14. Доброе утро, Берлин!

Верена

– Доброе утро, Берлин! – радостно приветствует меня мистер Джейкобсон на экране ноутбука.

– У меня вечер. И в Нью-Йорке сейчас вообще-то час дня, не назвала бы это утром. Как у вас дела?

– Твоими молитвами… Вернее, денежными переводами, – шутливо кланяется он. – Подожди, мне звонят, – тут же отвлекается он. За мои сорок долларов в час он принимается говорить по телефону с какой-то Минни. Судя по всему, это его новая девушка. Вид у психолога сегодня очень потрепанный и помятый. На нем футболка с персонажем мультфильма, и щетина проглядывает в местах, где ее быть не должно. Да и бородка Джорджа Майкла сегодня не уложена волосок к волоску, как в прошлый раз.

– Вашу девушку зовут Минни? Как в «Омерзительной восьмерке»? – спрашиваю я, когда он, наконец, заканчивает болтать с этой Минни.

– Вообще-то, так зовут девушку Микки-Мауса, – обижается он.

– Даже не хочу думать, откуда вы это знаете.

– Минни 21 год, ни один из существующих законов я не нарушаю. И вообще, напоминаю, что это мне говорит человек, которого взял в заложницы человек по имени Микки. Что у тебя случилось?

– Поговорить не с кем.

– Настолько, что ты перечислила мне 120 долларов?

– Хочу посмотреть на человека, которому хуже, чем мне, – язвлю я.

– Не знаю, не знаю. Мне сорок шесть лет, негде жить, у меня есть бывшая жена, отобравшая у меня все заработанное за эти годы, и дочь-подросток. А еще новый мотоцикл, двадцатиоднолетняя Минни, и завтра я поеду с ней в Лас-Вегас. А тебе 20, ты работаешь в кинотеатре и оплачиваешь мне эту поездку, потому что тебе не с кем поговорить. В твоем возрасте нужно не смотреть кино, а снимать его. Нужно жить, – говорит он, отпивая из кружки с буквами.

– Похоже на рекламу консервированных супов, – говорю я.

– Да? По-моему, я их слишком много ем. – Мистер Джефферсон с отвращением смотрит на кружку.

– Напомни, почему ты не осталась с Микки? Ведь могла же, а? – спрашивает вдруг он.

– Потому что он психопат, он убил человека.

– И что?

– Как это «и что»? Этого мало?

– Некоторых людей просто нужно убивать. Чтобы не портили жизнь и не пили кровь. Вот, например, моя жена. Если бы не законы Штатов, я бы ее прикончил сегодня же. Хотя нет…

– Не смогли бы?

– Убить? Нет, это слишком просто…

Он начинает рассказывать о том, что бы он сделал со своей женой, если бы не эти чертовы законы. Глупые и несправедливые. Я иду к кофеварке и ставлю в нее прозрачный чайник. Жду, пока приготовится кофе. Делаю сэндвич.

– …И вот когда она будет умолять меня о смерти, я достану паяльник…

Наливаю кофе. Кладу сэндвич на тарелку.

– И тогда она будет умолять…

– Она уже умоляла, – говорю я, откусывая сэндвич с индейкой.

– Что?

– Она уже умоляла о смерти, когда вы достали паяльник, – поясняю я.

– Да ну тебя, – он кидает в экран пакетик с чипсами и откидывается на кресло. – Так что случилось с Микки?

– Бонни была просто девочкой с улицы, не его сестрой, – тихо говорю я. – Он бы рано или поздно убил меня. Если бы я не пошла с полицейским, у меня бы не было шансов вернуться.

– Куда?

– Вернуться куда? К нормальной жизни.

– А, это в которой ты работаешь в кинотеатре, выходишь замуж за парня, который тебе противен, учишься в университете, который тебе тоже отвратителен, выполняешь приказы Марко…

– Хватит! – Пожалуй, самое противное в психологах – как раз то, что они говорят тебе то, что ты сам думаешь, просто не решаешься в этом признаться.

– Ты не тому мстишь, Верена.

– Что вы этим хотели сказать? Или это из нового мультика?

– Я серьезно. Человек мстит не тому, кто обидел, а тому, кто под руку попался.

– Я вообще потеряла нить разговора: у вас подростковый период на чипсах с Минни закончился или вы еще как-то повеселились?

– Ты поняла. Так вот я про несправедливость запрета на убийства недоговорил…

Под мирное бормотание мистера Джейкобсона я засыпаю. Только утром узнаю, что звонок закончился в два ночи. Мистер Джейкобсон целый час бесплатно рассказывал о своей жене.

Звонит Анкель и просит о встрече. Голос у него настороженный. Спрашиваю у него, что случилось. Оказывается, отец пригласил нас сегодня на обед. Причем, судя по настрою, намечается что-то серьезное. У меня нет выбора. В час дня я уже шатаюсь по гигантскому универмагу «Ка-Де-Ве». Покупаю какие-то шоколадки, конфеты, сувениры… Этот универмаг считается чуть ли не главной достопримечательностью города. Ничего интересного, по-моему. Анкель ждет меня у главного входа в универмаг.

На мне черная юбка чуть выше колена, плотные колготки, строгие туфли и серая блузка с белым воротничком. Выгляжу как школьница в первый учебный день. В блузке только есть один небольшой нюанс. Открытая спина. Вырез на спине заканчивается в районе талии. Для того чтобы рукава не спадали и блузка не теряла форму, в районе шеи протянута тонкая прозрачная тесемка, удерживающая рукава в строгом положении. Феникс на фоне разрушенного города. Почему-то все перестают смеяться, когда я поворачиваюсь спиной. Вдобавок я еще линзы надела с паутинкой. Очень эффектно и пугающе. До встречи с Анкелем сорок минут. Он тоже пришел раньше назначенного времени, хоть и не настолько. Проходящие мимо него девочки начинают нервно хихикать. Анкель производит именно такое впечатление. Рядом с ним девочки начинают нервно хихикать. Киваю ему, и мы молча идем в сторону кафе, где назначена встреча. Хочется думать, что мы выглядим как мистер и миссис Смит.

Идем на встречу с отцом. Анкель в пиджаке, футболке и джинсах, я – одетая как примерная школьница. Только открытая спина заставляет всех прохожих столбенеть. Встреча в милом кафе на одной из улочек рядом с универмагом. Замечаю рядом с кафе вход в какой-то клуб. Понятно. Кафе вроде как «Шошанна». Дополнительный аксессуар к основному блюду.

Мне очень хочется сесть на улице, за один из маленьких столиков прямо на мостовой. На узкой полоске мостовой уместилось целых восемь таких столиков-табуреток. Отец сел внутри. Его затылок я вижу в витрине. Он сидит на одном из чересчур помпезных диванов.

– Мое любимое кафе, – шепчет мне Анкель. – Правда, тут отличный интерьер?

– Вроде того, – соглашаюсь я.

Интерьер здесь специфический. Мягкие диваны, шикарные столики, приглушенный свет, барная стойка из красного дерева. В общем, с перебором. Здесь бы Бэзилу понравилось, владельцу «Шошанны».

Мы усаживаемся по разные стороны от отца.

– У меня ощущение, что когда ты была в Штатах, мы общались больше, – повторяет отец, отпивая из своего бокала. Перед ним тарелка с нетронутым бифштексом, который красиво сервировали с листьями салата, помидорами и рукколой. Все это как-то не соответствует тому, как я жила в последнее время.

– Ты уже решила, что будешь делать дальше? – спрашивает меня отец.

– Ты о чем? – притворяюсь я идиоткой.

– Когда у вас свадьба? – спрашивает отец, поворачиваясь к Анкелю.

– Мы еще не определили дату, – мнется Анкель.

– Пора бы определить. Верена должна восстановиться в университете, в Берлине, конечно. Я думаю, даже обойдется без потери курса. Место стажировки я уже подобрал. Вы уже думали о детях?

– Папа! – восклицаю я.

– Пора подумать…

Анкель весь вечер улыбается и кивает. Когда он отлучается в туалет, отец говорит:

– После всей этой истории тебе всю жизнь придется восстанавливать репутацию, – шипит он. – Ты должна держаться за Анкеля. Сложно будет найти второго такого же.

– Что-нибудь еще? – спрашивает подошедшая к нам официантка. Я демонстративно поворачиваюсь к ней так, чтобы отец увидел мою спину.

– Нет, спасибо, – говорю я официантке.

– Это сделал тот псих? – невозмутимо спрашивает отец.

– Да, – отвечаю я. Вот такая я смелая, сидя в дорогом кафе в центре Берлина.

* * *

Просыпаюсь и иду на работу. Пара кварталов, и я уже на месте. Серое небо осеннего Берлина буквально пригибает к земле. На стене перед входом в кинотеатр кто-то уже успел нарисовать оранжевого феникса. Неудивительно, вчера ко мне три раза подходили с вопросом, не я ли ограбила банк. Все дело в цветных линзах. Они слишком заметны. Сейчас у меня карие глаза. Провожу рукой по очертаниям феникса и захожу внутрь.

На экране первые кадры «Отступников» Скорсезе. Я представляю, что у каждого из этих людей в зале за плечами какая-нибудь трагическая история, после которой они не могут оправиться. Каждый достоин того, чтобы именно о нем сняли фильм. Но, по-моему, все они просто не знают, что делать дальше. А актеры в кино всегда знают. Они лучше и красивее обычных людей.

Леонардо Ди Каприо в задумчивости вертит перед собой пистолет, когда я вижу Ленца. Третий столик. В этот момент он смотрит на меня и медленно протягивает средний палец к носу. Вроде как нос зачесался. Иду к нему за столик.

– Как ты здесь оказался, я тебя даже не заметила? – шепчу я.

– Без билета проскочил. Со мной, кстати, человек шесть так прошло, – шипит он и идет в сторону выхода.

– Пойдем в лаунж-зону, а? – прошу я.

– Я фильм вообще-то смотрю, – обижается Ленц. Смотрю на экран. Там Мэтт Деймон и Джек Николсон встречаются в старом кинотеатре.

– Они все умрут, – говорю я.

– Девушка, какого черта? – раздражается мужчина за соседним столиком.

– Не все. Деймон и Ди Каприо только, Николсон выживет, – говорит грустная девушка в углу.

– Это кино. В жизни Джеймса Балджера, прототипа Николсона, посадят на три пожизненных срока, – говорит толстенький, похожий на хомячка парень за тринадцатым столиком.

– Пойдем, – шипит Ленц. – Криминальные драмы должны хорошо заканчиваться, иначе какой в них смысл?

– Нравоучительный, – шиплю я.

Мы идем в лаунж-зону на полуторном этаже. Она представляет собой маленькую комнату, все стены которой заклеены старыми афишами. Мне не нравится этот пыльный интерьер в стиле ретро. На плазменной панели, декорированной под старинный киноэкран, крутят какое-то тоскливое кино. Судя по картинке, про облака.

– Зачем ты пришел? – спрашиваю я.

– Вообще-то попрощаться, – нехотя признается Ленц. Я вздрагиваю.

Последний человек, который помнит о Микки. Да, он не самый лучший, но последний. Если не станет Ленца, не останется ничего.

– Ты ведь не поедешь со мной, верно? – спрашивает вдруг Ленц.

– Я не Бонни, – говорю я. – Я не она, как вы все этого не понимаете?

– Понимаю. Просто тебе ведь тоже понравились мои бабочки, верно? – Ленц нервно вздыхает на середине фразы.

– Безмерно, – вру я. Он не слышит сарказма и пытается обнять меня. Я делаю шаг назад.

Он отстраняется и поправляет очки. Садится за журнальный столик в лаунж-зоне и минуту смотрит на экран. Там все еще облака, только теперь они отражаются в чьих-то глазах. Нужно будет заказать такие линзы. Оборачиваюсь и смотрю на стойку рецепции. Там вроде бы никого из посетителей нет.

– По-моему, я на днях сказал Марко что-то лишнее, – говорит, наконец, он.

– Что именно? – спрашиваю я.

– Я сказал, что Микки будет искать тебя не для того, чтобы убить, а для того, чтобы защитить, – говорит он и поднимает на меня глаза. Неуклюже сажусь на край дивана.

– И что в этом особенного?

– Я тоже не обратил внимания на эту фразу, но вчера меня вызывали в участок, и у Марко была открыта эта переписка…

Ленц разворачивает экран телефона и показывает текстовое полотно. Оно выглядит внушительно. Форум о Микки и обо мне. Один из самых посещаемых.

Черная Луна: Эта Верена ничего из себя не представляет.

Блэк Джек: Из-за нее Микки убивает ни в чем не повинных людей.

9669: Совсем не уверен, что это он убивает.

Черная Луна: Да какая разница? Клоун в цветных линзах, думает, что что-то из себя представляет…

Блэк Джек: Я бы тоже навалял ей по первое число, чтобы не высовывалась.

9669: И от интервью фифочка нос воротит, выглядит как аутист.

Аргус: Джек, так, а что мешает?

Черная Луна: Я бы подкараулила ее и объяснила бы, что почем.

9669: Как я слышал, ей уже объясняли, не помогло.

Блэк Джек: Нужно так объяснить, чтобы было понятно.

Ботаник: Так, а может, завтра все и организуем?

Виктор23: Народ, вам что, заняться больше нечем?

Блэк Джек: Она завтра в районе двенадцати ночи будет возвращаться…

– Ну и что? Мало ли что могут на форуме написать. Я не собиралась завтра в двенадцать ночи спускаться в метро, тем более в той части города, – говорю я и закрываю страничку.

– Не знаю. Мне показалось, что у Марко свой план, – говорит Ленц. – В любом случае, я должен был тебе об этом сказать. – Он крутит в руках телефон. Кто-то ему звонит, но он с раздражением сбрасывает. – Ты не знаешь никого по имени Виктор?

– Знаю, а в чем дело? – Вспоминаю Виктора, с которым когда-то вела процесс по делу Иссэя Сагавы. Тогда я еще была человеком.

– Какой-то Виктор уже, по-моему, раз пятый за сегодня мне звонит и просит уговорить тебя на интервью. Говорит, что ты его знаешь.

Я в тысячный раз оборачиваюсь к стойке рецепции и вижу маячащих рядом с ней людей. Поднимаюсь и иду к ним навстречу. Кто-то очень хочет купить билет в кино. Ленц уходит через пару минут. Я остаюсь одна. Мимо проходят люди. Кто-то покупает билеты, кто-то просто делает вид, что разглядывает афишу, чтобы незаметно проскочить внутрь. Каждые пять – десять минут демонстративно опускаю голову, чтобы люди спокойно могли пройти и посмотреть что-то из Скорсезе. Сегодня мы весь день только его фильмы крутим. Кто-то оборачивается и показывает на меня пальцем. Скорее всего, просто смеются над ненаблюдательным администратором, но, возможно, узнают «клоуна в цветных линзах». Похоже, что ничего не изменилось. Как бы ни старалась, я больше никогда не смогу стать той прежней Вереной. Девушкой, которой либо завидуют, либо восхищаются. Никогда не смогу отомстить… Так и буду всю жизнь расплачиваться за мосты, которые не получилось сжечь. Телефон в руках начинает вибрировать.

– Привет. Ты не могла бы завтра к семи вечера в участок явиться? – спрашивает Марко.

– Да, конечно, – отвечаю я.