Двигаясь вдоль крепостных стен, я удержалась и не поднялась наверх, не прошла под окнами Пакома. Побоялась, что сладкие воспоминания подорвут мою решимость, да и не хотела отравлять их тем, что сейчас произойдет.
Я долго сидела в машине перед зданием “Четырех сторон света”, уставившись на проливной дождь. Я не стремилась выиграть время или увильнуть, вовсе нет. Я приводила себя в нужное состояние. Состояние, в котором я вынесу невыносимое. Разбить, разрушить, растоптать несколько жизней. Я представляла себе детей Николя, которые ни в чем не повинны. Этим утром они завтракали вместе с веселым и счастливым папой. А какой папа придет домой вечером? Раздавленный? Перед уходом на работу Элоиза обняла радостного мужа. Какой муж предстанет перед ней вечером? Потерянный? Я искренне переживала из-за необходимости причинить боль Николя. Ведь когда-то я его очень любила, он сделал меня счастливой, я расцвела рядом с ним. Никто не хочет причинять боль своей первой любви. А когда я увидела, каким он стал, чувство вины у меня только усилилось, я поняла, что совершила страшную ошибку.
Николя приветствовал меня широкой теплой улыбкой.
– Как у тебя дела, Рен?
Его тон был заботливым – сейчас он заговорит о Пакоме. Что ж, придется вынести все. Я не произнесла традиционное “Все в порядке”, которое вот-вот потеряет всякий смысл.
– А у тебя?
– Все время занят, но это нормально. Рутина!
Через несколько минут мы удобно уселись в кресла в его кабинете, взяли кофе и были готовы к светской беседе.
– Ты могла не приезжать, между прочим. Мы бы сняли все вопросы по почте или по скайпу.
– Я должна была приехать.
От моего внимания не ускользнуло, что он опасается предстоящего разговора, его взгляд останавливался на чем угодно, но избегал меня.
– Ты воспользовалась отсутствием Пакома? – осторожно спросил он.
– Да… Нет… Не важно…
– Послушай, Рен, для нас с Элоизой не секрет, что между вами что-то есть… Не стану врать, мне было немного странно думать, что вы вместе, но… общение с тобой пошло ему на пользу. После твоего появления он немного остепенился, стал действовать не так импульсивно. И хотя тебя сегодняшнюю я пока не так хорошо знаю, все-таки я готов держать пари, что ты с ним тоже будешь счастлива…
Хватит, Николя, ну пожалуйста. Не надо еще больше все усложнять!
Тут он нанес удар:
– Поди пойми, что ему стукнуло в голову, но он вроде как все послал к чертовой матери, и я бы предпочел, чтобы он проделал такое с другой женщиной, а не с тобой.
Я не была готова к подобному развитию событий, не ожидала, что все произойдет так быстро. Пора совершить прыжок.
– Николя, сразу остановлю тебя, Паком ни при чем… Во всем виновата я, и это мне надо извиняться. Можешь ни в чем не обвинять его.
Я с вызовом посмотрела на Николя, чтобы избавить его от последних сомнений. Он интерпретировал мои слова по-своему, и его лицо стало каменным.
– Что ты ему сделала?
Как они похожи друг на друга, как близки, смерть не разлучит.
– Ему стало кое-что известно…
Я подняла лицо к потолку, чтобы не дать пролиться слезам. Но это не помогло.
– Что? Что ему стало известно, Рен?
Его тон сразу смягчился – Николя всегда был чувствителен к слезам, они включали у него желание защитить, давали возможность выступить спасителем. Да, он не изменился с тех времен.
– Он познакомился с моим сыном.
– У них не сложились отношения? Подожди, дай им время… Паком только выглядит безответственным, но с детьми он гениально находит общий язык.
– У них есть все основания поладить, мне даже кажется, что встреча была им суждена, – возразила я, сама того не желая.
– Не понимаю. Объясни мне, я хотел бы помочь тебе, вам помочь.
Еще миг, и я уже не смогу дать задний ход.
– Ноэ не десять лет, Николя.
Он нахмурился, сбитый с толку. Я мысленно простилась со своей жизнью, со всем, что я построила.
– Ноэ семнадцать лет.
Несколько секунд он оставался бесстрастным, я сидела перед ним, но он меня не видел – скорее всего, быстро делал в уме подсчеты. Николя всегда был проницательным. Потом он сильно вздрогнул, словно его ударило током. Он встал так стремительно, что кресло ударилось о стену за его спиной.
– Как… Как у тебя может быть семнадцатилетний сын? И зачем ты соврала?
Он принялся вышагивать по комнате, кусая большой палец, на котором вот-вот выступит кровь. Я встала и медленно подошла к нему.
– Николя, посмотри на меня, пожалуйста.
Он нехотя бросил на меня косой взгляд, в котором сквозил страх.
– Нам с тобой нужно было держаться подальше друг от друга.
– Какое это имеет ко мне отношение? – Он занервничал, повысил голос.
Как тягостно противостоять очевидности.
– Когда ты меня бросил, я была на третьем месяце…
Его идеальный, упорядоченный мир, без единого скелета в шкафу, мир, выстраиванию которого он посвятил столько энергии, рухнул.
– Ноэ твой…
Он преодолел разделявшее нас расстояние и схватил меня за запястье. У него было безумное лицо.
– Замолчи! Запрещаю тебе говорить …
– Ноэ твой сын…
Я это выговорила. Все, дело сделано. Стало ли мне после этого легче? Нет! Мы с вызовом вперились друг в друга, расстояние между нашими лицами было не больше нескольких сантиметров. Он сжимал мою руку все сильнее, сам того не замечая, задыхаясь от смятения и ненависти.
– Мне больно.
Он отшвырнул мою руку, словно она жгла его. Отступил назад и выставил вперед ладони в знак капитуляции.
– Рен, мне жаль, что в твоей жизни есть проблемы, но я мало чем могу тебе помочь.
Он принимал меня за сумасшедшую. Я представляла себе самую разную реакцию, но такую предугадать не могла. Он менялся у меня на глазах, выражение лица становилось агрессивным, высокомерным.
– Выслушай меня, пожалуйста, – умоляла я, пытаясь заставить его снова стать самим собой.
– Да что ты несешь! Зачем бы тебе тогда скрывать это от меня?! Я верил, что мы близкие люди, что мы все говорим друг другу… Выходит, я ошибался.
Его сарказм убивал наши воспоминания, превращал в пыль всю нашу историю.
– Вот только не надо! Я много дней пробовала связаться с тобой, а когда ты соизволил мне перезвонить, то сообщил об Элоизе, не скрывая, что с этой женщиной ты хочешь быть вместе всю жизнь. Именно поэтому ты так ничего и не узнал.
Его взгляд затуманился, зерно сомнения начало прорастать. Но он очень быстро овладел собой, распрямился, сердито посмотрел на меня:
– И что ты сказала этому бедному мальчику?
Я отшатнулась, услышав в его вопросе снисходительность.
– Ноэ не знает, кто его отец, – призналась я.
Он прищурился, изображая огорчение, а может, и отвращение.
– Ты чудовище! Как ты могла так поступить со своим сыном? Нормальная мать так себя не ведет. Да и вообще, ты, наверное, даже не помнишь, кто тебе сделал этого малыша!
Хуже пощечины. Он считал меня потаскухой и скверной матерью.
– Когда ты заявилась сюда, тебя осенило: вот как повезло! Из Николя получится отец что надо!
У меня потемнело в глазах от стыда и боли.
– Нет, – расплакалась я. – Как ты мог подумать такую гадость? Ты забыл, какой я была. В моей жизни никого не было, кроме тебя, клянусь.
Он горько рассмеялся:
– Ты хочешь, чтобы я в это поверил после того, как, приехав сюда, ты первым делом переспала с моим лучшим другом?!
Все обращалось против меня.
– Теперь, когда ты закончила свое представление, уходи.
Я была без сил, но мне необходимо было добиться другой реакции, не агрессивной.
– Я не закончила, – заявила я. – И я не уйду, пока ты не выслушаешь меня до конца.
Я обещала себе не упоминать его детей, его других детей, но у меня не осталось иного выхода, кроме как применить электрошок.
– Золотистым цветом твоих глаз, непослушной прядью, манерами… Адам так похож на него…
– Не смей произносить имя моих детей, – заорал он. – Я тебе запрещаю! Оставь их в стороне от всего этого! Запрещаю тебе их пачкать!
Я изо всех сил держалась, чтобы не рухнуть от его жестокости, уговаривая себя, что эти мерзкие слова продиктованы только страхом.
– Ноэ – твой сын, и ты этого не изменишь, – мягко произнесла я. – Вспомни последние месяцы перед твоим отъездом, которые мы провели вместе, как бы я смогла тебя обмануть? И ты это прекрасно знаешь, хоть и противишься из последних сил…
Он резко остановился, покачнулся и побелел, приоткрыв рот.
– Невозможно, – пробормотал он.
– Перестань сопротивляться, пожалуйста.
Он отчаянно подергал себя за волосы, отказываясь признавать очевидное, отрицая его снова и снова. – Ты представляешь себе, какое дерьмо накидала в мою жизнь? Это уничтожит Элоизу, разрушит семью… Как мне ухитриться забыть то, что я услышал от тебя?
– Ты не забудешь.
Он мучительно сглотнул слюну.
– Сегодня вечером я все расскажу Ноэ – о нас, о его зачатии, рождении, о том, кем ты теперь стал… Я хотела предупредить тебя.
Его лицо стало жестче.
– Мне жаль его, и жаль, что тебе пришлось самой растить сына. Но тебе нечего ему рассказывать, я не его отец, у меня нет семнадцатилетнего ребенка.
Я стояла перед глухой стеной. В ней появилось несколько трещин, но Николя был непоколебим.
– Уйди отсюда и больше никогда не возвращайся.
Я нервно рылась в сумке в поисках конверта, который приготовила для него – с доказательствами и несколькими снимками Ноэ. Найдя, я положила его на стол.
– Когда ты будешь готов, ты узнаешь себя на фото и убедишься, что я тебя не обманываю.
– Забери, мне это не нужно.
– Это твое.
Медленно-медленно я натянула плащ, завязала на шее платок, повесила на плечо сумку, собралась с духом и атаковала его в последний раз:
– Николя, я не изменилась… Мне просто пришлось быстрее созреть, чтобы одной воспитать Ноэ. Я тебя не осуждаю, никто, кроме меня, не виноват. Ты никогда меня не простишь, я всегда это знала.
Он упорно отводил глаза.
– И все-таки я искренне прошу прощения, мне должно было хватить мужества сообщить тебе о своей беременности, когда ты был в Индии, нельзя было идти на поводу у своих эмоций из-за того, что я тебя потеряла. Меня очень огорчают и беспокоят последствия для твоей семьи, для Элоизы и детей, они этого не заслужили. Никто этого не заслужил, и Ноэ в первую очередь. Прошу тебя лишь об одном: помни, что он ни в чем не виноват. Меня ты можешь ненавидеть, хотеть придушить. Мне наплевать. А его постарайся принять. Узнав Ноэ, ты не сможешь не полюбить его.
Он отвернулся. Я вышла из кабинета, бесшумно притворила дверь и в последний раз пересекла “Четыре стороны света”, сопровождаемая смущенными взглядами сотрудников. Они слышали весь наш скандал. Я двинулась по парковке, втайне надеясь, что он меня догонит, не позволит мне так уйти. Дождь лил без остановки, я прождала полчаса в машине. Как выяснилось, напрасно. Тогда я отправилась в путь, чтобы завершить свое покаяние.