Фелин прикидывала, пока летела домой, что следует рассказать мужу и золовке о ее разговоре с Благородной. Она хоть и защищала Селендру, насколько осмеливалась, но не понимала, как начать с ней этот разговор. Что касается Пенна, Фелин не знала, как он это воспримет. Его положение священника прихода Бенанди зависело от Благородной, оно обеспечивало ему и дом и доход. Он может рассердиться на свою сестру за причиненные неудобства, а на саму Фелин за то, что не согласилась на все, что хотела Благородна. Было бы проще не затрагивать эту тему ни с одним из них. Однако оба заметят отсутствие приглашений из Резиденции, и какие-то объяснения потребуются.
По возвращении домой она застала Селендру играющей с драгонетами. Фелин не стала ничего ей рассказывать, а Селендра тоже помалкивала.
К тому моменту, когда Пенн вышел из кабинета, вытирая чернила с когтей, у Фелин было достаточно времени, чтобы обдумать свою стратегию. Она отвела его в парлорную.
– Благородна хочет держать Шера и Селендру подальше друг от друга, – сказала она ему.
– Что такое? Почему? – Мысли Пенна все еще были заняты кознями Эйвана и чем они угрожают его занятиям.
– Кажется, она думает, что Шеру начинает нравиться Селендра, – сказала Фелин.
– Шеру? Нонсенс. Все барышни Тиамата готовы броситься к его ногам, с чего бы ему обращать внимание на такое бледное создание, как Селендра? – недобро спросил Пенн.
Фелин ожидала такой реакции, поэтому просто развела лапами.
– Кто знает, откуда в голове Благородной берутся подобные идеи? – сказала она. – Тем не менее какое-то время мы не будем посещать Резиденцию для общения. Ты, разумеется, продолжишь ходить наверх – один, чтобы делать то, что должен, – и я тоже буду. От семейных же обедов и тому подобного мы воздержимся, пока Шер не уедет.
– Если это то, чего Благородна хочет, – сказал Пенн, хмурясь. – Она что, действительно вообразила такое о Селендре?
– А что, ты считаешь, она слишком молода?
Пенн не хотел обсуждать с женой инцидент с Фрелтом, поэтому просто пробурчал что-то в ответ. После этого оба пообедали, оставаясь в том совершенном согласии, которое складывается у многих драконов в браке.
Так прошло несколько недель. Семья священника и семья хозяев Резиденции встречались только на службах Перводня. Благородна проследила за тем, чтобы Шер все время оставался при ней. Селендра больше не пропускала походы в церковь, но сидела со склоненной головой, зная, что Шер на нее смотрит, но не смея ответить на его взгляд. Шер не пытался посещать приходский дом, а Селендра не испытывала судьбу и не спрашивала, чем она заслужила, что ее не заставляют посещать Резиденцию. Свежезимье превратилось в Ледозимье, а Шер и Благородна так и засиделись в Бенанди. Ледозимье оправдывало свое название и засыпало их снегом. На второй неделе Ледозимья вести о смерти Беренды достигли Бенанди и повергли Пенна с Селендрой в уныние, хотя ни один из них не был близок с сестрой со времени ее замужества.
Колесо недели о пяти ступицах продолжало мерно вращаться, и двумя днями позже снова наступил Перводень. Впервые после пикника Селендра подняла в церкви голову и встретила взгляд Шера. Большего она не смела, но позволила себе посмотреть на него. Жизнь так коротка, а смерть – повсюду. Если по милости Джурале Шер здесь, в церкви, она не будет больше запрещать себе видеть его.
На следующее утро Фелин объявила за завтраком, что может взять Селендру с собой к шляпнице.
– Но мы все еще в трауре по отцу, ей не нужен новый головной убор, – сказал Пенн.
– Не для выхода из траура, нет, просто те несколько шляпок, что у нее есть, уже совсем обносились. Через две недели наступит Глубокозимье, и ей нужно будет что-то надевать зимними вечерами, кроме той шляпки, что она носит почти каждый день с самого Высоколетья! Сегодня не так холодно, и это всего два часа лету.
– Нет нужды, Фелин, – пробормотала Селендра. Ее невестка пресекла все возражения, и вскоре они отправились.
Для Селендры оказалось благом снова подняться на крыльях. Со времени пикника она едва выходила из дома, не считая церкви, куда, разумеется, ходили пешком. Она почти забыла ощущение ветра в крыльях и то, как мир выглядит в солнечном сиянии – водопад белого света, прерываемый только темнотой елей и прямыми темными линиями рельсов, когда они пролетали над ними.
– Холодно, но летать – это великолепно, – сказала Фелин через некоторое время, и Селендра была рада всем сердцем с этим согласиться. Она неделями не чувствовала себя так хорошо.
– Как далеко мы собрались? – спросила она.
– Не так далеко, к сожалению, – сказала Фелин. – Не знаю почему, но я люблю летать на холоде. Моя мать терпеть этого не могла. Она говаривала, что ее семья перебралась еще до Нашествия из теплых стран, которые теперь все заняты Яргами, и что ее кровь слишком утонченная для здешних мест.
Селендра рассмеялась.
– Должно быть, ты в отца пошла, – сказала она.
Истории о храбром отце Фелин уже дошли до нее, по большей части от Вонтаса, который носил имя деда.
Шляпное заведение находилось в городке Три Ели. Шляпница Хепси не тягалась со столичными шляпницами ни по части моды, ни в элегантности. Она была вдовой дракона, чьи амбиции не были так же велики, как его удаль. Она приобрела профессию после его гибели скорее по нужде, надеясь прокормить детей без того, чтобы идти в услужение к знатной семье. К ее собственному удивлению, она умеренно преуспела, поскольку все драконы в округе воспользовались преимуществами ее ловких пальцев и разумных цен. Фелин покупала шляпы у Хепси много лет, и даже Благородна, бывало, удостаивала ее покупкой сельского капора.
Все шляпы Селендры были изготовлены дома или случайно куплены, уже готовые, ее братьями. Она никогда не бывала в шляпном заведении. Она даже не представляла, что может быть столько шляп, тем более не знала, как их делают. Все здесь было ей в диковинку. Им пришлось подождать, пока на другую драконицу примеряли очаровательную красную с золотом зимнюю шляпу. Драконица была из тех, кто посетил пикник, и приветствовала их как старых друзей, которых давно не видела. Фелин поболтала с ней, пока Селендра просто глазела на шляпы, развешанные во всех нишах, какие удалось вырезать в стенах небольшой пещеры. Она и вообразить не могла такое разнообразие форм, цветов и материалов для шляп. Там были береты, треуголки, шляпки без полей, шляпки в форме колокола, чепцы от солнца и многое другое, названия чему Селендра не знала.
Когда пришла их очередь, Хепси захлопотала.
– Преподобна Агорнин! Как чудесно видеть вас. Чем я могу вас сегодня порадовать?
– Увы, опять черным, – ответила Фелин. – Мой вкус вы знаете. И еще нам нужно что-то из черного флиса, по тому же печальному поводу, для сестры моего мужа, Чтен’ Агорнин. Познакомьтесь.
Селендра насилу поняла, что была представлена, настолько ее захватили все эти шляпы.
– Это похоже на сокровище, – сказала она, вспоминая пещеру в глубине горы. Ее цепочка была надежно припрятана дома в спальне.
Хепси и Фелин понимающе рассмеялись, после чего Хепси поспешила подобрать материалы и выкройки. Наконец она соорудила капор из нескольких слоев флиса и тесьмы.
– Пожалуйте, это будет выглядеть изящно, пока вы в трауре, а если позже вы захотите добавить несколько блесток или самоцветов, приделаете их вот сюда, – сказала Хепси, показывая, как следует прикреплять ярко-синие блестки на внутренней тесьме.
– Выглядит очаровательно, – заверила ее Фелин. Хепси подставила бронзовое зеркало, и Селендра полюбовалась на свое отражение.
– Спасибо, – сказала она и робко обняла Фелин.
Фелин договорилась с Хепси об оплате.
– Пришлете их к нам в приходский дом? – спросила она.
– Если вам не трудно, подождите полчаса, после такой примерки шляпка Чтен’ Агорнин уже почти готова. Вы сможете забрать ее с собой.
Хепси занялась конструированием во внутренней пещере, оставив их наедине со шляпами. Селендра и Фелин расселись поудобнее. Этой возможности Фелин и дожидалась.
– В этой шляпе ты выглядишь прекрасно, – сказала она.
– Она мне очень нравится, – призналась Селендра.
– Я уверена, что Шер будет в восторге от нее, – продолжала Фелин. Селендра виновато посмотрела на нее. – Да, я все знаю. Благородна рассказала мне кое-что.
– Благородна? Что ей известно?
– То, что рассказал Шер. Он сказал ей, что любит тебя.
Глаза Селендры завращались так быстро, что, казалось, могут выпасть из глазниц, но она так и не нашлась, что сказать.
– Разве ты не любишь его? – спросила Фелин. – Может, стоит попытаться?
– Очевидно, что нет, – сказала Селендра, с отвращением глядя на гладкую золотую чешую своего изогнутого бедра.
– Как такое может быть? – спросила Фелин.
Селендре нечего было возразить, потому что она-то знала, что действительно исподволь полюбила его. Она опустила голову.
– Ты любишь кого-то еще? – настаивала Фелин.
– Нет, – ответила Селендра.
– Тогда почему нет? Если Шер любит тебя настолько, что отважился бросить вызов матери ради тебя, чего он никогда и ни для кого раньше не делал… – «Чего он не сделал бы ради меня», – подумала Фелин, мысленно вздыхая, хотя и была теперь суждена Пенну, – тогда я думаю, что это твой долг – постараться полюбить его.
– Благородна ведь совсем этого не хочет? – спросила Селендра, с глазами, круглыми от ужаса.
– Нет, не хочет, – улыбнулась Фелин, показывая чуточку острых белых зубов. – Но если бы это было обычным для Шера легкомысленным увлечением, он бы уже исчез к этому времени, отвлекшись на кого-то еще. Но он все еще здесь, и все еще смотрит на тебя в церкви. Моя дорогая, разве ты не понимаешь, что так поступать с ним – это жестоко? Неужели ты его совсем не любишь?
Селендра вспомнила о том, что говорила Эймер. Возможно, если бы он к ней прикоснулся… Но ведь он был так близко. Сердце ее почувствовало его близость, но чешуя – нет. Наверняка если сердце откликнулось, то и окрас должен был измениться, если бы только мог?
– Он очень мне нравится, но это невозможно, – пробормотала она едва слышно. – Мне так жаль, Фелин, я бы полюбила, если бы могла, но я не могу.
– Большинство дракониц в твоем положении были бы только счастливы, если бы за ними увивался некто Благородный, – сказала глубоко разочарованная Фелин.
– Нам, самкам, дано так мало власти, – вздохнула Селендра. – Только выбирать – принять или отвергнуть возлюбленного. И даже тогда мы должны ждать, пока они не спросят. Ты предлагаешь мне подумать о его богатстве и положении и не принимать во внимание, что я чувствую.
– Нет. Ничего подобного. Хорошего материального положения достаточно для счастья, как я очень хорошо знаю. Но это не относится к тому, что я пытаюсь тебе сказать: если бы ты могла полюбить Шера, твой долг – выйти за него и сделать его счастливым, – сказала Фелин.
– Если бы я могла его полюбить, я бы вернулась с пикника с пылающей розовой чешуей, – сказала Селендра резко.
– Но ты хотя бы поговоришь с ним? – спросила Фелин.
– Он не пытался заговорить со мной, – ответила Селендра.
– Он хочет отправиться полетать с тобой глубокозимним утром, – сказала Фелин. – Ты согласна?
Селендра взглянула на нее со слезами, которые блестели в ее лавандовых глазах.
– Конечно, согласна, – сказала она.
Фелин хотела ее обнять, но не решилась. Есть в Селендре какая-то отстраненность, подумала она, что-то, что не дает полюбить ее, как положено сестрам любить друг друга. Может быть, это же не дает ей полюбить Шера, что любая драконица сделала бы не задумываясь.
Селендра старалась сморгнуть слезы с глаз и думать о новой шляпе, а не о том утре Глубокозимья, о Шере, о числах Эймер, и своей непокорно-золотой чешуе.