Лучшее изображение чумы дал Фукидид, который сам переболел ею и выздоровел. Оно кратко и четко передает все характерные черты этой болезни, поэтому стоит здесь воспроизвести важнейшее.
«Люди мерли как мухи. Тела умерших громоздились друг на друга. Можно было видеть, как полумертвые создания, шатаясь, брели по улицам, или, жаждая воды, скапливались у источников. Храмы, где они содержались, были полны трупов умерших там людей.
Многие семьи были так поражены павшим на них несчастьем, что забывали оплакивать мертвых.
Погребальные церемонии смешивались одна с другой, мертвых хоронили кое-как. Некоторые, в чьих семьях умерло столько народу, что денег на похороны уже не хватало, прибегали к бесстыднейшим уловкам. Они первыми появлялись у погребального костра, сложенного другими, клали туда своих мертвых и поджигали дрова, или, если костер уже горел, бросали в него принесенные с собой трупы прямо поверх уже лежащих там.
Их не останавливал страх перед законами божескими или человеческими. Что касается богов, то не важно было, почитаешь ты их или нет, ибо каждый видел, что одинаково умирают и праведные, и грешные. Никто не боялся быть привлеченным к ответу за нарушение человеческих законов, ибо дожить до этого никто не надеялся. Каждый чувствовал, что над ним произнесен уже гораздо более страшный приговор, и хотел, пока он не исполнился, еще хоть немного насладиться жизнью.
Больше всех заботились о больных и умирающих те, кто сам переболел чумой и выздоровел. Они не только понимали в деле, но и чувствовали себя в безопасности, ибо никто не заболевал второй раз, а если и заболевал, то никогда смертельно. Таких все поздравляли, и они сами испытывали такой подъем, что, им казалось, они никогда уже не умрут от болезни».
Из всех несчастий, с давних пор постигавших человечество, крупные эпидемии оставили по себе особенно живое воспоминание. Они разражались с внезапностью природных катастроф, но если землетрясение исчерпывалось несколькими короткими толчками, эпидемия растягивалась на несколько месяцев или даже на год. Землетрясение сразу причиняет ужаснейший урон, его жертвы гибнут все одновременно. Чумная эпидемия, напротив, обладает кумулятивным действием: сначала она захватывает только некоторых, потом случаи заболевания учащаются, скоро смерть наведывается повсюду, потом мертвых становится больше, чем живых. Результат эпидемии может быть таким же, как и землетрясения. Но здесь люди – свидетели массового умирания, все происходит у них на глазах. Они как будто участники сражения, которое длится дольше, чем любое из известных сражений. Но враг здесь таинственен и невидим, ему невозможно нанести удар. Остается лишь ждать нападения. Нападает только он и разит, когда хочет. Он убивает одного за другим, и скоро кажется, что он уничтожит всех.
Когда эпидемия обнаружилась, она не может закончиться иначе, чем общей гибелью всех. Против нее нет средств, и те, кого она захватила, ждут исполнения произнесенного над ними приговора. Лишь захваченные ею представляют собой массу: они равны перед лицом судьбы. Их число увеличивается с возрастающим ускорением. Цель, к которой они движутся, будет достигнута через несколько дней. Они достигнут при этом величайшей плотности, к какой способны человеческие тела – плотности собранных в кучу трупов. Эта задержанная масса мертвых, согласно религиозным представлениям, еще не окончательно мертва. В некий миг она восстанет и, тесно построившись перед Господом, предстанет на Страшный Суд. Но если отвлечься от дальнейшей судьбы мертвых – не везде верят одинаково, одно остается неоспоримым: эпидемия завершается массой умирающих и мертвых. Ими полны «улицы и храмы». Иногда их уже невозможно хоронить как положено, поодиночке, и их валят друг на друга в братские могилы, тысячами в одну яму.
Существует три важнейших, хорошо знакомых человечеству явления, цель которых состоит в нагромождении груды трупов. Они родственны друг другу, и потому важно их между собою разграничить. Это битва, массовое самоубийство и эпидемия.
Битва рассчитана на нагромождение трупов врагов. Нужно уменьшить число живых врагов, чтобы в сравнении с ним огромным казалось число своих. Гибель своих при этом оказывается неизбежной, но к этому не стремятся. Цель – груда мертвых врагов, и к ней стремятся изо всех сил, применяя все умения и возможности.
При массовом самоубийстве такая же активность оборачивается против своих. Мужчины, женщины, дети убивают себя, пока не останется никого, а только груда собственных мертвецов. Чтоб никто не попал в руки врага, чтобы уничтожить всех полностью и окончательно, на помощь призывают огонь.
При эпидемии результат тот же, что при массовом самоубийстве, но смерть здесь происходит не по собственной воле и кажется причиняемой неизвестной внешней силой. Цель здесь достигается не так быстро, страшное ожидание уравнивает всех, разрушая все прочие отношения.
Эпидемия – это господство заразы, и страх перед нею разделяет людей. Самое надежное – ни к кому не приближаться, ибо зараза может скрываться в каждом. Некоторые бегут из города и уединяются в своих поместьях. Другие запираются в домах и никого к себе не пускают. Каждый избегает другого. Сохранение дистанции – последняя надежда. Надежда выжить, сама жизнь, так сказать, отталкивает здоровых от больных. Зараженные постепенно переходят в массу мертвых, незараженные избегают всех, иногда даже собственных родственников, родителей, супругов, детей. Примечательно, что надежда на выживание отделяет человека от всех прочих, противостоящих ему как масса жертв.
Но посреди всеобщего проклятья, где каждый, кого коснулась болезнь, считается погибшим, происходит удивительная вещь: некоторые выздоравливают, перенеся чуму. Можно представить себе их чувства. Выжив, они ощущают себя неуязвимыми. Они сочувствуют больным и умирающим вокруг. «Они испытывали такой подъем, – говорит Фукидид, – что, им казалось, они никогда уже не умрут от болезни».