13 марта 1980 года Джон Уэйн Гейси-младший был приговорен к высшей мере наказания за убийство 33 молодых мужчин и подростков. В камере смертника Гейси прожил еще 14 лет. 10 мая 1994 года мужчина, известный как Клоун-убийца, был казнен посредством внутривенной инъекции в исправительном центре Стейтвилла близ города Джолиет, Иллинойс. Но все эти годы некоторые вопросы оставались без ответа. Были ли еще жертвы, которых мы не нашли? Действительно ли Гейси действовал в одиночку? Что произошло бы, если бы в расследовании использовались тесты ДНК? Забудется ли когда-нибудь это страшное дело?

Я решил оглянуться назад и поразмышлять о том времени. Продолжив и дальше заниматься убийствами, я осознал, что процесс Клоуна-убийцы навсегда останется со мной. Я неоднократно говорил, что не хочу видеть в своем некрологе упоминаний о Гейси. Но с течением времени я понял, что связан с этим делом – и этим человеком – до конца своей жизни.

Я выступал обвинителем в деле Джона Гейси. Я входил в команду, положившую конец одной из самых жутких серий убийств в истории США. И если признание Гейси виновным для кого-то стало примирением с утратой, то другие никогда не залечат свои раны. Единственный способ двигаться дальше – оглянуться назад.

Я связался с несколькими из своих коллег по расследованию. Мы тогда почти не спали, работали в крошечном кабинете, за чужими столами. У нас не было ни бюджета, ни руководства. Время определенно было не на нашей стороне. Малейшая ошибка положила бы конец всему. И все-таки мы поймали Гейси. Мы добились правосудия. Мы живем, зная, что он больше никого не убьет.

Когда я впервые сел за стол вместе с Питером Мейкеном, чтобы после стольких лет написать книгу «Клоун-убийца», у меня не было хрустального шара. Я не мог заглянуть в будущее, как не мог и представить, что люди по-прежнему будут интересоваться этим делом. Да, призрак Гейси никогда не исчезнет.

Это было настоящее преступление. Убийства, описанные на этих страницах, – не выдумка. Они произошли на самом деле. Дело Гейси навсегда останется частью истории Чикаго, частью истории Америки. Публике всегда будет интересно, почему Гейси стал чудовищем. И я это понимаю.

Мне кажется, Джон Уэйн Гейси-младший за все эти годы получил достаточно внимания. И теперь настало время послушать тех, кто вел расследование. Я хочу показать, что объединяло нашу команду. Мне интересно узнать, что коллеги помнят о Гейси и как расследование повлияло на их жизнь. У каждого из них есть свои мысли и версии. Все мы пошли своей дорогой, но оставались добрыми друзьями на протяжении многих лет. У каждого из нас есть что рассказать. Перед вами лишь малая часть этих историй. И начнем мы с того дня, когда Гейси приговорили к смертной казни.

Многие годы меня спрашивали, что я почувствовал, когда огласили приговор. Нервничал ли я? Был ли измотан? Да, все вместе, как и у остальных. Конечно, в тот день меня переполняли эмоции. Но первое, что я вспоминаю, – мой отец, Джон Тулли.

Он пришел послушать заключительные речи. Тогда отец впервые посетил суд на 26-й улице. Папа собирался какое-то время пожить у меня дома, поскольку все мы были уверены, что присяжные вынесут решение лишь через несколько дней.

Огласив заключительные речи, мы все отправились в бар. Должен сказать, что после уголовных процессов на 26-й улице все собирались в заведении «У Джина» – замечательном небольшом баре, куда нужно было заходить через заднюю дверь, хоть я так и не понял почему. Мы сели, отец заказал выпивку и быстро освоился.

Мы успели выпить буквально по паре порций, когда прозвенел колокол. Когда «У Джина» гремел колокол, это означало, что присяжные вернулись. Звонок всегда поступал в бар, поскольку там собирались все участники процесса: следователи, обвинители, адвокаты – буквально все. И все мы, услышав звонок, в недоумении переглянулись, ведь прошло менее двух часов. Может, одновременно с нашим проходит другое слушание? Но тут кто-то крикнул: «Присяжные Гейси вернулись!»

Разумеется, мы оставили стаканы и поспешили в суд. Отец так и не допил свой мартини. И не досказал анекдот.

Когда все закончилось, я отвез отца к нему домой. Уверен, он очень мною гордился. Однако папа так и не успел как следует повеселиться – и все из-за того колокола.

Оглядываясь назад, я понимаю, что тот колокол все изменил. Тяжелая работа нашей команды в тот момент подошла к концу. Часы слежки, бумажной работы, допросов, долгие месяцы подготовки к суду – все это теперь зависело от вердикта. Тот колокол означал, что суд окончен и судьба Гейси решена.

Тогда я об этом не думал, но тот миг стал началом конца для нашей команды. Суд завершился, убийцу приговорили, и мы возвращаемся к каждодневной рутине. У каждого из нас были другие нерешенные дела и еще не отправленные за решетку преступники. Большинство из нас мечтало провести время с семьей: во время расследования и суда мы совсем забросили родных. Каждому из нас предстояло вернуться к своей жизни. Мы должны были оставить дело Клоуна-убийцы и двигаться дальше.

Но теперь я решил поговорить с прежними коллегами и узнать, как они живут. Мы были очень тесной командой. Расследование сблизило нас, но затем, как всегда бывает, наши пути разошлись. Конечно, иногда мы собирались вместе поужинать или выпить, но никогда не говорили о Гейси. До этого момента.

Я пригласил своего старого друга Грега Бедоу к себе в кабинет. Грег был следователем по делу Гейси и ключевым игроком нашей команды. Он помогал составить ордер на обыск, пока Гейси сидел в полицейском участке вместе со своим адвокатом по разводу.

При первом обыске в доме подозреваемого мы обнаружили наручники, фаллоимитаторы, порнографию и прочие подобные предметы. Но только когда нашлись личные вещи, явно не принадлежавшие хозяину, Бедоу сообщил мне:

– Что-то наклевывается. Увидев студенческие права и ученические кольца, я сразу почуял неладное.

Грег Бедоу признает, что сразу почувствовал напряжение в ответах подозреваемого, когда на первом допросе всплыла тема гомосексуализма. Именно тогда Гейси разъярился. Однако следователь продолжал наседать, и преступник начал проявлять тревогу, после чего адвокат посоветовал клиенту молчать.

– Адвокат не понимал, что именно происходит, но видел, что вопрос лежит вне его компетенции, – объясняет Бедоу. – Это был напряженный момент, поскольку мне больше всего на свете хотелось добраться до Гейси.

Грег Бедоу был тогда напористым парнем. И лишь недавно, сидя напротив него, я осознал степень его упорства, когда Грег посвятил меня в подробности хода допроса. Поначалу Гейси держался весьма самоуверенно, хотя его обвинили в гомосексуализме, и Грега его поведение взбесило.

– Я пытался найти способ сломать Гейси, – рассказывает Бедоу. – Потому что он вел себя попросту нагло, будто говоря: «Вам меня не достать». Так и пялился на нас, мол, «я умнее вас, уроды».

Противостояние не только изматывало Бедоу, но и заряжало новыми силами. Иногда по пути на работу он так сильно сжимал руль, что боялся его сломать.

– Вот так безумно я хотел добраться до этого подонка, – говорит он. – Тогда мы обнаружили много странных улик, но ни одного тела, что стало разочарованием для всех нас.

Когда мы прижали убийцу, Грег Бедоу испытал не только облегчение, но и настоящую гордость.

– Оглядываясь назад, – признается Грег, – я понимаю, что мы предотвратили множество смертей, когда избавили общество от Джона Гейси. Ведь он убивал по одному подростку чуть ли не каждые одиннадцать дней.

Страшная статистика. И кто знает, скольких еще он убил бы, если бы мы его тогда не поймали.

Я попросил Бедоу описать, что он чувствовал, когда услышал приговор.

– Я думал о том, что причастен ко всему этому, и мне было приятно. Черт, это было просто здорово. Мы спасли столько жизней. – Он добавляет: – Я не психиатр, но вряд ли можно убить тридцать три человека и не пристраститься к этому. Уверен, в какой-то момент Гейси начал наслаждаться убийствами. У него развилась зависимость, как у курильщиков. Он ощущал себя непобедимым.

Затем мы поговорили о расследовании.

– Это было какое-то безумие, – признается Бедоу. – Если бы кто-то в конце семидесятых рассказал о парне, который убивает людей и закапывает трупы у себя под домом, мы бы послали его куда подальше или отправили в психушку.

Грег прав: в те времена эта история действительно выглядела абсолютно нереальной. Кто бы тогда поверил в нечто подобное? Мы и сами не верили, пока не оказались в самом центре событий. И до сих пор не в состоянии обсуждать увиденное с семьей или друзьями.

– Иногда у меня просто ум за разум заходил, – рассказывает он. – Когда я возвращался домой и не слышал, как сыновья играют на заднем дворе, я начинал паниковать.

Разговор о детях напомнил Грегу об особенно тяжелом периоде расследования. Это случилось во время поисков Роба Писта. Грег сидел в машине вместе с отцом юноши Гарольдом.

– Помню, как подобрал его, и мы поехали в участок, – рассказывает Бедоу. – Гарольд сообщил мне, что нанял медиума для поисков сына. Он был в полном раздрае, как ты можешь догадаться.

Тогда Бедоу не знал, чем успокоить скорбящего отца, и в итоге сказал:

– Послушайте, я ума не приложу, чем облегчить ваши страдания. Можете считать, что в вашего сына попала молния. Это просто случайность. – По мнению Грега, невозможно было по-другому объяснить случившееся несчастным родителям. – Гейси убил пятнадцатилетнего сына Листов безо всякой причины, только потому, что тот ему понравился. Этому нет разумного объяснения. Таково мышление серийного убийцы. Как только он положит на кого-то глаз, человек становится ходячим мертвецом. Вот что я сказал Гарольду Листу, поскольку правда была слишком страшна.

Грег Бедоу был свидетелем казни Джона Уэйна Гейси-младшего. Утром 9 мая 1994 года заключенного перевезли из исправительной тюрьмы Менард в Стейтвилл на казнь. Смерть Гейси зафиксировали в 12:58. Он стал вторым казненным в Иллинойсе с 1977 года, когда в штате возобновили высшую меру наказания; первым в 1990 году казнили обвиненного в двойном убийстве Чарльза Уокера.

Казнь Гейси несколько отличалась от казни Уокера. Процедуру отложили на 10 минут, и операторы задернули занавески, чтобы подсоединить клапан. Когда все было готово, процесс исполнения приговора возобновился. Бромид панкурония вновь стал поступать в вену на правой руке Гейси, вызывая остановку дыхания. К этому моменту приговоренный уже спал под дозой тиопентала натрия. Третье вещество, хлорид калия, вызвал остановку сердца.

Грег Бедоу помнит возгласы других свидетелей. Сам он молчал.

– На самом деле, – говорит он, – ничего ужасающего или шокирующего в этом не было. Мой отец умер от сердечного приступа, а мать – от рака груди. Если бы у меня был выбор, я бы лучше выбрал такой конец, как у Гейси. Ничего ужасного или неестественного в его кончине не было. А вот дети, которых он убил, приняли ужасную противоестественную смерть.

Последними словами Гейси были: «Поцелуйте меня в задницу».

Холодным мартовским вечером я сидел в кофейне Дес-Плейнса со своим другом Майком Альбрехтом. Мы несколько часов проговорили о расследовании дела Гейси. Альбрехт с напарником Дэйвом Хашмейстером вели слежку за подозреваемым.

Поначалу у них не было никаких инструкций. С самой первой ночи Альбрехт решил, что будет следовать за Гейси в любом общественном месте, чтобы заставить подрядчика ощутить себя не в своей тарелке. Они хотели уличить его в причастности к исчезновению Роба Писта и не собирались отпускать ни на шаг.

Машина отряда «Дельта» следовала за Гейси повсюду. В основном он занимался повседневными делами. Прошла неделя, и Джон пригласил Альбрехта с Хашмейстером на ужин. Они согласились. Гейси часто платил за весь столик и, разумеется, рассказывал кучу историй. Майк поясняет:

– Джон был хвастуном и наслаждался присутствием слушателей, пусть и невольных.

Тогда Гейси начал выделять Альбрехта среди остальных дельтовцев. Когда я напомнил Майку об этом, он фыркнул:

– Я и правда ему нравился. Уж не знаю, из-за светлых волос или чего еще, но мы с ним вполне ладили.

Альбрехт шутит на этот счет, но факт остается фактом: он нравился Гейси намного больше Хашмейстера. Майк куда спокойнее напарника, и его не раздражали привычки подрядчика и его наглость.

– Гейси был самовлюбленным, – объясняет мне Альбрехт. – Он постоянно пытался произвести впечатление на других.

Наблюдая за общением Гейси с друзьями и коллегами, полицейские только диву давались, сколько людей действительно хорошо относится к Джону. Альбрехт подтверждает:

– Многие искренне любили и уважали его.

Но когда расследование продолжилось, Гейси понял, что полиция подобралась слишком близко. И тогда его наглость превратилась в отчаяние.

Майк рассказывает, как изменился настрой Джона:

– Его друзья и знакомые начали относиться к нему либо с подозрением, либо со страхом. В любом случае друзья потихоньку от него отворачивались, и к моменту ареста его уже все бросили.

Тогда Гейси хотел говорить лишь с Альбрехтом и Хашмейстером, так что им пришлось сидеть с ним в допросной. Майк утверждает, что за все годы работы в полиции ему еще не встречались такие личности:

– Когда ловишь преступника, он надеется вызвать сочувствие. Обычно задержанные пытаются перетянуть собеседника на свою сторону, но не Гейси. – Глядя мне прямо в глаза, Майк добавляет: – В нем не было ни капли раскаяния. Во всем он винил детей: мол, они сами хотели денег, или секса, или чего он там еще навоображал.

Альбрехт ждал, что насильник ощутит вину за содеянное, но так и не дождался.

– Гейси в принципе не хотел брать ответственность на себя, – поясняет Майк.

И со временем становилось только хуже. Когда Гейси попал в больницу с притворным сердечным приступом, он первым делом спросил Альбрехта:

– Вы были в подполе?

– Да.

– Для этого и нужна известь. Чтобы скрыть запах. Альбрехт признается, что никогда не забудет ответ Гейси и его бесстрастные манеры:

– Он так прямо и объяснил. Словно речь шла о паре пустяков.

Гейси наслаждался своей скандальной известностью. Он был на первых полосах всех газет, его имя знал каждый, и вот тогда он начал привирать. Альбрехт припоминает, как Гейси увеличил число своих любовников с пятидесяти до пяти сотен.

Но полицейские уже знали, как вывести его из себя.

– Он ненавидел, когда его называли гомиком, и мы пользовались этим, – усмехается Майк.

Через несколько лет Альбрехт, уже будучи майором, еще раз встретился с Гейси.

– Однажды сижу я в кабинете, – рассказывает Майк, – и тут раздается звонок. Оказывается, Гейси выразил желание поговорить со мной. Мы немного поболтали. Он как-то узнал, что я стал майором, и поздравил меня, а потом заявил: «Знаешь, Майк, мне постоянно говорят, что я скоро выйду, так что готовь пресс-релиз». «Да пошел ты, Джон! – отвечаю я. – Ты хоть понимаешь, с кем говоришь?» «Сам ты пошел!» Вот так и общались. Я всегда считал Гейси вменяемым, – подчеркивает Альбрехт, – но для меня он был воплощением абсолютного зла.

Это отличное определение. Абсолютное зло. Именно поэтому людей неизменно привлекают подобные истории: сложно представить, что можно совершить столько убийств и при этом вести себя как обычный человек. Личность Джона Уэйна Гейси-младшего всегда будет завораживать публику: этот монстр с виду казался нормальным гражданином.

Поговорив с Майком, я не мог не связаться с его бывшим напарником Дэйвом Хашмейстером. Мы встретились в кафе, и я попросил рассказать о поздних ужинах с Гейси. Сама мысль о том, чтобы сидеть за одним столом с Клоуном-убийцей, большинству покажется чудовищной. Но для Дэйва и Майка это была работа.

– Я был слишком сосредоточен на задании, чтобы бояться, – поясняет Хашмейстер. – Мне жутко хотелось прищучить Гейси. Поначалу мы с Майком договорились, что никогда не пойдем к нему в дом, даже не знаю почему. Просто приняли такое решение. Во время тех ужинов в основном говорил Гейси, а мы с Альбрехтом просто слушали. – Полицейские надеялись, что подрядчик сболтнет что-нибудь о деле или даст подсказку насчет исчезновения Роба Писта. – Джон любил похвалиться, какой он важный и умный. Якобы у него самый успешный малый бизнес за всю историю человечества. Однажды он рассказал, как давал советы фармацевтам по раскладке товара: если хочешь что-нибудь продать, клади на уровне глаз.

На мою просьбу описать личность и поведение Гейси в то время Хашмейстер отвечает:

– Самое странное, а то и жуткое, – каким обаятельным он мог быть. Прирожденный обманщик. Мы с Майком постоянно напоминали друг другу, раз за разом, что этот парень опасен. Но он совсем таким не выглядел, был дружелюбным и вежливым.

Дэйв припоминает и бесчисленные попытки подрядчика вызвать у полицейских сочувствие:

– Джон надеялся, что мы его пожалеем. Он постоянно разыгрывал жертву. Считал, будто все ополчились против него. Но мы не купились, поскольку он был настоящим треплом.

Я спросил Дэйва, мог ли у Гейси быть сообщник, и Хашмейстер тут же отвечает:

– Не думаю, что у него были соучастники. Вокруг Джона постоянно крутились уличные парнишки, но вряд ли они знали о его художествах.

Мы с Хашмейстером поговорили о дне ареста Гейси. Тогда он и рассказал мне историю, которая, по мнению Дэйва, доказывает, что убийца работал один:

– Гейси разъезжал по городу, прощаясь со знакомыми. Его последней остановкой был ресторан на углу Милуоки и Оуктона. Там он признался своему другу Дэвиду Крэму в содеянном. А через несколько минут Крэм выбегает к нам и кричит: «Эй! Гейси только что сказал, что убил тридцать три мальчика!» – И Дэйв добавляет: – Крэм тогда жутко испугался. Если бы он сам принимал в этом участие, вряд ли он стал нам что-нибудь говорить. Мы были ошеломлены не меньше Крэма. Но в то же время испытали облегчение.

На мой вопрос, могли ли остаться другие жертвы, Дэйв качает головой:

– Нутром чую, мы нашли всех. Да, мы имели дело с парнем, у которого съехала крыша. Но нам приходилось слушать его, допрашивать, узнавать ближе. Он получал удовольствие, рассказывая нам в мельчайших подробностях о своих преступлениях. Пытался нас впечатлить. Думаю, если бы у него осталось что рассказать, он бы не стал молчать.

На момент расследования Хашмейстеру было 33 года.

– Тогда я успел проработать в полиции всего лет шесть, что я мог знать? Совсем новичок, – вспоминает Дэйв. – Руководства не было, все уехали на место преступления, а Гейси хотел поговорить. Где-то через полтора часа с начала признаний я напомнил ему о «правиле Миранды», поскольку знал, что это может помочь делу. Если бы я хоть секунду опасался, что он замолчит, то ничего бы не сказал. Но я знал, что Джон не остановится. Он наслаждался своими признаниями. – У полицейских даже не было времени переварить информацию об убийствах, поскольку в первую очередь они стремились сделать свою работу правильно. – Никто из нас не хотел облажаться. Мы дважды и трижды проверяли себя, проверяя, что все сделано по уставу. Облажаться в таком деле просто нельзя.

В некоторые моменты Хашмейстеру приходилось сдерживать эмоции, особенно когда Гейси заговорил о Робе Писте.

– Я не знал Писта лично, – говорит Дэйв, – но мне во время расследования начало казаться, что этот мальчик– член моей семьи.

Я спросил, повлияло ли дело Гейси на личную жизнь Хашмейстера.

– Образ Гейси не преследовал меня по ночам, – честно отвечает Дэйв. – Это была всего лишь работа. Я просто отключился от реальности. Сейчас, когда полицейский сталкивается с чем-нибудь особенно ужасным, его отправляют к психологу, окружают заботой. На эмоциональном уровне дело Гейси никак на меня не повлияло. Не пойми меня неправильно: мне очень жаль семьи погибших, но такая уж у нас работа. И я выполнял ее механически.

Я спросил Дэйва, думал ли он хоть раз за время расследования, что Гейси может покончить с собой. Хашмейстер качает головой:

– Ни в коем случае. Гейси был слабаком. Несмотря на чувство вины, ему не хватило бы духу убить себя.

Дэйв делится со мной еще парой мыслей:

– Я очень горжусь, что нам удалось разобраться с этим делом. Поначалу, работая в разрозненных маленьких командах, мы сумели действовать как единое целое. Мы контактировали друг с другом, что в те времена было чем-то неслыханным. Мы полностью отдавались своей работе и сосредоточились на правильных целях. Просто удивительно, как группа людей оказалась в нужное время в нужном месте. И в итоге получилась отличная сплоченная команда. Все кусочки мозаики сложились. В чем-то нам повезло, но остальное явилось результатом упорной работы.

Именно эту принципиальность, преданность своему делу я и уважал в Хашмейстере больше всего. Как и в остальных членах нашей команды.

Большинство членов нашей команды осталось в Иллинойсе, однако Ларри Финдер переехал в Хьюстон, штат Техас, где стал прокурором. Мне очень хотелось проверить, как там наш Малыш: так мы называли Ларри, самого молодого среди нас. Тогда ему было 26 лет. Мы не исключали вероятность, что Гейси обратит на Ларри внимание из-за его возраста, и собирались сыграть на любви подозреваемого к юношам. Конечно, Ларри мы ничего не сказали, но его молодость нам помогла.

Ларри вспоминает:

– Гейси сидел в допросной за стеклом. Я проходил мимо, и он поманил меня. Я стал зачитывать ему права, а он забрал текст у меня из рук и дочитал сам, а затем начал признание. Тут зашел Сэм Амирант, адвокат Гейси, но задерживаться не стал. Джон доверительно сообщил мне: «Адвокаты работают на меня и будут делать то, что я велю».

Когда Амирант вышел, Ларри продолжил говорить с подозреваемым. Если Малыш и был напуган, нам он не признался. Я спросил Ларри, что он сделал с признанием Джона.

– Я все записал. Пришлось столько писать, что у меня пальцы свело. А потом я спросил Гейси, сожалеет ли он о содеянном. Джон уставился на меня, как на сумасшедшего, и говорит: «А с чего мне сожалеть?» – Я поскорее добавил: «Сожалеешь, что тебя поймали?» – и Джон вроде бы успокоился. Но я не видел и тени сожаления или раскаяния с его стороны. Правда, он заметил: «Наверное, не стоило кончать последнего (Роба Писта)».

Ларри Финдер взял перерыв, но Гейси попросил его прийти опять. Ларри сомневался, стоит ли возвращаться.

– Было темно, – рассказывает Финдер. – В конце коридора я повернул направо, в сторону света. Внезапно я увидел сидящего мужчину и от неожиданности подскочил на пару метров. Потом выяснилось, что это полицейский, охранявший дверь.

Финдер помнит, как Гейси нарисовал карту подпола. Убийца взял розовый блокнот для записей и отметил местоположение могил. На обратной стороне значилось: «Пока вас не было». На процессе мы привели в качестве улики именно этот блокнот.

Ларри отмечает:

– Я всего лишь раз видел, чтобы Гейси заговорил на суде, – когда я показал карту подпола. Он просто взбесился, увидев ее. Вскочил и заорал: «Судья! Я не рисовал этого!» Помню, судья Гариппо ответил: «У вас будет возможность высказаться позже».

Гейси не только нарисовал для Ларри карту, но и показал ему трюк с веревкой, воспользовавшись четками и ручкой. Финдер вспомнил этот эпизод: он отказался дать убийце веревку, и тот достал из кармана четки.

– Майк Альбрехт одолжил ему ручку, – вспоминает Ларри. – А те четки я долгое время хранил, поскольку не знал, что с ними делать. Но в итоге я от них избавился. Переехав в Техас, я подружился с одним епископом, – рассказывает он. – Показав ему четки и объяснив их происхождение, я попытался отдать их ему, поскольку я не католик, а иудей.

В конце концов епископ все-таки принял четки, и Финдер не знает, что именно с ними случилось. Когда он спросил епископа, тот лишь ответил: «Мы избавились от них как подобает».

Также Ларри рассказал о своих впечатлениях от места преступления на Саммердейл, 8213. Финдер тогда зарабатывал не много – как и все мы, впрочем. У него было всего три костюма. В доме царила вонь разлагающейся плоти, и Ларри вспомнил, как тяжело было смыть с одежды запах смерти. В итоге ему приходилось по нескольку раз в неделю относить костюм в химчистку.

– Я отдавал всю одежду в химчистку, и ее принимали без всяких вопросов. Не заметить запах было невозможно, но мне ни разу и слова не сказали. Вот только я никак не мог понять, как остальные копы могут есть, забыв об окружающем кошмаре и тошнотворном запахе. Это удивляло меня, – признавался Ларри. – Когда работа была окончена и все тела найдены, я заметил, что в доме Гейси не осталось и капли спиртного. Его бар был пуст. – Как считает Ларри, тут постарались полицейские, и он отмечает: – И я бы не стал их за это винить.

В отличие от остальных членов нашей команды Ларри Финдеру действительно снились кошмары о Гейси. Я знал парня более 30 лет, и все это время он ни разу мне не говорил об этом.

– Где-то за полгода до суда я начал готовиться. Я старался зафиксировать все что мог. Достал свои записи – у меня ушло несколько дней на то, чтобы их перепечатать. И в процессе я начал по-настоящему понимать, что Гейси мне рассказал. И чем больше я осознавал жестокость и бесчеловечность его деяний, тем глубже они проникали в мои мысли. – Тогда ему и начал сниться один и тот же страшный сон, и только теперь Ларри описывает его: – Я выхожу из здания суда и иду через улицу к парковке. Подойдя к машине, я замечаю, что к ней кто-то прислонился. Это Гейси. – Финдер делает паузу и продолжает: – И я просыпаюсь в холодном поту. Я видел этот сон на протяжении месяцев. Он давно уже мне не снился, но я не стыжусь былой слабости. Благодаря Гейси я получил важный жизненный урок. Раньше мне еще не доводилось встречаться с таким злом. Работая прокурором, я наблюдал множество безжизненных тел, но никогда не видел ничего похожего на злодейства Гейси. И надеюсь больше не увидеть.

Как и многие из моих коллег, Финдер считает самой страшной чертой Клоуна-убийцы его способность сходиться с людьми:

– Он выглядит абсолютно нормальным, и если не знать, что перед вами чистое зло, его можно принять за обычного человека, вот что страшно. Гейси однозначно точно повлиял на мое отношение к людям – и как прокурора, и как человека. Я научился доверять, но проверять. Нельзя принимать на веру ничего, кроме семьи, и я до сих пор придерживаюсь таких позиций. Дело Гейси сделало меня более осторожным человеком – и более внимательным отцом.

Долгое время после смерти Джона Гейси высказывались различные подозрения. Ходили разговоры о новых раскопках в квартале 6100 по Вест-Майами-авеню. Когда-то там жила и работала мать Гейси Мэрион, сам Джон тоже какое-то время работал в том районе. Здание находится всего в трех с половиной километрах от старого жилища Гейси, где он закопал 29 тел. Сам дом по Саммердейл-авеню был снесен год назад.

Билл Дорше, полицейский в отставке, заявил, что в 1975 году видел Гейси посреди ночи с лопатой в руке на Вест-Майами-авеню. Тогда подрядчик заявил Дорше, что доделывает кое-какую работу, которую не успел выполнить в течение дня. Через несколько лет, когда Гейси арестовали, Дорше уверял, что звонил в управление шерифа рассказать, что видел ночью.

Другой сосед видел Гейси, копающего несколько больших канав вдоль участка (позднее там посадят растения). До ноября 1998 года участок на Вест-Майами-авеню не обследовался, а во время раскопок там нашли старую кастрюлю и стеклянный шарик. Никаких тел.

В марте 2012 года служба шерифа запросила разрешение на повторные раскопки. Прокуратура отклонила запрос по причине отсутствия основания. В июле 2012 года шериф Томас Дарт заявил, что по-прежнему хочет получить ордер на раскопки и прикладывает дополнительный запрос. Дарт был уверен, что показания свидетелей, видевших Гейси с лопатой, служат достаточным основанием для возобновления поисков, но вопрос так и остался нерешенным.

Лично я полностью поддерживаю продолжение раскопок. Всегда лучше перестраховаться, к тому же с новейшей техникой работа пойдет намного быстрее и эффективнее. Рассчитываю ли я найти новые улики по делу Гейси? Не знаю, но проверить стоит.

Когда убийцу спрашивали об участке на Вест-Майами, он ответил, что там ничего нет. Но он много раз лгал нам, и у меня нет причин принимать его слова на веру.

Почему важны новые раскопки?

Я считаю, что для семей пропавших нет ничего страшнее неизвестности. Если власти все же одобрят продолжение поисков и найдут новые тела, это поможет облегчить страдания родственников. Если же ничего не найдут, это тоже хорошо: родители пропавших детей смогут спокойно жить дальше, не гадая, что скрывается под землей.

Помимо раскопок, новые перспективы делу Клоуна-убийцы сулили ДНК-свидетельства, которые в момент расследования еще не получили достаточного распространения.

В июне 2012 года образцы ДНК, взятые у пропавших, которые, как предполагалось, могли быть связаны с Джоном Гейси, вернулись с отрицательным результатом. Шериф Том Дарт отправил материалы в лабораторию в Техасе. Он надеялся, что ДНК позволит установить связь еще большего количества жертв с Клоуном-убийцей и поставит точку в мучениях нескольких семей, живущих в неизвестности. Однако результаты не совпали, и образцы передали в Национальную базу данных пропавших без вести.

Но ДНК-тест связал Гейси со смертью 19-летнего Билла Банди из Чикаго, который подрабатывал на стройке. Заявление о пропаже подано в октябре 1976 года: юноша сказал, что идет на вечеринку, и так и не вернулся домой.

В то время пропавших людей не искали с таким рвением, как сейчас. Стоматологическая карта Банди была уничтожена, связать его с Гейси не представлялось возможным. Мать юноши Элизабет так и не узнала, что случилось с сыном. Она жила, отказываясь верить, что ее ребенок стал одной из жертв Гейси, и потому не предоставила властям образец ДНК.

В 1990 году Элизабет Банди скончалась, и только после ее смерти дочь Лаура и второй сын Роберт получили сведения, которые должны были знать. 14 ноября 2011 года предоставленный ими образец ДНК вернулся с ответом: тело № 19 – однозначно их брат Билл Банди. Дело о пропаже юноши было закрыто.

К сентябрю 2012 года оставалось еще 7 неопознанных тел, найденных в подполе Джона Гейси. Шериф Том Дарт велел еще раз обзвонить родственников пропавших и запросить у них образцы ДНК. Но согласятся ли члены семьи снова вернуться к былому кошмару? Сложный вопрос.

Факт остается фактом: многие не хотят, чтобы близкий человек ассоциировался с монстром вроде Гейси. Они предпочитают не знать, что их сын или брат подвергался пыткам и был убит. Но шериф надеется все-таки получить ДНК возможных жертв и установить личности оставшихся 7 тел из могильника Гейси, дав семьям возможность похоронить своих любимых.

Что еще важнее, мы должны поставить точку в истории Клоуна-убийцы. Пока у нас на руках семь неопознанных трупов, дело Гейси не закрыто.

12 февраля 2012 года два чикагских адвоката по уголовным делам, Стефан Бекер и Боб Стефенсон, заявили, будто у них есть доказательства того, что Джон Гейси действовал не один. Адвокаты просматривали дело Клоуна-убийцы по просьбе женщины, чей сын, Майкл Марино, мог оказаться среди жертв Гейси. Шерри Марино не была уверена, что тело, найденное среди прочих в подполе убийцы, принадлежит ее сыну. (Впоследствии судебный стоматолог, который перепроверил снимки, с уверенностью заявил: жертва – не Марино.)

Поговорив с Шерри Марино, Бекер и Стефенсон несколько месяцев проверяли версию наличия соучастника. Стефенсон сказал Ларри Поташу с WGN-TV:

– Существуют доказательства того, что у Джона Гейси был соучастник, и даже есть вероятность, что к некоторым убийствам Джон вообще не имеет отношения.

Стефенсон и Бекер передали материалы шерифу Тому Дарту, и тот пообещал, что будет держать их в курсе расследования. Однако пока информации по-прежнему нет.

Помимо Бекера и Стефенсона, нашлись и другие сторонники версии соучастника. Друзья Джона Мовери уверены, что по крайней мере один человек знает намного больше о Гейси, чем говорит. Мовери, бывший морской пехотинец, пропал в сентябре 1977-го, а позднее его тело было найдено в доме Гейси.

Друзья Мовери рассказали WGN-TV об одном рабочем, нанятом Гейси. У этого человека, одного из немногих, были ключи от дома и доступ в домашний кабинет начальника, но в уголовном деле он никак не фигурировал. Его имя здесь не упоминается, но он до сих пор живет в Чикаго.

Встревоженные приятели Мовери объяснили WGN-TV, что тот мужчина съехался с их другом буквально за четыре дня до исчезновения юноши. Разыскивая своего товарища, молодые люди иногда заглядывали к ним на квартиру, надеясь застать Джона, но там был только этот рабочий. По словам друзей Мовери, однажды ночью он был пьян и под марихуаной и рассказал им страшную тайну: будто бы ему известно о месте, где лежит куча мертвых тел, и никто об этом не знает, даже полиция.

На допросе мужчина отрицал, что ему было известно о телах в подполе Гейси. Хозяин дома нанял его копать траншеи для труб. Поскольку у властей не нашлось улик, чтобы обвинить его в чем-либо, рабочего пришлось отпустить.

В тюрьме Гейси нарисовал картину, изображающую его дом, и подарил другу. На картине можно увидеть мужчину в углу. Друг Гейси сказал WGN-TV:

– Это тот самый рабочий, помогавший копать траншеи.

Могли он быть замешан в убийствах? Сложно сказать наверняка.

Также есть показания Джефри Ригнала, выжившего после нападения Гейси. Ригнал сообщил, что в ночь, когда Гейси его насиловал, в доме находился еще один мужчина. Его описание соответствует человеку с картины – рабочему, о котором говорили друзья Мовери.

Но доказывает ли хотя бы одно из этих заявлений, что Гейси не убивал Джона Мовери? Нет.

Мог ли кто-нибудь помогать ему неосознанно? Да.

Мог ли кто-нибудь невольно обеспечить его жертвой, представив ему своего знакомого-гея? Несомненно. Но вряд ли их следует считать сообщниками.

На сегодняшний день ничто не заставляет предположить, что Гейси действовал не один.

Самый важный урок, который я извлек из дела Гейси, – каждый скорбит по-своему. Как прокурор я долгие годы встречал тех, кто горюет по своим любимым.

Далеко не каждый случай был похож на дело Гейси. Злодеяния этого человека, загубившего 33 юные жизни, повлияли не только на семьи жертв. Осмелюсь предположить, что гибель каждой из его жертв затронула минимум человек сто. Как один человек может причинить столько боли – за пределами моего понимания.

Гейси убивал в 1970-х. С тех пор о его жертвах напоминают лишь фотографии на каминах и пустые стулья за обеденным столом.

Годы идут, и погибшие становятся историями для нового поколения. Юные члены семьи слушают рассказ о своем дяде, убитом десятилетия назад, с которым они никогда не смогут встретиться.

У каждого свой способ справляться с горем. Одни зацикливаются на прошлом, другие стремятся дистанцироваться от ситуации. Нет правильного или неправильного способа оплакивать потерю. Я понял это, работая над делом.

Но меня до сих пор ранят слова Гейси о его жертвах. В своих показаниях он уверял, что все его жертвы были геями и случившееся является результатом их порочности. Да, кто-то из жертв был гомосексуалистом, но далеко не все. Однако именно этот ярлык повесили на всех погибших в те времена, когда гомосексуализм воспринимался обществом неоднозначно. Семьям пришлось мириться не только со смертью близких, но и с превратным представлением о них.

Роб Пист был замечательным юношей. У него были девушка, две собаки, отличная семья и вся жизнь впереди. Ему исполнилось всего пятнадцать лет. Единственное, в чем он ошибся, – вышел поговорить о работе. Паренек всего лишь хотел заработать на машину.

Для меня 1970-е – декада утерянной непорочности. Во многих отношениях это были последние дни безопасности. Подростки не просили родителей отвезти их домой, они ловили попутку. Им не требовались мобильные телефоны, чтобы держать родителей в курсе своих перемещений. Не было социальных сетей, где можно было сообщить друзьям, что все в порядке. Технологии связи ограничивались платными таксофонами.

Родители не переживали, когда ребенок не звонил. Они просто знали, что рано или поздно он объявится. В большинстве случаев пропавшие дети значились сбежавшими из дому. И лишь изредка – жертвами похищений. Конечно, на сегодняшний день технологии стали более продвинутыми. У полиции появилась масса возможностей выследить сбежавшего подростка. Родители могут отслеживать детей при помощи мобильных телефонов.

Разумеется, ужасные преступления случались и раньше. И будут совершаться впредь. Но до дела Клоуна-убийцы дети могли свободно играть на улице, и никто не требовал, чтобы они время от времени связывались с родителями. После Гейси все изменилось. Родители видели в вечерних новостях, как полиция выносит очередное тело из дома насильника и убийцы. Они смотрели страшные репортажи по телевизору, а затем читали ужасающие подробности в газетах. И вряд ли кому-то удалось удержаться от тревожных мыслей.

Преступления Джона Гейси прогремели по всей стране. После такого было просто невозможно не начать оберегать детей еще больше. Поверьте, эти жестокие убийства оказали длительное воздействие на множество людей, и не только в Иллинойсе, но и по всему миру.

Я горжусь работой, которую мы проделали, закрыв дело Клоуна-убийцы, но признаюсь честно: я не думаю о нем каждый день. Меня часто спрашивают, преследует ли меня тот опыт. Как ни удивительно, но нет. Мне не снятся кошмары об этом, и никогда не снились, хотя сны я вижу часто.

Когда мы начали первый допрос Джона Гейси, мы и представить себе не могли, кто перед нами сидит. Мы пытались связать подозреваемого с исчезновением Роба Писта, хотя в глубине души надеялись, что мальчик жив.

Когда мы осознали, с чем и кем имеем дело, то слишком погрузились в расследование, чтобы ужаснуться. Нас интересовало лишь одно: поймать Гейси.

Эти полтора года своей жизни все мы целиком и полностью были поглощены процессом. Помню, как мы готовились к слушанию, посматривая в окна на 26-ю улицу. Я даже не замечал, какой сезон на дворе. Мы знали только одно: надо работать, потому что у нас еще много дел.

Адвокаты планировали добиться признания своего клиента невменяемым. Тогда мы уже понимали, что таких чудовищ, как Гейси, больше нет. Но знали мы и другое: многие, включая присяжных, готовы счесть его сумасшедшим. Вот почему мы так отчаянно старались достойно завершить работу и добиться того, чтобы преступник понес наказание.

Спустя столько лет я больше всего тревожусь о семьях жертв. Я считаю себя обязанным помочь им всем, чем сумею. Ведь это я заставил их осознать, что они потеряли своих близких. Это я притащил их в зал суда и заставил давать показания.

Испытываю ли я вину? Не знаю. Я сожалею, что не могу поддерживать связь со всеми, с кем хотел бы, но я уважаю их частную жизнь. Уважаю их скорбь. И не хочу служить лишним напоминанием о самом страшном времени в их жизни.

Некоторые считают участие в таком деле настоящим героизмом. Но это не героизм, и я не герой. Я просто исполнял свой долг, как и вся наша команда.

Мы помогли осудить Джона Уэйна Гейси-младшего. Мы сделали то, что было правильно.