Микки
Просыпаюсь от жары, холода и собственного пота. Перед глазами возникает моя физиономия. Смятая и вся в пятнах от кетчупа. Поднимаю глаза и вижу Луизу в футболке за пятнадцать долларов.
– Как я здесь оказался? – спрашиваю я и озираюсь по сторонам. Комната общежития Массачусетского университета.
– Приехал сюда и требовал дозу, – пожимает она плечами.
– Дали?
– Ленц не дал, он отобрал у тебя все и всучил бутылку, – говорит она.
Ленц заходит через минуту. Вид у него плачевный. Набираю номер телефона Верены. Никто не отвечает. Звоню по очереди Виктору и Стивену. Отзывается только Виктор.
– Где сейчас Верена? – спрашиваю я.
– Она уехала, – зевает он. – А в чем дело?
– Куда?
– На похороны отца.
– С ней кто-то поехал? – спрашиваю я.
– Нет. Ты ж ее личный телохранитель, не я… – Виктор отключается.
Я закуриваю сигарету и пытаюсь собрать то, что осталось от мыслей после вчерашнего. Нужно срочно ехать в аэропорт. Я ей нужен как никогда. Больше всего на свете я хотел быть кому-нибудь нужным. И умудрился надраться ровно тогда, когда я нужнее всего. Бросаю взгляд на Луизу и ежусь. На ней майка с моим лицом, красные волосы и зеленые линзы на бледном лице. Она выглядит, как пиратская копия Верены.
– Чем я ее хуже? – спрашивает вдруг Луиза.
– Ты о ком?
– О Верене! – взвизгивает она.
– Ничем. Ты просто Луиза. А она Верена, – отвечаю я.
– Все помешались на ней, – говорит она. – Я лучше ее. Я всегда слушалась Джерри. Делала все, что он говорил. Я прихожу к нему в тюрьму. Он может говорить только о Верене. Ты тоже. Папа тоже…
– Бред, – бросаю я и тушу сигарету в стоящем на столике блюдце.
По дороге в аэропорт без конца набираю номер Верены. Никто не отвечает. Когда у нее проблемы, она предпочитает стать невидимой. Особенно для близких. В тот момент я еще не осознаю, что она реально исчезла. Не понимаю, что все серьезно.
В аэропорт имени Джона Кеннеди приезжаю спустя три часа. Рейс до Берлина через пятьдесят минут. Начинаю ломиться к стойке регистрации. Оказывается, что сначала нужно купить билет. Пытаюсь выяснить, прошла ли регистрацию девушка по имени Верена Вибек. Девушка за стойкой авиакомпании ничего не хочет говорить. Она узнала меня, но на этот раз это скорее минус, чем плюс. Она еле сдерживает слезы от страха.
Кто-то из сотрудников аэропорта слышит мои крики и подходит. Парень в форме тоже узнает мою физиономию и начинает расспрашивать о том, как мы смогли ограбить банк в Амстердаме. Это последнее, о чем я сейчас хочу говорить.
– Я вас провожу по спецкоридору, зачем вам стоять во всех этих очередях, – говорит он. Парень делает селфи со мной и продолжает что-то говорить, как назойливая муха. Меня проводят мимо всех рамок внутреннего досмотра, и вдруг мы сворачиваем не туда, в противоположную от зоны со стойками авиакомпаний сторону.
– Можно узнать, прошла ли регистрацию Верена Вибек? – обрываю его я.
– Нет, к сожалению, это невозможно, – расстраивается он.
– А за деньги? – интересуюсь я.
Меня трясет после вчерашнего. И да, я веду себя неадекватно.
– Могу по микрофону объявить, если она где-то в зоне вылета – услышит, – говорит он.
– Давай, – соглашаюсь я. А зря. Спустя пятнадцать минут толпа людей буквально осаждает стойки регистрации. Все хотят увидеть Верену и Микки.
– Они что, будут грабить аэропорт?
– Может, пристрелят кого-нибудь?
– Я бы на это посмотрела…
Это за моей спиной так говорят. Я вообще-то не сильно отличаюсь от других людей. Большинство озирается в поисках Микки и не замечает, что я на расстоянии метра от них.
– Сожалею, но вам запрещено покидать Штаты, – объявляет девушка в будке таможенной службы.
– Это как?
– Не знаю, но вы в списке лиц, которым запрещен вылет из страны, – улыбается девушка и возвращает мне паспорт.
Поворачиваюсь и вижу толпу людей, которые переговариваются и показывают на меня пальцем.
– Тот самый?
– Вроде похож…
От зоны вылета меня отделяет хлипкая дверца. И я ее открываю. Раздается писк, сигнализирующий о проблеме на стойке. Ко мне сбегаются охранники. Меня трясет. В глазах двоится или троится. Тошнит. Бросает в жар и холод, и, кажется, я начинаю чувствовать себя супергероем.
Вообще не помню, кем себя в тот момент чувствовал, но в следующую секунду я достаю пистолет и стреляю. Даже если вы Курт Кобейн, восставший из мертвых, если в аэропорту вы достанете пистолет, вас арестуют. Особенно если вы Курт Кобейн. Меня тут же хватают и арестовывают. Пуля ни в кого не попала. Это единственное, что фиксирует мое сознание.
Меня приводят в каморку полиции аэропорта.
– Посидите здесь, – говорит охранник. Он неуклюже переминается с ноги на ногу и продолжает стоять передо мной. – Пожалуйста, – добавляет он.
– Можно позвонить? – спрашиваю я.
– Главное – не стрелять, не убивать и не грабить, пока начальство не придет, – кивает он.
– Не буду, – киваю я. Звоню Стивену и прошу его приехать в аэропорт.
– У меня один ребенок. Один, а не пятеро! – орет он мне в трубку.
– Что я натворил сейчас, а? – спрашиваю я у стоящего передо мной охранника.
– Вы устроили себе очень много проблем, но не волнуйтесь, это видео уже в топе, – добросовестно отвечает он. Смотрю на него как на идиота. – Это из-за Верены? – спрашивает вдруг он. Я киваю и роняю голову на руки. Она просто очень тяжелая почему-то. – Я бы, наверное, тоже немного тронулся. Такая любовь и такая трагедия… – говорит он. У Верены умер отец. Для нее это, конечно, трагедия, но не для меня.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.
– Как это? Смерть Верены. Она уже часа два как в топе, – говорит охранник.
В комнату заходят трое полицейских в бронежилетах с белыми буквами «аэропорт» на груди.
– Микки? Вы подозреваетесь в убийстве Верены Вибек, – говорит один из этих троих.
С этого момента я перестаю что-то слышать, видеть и вообще как-либо фиксировать события. Вроде бы приезжает Стивен. Умудряется договориться о выходе под залог. За беспорядки в аэропорту мне грозит приличный срок. Я даже плохо это осознаю. Парень в бронежилете пытается меня допросить, но я просто не слышу его, понимаете. В ушах поселяется противный писк. Такой слышишь, когда выходишь с рок-концерта, который слушал прямо под сценой. Или нырнул слишком глубоко под воду. Вроде бы Стивен выводит меня на улицу и сует в руки бутылку. Я машинально пью из нее. Жидкость обжигает внутренности где-то в районе пищевода.
– Пей давай, – орет Стивен. – Ты меня слышишь?
Я убираю бутылку и шумно глотаю ртом воздух. Знаете, как будто только что вынырнул. Вспомнил, как правильно дышать.
– Ты вообще осознаешь, что происходит?! – орет Стивен.
– Даже не пытался, – говорю я. – То, что сказали, правда?
Стивен осекается. Молчит. По его виду все и так становится понятно.