Приход Преподобного Фрелта лежал к востоку от Агорнина за горой – примерно в десяти минутах полета к востоку от Агорнина за горой. Из-за географии низлежащей местности для того, чтобы пройти это расстояние пешком по разделяющей горы равнине, крепкому дракону требовалось два или три часа. Если бы Фрелту предложили остаться на ночь, он бы отказался, но чувствовал, что семейка немного перебирает, вышвыривая его из дому, не угостив ничем, кроме хорошо обглоданной ноги, которую Даверак бросил ему в нижней пещере. На любых приличных похоронах вдобавок к глазам усопшего, которые ему полагалось сожрать по закону, священнику предлагали еще фрукты и пиво. После того, как он сухо, но вежливо распрощался и взглянул на идущую вверх дорогу, по которой ему предстояло идти, не имея при себе и глотка воды, он решил, что цена, которую он заплатил за свою недавнюю победу, была слишком высока.
Пенн попрощался с Фрелтом крайне коротко и формально. Он видел, с какой поспешностью Беренда стремилась увезти своих домочадцев, и в какой-то степени одобрял эту поспешность. Он сам слыл в целом миролюбивым драконом, ненавидел ссоры и вспышки ярости. Даже до того, как он стал священником, он очень редко затевал какие-либо столкновения. Последнее, что им сейчас было нужно, это долгая неопределенность, которая будет питать костер враждебности. Пенн хорошо знал себя. Проведи он полгода или год в своем собственном приходе, со своей женой, которая подает ему его любимые блюда в его уютной столовой, ему бы хватило самообладания, чтобы вынести вид Преподобного Фрелта и даже Сиятельного Даверака. В этот же момент все, что он мог сделать, – это отослать Фрелта во имя богов, чтобы не порвать его на кусочки.
– И вам тоже хорошего путешествия в Бенанди, – сказал Фрелт с сердечностью, которой Пенн не доверял.
– Я еще останусь на день-два, чтобы потом сопроводить мою сестру Селендру ко мне, – сообщил Пенн отрывисто, тоном, не допускающим возражений.
– Только Селендру? – спросил Фрелт. – А что станет с Эйнар?
В поле зрения Пенна остался один Фрелт, и он почувствовал, как непроизвольно сжимаются его когти. В вопросе Фрелта содержалось предположение, что семья может оставить Эйнар на произвол судьбы, и Пенн вспыхнул гневом. Затем он вспомнил исповедь своего отца. Дракон, чей отец съел своих брата и сестру, не имел права отвергать предположение, что он может покинуть своих собственных родственников.
– Эйнар в дальнейшем будет жить под защитой Сиятельного Даверака, – сказал Пенн спокойно и ровно, как и надлежит священнику.
– Тогда пожелайте им обоим приятного путешествия и от меня тоже. Да избавит вас Джурале от усталости и жажды в пути.
– Благодарю вас, – сказал Пенн, прекрасно понимая, что Фрелт надеялся получить угощение себе в дорогу. «Пусть напьется из дождевых луж», – подумал Пенн, улыбаясь и поднимая лапу в вежливом ритуальном прощании.
Пылая негодованием, Фрелт отправился по каменистому пути. Еще раньше, чем он доберется до дома, будет довольно темно, а он уже отпустил всех слуг, прежде чем ушел сегодня из дома. Как бы он хотел иметь жену, которая бы дожидалась его возвращения и приготовила бы для него мясо и освежающие плоды. Он мог позволить себе жениться. От родителей Фрелт унаследовал не такой уж большой запас золота, но приход его процветал, а разорительных привычек у него не было. Он прожил так осторожно все семь лет, прежде чем посватался к Беренде. Без всяких сомнений, он мог позволить себе не только жену, но и драгонетов, если только не очень много. От жены ему была бы большая польза. И все же, когда его огорчили отказом, новых попыток он не предпринимал. Слишком сильно его занимала вражда со старым Боном, а кроме того, в округе не на кого было положить глаз. Слишком разборчив он стал, думал Фрелт, шагая по дороге, развил слишком изысканный вкус. Первая же его избранница стала Сиятельной. После этого не мог же он согласиться на какую-нибудь фермерскую дочку или, того хуже, дочку Досточтимого вдвое его старше, у которой уже начинает отвердевать кожа под мордой. Впрочем, после замужества Беренды его округ ничего другого предложить не мог. Может, ему следовало отправиться в Ириет однажды весной, посмотреть, каких дракониц выставляют их мамаши на брачном рынке, да и выбрать одну для себя. Они все могут сколько угодно говорить, что им хотелось бы Благородного, Высокородного или Августейшего, но они согласны и на Сиятельного. Только вот Августейших особ было меньше, чем дракониц, чтобы всем угодить. Он знал, что многие из них были бы рады богатому священнику, с хорошей синекурой, метров тридцати длиной, и уже припасающему кое-что для детей.
Он тащился вперед и вверх по склону, ощущая тепло заходящего солнца на спине. Он не сожалел о том, что его крылья спутаны красными шнурами. Он гордился ими, гордился тем, как стойко носил их. Некоторые священники, как он был уверен, сочли бы обстоятельства подходящими для того, чтобы развязать их и полететь домой. Фрелт гордился тем, что не сделал этого, что его внутреннее благочестие проявлялось в наружном соблюдении каждой буквы закона. В Тиамате все еще были священники, которые летали каждый день и надевали шнуры, только когда проповедовали, и он презирал их, как подобало каждому благонамеренному дракону. Таких священников было немного, но очень многие носили шнуры только до тех пор, пока не наступали затруднительные обстоятельства, пока шнуры не начинали натирать, пока не надо было совершать утомительное восхождение в гору. Этих Фрелт равно презирал. Священники обладали иммунитетом, их крылья связаны красным в ознаменование этого, поэтому им следовало не летать, а ходить. Он не поддерживал сторонников крайних мер, которые настаивали, что по Перводням вообще все должны ходить, а не летать, хотя и полагал хорошей манерой ходить в церковь, если только путешествие не было слишком трудным. Однако же священникам следует ходить все время, даже в случае затруднений, что Фрелт прилежно и делал. Он бы хотел, чтобы с ним был кто-нибудь, кто мог бы этим впечатлиться, или чтобы кто-то ожидал его дома, чтобы принести ему выпить, восхититься его стойкостью и попричитать о том, какое расстояние он покрыл. Жена. Беренда была потеряна, но жена ему нужна.
Впервые он подумал о сестрах Беренды. Никогда он не уделял им достаточно внимания. Когда ухаживал за Берендой, они были всего лишь драгонетками, а с тех пор, как они выросли, сношения между приходом и Агорнином стали редки. Он едва ли встречал их где-то еще, кроме церкви. Тем не менее сегодня он разглядел сестер: обе оказались хорошенькими и обе на выданье. Прямо на ходу он припоминал, как они предстали его глазам. Окрас Селендры, пожалуй, поярче отливал девственным золотом, и ему казалось, что ее фиалковые, как у Беренды, глаза смотрели более проницательно. Эйнар определенно побледнее и более мечтательна, с серебряными глазами. Он задумался на мгновение, замерев с вытянутой ногой. Может быть, драконица поспокойнее лучше подойдет ему в качестве жены? Ему бы хотелось домашнего уюта и обожания, а не драмы и волнений. Однако живость часто сопровождается большей выносливостью. Он хотел жену, которая принесет ему драгонетов и будет продолжать жить с ним в качестве компаньонки, а не увянет и не оставит его вдоветь после первой же кладки.
Значит, Селендра. Он продолжал идти, но шагал осторожнее, потому что солнце уже опустилось и на дороге стемнело. С другой стороны, Селендра должна отправиться жить с Пенном, а Эйнар должна присоединиться к дому Беренды. Родственные связи Эйнар могли бы сослужить ему хорошую службу, хотя Пенн может воспротивиться сватовству, разгневанный исходом сегодняшнего разбирательства. Задним числом он осознал, что принял глупое решение. Если бы он раньше подумал о возможности сватовства к одной из девиц, в его интересах было бы рассудить в пользу Пенна так, чтобы они получили свою долю драконьей плоти по справедливости. Как священник он бы получил не слишком много, но достаточно, чтобы содержать жену. Он вспомнил про маленького зеленого Ламерака и содрогнулся. Этого драгонета должно отбраковать, а не выхаживать. Его сестра была всего лишь бледно-золотой, с легчайшим отблеском зеленого. Надо было выступить против Даверака и позволить напитаться молодым, тогда Эйнар и Селендра были бы лучше упитанны и благодарны ему. Теперь уже поздно. Ему придется уповать на благодарность, которую они будут испытывать от самого замужества и обретения своего дома вместо того, чтобы жить у кого-то в качестве бедных родственников.
Он взвешивал достоинства обеих дракониц весь следующий час пути. Решение было принято еще до того, как он добрался до дому. По причинам, которые он называл филантропическими, Фрелт решил сделать предложение Селендре. Эйнар отправлялась в дом Сиятельного, в высшее общество и мир моды. У нее будут все возможности, чтобы встретить своего будущего мужа. Селендра отправляется в сельский приход, такой же, как его собственный, только не хозяйкой, а приживалкой. (Конечно же, ему не стоит беспокоиться о ее избыточной живости, если ее брат Пенн, который знал ее несравнимо лучше, решил, что такая жизнь ей подходит больше.) Он бы мог вызволить ее из нужды, ну, или почти нужды. Приданое ее будет невелико, но все же станет неплохой прибавкой к тонкому слою золота, которое устилало его нижнюю пещеру. Если действовать быстро, пока Пенн не увез ее, тот не сможет сильно воспротивиться. Может, даже удастся убедить Селендру согласиться на немедленное романтическое бегство, чтобы умыкнуть ее без формального согласия, а потом уж разбираться со всем прочим. Как это было бы кстати – жениться! Жена священника может летать в любой день, кроме Перводня конечно, что значительно облегчит доставку припасов из-за гор.
К тому времени, когда Фрелт утолил жажду в холодном приходском доме, в голове у него уже ясно сложился план на следующие десять лет, который начинался с того, чтобы снова пройти весь путь в обратном направлении и поговорить с Селендрой прежде, чем она отправится с Пенном в Бенанди.