Ритм стихотворения

Мама Шамана сидит под дождем и смотрит на рогатые костистые горы в тумане. У нее в голове – ничего, кроме дождя и гор. И это ей нравится. Горам и дождю тоже нравится быть у Мамы Шамана в голове. Она слабо отстукивает ритм левой пяткой: «бум-така-така… така-бум-така-така…». Иногда ритм ломается, и Мама Шамана меняет левую пятку на правую.

Так продолжается до самых сумерек.

Что общего у поэзии, музыки, танца? Ритм! Именно он уносит нас в особое, измененное состояние сознания, когда стих нас захватывает. На таком повторении основано большинство ритуальных практик. Поэзия – это именно ритмически организованная речь! В этом ее главное отличие от прозы. Стихотворный ритм образуется при помощи чередования ритмически сильных (ударных) и ритмически слабых (безударных) слогов.

В традиционных культурах любой переход, важное событие сопровождались барабанным ритмом. Совместный порыв к движению, единение в этом порыве приобщает человека к другим людям, делает его жизнь частью общего. Свадьба, ритуал прощания, рождение – каждое из этих событий сопровождалось групповым трансом. Современные дискотеки и рок-концерты – также часть такой ритмической групповой культуры. И не случайно в нашей речи до сих пор в ходу выражение «чувство такта». А умение попасть в такт с другими начинается с умения быть в ладу, в верном ритме с собой.

Кстати, именно потому, что в основе музыки – ритм, даже глухие от рождения люди могут танцевать и музицировать! Бетховен, потерявший слух полностью в 26 лет, использовал трость для того, чтобы ощущать ритм. Один ее конец он вставлял под крышку фортепиано, а другой сжимал зубами. Например, неслышащие танцоры ориентируются на вибрацию пола. Здесь самое главное – темпо-ритмическая структура музыки. Именно с этой целью танцовщица Мун Рибас решилась на невероятный эксперимент – она вживила себе в стопы особый чип-сейсмограф, который позволяет ей чувствовать вибрацию Земли: «Я балерина и хочу поделиться опытом, показать, как планета двигается. Когда происходит землетрясение, я начинаю танцевать и интерпретирую то, что я чувствую. Кроме того, я создаю ноты, которые основаны на землетрясениях, мы играем подземные толчки и вибрации земли. Можно сказать, что сама земля является композитором».

А как поэтично о ритме сказал Владимир Маяковский (уж он его познал!): «Ритм – это основная сила, основная энергия стиха. Объяснить его нельзя, про него можно сказать только так, как говорится про магнетизм или электричество.

Магнетизм и электричество – это виды энергии. Ритм может быть один во многих стихах, даже во всей работе поэта, и это не делает работу однообразной, так как ритм может быть до того сложен и трудно оформляем, что до него не доберешься и несколькими большими поэмами».

Поэзия формирует у нас умение слышать себя, свой темп и ритм. Способность воспитывать свой особый тонкий «слух ритма», умение, словно искусный дирижер, ощущать его через свою палочку дает нам возможность быть более сенситивными к миру, к другим людям. И конечно, к себе. Ведь, чтобы управлять оркестром своей жизни, нам нужно уметь остро ощущать соприкосновение с палочкой, а через нее и со звуком.

Стихотворение – это путь, который вам предстоит пройти с автором. Не случайно единицу измерения стихотворного размера называют стопой. А что такое «стопа»? В переводе с латыни – «нога», «ступня». Если стихотворение – это путь, то стопа – шаг. Последовательность безударных и одного ударного слога. Попробуйте отстукивать шагами ритм стихов, то есть двигаться, когда читаете их вслух. Ведь походка стихотворения бывает невероятно разной! Пританцовывайте в такт ритму стиха, поймайте его! Двигайтесь в такт, дышите в такт!

В основе стихосложения лежит размер. Еще его называют метр. Это как раз и есть форма стихотворного ритма. В русском языке пять основных размеров: хорей, ямб, дактиль, амфибрахий, анапест. А вот у арабских поэтов их, например, двадцать семь! Кстати, поэт в арабском мире занимал особое место. Считалось, что ему ведомо прошлое и будущее, а стихи наделены особой силой. А слово «шаир» означало раньше не только «поэт», но и «ведун». Лев Гумилев и вовсе считал, что поэзия была им жизненно необходима: «Поэзия, хотя бы примитивная, была нужна арабам, путешествующим по пустыне, чтобы соразмерить колебания своего тела с аллюром верблюда. Этому помогал ритм стиха, подчиняющий себе человека целиком. Так как у верблюдов аллюров много, то и трясут они всадника разнообразно. Поэтому в арабской поэзии насчитывается двадцать семь размеров, тогда как в русском только пять. Поэзия была для арабов так же насущно необходима, как для греков музыка, для негров-банту – танец, для славян – песня и т. д.». Именно поэтому, считает ученый, первыми пассионариями, то есть людьми, обладающими повышенной тягой к действию, к изменению мира, в Аравии стали поэты.

Зачем нам вспоминать эти стихотворные размеры (кто не мечтал забыть их после бессонных ночей перед экзаменом!), спросите вы? Потому что стихотворный размер – это своеобразные ноты! Поэзия ведь невероятно музыкальна! Вовсе и не обязательно знать нотную грамоту, чтобы наслаждаться музыкой. И конечно, вовсе не обязательно отличать ямб от амфибрахия, чтобы чувствовать поэзию. Онегин тоже не особенно дружил с теорией литературы:

 

Высокой страсти не имея

Для звуков жизни не щадить,

Не мог он ямба от хорея,

Как мы ни бились, отличить.

 

Но как только мы пробуем увидеть сам механизм стихотворения – тут же открываем для себя его новые грани! Отчего же автор выбирает тот или иной стихотворный размер? Делает он это по наитию или же осознанно? Есть ли какие-то правила использования стихотворного размера?

Выдающийся литературовед Мариэтта Омаровна Чудакова в прекрасной книге, которую обязательно стоит прочесть не только учителям, но и всем нам, сравнивает ответы на этот вопрос нескольких классиков.

Например, Ломоносов был убежден, что чистые ямбические стихи… поднимаясь тихо вверх материи, благородство, великолепие и высоту умножают. Оных нигде не лучше употреблять, как в торжественных одах. Значит ли это, что стихотворный размер «дан нам природой»?

Выдающийся филолог М. Л. Гаспаров предостерегает нас от таких выводов и заключает, что в звучании каждого размера есть что-то, по привычке (а не от природы) имеющее ту или иную содержательную окраску. Иными словами, «связь между метром и смыслом есть связь историческая». Как вам такой поворот?

Например, «Гамлет» в переводе Пастернака и песня «Катюша». Оба текста написаны пятистопным хореем!

А теперь мы вплотную подходим к тому, что стихотворный размер – это отсылка к традиции, эдакое «пасхальное яйцо». Потому что стихотворение, с одной стороны, принадлежит автору, отражает его внутренний мир. С другой – поэт выбирает размер и всю его историю, можно сказать, объединяет свою работу с работой тех, кто писал этим размером до него… И автор адресуется к читателю не сам по себе, а в некоем содружестве с другими. Потому что любой размер несет какую-то смысловую нагрузку, завещанную другими стихотворениями других поэтов и эпох.

Как здесь не вспомнить Карла Густава Юнга с его «коллективным бессознательным» или мистические «Хроники Акаши», «библиотеку», которая содержит в себе весь совокупный, коллективный человеческий опыт. Выходит, что поэзия путем особого ритма дает нам прикоснуться не только к миру автора, своему внутреннему миру, но и мирам предшественников поэта, которые звучат в этом ритмическом узоре!

Давайте начнем вслух читать стихотворение. Прямо сейчас! Если есть возможность, сопровождайте каждый слог шагами (будто вы идете рядом с автором или прогуливаетесь по описываемому пейзажу).

А в качестве домашнего задания попробуйте прочитать «цифровые стихи».

Обязательно с выражением и вслух. И вы ощутите, как по одному лишь ритму мы можем узнать поэта. Во многом именно ритм стиха определяет нашу симпатию к нему, то, насколько он в нас резонирует.

Например:

47 3 9 5

3 4 20

220 305

2 105 17

В. Маяковский

 

Крошка сын к отцу пришел,

и спросила кроха:

– Что такое хорошо

и что такое плохо?