19. А вы меня не ограбите?

Верена

Искра попадает в мои волосы. Слышится треск, как будто масло попало на раскаленную сковородку. Я инстинктивно прижимаю руки к голове. Куртка Микки горит, но он не видит этого. Он падает на меня, пытаясь защитить от дурацкого огня. Конец фильма.

Черная Луна: Я же говорила, что это Амстердам.

9669: Ну все. Теперь она поедет в столицу тюльпанов и проституток.

Черная Луна: И поеду.

Killer: А никто и не сомневался. Не смущает, что у Микки уже есть Верена.

Черная Луна: А может, я лучше этой… аутистки.

9669: Я так понимаю, что то, что он психопат, – это только плюс.

Ботаник: А я б не отказался. Маньяки, психопаты, аутисты, да хоть зоофилы, какая разница? Я бы не отказался ездить из города в город, грабить банки и зарабатывать миллионы.

9669: Бонни и Клайд плохо кончили.

Черная Луна: Если бы ты не хотел кончить, как они, ты бы не ошивался на этом форуме.

Killer: Не ожидал, что скажу это, но согласен с Луной.

Я откладываю ноутбук в сторону и замечаю, что Микки нет уже довольно давно. Ленц и Виктор где-то в другом купе. Возможно, даже в разных. Поезда в Европе – самый непопулярный вид транспорта. Мне кажется, они курсируют по своим маршрутам просто из уважения к этому виду транспорта. Неуклюжие и неповоротливые, они больше напоминают арт-объекты.

Поездка на поезде обычно раза в два дороже авиабилета в тот же пункт назначения. Ехать на поезде значительно дольше, чем на самолете. В отличие от автобусов, здесь нельзя курить. Сплошные минусы. После этой выходки с ограблением нужно было срочно убраться из Голландии. Проще всего это оказалось сделать на поезде. О них, кажется, все забыли. В том числе и таможенники, которые номинально все-таки существуют в зоне действия Шенгенского договора.

– Нужен самый страшный поезд с самым непопулярным направлением, – заявляет Виктор.

– Польша подходит? – спрашивает Микки.

– Сделаю вид, что не слышала этого, – обижаюсь я.

– Познань? Вообще не знал, что есть такой город, – чешет в затылке Ленц.

– Это рядом с Гданьском, – говорю я.

– Твоим родным городом? – удивляется Микки.

Мы бежим к поезду, идущему в Познань, и успеваем в самую последнюю минуту. Виктор быстро договаривается с проводником. Триста евро решают все проблемы.

Это странный и почти безумный день, который вряд ли поддается описанию. Я чувствую себя счастливой. За окном проносятся довольно унылые пейзажи однообразных городков, чередующиеся со скромной растительностью, имитирующей леса и перелески. В купе есть розетки и можно бесконечно смотреть фильмы. Можно попытаться раствориться на экране. Кажется, у меня начинает это получаться.

Я сижу, поджав под себя ноги, и читаю бесконечные заметки и разговоры о Верене и Микки. Люди придумывают такое, что становится даже как-то неловко за свою скромную фантазию. Микки куда-то выходит и обещает скоро вернуться, но я уже пару часов брожу по разным форумам, а он так и не вернулся. Становится не по себе.

Нахожу его в тамбуре. Когда захожу, меня буквально оглушает грохот и стук колес. Перед Микки открыта дверь, ведущая в никуда. В пейзаж за окном. Это очень старый поезд. Все более или менее современные модели оборудованы автоматическими дверями, как в метро. Их невозможно открыть во время движения поезда. Здесь же все по старинке. Просто берешь и открываешь дверь. Тут же представилось, как грабители выкидывают из поезда провинившихся перед ними честных граждан. Мне нужно смотреть меньше вестернов. Вообще говоря, странно это видеть. Нельзя иметь возможность заглянуть по ту сторону экрана. Протянуть руку и ощутить движение фильма. Окна в поезде – это ведь примерно то же самое, что кино, только немного однообразное.

Микки буквально свесился наружу. Если он отпустит поручень, за который держится, точно полетит вниз, под колеса. Я не знаю, что делать. Просто смотрю на его руку, поручень и то, что происходит за окном. Он чувствует этот взгляд и оборачивается. Вижу слезы в его глазах.

– Мне страшно без тебя, – кричу я, пытаясь заглушить грохот поезда.

Наверное, это глупо звучит. Особенно если учесть, что сегодня мы украли и вернули три миллиона евро, но я не знаю, как по-другому объяснить. Что-то изменилось. В моем мире появился еще один человек, и без него теперь физически страшно.

– А со мной не страшно? – спрашивает он. Кажется, что он всеми силами пытается собраться, но поздно. Я уже видела его таким, какой он на самом деле. Каким его никто не видел. Чувствую себя неловко. Будто застала его за чем-то постыдным.

– С тобой тоже страшно, – киваю я.

Он делает шаг навстречу и пристально смотрит в мои зеленые линзы.

– Ты не должна меня бояться. Только не ты.

– Хорошо, – киваю я.

Мы молчим. Это неловкое и какое-то корявое молчание, заглушаемое диким грохотом поезда.

– У тебя глаза устали, – говорит он.

Микки открывает дверь в тамбур и подводит меня к зеркалу перед туалетом. Там отражаемся мы. Двое самых обычных людей, которые не оправдали возложенных на них надежд, проиграли все, что только возможно. У нас никого больше нет. Кроме друг друга.

– Тебе нужно снять линзы, – говорит он.

Я киваю и выжидательно смотрю в его глаза, которые отражаются в зеркале. Серые. Залегшие тени усталости на слишком белой коже оттеняют их.

– Ты не отвернешься? – спрашиваю я.

– Нет.

– А если я откажусь?

– Ты ослепнешь.

– Ой, да ладно, я и дольше в линзах ходила, ничего, не ослепла.

– Мы будем стоять, пока ты их не снимешь.

Он говорит спокойно и отрешенно. Так, будто ему плевать. Это задевает.

– Хорошо, – говорю я таким тоном, будто мне тоже плевать.

У меня серые глаза. С вкраплениями зеленого. Я почти не вижу теперь без линз. Микки приходится вести меня по коридору до купе. Наверное, человек, только что побрившийся налысо, сможет меня понять. Без линз я ощущаю себя голой, беззащитной и уязвимой. Как слизняк без раковины.

Становится прохладно. В купе нет ни одеял, ни белья. У нас нет теплой одежды. Микки обнимает меня. Чувствую бесконечную усталость и закрываю глаза. Микки вдруг тянется к столу и берет ручку. Она валялась рядом с ноутбуком.

– Позволишь мне порисовать на тебе, сероглазка? – спрашивает он. Это звучит так нежно, что мне становится неловко.

Он бережно берет мою ладонь и начинает выводить узоры на руке. Что-то вроде мехенди ручкой. Это такие узоры хной, которыми украшают себя азиатские женщины. Не помню, где читала об этом. Поначалу неприятно и немного щекотно, но потом я привыкаю и успокаиваюсь. Пока он рисует, все будет хорошо. А дальше? Еще не знаю.

* * *

Проводник будит нас через пару часов. Говорит, что нужно срочно выходить, потому что через двадцать минут будет проверка таможни, а ему проблемы не нужны. Нам тоже. Надежда проскочить пару стран без проверки документов провалилась. Ни в Познань, ни в Гданьск мы не попадем.

– А где мы вообще? – спрашивает Микки.

– Детмольд.

– Страна какая? – уточняю я.

– Германия, – бросает проводник и идет в сторону тамбура.

– Опять Германия… – бормочу я.

Там уже топчутся полусонный Ленц и еле держащийся на ногах Виктор. От него исходит такой едкий запах алкоголя, что мне просто непонятно, как он до сих пор держится на ногах. Таким пьяным я его даже в колледже не видела.

Поезд резко сбавляет скорость и тормозит на крытой и пустынной станции. Мы выходим. Асфальт блестит от недавно прошедшего дождя. Здесь довольно холодно. Я в очень неудобных босоножках, которые купила прямо на вокзале в Амстердаме. Там был не самый хороший выбор: босоножки, шлепанцы и традиционные голландские башмачки и тапочки такой же формы. Огромные, немного мультяшные и с закрученными вверх носами. По сравнению с такими башмаками босоножки – совсем неплохой вариант.

На платформе, кроме нас, никого. Пытаюсь отогнать плохие воспоминания, но они все равно догоняют. Они быстрее меня. Смотрю на Микки. Тот сидит рядом, уронив голову на руки. Виктор сидит прямо на асфальте, прислонившись к ножке лавочки. Ленц нервно озирается по сторонам. Микки поднимает голову и кривится при виде Ленца. Он, практически не глядя, срывает со спинки лавочки какую-то бумажку и достает телефон.

– Да. Мы на вокзале, как до вас добраться? Хорошо…

Через двадцать минут мы уже в хостеле рядом с вокзалом. Это обычный немецкий особняк с белыми стенами, панорамным остеклением на первом этаже, милым двориком для барбекю и треугольной крышей. Похоже, мы здесь единственные постояльцы. Неудивительно. Я даже не слышала про такой город. Хоть бы какого-нибудь Крысолова себе придумали, что ли…

– Мне нужны ваши паспорта, – заявляет заспанная девушка на рецепции. Двести евро, и паспорта больше не нужны. Хотя теперь девушка начинает на нас с подозрением коситься.

– Мы просто похожи на них, – говорит Микки. У него иногда такой взгляд, что хочется куда-нибудь убежать. Уплыть. Уползти. Закричать.

– Я поняла, – говорит девушка.

– Слышали про конкурс видеороликов?

– Нет, – уже менее подозрительно говорит она.

– Нужно снять ролик вроде как с Вереной и Микки в каком-нибудь экзотическом месте, а остальные должны отгадать, где это снято, – поясняет он.

– Так ведь соврать можно, – уже совсем без страха говорит девушка. Тут у нее лицо проясняется. – А, поняла. В месте съемки феникс нарисован, правильно?

– Точно, – говорит он.

– Как ты это придумал? – восхищенно спрашиваю я, когда девушка уходит спать.

– Черная Луна с 9669 вчера на форуме это обсуждали, – говорит Микки.

Он падает в кресло перед журнальным столиком и достает сигареты. Здесь совершенно точно нельзя курить. И ему абсолютно на это плевать. Микки задумчиво смотрит на смятую пачку Black Apple и сминает ее. Как будто пачка виновата в том, что в ней закончились сигареты.

– Я иду спать, – поднимает вверх руки Ленц.

Мы смотрим на Виктора, но тот точно не в состоянии никуда идти.

– Банда Бонни и Клайда, – говорит Микки самому себе, затягиваясь последней сигаретой. – Я не понимаю.

– Откуда ты про Бон… про них знаешь? – спрашивает Ленц. Он тоже садится и бросает на стол бесполезный сейчас ноут. Компьютер разряжен до нуля. Благодаря мне.

– Я тоже читаю форумы. Там все нас сравнивают с ними, – пожимает плечами Микки. Он выглядит уставшим и измотанным. Этот день начался почти сутки назад. Неудивительно. – Тебе-то это зачем нужно?

– Я прикалываюсь, – говорит Ленц. Интонацией он пытается подражать Микки. Звучит комично. – Мы все прикалываемся. Пытаемся заработать на своем образе жизни. Это ведь именно то, чему хотят подражать.

– Тебе двадцать лет, и у тебя есть деньги. Много денег. Почему ты не пойдешь прикалываться по клубам и проституткам?

– Уже сходил, – ежится Ленц. – Скучно. И в Голландии они какие-то страшные. К тому же сейчас мы нашли способ заработать намного больше. Почти легально. Я тоже хочу свои пятнадцать минут славы. Я хороший программист, но не лучший, а сейчас у меня есть реальный шанс прославиться, – говорит Ленц.

– Почему пятнадцать минут? – хмурится Микки.

– Это Уорхол сказал, – говорю я. Все оборачиваются. Ненавижу эти моменты, когда все вдруг оборачиваются. Кажется, что сейчас все начнут смеяться, как тогда. Пару жизней назад. – Ну, Уорхол. Он прославился тем, что нарисовал банки с супом.

На минуту воцаряется молчание. За окнами пустынный дворик для барбекю с ровным газоном, аккуратной беседкой и колышущимся на ветру флагом на крыше какого-то подсобного помещения. На куске материи изображен герб. Видимо, славного города… Ден… В общем, того, в котором мы оказались. Этот флаг колышется на ветру и вносит некоторое разнообразие в сумрачный пейзаж. Сейчас около трех часов ночи. Рассвет еще не скоро. Я потихоньку начинаю засыпать.

– А ты почему здесь, Верена? – слышу сквозь сон глухой голос Микки. Открываю глаза и вижу, что все опять на меня смотрят. Нога на неудобной танкетке съезжает и подворачивается. Если бы я при этом не сидела, наверное, ногу бы вывихнула. Нужны новые ботинки… Микки все еще смотрит. Даже Виктор смотрит. Он, похоже, потихоньку начинает трезветь.

– Потому что мне страшно без тебя, – говорю я первое, что приходит в голову, и смотрю на Микки. Нога вновь подворачивается, и я больно стукаюсь пяткой о пол.

– Аутичная Вибек. – Ленц повторяет слова всех людей из Интернета.

– Я не аутичная, – протестую я.

– Раньше не была, – слишком сильно кивает головой Виктор. Получается довольно забавный жест. – Она обожала выступать на сцене и спасать маньяков, – говорит Виктор и громко икает.

Я резко поднимаюсь и говорю, что пойду на поиски магазина. Микки поднимается и идет со мной. Да, раньше я все это очень любила. Здесь, в городе с непроизносимым названием, задумываюсь о том, что еще полгода назад я даже в страшном сне не смогла бы представить всего того, что произошло. Не могла представить, что смогу вернуться. А сейчас мне кажется, что это возможно. Может быть, пройдет еще несколько лет или даже десятилетий, но я вернусь в Штаты. Чтобы отомстить и исчезнуть. Уже навсегда. Потому что то, что осталось от Верены Вибек, все равно сложно назвать полноценным человеком. Я привидение, которое просто застряло между миром живых и мертвых…

Микки крепче сжимает мою руку, и мы входим в магазин. Круглосуточный мини-маркет через дорогу от хостела.

– Матерь Божья, – слышу я чей-то голос. Щурюсь и вижу мужчину за прилавком. На нем смешные очки, как у Гарри Поттера. Одет в рубашку с бордовой жилеткой. Он то ли с восхищением, то ли с ужасом смотрит на Микки.

– Похоже, все-таки придется сейчас уезжать отсюда, – шепчет мне он и, как ни в чем не бывало, идет мимо полок с товарами. Я оглядываюсь и беру корзинку для продуктов. Не помню, когда в последний раз ела по-человечески. Микки оглядывается и берет у меня из рук корзину. Мы избираем тактику игнорирования. Узнал нас этот продавец или нет, есть и курить все равно хочется. Микки ходит мимо полок и с мрачным видом кидает туда все, что попадается на глаза. Хлопья для завтрака, консервированный горошек, молоко, овощные смеси, соусы, какие-то полуфабрикаты, замороженную пиццу, булочки… Я нахожу на полках полюбившееся за время жизни в Штатах арахисовое масло и беру его. Выбираю пару булочек и иду к стенду с фруктами. Там только яблоки. Я их как-то разлюбила. В подвале бункера я их съела слишком много. Оборачиваюсь и вижу, как Микки наблюдает за мной. Если бы я снимала кино, сейчас это был бы европейский артхаус.

– Ты любишь арахисовое масло? – спрашивает он.

– Да… – Мне становится неловко. Стыдно. Как будто меня на чем-то поймали. Микки идет к стенду и берет оттуда три упаковки масла.

– А что еще ты любишь? – спрашивает он.

– Булочки. Фрукты. Сладкое. Пиццу… – перечисляю я. Он подходит ближе и улыбается. Не понимаю, отчего, и это раздражает.

– Эй… – слышу тихий голос мужчины за прилавком. Представьте себе, как в ночной магазин входит привидение из фильма «Звонок», ну помните, девочка с патлатыми черными волосами и в белой простыне. Представляете себе интонацию, с которой продавец попытался бы его подозвать?

– Что? – слишком громко откликается Микки и поворачивается.

– С ума сойти, – по-детски глупо реагирует продавец. Он сгибается и, кажется, уже готов залезть под стол.

– Да, я Микки. А это Верена! – не выдерживает Микки. Он идет навстречу продавцу и уже опирается на прилавок, нависая над продавцом.

– А еще я люблю свеженьких продавцов под соусом, – шучу я.

– Без проблем, – откликается Микки, продолжая смотреть на несчастного.

– Я это не всерьез, – предупреждаю я, вспоминая о том, что факт наличия у него чувства юмора так и остался неподтвержденным.

– Простите… – шепчет продавец. Он явно хочет залезть под стол.

– Да все в порядке, ты чего? – уже нормальным голосом спрашивает Микки. – Ну, пришли мы купить продуктов, что в этом ужасного? Эй? Ты вообще слышишь меня?

– Да. Все нормально. Просто… Я только что про вас смотрел, – более или менее приходит в себя тот.

– Это кино, – говорит Микки, – просто кино. Пробивай продукты.

Продавцу все-таки удается справиться с собой. Он поправляет очки на носу и начинает пробивать продукты. Когда мы уже подходим к выходу, он нас окликает.

– Что еще? – с раздражением спрашивает Микки.

– Вы меня не ограбите? – спрашивает продавец и, по-моему, снова борется с желанием залезть под стол.

– Мы же расплатились, – говорю я.

– Я знаю, но… Может быть, все-таки ограбите?

– Иди к черту, – злится Микки и берется за ручку двери.

– Пять тысяч, – кричит продавец. – Десять.

Микки и я возвращаемся к прилавку.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Туристы приедут. Меня по телевизору покажут… – начинает загибать пальцы продавец.

Мы соглашаемся. Не знаю, как Микки, а я просто не могу поверить в то, что за небольшой спектакль нам готовы заплатить такие деньги. Мне кажется, мы все вообще перестаем верить в происходящее.

Закидываем продукты в девственно чистый холодильник на кухне хостела и бредем в комнату. Я засыпаю, даже не сняв свои неудобные босоножки. Просто падаю на кровать, и все. Микки падает рядом.

Просыпаюсь и первое, что вижу, – черное дуло пистолета. Он лежит на столе. Рядом валяется обойма. Никогда не думала, что жизнь станет напоминать плохой боевик. Хотя, с другой стороны, я очень люблю плохие боевики. Те, в которых не заканчиваются пули и в героя стреляют из базуки, но вечно промахиваются, а пуля, попадая в голову, никогда не задевает мозг. Когда смотришь такое, забываешь о том, кто ты есть. А ведь для этого и существует кино. Во всяком случае, я так считаю.

Рядом спит Микки. Лицом в подушку. Предпринимаю неудачную попытку встать, но что-то останавливает меня на полпути. Только в этот момент вижу, что одной рукой Микки сжимает мое запястье. Это было бы романтично, если бы не так больно. Рука за ночь затекла и онемела. От резких движений кровь вновь стала поступать, и всю руку теперь пронизывает тысяча маленьких иголочек. Второй рукой, преодолевая боль, пытаюсь разжать пальцы Микки. Похоже, это невозможно.

– Доброе утро, – хрипит он и убирает руку. Замечаю ожог после вчерашнего. Довольно большой. Не зря он так матерился. Вспоминаю кадры, где он весь в огне падает на меня, пытаясь потушить волосы. Вообще не помню, как это происходило на самом деле. Помню только кадры.

Поднимаюсь. Лучше бы этого не делала. Чувствую себя как пенсионер.

– Я как-то не готова сегодня к новому ограблению, – говорю я и с тоской смотрю на душевую комнату, до которой еще нужно дойти.

– Значит, не будем никого грабить, – бормочет он и засовывает голову под подушку.

На часах половина одиннадцатого. Я собираюсь с духом и все-таки ползу в душ. Вчерашний мини-пожар для меня тоже не прошел даром. На правую ногу больно наступать. И левое плечо после пули. Отличный набор. Такое ощущение, что я на войне побывала.

– Ты тоже чувствуешь себя как использованный презерватив? – вместо банального «Доброе утро» спрашивает Виктор. Он сидит за столом на кухне хостела перед огромной чашкой с кофе.

– Я никогда не задумывалась о том, что чувствуют использованные презервативы.

Ленц тоже здесь. Читает что-то, развалившись в кресле. Прямо настоящая семейная идиллия. Семья. Друзья. Эти слова больно грохочут в голове. Вот что это. Семья. Друзья. То, что у меня отобрали. Даже дыхание перехватывает. Не от страха. Я улыбаюсь.

– Чего смеешься? – недоверчиво смотрит на меня Виктор.

– Прямо как утро в семье, – поясняю я.

– Ты вроде как мать семейства? – спрашивает Виктор. – Прости, но не тянешь. Хотя вообще ты права. Чувствую себя как дома, из которого меня выгнали… – задумчиво продолжает Виктор. – Слушай, там в холодильнике куча еды, это не вы вчера закупились? – меняет он тему разговора.

– Мы, – киваю я.

– Отлично! – подскакивает Виктор и начинает доставать из холодильника продукты. – На фига четыре банки арахисового масла? – спрашивает он, изучая полки.

– Не трожь, это мое, – говорю я и достаю из холодильника масло и булочки.

– Если ты при мне съешь все это, я расплачусь со своими кредиторами, – говорит Виктор.

– Бери, – хмуро говорю я и пихаю в его сторону масло. Он тоже принимается намазывать маслом кусок хлеба.

– Знаешь… Нам вчера предложили заработать десять тысяч евро, – говорю я. Меланхолично смотрю на то, как кусок хлеба покрывается сантиметровым слоем масла.

– Порно или наркотики? – по-деловому спрашивает Виктор.

– Ограбление продуктового магазина.

Виктор даже поперхнулся. В дверях стоит Микки. Ленц даже поднимает голову от экрана.

– Это немного… перебор, – говорит Виктор.

– Тоже так считаю, – отвечает Микки и идет к чайнику.

– Вам хотят заплатить за ограбление? – спрашивает Ленц.

– Звучит немного абсурдно.

– «Мы вчера украли и вернули три миллиона евро». После этой фразы нашествие инопланетян и то звучит вполне реально, – говорит Ленц. Если бы это был мультик, в его глазах были бы значки долларов, вернее евро.

– Что пишут? – интересуюсь я.

Ленц читает что-то про нас. Про себя. Мы все так все время делаем. Постоянно. Читаем очередные заметки, отрывки новостных репортажей, форумы и, кажется, стараемся соответствовать своему образу. В конце концов, он лучше того, что есть на самом деле. «Аутичная Верена Вибек, которую из огня выносит психопат по имени Микки Нокс». На самом деле все совсем не так впечатляюще.

«– …Мы глубоко признательны Микки, Верене, Виктору и Ленцу…» – он имитирует женский голос журналистки. – Да. В большей степени даже Ленцу. Так, дальше неинтересно.

– Почему? – спрашивает Микки.

– Потому что там про тебя, – поясняет он. – А, вот, нашел.

«– То есть вы не намерены подавать на них в полицию? – Ленц вновь говорит женским голосом.

– Ни в коем случае. Более того, эти три миллиона мы решили отдать на благотворительность. Если бы могли, отдали бы этой команде сумасшедших, но их слишком сложно найти.

– Чем объясняется такая лояльность?

– Да ничем особенным. Они ничуть не навредили банку. Вчера отделение было закрыто для технической проверки и аудита. Фактически он и был осуществлен, просто вдобавок ко всему заснят на камеру. Учитывая прирост числа заявок на кредиты и открытие счетов в нашем банке, не вижу никакой необходимости в судебной тяжбе. В этой истории все остались в выигрыше. Сколько у них уже просмотров? Миллион?

– Уже больше. Ну что ж. Спасибо. Мы беседовали с владельцем сети банков в Голландии мистером Ваальдфортом…»

– Как там Черная Луна? – спрашивает Микки.

Он курит уже четвертую сигарету, но настроение, судя по всему, у него хорошее.

Он открывает одно из панорамных стекол, и сюда врывается порыв промозглого ветра.

– Ты о ком? – не понимает Ленц.

Микки подходит к Ленцу, нагибается к его ноутбуку и открывает нужный сайт.

– Здесь Черная Луна и 9669 постоянно переписываются… а, вот, нашел…

Черная Луна: Видели вчерашнее видео?

9669: Если ты про тот ролик из Дрездена, то это фейк.

Killer: И тот, который из Парижа тоже.

Ботаник: Это не фейк, а имитация, я тоже собираюсь такое снять.

Killer: А в чем прикол?

Черная Луна: Снимаешь видео вроде как от лица Верены и Микки, в непонятной обстановке, но так, чтобы было видно улицу, и остальные должны определить, где это снято. Я тоже собираюсь такое снять. Даже несколько.

Killer: Повторяю вопрос.

Черная Луна: Просмотры. Кстати, тем, кто отгадает город, тоже идут бонусы.

9669: Чем только от скуки не страдают.

Killer: Я бы пострадал пару раз. Луна, ты где собираешься снимать?

Черная Луна: Издеваешься? Смысл игры в том, чтобы отгадать место.

Ботаник: Да вы прямо нашли друг друга…

Killer: В плане, если Европа, то могли бы вместе снять. Пишу в личку, короче…

– Да, мы звезды… – говорит Виктор. Не понятно, кому он адресует реплику.

– Ты же вроде этого и хотел, – говорю я.

– Но не так же быстро.

– Итак, что у нас на сегодня? Ограбление киоска? – спрашивает Ленц.

– Продуктового магазина, – уточняю я и смотрю на Микки.

Он выглядит равнодушным ко всему. Лишь на подходе к магазину он говорит Виктору:

– Только попробуй кого-нибудь сегодня поджечь, понял, да?

– Это я виновата, – говорю я. Микки выразительно смотрит на меня, затем на Виктора. Чувствую себя нашкодившим ребенком.

Эти съемки куда менее эпичные. Я немного боюсь, что слишком частые ролики снизят их ценность, но… Черт. Десять тысяч. Этим все сказано. Да и к тому же в качестве бонуса хозяин мини-маркета обещает помочь с покупкой дешевой машины, на которой мы и собираемся сегодня уехать.

– Вопрос только, как сделать так, чтобы нас больше не узнавали? – говорю я Виктору, пока мы осматриваем три ряда стеллажей с продуктами.

– Не появляться вместе, да и все. Ну и линзы какие-нибудь попроще носить, – добавляет Виктор.

– Ты ведь хотел доказать родителям, что способен сам чего-то добиться? – спрашиваю вдруг я.

– Есть немного. Хотя они вряд ли о чем-то таком узнают. И я с ними не общаюсь.

– Доказать обычно хотят как раз тем, с кем не общаются, это не важно. Вы с Ленцем тоже должны быть в кадре.

Виктор застывает перед стеллажом с чипсами.

– У нас два пистолета, а не четыре. Мы с Ленцем будем водяными пушками размахивать? – спрашивает Виктор, указывая на стенд с детскими игрушками. Выбор там действительно небольшой. Плюшевые медведи, очень страшные куклы Барби, трансформеры и пара водяных пистолетов с розовыми баллонами для воды.

– Эпично! – начинает хихикать Ленц. Он стоит рядом с прилавком. Берет с полки шоколадку и начинает шелестеть оберткой.

– Я бы вам их не рекомендовал, – говорит Альберт, выходя из подсобки.

– Почему? – удивленно спрашивает Ленц. Он уже успел откусить добрую половину шоколадки.

– У них еще год назад срок годности истек. Я, когда товар для магазина закупал, консервов и батончиков закупил немерено, а их, оказалось, никто не берет, – сконфуженно объясняет Альберт. Ленц проглатывает кусок шоколадки, а все оставшееся брезгливо кладет на прилавок. – А на днях у меня трубу прорвало, так эти батончики промокли и заплесневели… – продолжает Альберт.

– Предлагаю оставшуюся часть трагической истории шоколадок оставить за кадром, – говорит Виктор. Ленц уже весь позеленел. – Так где мы достанем еще два пистолета?

Этот вопрос решается довольно быстро. Спрашиваем, где тут магазин детских игрушек, и Ленц идет туда за «пистолетами».

Виктор принимается учить пользоваться камерой продавца. Милого мужчину по имени Альберт. Он настолько вежлив и интеллигентен, что просто невозможно поверить, что он смотрел наши ролики. В моем представлении их должны были смотреть подростки с проколотыми губами и языками. Альберту тридцать восемь лет. Он яростный фанат саги о «Властелине колец». Да и сам он напоминает внебрачного сына Фродо и Гарри Поттера. Сегодня он в той же своей бордовой вязаной жилетке поверх белой рубашки.

Альберт владеет хостелом через дорогу. Дом ему достался по наследству от родителей, которые умерли год назад. Что с ним делать, Альберт не знал и решил в итоге переоборудовать в гостиницу. На ремонт и оформление бумаг ушли все его деньги, а прибыли никакой. В городе с незапоминающимся названием никогда не наблюдалось большого числа туристов. А в последнее время даже те немногие, что все-таки сюда доезжали, перестали появляться. Из-за политической обстановки, глобального потепления или массового вымирания морских котиков – Альберт не знает. Но магазин и хостел больше не приносят дохода. Это факт. Местные жители предпочитают ходить в большой супермаркет и на рынок, в ночном магазине им делать нечего. Вдобавок ко всему хостел расположен рядом с вокзалом и вдали от замка, парка птиц и пары каналов, которые и составляют здесь исторический центр города. Возможно, тем, кто прибывает в этот город на поезде, и удобно, только вот мы такие первые идиоты за месяц.

Свой виртуозный бизнес-провал родственник Фродо и Гарри Поттера решил купировать этим роликом. Я не очень-то верю в затею.

– …Но это же десять тысяч! – громко говорит Виктор. Да. Он прав.

Микки я нахожу на улице. Он сосредоточенно что-то рисует на стене. Это очертания городского пейзажа.

– Это будет оранжевый рассвет над городом, – говорит он и оборачивается.

– Очень красиво, – киваю я и продолжаю неловко стоять перед ним.

Он притягивает меня к себе и разворачивает. Проводит рукой по спине, по очертаниям татуировки, и целует в шею. Женщина на другой стороне улицы презрительно поджимает губы. Мне неудобно.

– Ты такая живая, – говорит он.

Из дверей показывается голова Альберта.

– Заходите, – неуклюже говорит он.

– Слушаемся и повинуемся, – хмыкает Микки и нехотя выпускает меня из объятий. По крайней мере, мне хочется думать, что «нехотя». Что все это взаправду. Хотя вообще-то это кино. Это просто построение кадра. Света. Звука. И музыка должна сейчас играть. Главное, чтобы не Моррисон или Кобейн. А то в конце мы должны будем обязательно умереть от передозировки.

И вот мы врываемся в продуктовый магазин Детмольда и требуем опустошить кассу. Виктор швыряет к стене случайно зашедшую покупательницу. Микки прижимает голову Альберта к прилавку и приставляет к нему дуло пистолета. У нас с Ленцем эпизодические роли. Мы не очень интересны в кадре.