Знаете, все эти побудительные вещи с приставкой «надо» — надо любить и так далее, — они немного лукавые.

Ведь Христос никогда не говорил нам, что «надо любить». Он говорил «любите друг друга!» А это вовсе не «обязаны любить». Он говорил, насколько я понимаю, в значении перспективы, по направлению к которой нужно двигаться. Любить — это не требование. Хороша же это любовь, когда она — требование! Любовь — это условие жизни, а не требование, понимаете?

И если у нас нет этого понимания, если у нас во всем звучит «надо», то получается «нетеплая» любовь, вымученная. Есть польза для детей от такой родительской любви? Сомневаюсь.

Нередко это происходит потому, что многое нами делается «от ума». Вот мы услышали правильные слова, изучили известные схемы из достоверных и благословленных источников — и во все эти вещи начали пытаться правильно вписаться. В итоге — получаем жизнь «в образе». Чужом, правда, образе, который в итоге «съедает» своего носителя.

Но если мы ориентируемся не на схемы, даже благословленные, а на Спасителя как на единственный камертон человечности и правильности всего, мы не будем втискивать себя в прокрустово ложе схем и штампов только потому, что общество считает это единственно верным. Ведь это только наша жизнь, и отвечать за нее нам придется лично перед Богом. А Он ведь никогда не играл благочестивого еврея, не смотрел внимательно на реакцию окружающих, не пытался оценить, насколько эффективны или неэффективны Его слова. Он был глубоко естественен. У него болело сердце, когда Он видел, что Лазарь в гробу. И Он плакал. Когда Он видел, что в притворе храма дерут с народа за жертвенных животных во много раз больше, чем за его пределами, Он был в гневе. Он был искренен. И Ему было все равно, какие схемы придумало общество.

А откуда в нас такая любовь к графикам и схемам? Почему мы непременно должны жить по непонятно кем придуманному алгоритму? Это в нас прямо какая-то глубинная детская непосредственность просыпается, отсутствие внутренней цензуры, некая «правильность». Этой нашей «правильности» у Христа совершенно нет. Поэтому Он свободно переступал не только условности, но даже требования закона — когда видел в этом необходимость.