так смотрели! Не хочу, чтобы кто-то видел, как мой муж продает меня! Не хочу чувствовать себя товаром!

И если мне надо выбирать, стать любовницей великолепного, но женатого лорда, или содержанкой свободного, но противного, я выберу свободу! От обоих! Нет, ото всех, включая собственную чертову родню.

– Идите на хер, сэр Гровер, – еще громче сказала я, а чтобы не осталось никаких сомнений, показала ему средний палец. – И ты, Киса, туда же!

Леди Флор громко, резко засмеялась: она откровенно наслаждалась происходящим. Киса сделал круглые глаза. А сам сэр Гровер схватил меня за плечи, притиснул к себе и поцеловал. Грубо. Отвратительно. Чужой запах, чужие руки, чужое тело… Отвратительно!

Ясно понимая, что Киса не простит мне испорченных отношений со спонсорами, и денег завтра утром Вадька не получит, я укусила сэра Гровера за губу и одновременно ударила коленом по яйцам. Он отшатнулся, согнулся, схватившись одной рукой за лицо, другой – за пах.

Кажется.

Честно, я не присматривалась.

Я сбежала.

Ударила – и рванула прочь, не обращая внимания на гневный ор Кисы и удивленные вопросы гостей.

Не знаю, далеко ли мне удалось бы убежать. Я об этом не думала.

Не успела подумать.

На втором же шаге я впечаталась в непреодолимое препятствие. Высоченное и очень злое препятствие в белом смокинге. Прущее сквозь толпу гостей, как бизон по американской прерии.

Сэр Бизон меня поймал обеими руками, аккуратно задвинул себе за спину, ласковым поглаживанием по плечу велел не убегать и не теряться, а затем шагнул к Гроверам и Кисе.

– Ты мудак, Гровер, – сказал Джей и ударил.

Кажется, это называется «хук». Кулаком снизу в челюсть, что-то из бокса.

Длинный – едва ли не длиннее самого Джея – сэр отлетел на руки гостям. Леди Флор Гровер ахнула и отступила.

Вторым ударом Джей послал в нокдаун моего бывшего. Тот рухнул на пол.

– Отличный апперкот! – прокомментировал кто-то из гостей изумительно спокойным тоном. – Но, Джеймс, у вас разные весовые категории. Это неспортивно.

– Зато их двое, – так же спокойно отозвался Джей. – Но если кто-то из вас, джентльмены, желает настоящего спорта…

– Гровер, хватит придуриваться. Вставай и дерись! – раздалось из собравшейся вокруг нового развлечения толпы.

– Давайте, джентльмены! Это куда веселее, чем драться на бирже!

– Гровер, это твой шанс отомстить сразу и за все!

– Сделай его, Карлайл!

– А ну прекратите, джентльмены! Здесь же дамы!

– О, простите, милые леди! Идите сюда, моя прелесть, отсюда отлично видно. Позвольте предложить вам шампанского.

– Гровер, не трусь, врежь ему!

– Не смотрите туда, леди Флор, смотрите лучше на меня. Зачем вам этот богемный хлюпик? Всего один удар, и он – в хлам. То ли дело я, вот помнится лет тридцать назад…

Я слушала это все словно во сне. Голова кружилась и была пустой-пустой и легкой, словно наполненной закисью азота. Еще немножко, и я начну по-дурацки смеяться.

Джей дерется из-за меня. На великосветском приеме. Божечки ты мой! Святые каракатицы! Кажется, он так говорит – святые каракатицы…

– Джей, Джей, ты же не будешь драться? – наконец отмерла я, увидев, как он снимает смокинг.

– Буду, Рейнбоу. На, подержи, – и мне вручили смокинг. – Не беспокойся, мы решим все по-джентльменски.

Он улыбнулся мне горячо и азартно.

Я невольно улыбнулась в ответ.

Джей дерется из-за меня. На чертовом великосветском приеме. И мне уже плевать, что там с его чертовой помолвкой. И на чувства леди Камиллы плевать. Потому что Джею не наплевать на меня. Он никому не позволит меня покупать и продавать, словно вещь.

– Ты дурак, Карлайл. Променять леди Камиллу на какую-то шлюшку, – презрительно бросил Ланс Гровер.

Он уже пришел в себя и тоже снял смокинг. Держала его не леди Флор – она была занята Кисой, – а кто-то из джентльменов.

– Еще раз отзовешься невежливо о моей невесте, Гровер, и переломом носа не отделаешься, – идеально спокойно заявил Джей.

– Невесте? – переспросила какая-то пожилая леди, чудом пробившаяся в первые ряды зрителей. – Ах, как трогательно! Ах, эти Карлайлы! Руперт, – позвала она неожиданно пронзительно: – Где ты, Руперт! Твой сын влюбился!

– Не отвлекай моего мальчика, Эмили, – послышался где-то рядом голос Малфоя-Карлайла-старшего.

Весьма вовремя. Джентльмен, чем-то похожий на куницу, скомандовал начало благородного бокса.

Я широко раскрыла глаза, хотя больше всего на свете мне хотелось зажмуриться. Вдруг этот рыжий Гровер одолеет Джея?! В первый раз на стороне Джея было преимущество внезапности, а сейчас…

Сейчас сэру Бизону было пофиг на преимущества. Он как-то хитро ударил, блокировал, пропустил удар в бок, снова ударил – и Гровер отлетел. Был бы ринг – на канаты. А так – просто на руки джентльменам. Из его носа хлестала кровь, заливая белоснежную рубашку. Кто-то уже прикладывал ему лед, кто-то обменивался ставками. Кто-то считал: десять, девять…

Мне было все равно.

Я видела только Джея.

Он обернулся ко мне. Из его синих, как небо, глаз уходила злость – и сменялась нежностью. Он протянул ко мне руку, позвал:

– Рейнбоу? Только не вздумай плакать.

– Я не плачу. Не дождешься. Ты, бизон бешеный!

– Ага. Бизон бешеный, – светло улыбнулся Джей и притянул меня к себе. – Выйдешь за меня замуж, Рейнбоу? Я люблю тебя.

– Сумасшедший бешеный бизон. Я тоже люблю тебя. Но я еще не развелась.

– Ерунда, ты моя и только моя. И если кто-то посмеет тянуть к тебе руки, оборву.

– Злой Бизон, – прошептала я и уткнулась в грудь Джея.

– Все хорошо, Рейнбоу. Правда, все хорошо. Идем отсюда, драться с Кэм мне как-то не хочется. Это неспортивно.

О боже. Кэм. Я совсем о ней забыла! Впрочем… Плевать. Теперь леди Камилла – проблема Кисы, а не моя.

– Ага, идем, – согласилась я, позволяя накинуть себе на плечи белый смокинг, согретый теплом его тела, пахнущий им. Моим сэром Бизоном.

Кажется, по дороге к выходу кто-то пытался о чем-то спросить Джея. Он даже что-то отвечал. Кажется. Я не прислушивалась. В моей голове все еще было легко и пусто. Непривычно пусто без чужих проблем, без чужой дури и чужой ответственности. Легко, как никогда раньше.

И мне это нравилось!

Садиться на заднее сиденье белого «Бентли», рядом с Джеем, и прислоняться к нему – тоже нравилось. Его рука на моих плечах. Его губы у моего виска. Его нежный шепот…

– …хочу тебя, Рейнбоу, – и его рука под моей юбкой.

Очень настойчивая рука. Жадная. Джей добрался до резинки чулок и гладил мою ногу, подкрадываясь к трусикам. Уже влажным.

– Я тоже, – призналась я, раздвигая ноги, и едва не застонала в голос, когда его пальцы коснулись самого чувствительного местечка и пустили по моему телу волну томительного жара.

Он шептал что-то еще нежное, лаская меня, и смотрел мне в глаза – пристально, не отрываясь. Я чувствовала, как сильно он возбужден, видела пересохшие от желания губы, слышала его неглубокое, быстрое дыхание. Ощущала вибрацию мощного автомобильного мотора. И меня уносило. Или меня, или мою крышу, или все сразу. Я даже про шофера впереди забыла – и не вспомнила бы, если бы не резкий поворот, прижавший меня еще ближе к Джею.

Но меня и это не остановило. Сегодня я приняла важное решение: плевать на чужое мнение. Вот и буду ему следовать. А еще признаюсь себе честно, что меня это отчаянно заводит – вот так отдаваться Джею на заднем сиденье его машины, зная, что шофер все видит и слышит.

– Плохая девочка, – невыносимо довольно шепнул Джей, усиливая напор пальцев.

– Очень плохая, милорд, – пьяно улыбнулась я, провела языком по нижней губе и нащупала ладонью горячую твердость его члена. Все еще скрытого под белыми брюками.

Джей со стоном накрыл мой рот своим, а пальцами скользнул внутрь меня. О боже, как это было сладко! До звона в ушах, до искр из глаз, до ослепительно сладкой судороги…

Кажется, я все же закричала от наслаждения. А он поймал мой крик губами, выпил его, ворвался в мой рот языком, подался бедрами вперед, плотнее вжимаясь в мою руку, дразня меня близостью мощного, желанного до темноты перед глазами тела.

– Что ты со мной делаешь, Рейнбоу? – тихо, почти жалобно спросил он, когда я нащупала наконец молнию на его штанах и потянула ее вниз.

– То, что и положено делать плохой девочке. Я хочу тебя, сэр Бизон. Сейчас, – и в доказательство своих слов я просунула руку ему в трусы, обхватила гладкий ствол и сжала.

Он застонал, тяжело сглотнул… и велел:

– Повернись.

Я не совсем поняла, как и куда – но Джей мне помог. Чувствовался богатый опыт, да. И мне это тоже нравилось. До головокружения. Вся эта отчаянная непристойность, теснота, неуместность, даже унизительность моей позы – на четвереньках, с задранной на голову юбкой, без трусов, но в чулках и туфлях, и проносящиеся за окном машины деревья, другие машины… И сильные, почти грубые толчки толстого члена во мне, и его рука, зажимающая мне рот, чтобы я не слишком громко орала, а потом – его собственный полурык-полустон:

– Рейнбоу… Святые каракатицы, Рейнбоу…

– Вы проголодались, мой лорд? – томно протянула я и покачала бедрами.

– Здесь чертовски тесно.

– Здесь? – переспросила я, сжавшись вокруг его по-прежнему стоящего члена.

– Да. – Джей снова в меня толкнулся. – Здесь. – И снова. – В тебе. – И снова. – Ты… делаешь из меня… мальчишку… моя леди…

Следующие несколько минут мы не разговаривали – на заднем сиденье, в самом деле, чертовски тесно и неудобно. Но зато так сладко! И плевать, что мое платье измялось, испачкалось и наверняка порвалось. По крайней мере, я пару раз слышала подозрительный треск ткани. Хотя быть может это трещала рубашка Джея – смокинг он так и не надел.

Мне было плевать на платье. Плевать на все. Мне хорошо – и точка.

Мне было хорошо и плевать на все и тогда, когда Джей помог мне устроиться: лежа головой у себя на коленях, спиной на сиденье. Правда, ноги пришлось согнуть. Мне было хорошо, и когда он спросил:

– Почему твой телефон не отвечал?

– Поль забрал перед приемом, чтобы я не отвлекалась. Кажется, так у него и остался.

– Может, ну его в Темзу?

– Ага, – согласилась я, – и телефон, и Поля – в Темзу… Черт. Нельзя телефон в Темзу…

Я зажмурилась, не желая возвращаться в реальность и вспоминать все, что связано с чертовым телефоном.

– Ну ладно, нельзя так нельзя, – на удивление покладисто ответил Джей и, вытянув из кармана брошенного на сиденье смокинга свой телефон, кому-то позвонил.

– Барри, позаботься, чтобы у мистера Одоевски забрали смартфон Лиз и привезли ко мне домой. Что, уже? Я никогда в тебе не сомневался, Барри… да… порядок? Уф… Нет, и тут я в тебе не сомневался. Ага, выпиши себе премию. Две премии.

Джей отключился с довольной улыбкой, отложил телефон и погладил меня по щеке. Я тихо муркнула. Было так хорошо! И к черту реальность. Не хочу ни о чем думать. Да о чем можно думать, когда лежишь головой на коленях у самого лучшего на свете любовника, вдыхаешь его запах, и щекой чувствуешь, что одного… нет, двух раз ему не хватило? Только о том, как изумительно может выглядеть лорд Малфой-Карлайл-младший, если растрепать его прилизанную прическу, содрать с него скучный белый галстук, оторвать пару пуговиц от некогда безупречной рубашки и заставить его немножко вспотеть. Ровно, чтобы он пах не только дорогущим парфюмом, но и разгоряченным мужчиной.

Так я вам точно скажу. Ни о чем больше думать нельзя. Законом запрещается. Как святотатство.

Вот только Джей оказался со мной не согласен.

Снова погладив меня по щеке, он тихо спросил:

– Ты наконец расскажешь мне, что произошло сегодня утром?