55. Дом Бенанди

С того дня, как она приняла предложение Шера, с той ночи до этого, когда она не спала, с того полудня еще ранее, когда Благородна сказала, что она недостаточно хороша для Шера, Селендра не переставала нервничать. Все было не яснее темной ночи. Ее самой большой радостью и самой большой мукой было то, что она видела Шера каждый день и проводила с ним бо́льшую часть дня. Он не пытался добиться физического контакта, хотя каждый день так или иначе напоминал ей словесно, что она все еще не принадлежит ему полностью. Он ей действительно нравился. Она слишком сильно любила его, чтобы желать ему зла, и начинала прозревать, что невозможно было выполнить ее план без того, чтобы не сделать ему очень больно. Отступать уже тоже было поздно. Она должна пройти через это, что означает – ей следует притворяться, и делать это хорошо.

Получалось не так уж и плохо. Она просыпалась по ночам, чувствуя, как колотится ее сердце, как его переполняет ужасная смесь чувства любви и вины. Но и радостей тоже хватало. Она могла мучить Благородную при каждом удобном случае. До сих пор, что бы Шер ни делал, Благородна не склонилась в сторону Селендры ни на йоту. Так что Селендра находила извращенное удовольствие в том, чтобы заставлять дракониху признать, что она суженая Шера, будущая Благородная Бенанди. Кроме того, положение невесты Шера открывало ей доступ ко всем удовольствиям, простым и сложным, которых Селендра всегда желала. Она собиралась в Ириет, и там она будет присутствовать на приеме, и радости ей добавит то, что Благородна будет вынуждена его организовать и представить ее. Еще она отправится в театр, в чем ей до сих пор было отказано. Она поклялась, что будет получать удовольствие, пока это возможно, а беспокоиться будет потом. Встречаться глазами с Фелин она по мере сил избегала.

Она нашла путешествие в столицу утомительным, хотя и взлетала над поездом вместе с Шером так часто, как хотела. Драгонетам скоро все наскучило, и они требовали развлечений. Это лучше, чем поездка из Агорнина, но поезда, сказала она Шеру, по природе своей скучны.

– Когда мы поженимся, мы будем летать, куда захотим, – заверил он ее.

В Ириет они прибыли поздно вечером, настолько поздно, что успели только найти отведенные им комнаты и тут же уснуть. Только утром Селендра заметила, какой величественной оказалась ее спальная пещера, и осознала, что золото, на котором она спала, было частью сокровища Бенанди. Почти каждый предмет был украшен гербом. Это была не гостевая комната, а огромные покои хозяйки поместья. Шер, вероятно, настоял на том, чтобы его мать уступила ей эти покои. Ненадолго она представила себе, что и правда могла бы выйти за Шера и занять эту комнату по праву. Если бы только она смогла зардеться! Она стиснула зубы при мысли о Фрелте.

За завтраком она была разочарована тем, насколько старым оказалось мясо.

– В Ириете невозможно найти хорошей говядины, – сказал ей Пенн.

– Обычно нам удается добыть что-то получше, – сказал Шер, тщательно жуя.

– Я обычно посылаю слуг прямо на бойню поздно вечером, чтобы купили мясо, как только оно поступит в продажу утром, – сказала Благородна. – Мы слишком поздно вчера прибыли. Слуги были отправлены туда, но оказались слишком далеко в очереди, чтобы получить что-нибудь хорошее. Завтра будет лучше. Ну, как вы намерены развлекаться сегодня? Я буду подписывать приглашения на прием для наших друзей. Селендра, дорогая, ты умеешь писать? Не хочешь мне помочь?

Селендра совсем не желала провести весь день над скучными приглашениями, но не могла сказать об этом теперь, когда сомневались в ее девичьих навыках.

– Конечно, я умею писать, – сказала она. – Я много лет писала для отца.

– Тогда решено, – сказала Благородна с улыбкой, зная, что эту схватку она выиграла. – А чем займутся остальные?

– Идет такой снег, своего хвоста не разглядишь, – сказал Шер. – Я уверен, что через час-другой он прекратится. К этому времени вы с Селендрой, конечно, управитесь, и я смогу вывести ее на прогулку осмотреть окрестности. Не хочешь ли пойти с нами, Фелин? Мы сможем по дороге зайти в шляпный магазин.

Селендра благодарно улыбнулась Шеру. Благородна заметно скисла.

– Я должна присматривать за детьми, – сказала сокрушенно Фелин.

– Я присмотрю за детьми, дорогая, – сказал Пенн.

– Но они захотят осмотреть чуть ли не половину Ириета, – запротестовала Фелин.

– Я могу отвести их в Церковь Святого Вувьера, где любому драгонету есть на что посмотреть, и это будет им полезно, – сказал Пенн решительно бодрым тоном.

– Возьмите с собой Эймер, – предложила Фелин.

– Если ты считаешь, что так лучше, – сказал Пенн, поднимаясь и обтирая грудь. Он поклонился Шеру и Благородной.

– Мы увидимся за обедом?

– Да, и не опаздывай, потому что после обеда я собираюсь позвать всех в театр, – сказал Шер.

Селендра подскочила так, будто у нее только что прорезались крылья и она впервые с восторгом смогла оторваться от земли.

– Театр?

– Ничего неподобающего для моей сестры, я надеюсь? – спросил Пенн, пытаясь улыбнуться, но не совсем удачно.

– Ничего неподобающего для кого бы то ни было. «Разгром Яргов» Этанина. – Шер дружелюбно улыбнулся всей компании. – Я заказал достаточно мест для всех, включая драгонетов.

– Это классика, – заверил Пенн Фелин, которая пыталась протестовать движением хвоста. – Этанин – великий поэт. Пьеса имеет образовательную ценность. Мы ставили ее в школе.

– Историческая, – сказал Шер, кивая Фелин. Он внезапно встал, перекинул хвост вперед и поднял лапы в деланой позе ужаса.

– Так вот оно что, это измена! – воскликнул он трагически. После этого он пригнулся, плотно прижал крылья к спине и, вытянув перед собой хвост, заговорил низким вкрадчивым голосом.

– Ты говоришь – измена? Я не стану отрицать. Но ты имеешь в виду измену Яргам, нашим господам, в то время как я не устаю повторять, что измена в том, что они – наши хозяева, это измена нашей собственной природе драконов. Ты говоришь, что мы принесли присягу верности, но что толку в этой верности, если она построена на лжи, уродует души, превращает когти в руки, – он опасно изогнул когти, – чешуя опадает, – он содрогнулся, – с наших крыльев, связанных за спиной, – что, разве не измена себе – так жить?

Селендра всплеснула лапами.

– Ты прекрасен так же, как и пьеса!

– О, благодарю вас, Ваше Величество, – раскланялся Шер, как артист. – Всего лишь воспроизвожу историю нашей великой нации.

– Ну, не подлинную историю, – вмешался Пенн. – В этом больше поэзии, чем истории. Ярги победили нас потому, что владели оружием, и, как только мы тоже завладели оружием, мы их вышвырнули. Из пьесы Этанина можно понять, что мы это сделали голыми когтями и пламенем, в то время как уже Нашествие доказало, что клыки и пламя ничего не дают против пушек.

– Пенн, не будь таким скучным, – сказал Шер.

– Шер, не будь таким романтиком, – сказал Пенн точно таким же тоном, и на мгновение каждый увидел, какими они были в драгонетстве, когда, будучи едва ли на десять лет старше Герина и Вонтаса, встретились в школе. На мгновение все три присутствующие дамы объединились, взирая на своих драконов с одинаковой любовью.

– Я должна подготовить драгонетов к выходу в свет, – сказала Фелин, прерывая момент. – Я надеюсь, Шер, что эта пьеса, историческая она или нет, станет хорошим опытом. Я никогда не видела ни одной пьесы.

– И я не видела, но всегда хотела, с тех пор как Пенн рассказывал мне о театре, когда я только-только вылупилась, – сказала Селендра, направляясь к двери. – Мне надо освежиться, и я присоединюсь к вам в работе над приглашениями, Матушка.

Она вышла, а Пенн и Фелин – вслед за ней.

– Матушка, – горько повторила Благородна. – Она специально так говорит, чтобы позлить меня.

– Не надо заводить с ней стычки, – сказал Шер. – Я уверен, вы бы друг другу понравились, если бы сложили оружие.

– Она хочет сражаться со мной, – сказала Благородна. – Разве ты не видишь этого? О, я знаю, что моя вина прежде всего в том, что я ее провоцирую, но я уже вижу, что мне придется за это заплатить. Иногда мне кажется, что воевать со мной она хочет больше, чем выйти за тебя.

Шер задумался. Он старался примирить их уже больше недели и преуспел в этом очень мало.

– Я понимаю, почему ты можешь так думать, – сказал он, подавляя стремление без оглядки защищать Селендру и стараясь судить трезво. – Но – нет, я знаю, что она меня любит.

– Я не вижу следов этого на ее чешуе, – сказала его мать.

– Она ждет, пока ты ее примешь, я говорил тебе об этом, – сказал Шер. – Я видел любовь в ее глазах.

– Глаза могут лгать, – сказала Благородна. То, что в этой ситуации Селендра оставалась девственно-золотой, было ее единственным утешением. – Я думаю, она совсем тебя не любит, я думаю, она хочет мстить мне, потому что я попросила ее оставить тебя в покое.

– А я совершенно уверен, что она меня любит, – сказал Шер, упорно думая о том, что он прочитал в глазах Селендры на заснеженном лугу утром Глубокозимья под ледяным солнцем.

– А я совершенно уверена, что ты – глупец, – сказала Благородна. – И кого же из захудалых родственников невесты я должна пригласить на прием, если они все судятся друг с другом?

– Эйнар и Даверака, – ответил Шер.

– Я вижу, что остатки понимания светских обычаев у тебя все же сохранились, – сказала его мать. – Если она и приводит в семью хоть кого-то с титулом, так это Даверака.

– Тебе следует быть вежливой с ней, – сказал Шер, наклоняясь и ловя взгляд матери. – Что бы ты ни чувствовала и что бы ты ни думала, ты будешь вежлива, ты перестанешь задираться и стараться испортить ей удовольствие, ты организуешь этот прием в честь нее, а когда я тебе скажу, ты поприветствуешь ее появление в нашей семье.

– Вельд поразит меня за эту ложь.

– Я – глава этой семьи. Я – Благородный Бенанди, – сказал Шер.

– Всем об этом хорошо известно, – сказала Благородна.

– Тогда послушай меня как главу семьи. Ты поприветствуешь Селендру, когда я тебе скажу, или я подам тебя на наш свадебный пир.

– Не посмеешь, – сказала она.

Шер только посмотрел на нее.

– Ты не посмеешь, – сказала она. – Прославиться как Благородный Лорд, который съел мать, когда она была еще крепкой и здоровой?

Шер улыбнулся и повернулся, чтобы уйти. В дверном проеме он остановился и оглянулся. Его мать опустила голову к полу, и он увидел, что она плачет.