Утро прокралось в сон осторожным скрипом двери.

– Ты долго будешь валяться? – разбудил Сашу Джек,

Фролов проснулся мгновенно, но глаза открывать не стал – всегда так делал, привык. Сначала освоился с ощущением тела, только потом осмотрелся с нарочитой ленью.

– С вами поваляешься… – потер он лицо ладонями. – Сколько времени?

– Восемь. – Джек выглядел отдохнувшим и бодрым, хотя наверняка всю ночь просидел в Сети.

У него было странное понимание отдыха, понятное только ему одному.

– Завтракать! – Саша встал и небрежно отряхнул штаны. – Где Женька?

– Яичницу жарит.

– Таня?

– Отсыпается. Хотя нет, проснулась. Слышишь, на кухне вода бежит?

– Лагерь труда и отдыха… – усмехнулся Фролов. – Тимур и его команда. Наступило утро, пришло время помогать старикам. Что с миссией?

– А… С этим я к тебе и пришел. – Джек довольно присел на валявшееся полено. – Кажется, я разгадал всю их заморочку с присвоением квартир. Все проще некуда, аж противно. Конечно, они бы разорились в пух и прах, если бы собирались просто владеть переписанной недвижимостью. Даже отвезти детей в Америку стоит куда больше, чем все присвоенные квартиры. Но подумай сам, что бы ты сделал, если бы у тебя на руках оказалась куча добра, а цена на него… ниже плинтуса?

– Я не коммерсант.

– Ну и дурак. А я бы попытался любой ценой поднять цены на это имущество.

– Да? Очень интересно. Вот только мне кажется, что хрена с два можно в целом городе так запросто поднять цены на недвижимость.

– Ну-ну… – усмехнулся Джек. – Если можно изменить обстановку в городе, да еще в нужную сторону, то цены подскочат сами собой.

– Любишь ты нагонять туману… Взял бы и рассказал по-людски.

– Сейчас, – качнулся на полене Джек. – Слушай сюда. Берем отдельно взятый город, например эту вашу приморскую деревню. Правдами и неправдами, но на шару, прибираем к рукам эдак квартир двести-триста. После этого спокойненько начинаем договариваться с украинским правительством об устройстве в городе какого-нибудь мощного развлекательного центра. Например, международного яхт-клуба. Улавливаешь?

– Без труда. Это ты все по Сети раскопал?

– Сеть плюс прослушка – хорошая вещь… Чувствуешь темную сторону моей Силы? То-то! – Джек выглядел очень довольным, как кот, удачно стащивший со стола крупную рыбину. – Короче, когда яхт-клуб будет готов, цены на землю поднимутся просто стремительно, сам понимаешь, а юсовцы, владея добрым куском, да еще постоянно его увеличивая, смогут диктовать любые ценовые условия.

– Вилами по воде… – сморщился Саша. – Не проще было бы просто купить пару сотен квартир? С их деньгами да нашими нынешними ценами… Легко, веришь?

– Хех… Так это была бы только половина дела! Ты просто никак не можешь въехать в американский подход к делам. Квартиры – это для них далеко не главное. Миссия занимается тут духовной экспансией, внедрением в умы священной любви к Америке. Мол, мы богаче, умнее, у нас большие машины и красивые дома, поэтому у нас надо учиться. Сам ведь мне втирал про джинсы и «Дирол» с ксилитом! Но пойми, что в любом деле юсовцы никогда не упустят выгоды, они даже во время вьетнамской войны не забывали приторговывать виски. Да вообще! Смысл всей их духовной экспансии и есть возможность поднавариться. Только по-крупному – нефть, тайга, земля, золото, алмазы. Короче, все, что в хозяйстве сгодится. А миссия… Лапши на уши понавешать, и лохи сами свое добро в юсовские лапы потащат. Экономия!

– Так они действительно собираются делать тут яхт-клуб? – задумался Фролов.

– Собираются… Уже делают! Скупили землю за равелином и за турбазой Мокроусова, сейчас уже запустили когти в готовый яхт-клуб на Омеге. Помнишь, год назад поставили в город партию автобусов? Думаешь, даром? Ага… Сейчас… За это отхватили кинотеатр «Россия», будут делать там отель класса люкс. Тут, блин, целая программа! Показ сериалов по местному телевидению кто проплатил? Угадай с трех раз.

– А это им на фига? Деньги лишние?

– Ты точно не коммерсант… Почти бесплатная реклама всей американской требухи, кока-кола, шмотье, образ жизни. Надо же подготовить аборигенов к правильному восприятию истинной культуры! Они тут решили устроить что-то типа Лас-Вегаса. Дешево и сердито. Помнишь, одеяла, зеркала, бусы, огненная вода, миссионеры? Все повторяется. Зачем придумывать что-то новое?

– Так… – Саша недобро сощурился. – Десантные корабли стоят тут уже неделю. Долговато для дружеского визита. Военное присутствие на всякий пожарный?

– А это уж сам разбирайся. – Джек легко сменил воодушевление равнодушием. – Всякие военные штучки по твоей части. Я тебе рассказал то, что удалось выудить. Кстати, надеюсь, не надо пояснять, что все американские конторы в городе действуют согласованно?

– Ясно. Пойдем есть.

Фролов вышел из сарая и протиснулся в кухню, наскоро умылся прохладной водой из крана. Мышцы до сих пор сводило от неудобства ночной позы, но правду говорят, что утро вечера мудренее – сегодня убивать уже никого не хотелось. Только горечь утраты недобро сжимала сердце, напоминая о нервном напряжении ночи. Стало даже стыдно за вчерашнюю слабость, за поиск легкого решения, за то, что вынашивал совершенно бессмысленные планы мести.

А ведь действительно собирался стрелять… Вовремя Японец зашел, прочистил мозги. Какой, действительно, смысл в бесполезном убийстве? Только Зло плодить. Андрея все равно не вернуть…

Но воспоминание о друге тоже кольнуло угрызением совести – в древние времена не отомстить за друга было равносильно предательству. Но мы-то уже не дикари бронзового века! Надо как-то мириться…

Черт! Саша даже напрягся, как напрягается иммунная система, пытаясь противостоять агрессии вирусов. Нервы расшатались, чтоб их… Настойчивое ощущение того, что все миролюбивые мысли являются чем-то внушенным, инородным, чужим, нахлынуло с сокрушительной силой.

А кому действительно сейчас выгодно миролюбие? Миролюбие, когда идет война, начатая не нами. Наших миссий нет в Америке, наши военные корабли не заходят в их порты, как хозяева. Наши «уазики» не таранят полицейские машины на улицах Нью-Йорка, и наши самолеты не бомбят крохотные проамериканские страны.

Да уж… Недаром юсовцы ведут экспансию не только «добротными американскими товарами», но и религиозным проповедничеством. Библейская заповедь «Не противься злому» ничуть не мешала православным бить Батыя и немцев, когда те «пришли с мечом». А вот протестантские сектанты именно на это делают основной упор. Смирение, любовь, непротивление злу. Очень удобно.

Для них.

Прямо готовая почва для оккупантов.

Саше пришлось еще раз умыться холодной водой – мозг снова заметался в поисках верного решения. Он понимал, что Японец прав и нельзя сводить все к упрощенному убийству, тем более к убийству тех, кто прямого злодейства не совершал. Просто быть десантником НАТО еще не такое преступление, за которое надо расстреливать из снайперской винтовки. Виноваты не все они, а лишь один, который из неумеренной лихости выехал на встречную полосу.

Андрей был прав – лучше всего вывести корабли из строя, никого не убивая. Это идеальный вариант, демонстрация того, что хоть правительство Украины и готово стелиться перед юсовцами, но есть силы… Или силенки… Короче, не все довольны их присутствием. Тогда пусть думают сами, убираться им или еще постоять. Это, по крайней мере, будет честно. А лучшей местью за Андрея будет «торжественный» выход десантных калош на буксире. С гордо поднятым звездно-полосатым флагом.

У Саши даже настроение поднялось. Оставалась только одна проблема – не было взрывчатки. Точнее, была, но в гараже у Андрея. Ключа не было.

Фролов закончил с умыванием и завернул подтекающий кран. Запах яичницы с помидорами приятно щекотал ноздри, горелым не пахло – научился Японец готовить. Хоть какой-то толк…

Завтрак выставили во дворе, даже с учетом мух там было намного приятнее – в дом уже прокралась одуряющая духота. Таня в белом махровом халатике, отдохнувшая и свежая, расставляла тарелки, Женька помогал ей чем мог, суетился. Джек лениво подергивал струны гитары.

Действительно лагерь. Колхоз.

Саша подхватил валявшийся ящик из-под яблок и присел на него к импровизированному столу. Ели молча – каждый думал о чем-то своем.

– Я смотрю, вы тут без меня нормально справляетесь… – прервал молчание Фролов. – Я денька на два отлучусь, а то обо мне дома начали забывать. Так что давайте, дерзайте. Море рядом, клуб, Джек может в телефонном колодце хоть поселиться. Только на ночь не оставляйте хату, а то бомжи потырят все, до чего доберутся.

Он вымакал хлебом золотистую подливку, поблагодарил и полез в сарай. Шерудил там долго, гремел поленьями, брякал железом. Вышел довольный – в руках ножовка по металлу и короткий ломик из куска арматурины.

– Джеки, у нас есть хоть какая-то газета? – поинтересовался он.

– «Вечерка» лежит на кухне, – с набитым ртом подсказал Джек, махнув вилкой в сторону дома.

Саша толкнул дверь и через минуту вышел с увесистым газетным свертком.

– Ладно, ребята, пока! – махнул он свободной рукой. – Отдыхайте. Джек за старшего.

– Командир… – Джек иронично фыркнул ему вслед.

– Кстати, а кто он? – поинтересовалась Таня. – Военный? Он даже когда в шлепанцах, ему хочется честь отдать.

– Девичью? – привычно хохотнул Джек.

– Блин… Я тебе когда-нибудь заеду в морду, – разозлился Японец. – Следил бы за языком!

– Всегда пожалуйста… Дуэль на мясорубках с пяти шагов.

– Да ладно вам ссориться! – остановила их Таня. – И так на душе кошки скребутся!

– Переживаешь за маму? – Участие Японца прозвучало как-то невпопад.

– Ну… – Таня чуть нахмурила брови. – У нее сегодня день рождения, понимаешь? Мы же с ней формально не ссорились… Глупо как-то. Иногда мне кажется, что я во всем виновата сама.

– Не грузись. – Джек доел, надел очки и снова подхватил гитару. – Позвони, поздравь. Хочешь, «сотку» дам, пока Фролова нет?

Таня вздохнула:

– Это совсем не то… Да к тому же я сама сильно соскучилась. Иногда так хочется вернуться, чтоб все было по-старому. Я когда была маленькой, мы каждые выходные куда-нибудь выбирались, особенно любили кататься на каруселях в Историческом. А на мамин день рождения всегда приезжала тетя Люся и привозила огромный «наполеон» с орехами. Теперь она не приходит… На последний день рождения пришли только подруги из миссии. Жутко противные тетки. У них такие глаза… Как у жаб. Ни грамма ума.

– Замена разума верой… – Джек пробежал пальцами по струнам, наиграв какой-то очень знакомый блюз.

– Но ведь мама никогда такой не была! – сжала кулачки Таня. – Это все эти… Алекс и Марта.

– Сволочи, – снова не в тему подал голос Японец. – Вот этих бы точно надо замочить без сожаления….

– Киллер… – Джек с удовольствием подхватил шутку Фролова. – Гроза юсовцев. Терминатор-три. Ворошиловский стрелок.

– Иди ты… – бессильно огрызнулся Женька.

Кулаки его сжались, в глазах мелькнул холодный блеск оружейной стали.

– Ну сходи к ней, – равнодушно продолжил разговор Джек. – Только если Фролов узнает, он нам всем головы оторвет. Это же все равно что к пчелам в улей – наверняка там вся миссия будет.

– Я с ней пойду! – Японец даже привстал от радостной возможности совершить подвиг.

– Жень, не надо. Вы же всерьез не думаете, что меня может кто-то убить? Это же вам не Москва, где убивают из-за квартир! Ваш Фролов вообще какой-то немного психованный. Везде видит врага, и враг у него постоянно только один. Некоторые так относятся к евреям, а он к американцам. Это плохо. К тому же мама тебя не знает. Что я ей скажу? Она очень настороженно относится к незнакомым молодым людям.

– Ну так представишь заодно. – Японец предпринял еще одну робкую попытку.

Похоже, что свершение подвига откладывается на неопределенное время.

– Не надо… – Таня взглянула на него умоляюще. – Мне и так будет трудно. Но можешь подождать меня у подъезда. Джек, ты с нами?

– Не, я на пляж. May the force be with you!

Японец собрался быстро, переодел рубашку и брюки, наспех смахнул пыль с туфель. Для храбрости выклянчил у Джека пневматический «корнет» и закинул его в непрозрачный пакет. Таня переоделась в светлые шорты и белую футболку – загорелые руки и ноги произвели на Женьку неизгладимое впечатление. Она изящно застегнула на запястье ремешок с часами – прошлогодний подарок Японца, и, взявшись за руки, они вышли через калитку.

Цветы для мамы они выбрали вместе. Женьке больше всего понравился безупречный букет красных роз, словно бархатных, источающих чистейшую свежесть аромата.

– Дорого… – неуверенно вздохнула Таня.

Букет ей понравился очень – лучше и не придумаешь, чтобы мириться с дорогим человеком.

Японец молча полез в карман и без содрогания достал двадцать гривень одной бумажкой. На эти деньги можно было бы купить ящик пива.

– Будьте любезны, – обратился он к продавщице. – Нам вот этот букет, пожалуйста.

– Спасибо! – шепнула ему в ухо Таня и чмокнула в щеку.

Японец зарделся и подумал, что добиться поцелуя гораздо проще, чем ему казалось раньше.

– Ну… Это подарок от всех нас, – счастливо улыбнулся он.

Около подъезда они остановились.

– Ты долго будешь? Давай я тебя подожду.

– Не знаю… – извиняющимся тоном ответила девушка. – Ты лучше иди домой. Я, наверно, здесь буду до вечера, очень хочется помириться с мамой.

– Ладно. Как знаешь… – Японец вздохнул и не оглядываясь пошел к выходу со двора.

Таня посмотрела ему вслед, собралась с духом и толкнула подъездную дверь.

С волнением вошла в знакомый подъезд. Пружина скрипнула за спиной, захлопнув ее в прохладном полумраке. Девушка поднималась по лестнице с таким чувством, будто вернулась из другого города. Ядовитая надпись на стене «СКУТЕР», сделанная пацанами с третьего этажа, упрямо просвечивала сквозь все многослойные попытки ЖЭКа перекрыть ее краской. Из маминой квартиры доносились звуки миссионерских песнопений. Она остановилась, раздумывая, не развернуться ли. Сжала в досаде букет, и роза больно, до крови, впилась шипом в ладонь. Нет, все-таки это мама, все-таки нельзя не поздравить ее, но я пробуду там ровно пятнадцать минут, успокоила себя девушка и двинулась дальше. Перед дверью Таня поправила волосы, еще раз взглянула на алые, в капельках воды, розы, тягостно вздохнула и нажала на кнопку звонка.

Дверь открыл братишка.

– Мама! Мама! Наша Танюшка пришла! – закричал он радостно на всю квартиру. – Смотри, какие она тебе розы принесла!

Мама выбежала из большой комнаты, где уже происходило застолье. Глаза ее сверкали тем же пугающим неестественным блеском, который появлялся у нее после посещений миссии. Таня заставила себя улыбнуться, хотя на глаза навернулись слезы, подошла к ней и протянула цветы:

– С днем рожденья, мамочка! Поздравляю тебя! Хочу, чтоб ты здорова была и счастлива. Ты же моя родная! Я за тобой так соскучилась.

– Заходи, моя милая! Хорошо, что пришла! – Мама прямо светилась от счастья, она даже смахнула слезу. – Проходи за стол, доченька! Там все подруги мои! Спасибо тебе за цветочки! А то уж я думала, что никогда тебя не увижу. Все подружки тебе милее, чем мать родная. Наконец-то ты и обо мне вспомнила! Садись, пирожка покушай, салатика! Исхудала-то, маленькая моя…

Раньше мама никогда так не говорила. Словно плохая актриса в дешевом спектакле.

Таня, стараясь не проявлять никаких эмоций, опустилась на уголок стула, поставленного ей заботливым братом, и молча взяла вилку. Кусок в горло не лез. Все это сборище истерических теток и дядек просто пугало. Она поковыряла салат, все-таки надо соблюсти приличия, нельзя маму обижать в такой день. Бокалы наполнили шампанским, и Марта Кори подняла тост.

– Дорогие братья и сестры! – начала она привычным тягучим голосом, почти без интонаций. – Сегодня у одной из нас большой праздник. Она прожила еще один год и стала на один год ближе к любви и свету, заполняющим Вселенную. На один год ближе к Богу. В этот день она не может не почувствовать, как свет Господень пронизывает каждого из нас, как он нас объединяет, роднит. Как любовь и всепрощение пронизывают наши души. Так давайте же выпьем за то, чтобы ненависть никогда не омрачала наши души, чтобы любые проблемы мы решали взаимопониманием и взаимоподдержкой. Ведь небо над нами одно на всех и Бог над нами один на всех. Аминь.

Все встали, встала нехотя и Таня. Подняли бокалы. Девушка подумала про себя, что она выпьет, конечно, за любовь, но не за ту, о которой говорит эта гадкая американка. Она тихо прошептала:

– За тебя мамочка, чтобы ты поссорилась с этими уродами.

И тоже выпила.

После тоста Марта завела гимн «Миссии надежды», в котором часто повторялось слово «Аллилуйя», и гости лихо подхватили разухабистым хором. На глаза многих теток навернулись слезы умиления.

Таня почувствовала, как у нее начинает кружиться голова. Она поднялась и вышла в кухню. Вот, думала поговорить с мамой, а пришлось слушать проповедь. Глупо. Но если уйти прямо сейчас, то совсем плохо будет. Не по-человечески. Нет, надо подождать немного, гости уже изрядно навеселе. Через пару часов начнут уходить. Все-таки надо поговорить с мамой.

Появился брат. Недовольно посмотрел на Таню:

– Почему ты ушла? Мама обижается, говорит, чтобы я тебя позвал. Сейчас должен прийти дядя Алекс. Она хотела, чтоб ты со всеми за столом посидела. И вообще, если хочешь знать, зря ты на них сердишься. Они классные, я в Америку скоро поеду на целый месяц. Классно!

– Да уж! Америка эта вам – будто мед пчелам. Манна небесная! Чем вам здесь не нравится, не пойму. Гамбургеров их пластиковых, что ли, не ели? Если вы тут не можете хорошего ничего найти, так и там не найдете тем более! Ждут вас там с распростертыми объятьями! Ненавижу! Да у них не только гамбургеры, у них все из пластика. Даже улыбки! И вы туда же! Ладно. – Таня взяла себя в руки. – Сейчас приду.

«Аллилуйя» закончилась, она, как обещала, вернулась за стол. Гости приторно улыбались, только Марта подозрительно прищурила медоточивые глазки, взглянув на девушку с противоположного края стола. Странно, обычно Марта не упускала случая, чтобы не поагитировать, а сегодня, непонятно в честь чего, слова не говорит. Ну ладно. И на том спасибо. Трудно было бы выдержать общение с этой гадиной.

Снова произнесли тост все на ту же тему. Снова пришлось встать и, перечокавшись со всеми, выпить еще один бокал. Таня опустилась на стул и вдруг почувствовала сильное головокружение.