Глава 16. Пенициллин
— Скорее, Мария Петровна, — ответила женщина, в которой с большим трудом можно было узнать станичную знахарку.
— Прошу прощения, Мария Петровна, но встреча оказалась настолько неожиданной, что по привычке вспомнилось ваше станичное имя, — извинился я, не отрывая взгляда от женщины, которая за то время, что мы не виделись, не постарела, а казалось — помолодела.
Модное платье, перчатки, шляпка, в руках сложенный зонтик от солнца и небольшая сумочка. Точеная фигура, ухоженные волнистые волосы цвета вороного крыла и те же иссиня черные глаза, прожигающие душу. Двадцать пять, максимум тридцать лет. Больше не дашь!
— А я пытался найти Вас, Мария Петровна, когда узнал, что вы уехали из станицы. Но не задалось, — пробормотал я, смущённый пронзительным взглядом женщины, которая так была похожа на мою первую жену в том будущем мире, и единственная, знавшая о переносе моего сознания из будущего.
— Искали, как Соколову? — спросила Марфа. Дождавшись моего кивка, весело продолжила. — А я уже давно Бутягина. Позвольте представить вам моего супруга — титулярного советника Павла Васильевича Бутягина. Он заведует бактериологической лабораторией и станцией по выпуску противодифтерийной сыворотки при Томском университете.
— Приятно познакомиться, — я кивнул головой. — Генерального штаба капитан Аленин-Зейский Тимофей Васильевич. В прошлом неоднократно был пациентом у вашей супруги.
Представительный, лет тридцати пяти мужчина с запорожскими усами, с орденом Станислава третьей степени на сюртуке, несколько ревниво смотревший на наш диалог, после моих слов расслабился и вежливо ответил:
— Мне также приятно познакомиться со старым знакомым моей супруги.
— Каким образом оказались здесь, Тимофей Васильевич? — поинтересовалась за этот вечер ещё одна Мария.
— Сегодня прибыл во Владивосток для дальнейшей службы. Правда, в качестве кого сказать не могу. Завтра помощник генерал-губернатора Беневский должен будет определить, а может быть отправит меня в Хабаровск к губернатору. Признаться для меня это был бы лучший вариант, так как с Николаем Ивановичем нас связывают добрые отношения.
Марфа переглянулась с мужем, после чего решительно произнесла:
— Тимофей Васильевич, нам сегодня надо с вами поговорить по серьёзному вопросу. Как вы смотрите на общий ужин?
— С большим удовольствием. Только сразу предупрежу, что иду с обеда у генерала Беневского, а его супруга очень хлебосольная хозяйка, поэтому сыт сверх меры. Надеюсь, нашему общению это не помешает.
Супруги вновь переглянулись и чуть ли не хором заверили, что это не проблема. После того, как выяснилось, что мы остановились в одной гостинице, ужин был назначен через час в ресторане при ней. Рикши потащили коляску, а я неспешно последовал за ней, думая над тем, что же это за серьёзный вопрос готовятся обсудить со мной супруги Бутягины.
Через час, спустившись в ресторан, за одним из столиков я увидел Марию, находившуюся в одиночестве.
— А где супруг? — поинтересовался я, присев за стол с разрешения знахарки.
— Я попросила подойти его чуть позже, чтобы наедине обсудить один вопрос, — несколько напряжённо произнесла Мария, после чего из сумочки достала небольшой аптекарский пузырёк, наполовину заполненный светлым порошком, поставила его на стол и произнесла. — Для начала вот!
— Это то, о чём я подумал?!
— Этот порошок получен из грибка рода Penicillium. Судя по полученным результатам в лечении больных — это пенициллин, о котором ты рассказывал. Прежде чем я и мой муж обратимся к тебе с просьбой, ты должен кое-что узнать. Павел об этом знает, но мне не хотелось об этом говорить при нём.
— Мария, ты хоть понимаешь, что такое пенициллин?! — перебил я знахарку. — Если это он, то тебе и твоему мужу, если он помогал в его получении, памятник из золота отливать надо!
— Тимофей, подожди со своими восторгами. Сначала выслушай меня, — тон женщины стал жёстким, а её гипнотизирующий взгляд упёрся в меня. — Помнишь, ты интересовался моим происхождением?
Я кивнул головой.
— Так вот, на самом деле меня зовут Елизавета Николаевна Оловенкова. Наш род известен с первой половины семнадцатого века в Орловской губернии. Я родилась в августе одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года.
«Почти сорок три года, а по внешности и не скажешь», — подумал я, ошарашенный, полученной информацией.
В этот момент нас прервал официант, который получив заказ, буквально испарился, а Мария продолжила свой рассказ.
— Я и две мои старшие сестры закончили женскую гимназию в Орле, потом поступили друг за другом на фельдшерские курсы в Санкт-Петербурге. В семьдесят восьмом году все трое вступили в организацию «Земля и Воля», а после её распада в «Народную Волю». Принимали активное участие в подготовке покушения на императора Александра II. Меня арестовали в ночь с тринадцатого на четырнадцатое марта одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года. Я имитировала психическое расстройство, и Санкт-Петербургским окружным судом была признана невменяемой ввиду психического заболевания, после чего отправлена на лечение в Казанскую психиатрическую лечебницу. Из неё я сбежала в восемьдесят втором году с помощью друзей из организации, снабдивших меня документами и деньгами.
«Охренеть и не встать. Вот это история! Камо женского рода», — подумал я, с всё возрастающим интересом слушая знахарку.
— За границу бежать не захотела. Вместо этого отправилась в Сибирь, а потом на Амур. Хотела затеряться. В Сретенске в гостинице, дожидаясь парохода, одну ночь прожила в номере с женщиной. Из её рассказов поняла, что после холеры она осталась одна, как пёрст и едет в Благовещенск, чтобы начать новую жизнь, надеясь на нехватку женского пола. Утром она не проснулась, судя по синему цвету лица, её хватил удар. Рискнула и поменялась с ней документами. А вскоре в станице Черняева появилась знахарка Марфа или Мария Петровна Соколова. Бабушка по материнской линии была знахаркой и ведуньей. Нам её внучкам передались её способности, поэтому и на фельдшерские курсы все направились. Но этот дар имеет и последствия для психики. Не каждый может выдержать, когда заглядываешь за грань, — грустно произнесла Мария. — С семьей и революционерами я полностью порвала. Думала, что так и проживу в станице знахаркой, пока не появился ты. Именно твой рассказ о пенициллине заставил меня уехать. В станичных условиях, я бы ничего не смогла сделать, да и знаний откровенно не хватало. Подалась в Томск, устроилась на курсы при университете, познакомилась с Павлом.
— Ты сказала, что супруг всё знает? — перебил я Марию.
— Только обо мне. Про тебя ему известно только то, о чем гудит Приморье.
— И как же он поверил в пенициллин?
Нас опять прервали. Подошедший с подносом официант, стал накрывать на стол. Едва он удалился, знахарка продолжила.
— Тимофей, когда, прибыв в Томск, начала изучать этот вопрос, сама не поверила, сколько есть информации и подсказок по этому вопросу. В начале семидесятых годов исследованием плесени одновременно занимались медики Алексей Герасимович Полотебнов и Вячеслав Авксентьевич Манассеин. Последний, изучив грибок Penicillium glaucum, подробно описал основные, в частности бактериостатические свойства зелёной плесени. Полотебнов, выяснив лечебное действие плесени на гнойные раны и язвы, рекомендовал использовать её для лечения кожных заболеваний. Его работа «Патологическое значение зелёной плесени» вышла в семьдесят третьем году. Но идея на тот момент не получила дальнейшего практического применения, — Мария замолчала, а потом продолжила. — Совсем недавно, в девяносто шестом году итальянский врач и микробиолог Бартомелео Гозио выделил из Penicillium микофеноловую кислоту — активную против возбудителя сибирской язвы. В девяносто седьмом году французский военный врач Эрнест Дюшен заметил, что арабские конюхи использовали плесень с сёдел, чтобы обработать раны на спинах лошадей. Работая с грибами рода Penicillium, Дюшен опробовал плесень на морских свинках и обнаружил её разрушающее действие на палочку брюшного тифа. Но и его работа не привлекла внимания научного сообщества.
— Интересно! Впервые слышу об этом. В моём мире пенициллин, как антибиотик начали использовать во времена Второй Мировой войны, кажется. Точно не помню. А у вас, как дела обстоят?
В этот момент Мария посмотрела за моё плечо, и я замолчал. Через несколько секунд к столу подошёл Павел Васильевич.
— Вы уже всё обсудили? Мне можно присоединиться? — несколько ревниво спросил он.
— Конечно, дорогой. Тимофей Васильевич, только что поинтересовался, как у нас обстоят дела с пенициллином, — с любовью во взоре произнесла Мария.
Бутягин сел за стол и в течение нескольких минут я внимательно выслушивал, как, благодаря судьбе, он встретился с Марией восемь лет назад, и она буквально «заразила» его ещё студентом идеей создания лекарства против множества болезней. После окончания университета с золотой медалью в девяносто третьем году он был оставлен работать в университете лаборантом под руководством профессора Судакова при кафедре гигиены. В том же году он и Мария поженились, а дальше семейный тандем приложил максимум усилий, чтобы при кафедре гигиены была создана бактериологическая лаборатория. По рекомендации Судакова Павел Васильевич в девяносто шестом году был направлен в Институт экспериментальной медицины в Санкт-Петербург на четыре месяца для изучения методов изготовления противодифтерийной сыворотки и других прививочных средств. По возвращению в Томск, им при активной поддержке жены была создана специализированная станция по выпуску противодифтерийной сыворотки, заведующим которой, а по совместительству и бактериологической лаборатории он и стал. Всё это время они активно работали с штаммами бактерий грибков Penicillium за свой счёт, но используя оборудование станции и лаборатории. Два года назад им удалось извлечь пенициллин и даже опробовать его действие на нескольких больных, признанных неизлечимыми. Результаты впечатляли, коллеги по университету дружно аплодировали, но по направленным в столицу документам на получение привилегий на изобретённое лекарство, вот уже год полное молчание.
В настоящее время у супругов Бутягиных на руках было пенициллина где-то на двести инъекций.
— Какой помощи вы от меня хотите? — спросил я, когда Павел Васильевич закончил свой монолог.
— Значит, Вы готовы нам помочь, несмотря на то, что узнали обо мне? — спросила Мария или Елизавета.
— Мария Петровна, я понимаю важность того, что вы создали. Поэтому ваши прегрешения молодости оставим на вашей совести. Единственно, посоветую в столицу и в те места, где вас смогут узнать лучше не ездить.
Бутягин поморщился и с осуждением посмотрел на жену, как бы пытаясь телепатически передать, что не надо было мне рассказывать эту историю. Я же продолжил:
— С пенициллином помогу всем, чем смогу. В первую очередь, деньгами. У меня сейчас есть на руках чуть больше пяти тысяч рублей, со счета смогу снять ещё столько же. В январе следующего года, думаю, сумма на счету от всех моих поступлений составит около сорока тысяч. Всё это я готов вложить в исследования и налаживание промышленного производства пенициллина. Двести инъекций — это невообразимо мало, нужны сотни тысяч, миллионы доз, — я сделал паузу, а потом, как в прорубь прыгнул. — Также готов воспользоваться своим определённым положением при дворе. У вас с собой копии документов, отправленных в министерство внутренних дел на получение привилегий от изобретённого лекарства и описание положительных случаев его применения?
— Да, Тимофей Васильевич, всё это у нас с собой в трёх экземплярах. Из набранной за два года медицинской практики, есть случаи излечения тяжелого сепсиса в ранах, крупозного воспаления легких, обычной пневмонии, сибирской язвы и половых инфекций. К сожалению, всех случаев всего двадцать два. Не каждый из знакомых мне врачей соглашался применить для лечения ещё никем не признанный препарат, — с каким-то сожалением произнёс Бутягин. — Поэтому помощь от вас мы в первую очередь видели в том, чтобы как-то устроить меня и Марию Петровну на службу в военный лазарет или госпиталь с разрешением применять при лечении пенициллин. Двенадцатого июня была объявлена мобилизация войск Приамурского военного округа. Как я думаю, боевые действия будут, соответственно, будут и раненые. В этих условиях мы могли бы собрать более богатую практику и статистику. Надеюсь, это позволит быстрее продвинуть лекарство к его массовому применению. А вот для создания пенициллина в большем количестве ваши деньги, конечно, пригодятся. К сожалению, моего жалования, пожертвований меценатов не достаточно. Тем более, содержание семьи, детей также требует денежных средств. Мои родители помогают, но и они не относятся к состоятельным людям. Живут на пенсию отца.
— У вас есть дети? — с некоторым изумлением обратился я к Марии. Её внешний вид как-то не позволял ассоциировать её с обликом матери.
— Две девочки погодки, семи и шести лет, — довольной улыбнулась Бутягина. — Они сейчас у бабушки с дедушкой. Им там будет хорошо.
«Ох, ты, мать моя женщина, что же за люди здесь. Двое детей на руках, есть открытие мирового масштаба, положение в обществе, а они на войну собрались. Млять, и чего делать?! Логика в словах Павла Васильевича присутствует, но что будет, если с ними что-то случится».
— Я смотрю, хотите отговорить нас от этой затеи, Тимофей Васильевич, — голос знахарки был строгим, а взгляд пронзительный. — Признаюсь, мы долго думали, как поступить и решили с Пашей, что это будет самым быстрым и действенным вариантом. Муж взял отпуск на год. Детей устроили у родителей. Если с помощью этих двухсот инъекций мы спасём хотя бы несколько солдатских жизней — это будет нашей победой.
— А если за этот год вы организуете производство пенициллина и потом спасёте не десяток, а миллионы жизней?! А если с вами не дай бог, что-то случится?! Война есть война! Там бывает, что и врачей убивает. Чуть больше недели назад при штурме Восточного арсенала в Тяньцзине погиб врач Девятого Восточно-Сибирского стрелкового полка, — я сделал паузу, глубоко вздохнув. — Давайте, так! Я отправляю со своими пояснительными письмами ваши материалы по следующим адресам: цесаревичу Николаю, графу Воронцову-Дашкову и фон Рамбаху. Владимир Константинович сейчас лечащий врач Великого Князя Георгия Александровича. Думаю, три таких фигуры, заставят Государя быстро принять решение по лекарству. Про финансирование я уже сказал.
— Тимофей Васильевич, всё, что Вы говорите, с одной стороны, представляет собой наиболее оптимальное решение большинства возникших у нас проблем, но, с другой стороны, не решается одна, но самая главная — практическое подтверждение эффективности действия лекарства. Двадцать два случая и с разными заболеваниями — этого очень мало для принятия решения о промышленном производстве пенициллина. Необходима намного большая статистика. И работа в госпитале позволит ее быстро собрать, — твёрдо глядя мне в глаза, произнёс, как припечатал Бутягин.
— И двести инъекций помогут это сделать? — хмыкнул я. — Ещё десять или пятнадцать излеченных не очень-то повысят показатели.
— Не волнуйтесь, Тимофей Васильевич, этот вопрос продуман. Сейчас мой помощник по лаборатории продолжает изготавливать пенициллин. Как раз удалось найти мецената. С помощью этих денег, думаю, получится изготовить около тысячи доз, а это уже не менее ста пациентов, — также твёрдо произнёс Павел Васильевич.
— Тимофей Васильевич, мы уже всё обсудили и решили. Просто нам необходимо разрешение использовать пенициллин при лечении раненых солдат. Это намного проще, чем индивидуально договариваться с врачами по каждому больному, — поддержала мужа бывшая знахарка. — А ваших пяти тысяч хватит на изготовление ещё большего количества пенициллина в ближайшее время. Думаю, для окончания испытаний этих денег окажется достаточным. Правда, я не знаю, когда мы их сможем вернуть, но вернём обязательно.
— Какие же вы упёртые, супруги Бутягины, — грустно усмехнулся я. — Договорились. Завтра или послезавтра выдвигаемся в Хабаровск. Там встречусь с генерал-губернатором Гродековым. Надеюсь, он поддержит ваш порыв и разрешит использовать пенициллин при оказании помощи раненым. Во всяком случае, приложу все усилия. А сейчас, Павел Васильевич, давайте сходим за документами к вам в номер, и я начну писать письма. Не буду терять время. Вы же вернётесь в ресторан и поужинаете с женой, а то заказ пропадёт. Завтра попробую получить от генерала Беневского разрешение на отправку документов фельдъегерской почтой и поездку в Хабаровск к губернатору. Всё же я в его ведение направлен для дальнейшего прохождения службы!
— Большое спасибо, Тимофей Васильевич, — чуть ли не хором произнесли супруги, один из которых шустро вскочил на ноги.
«Вам спасибо, что вы есть такие! — подумал я, поднимаясь из-за стола и следуя вслед за Бутягиным. — А служить будете в Благовещенске, там во время осады много раненых было, но всё же поспокойней, чем в действующей армии. Или в Порт-Артур попытаться их направить, там сейчас много работы у врачей после событий в Таку и Тяньцзиня. Наверняка уже кто-то с сепсисом есть. Да и дальше поток раненых будет большой. Только здесь на адмирала Алексеева выходить надо. Ладно, утро вечера мудренее. Сейчас надо подумать, что в письмах написать. А может, рискнуть и сразу императору письмо отправить?!..».
* * *
— Папа’, ты сегодня какой-то задумчивый и неразговорчивый, — Беневская-младшая, зайдя с этой фразой в кабинет отца, грациозно пристроилась на подлокотнике кресла, в котором сидел генерал, и обняла его за шею.
— Устал, Машенька, на службе дел много было, — ласково ответил Беневский, довольно улыбаясь.
— Нет, всё-таки ты какой-то сегодня не такой. Очень серьёзный и, в то же время, будто бы в облаках витаешь. Даже мама’ обеспокоилась.
— И направила тебя ко мне узнать, что случилось?
— Нет, мне самой интересно! Давай рассказывай
— Хорошо, слушай, моё солнышко. Во всём виноват капитан Аленин-Зейский, познакомивший меня сегодня с супругами Бутягиными.
— И чем же они тебя так озаботили, папа’?
— Понимаешь, доченька, не каждый день встречаешь людей, знакомство с которыми будешь потом вспоминать всю жизнь.
— И что же такого совершила данная супружеская пара, что ты целый вечер в каких-то раздумьях?
— Если поверить всему тому, что они рассказали, то титулярный советник вместе со своей женой изобрели лекарство, которое поможет вылечить очень многие заболевания. Во всяком случае, им удалось с помощью инъекции этого препарата вытянуть можно сказать с того света нескольких больных с крупозным воспалением легких и сепсисом в тяжёлой форме, — генерал потрепал дочь по руке. — От тех больных отказались врачи, так как не могли предложить лечения, а это новое лекарство помогло. Представляешь?!
— А капитан здесь причём? — поинтересовалась Мария, и её щёки предательски вспыхнули, но отец этого видеть не мог.
— Он оказался старым знакомым Бутягиной, которая в станице, откуда родом Тимофей Васильевич была знахаркой. Несколько раз Аленин-Зейский был её пациентом. Последний раз, когда закрыл собою от пули наследника престола.
— Так это не сказки, папа’?
— Нет, доченька, не сказки. Слухи о Ермаке-Аленине несколько преувеличенные описания того, что действительно совершил этот молодой офицер. Любит народ приукрасить своих героев.
— Тоже мне, молодой… Полголовы седых волос и взгляд, как у старика.
— Он тебе не понравился? — спросил генерал и попытался повернуть голову, чтобы посмотреть в лицо дочери, но та не дала ему это сделать, прижавшись щекой к макушке отца. — Ого!… Значит, понравился, раз не даешь посмотреть на себя…
— Папенька, не выдумывай. Он не в моём вкусе, — Мария потихоньку дунула в ухо отцу, как это делала с детства, когда делилась своими тайнами.
— А кто же в твоём вкусе? Неужели, Викентий Петрович?
— Скажешь тоже, папа’! С манерами у него, конечно, куда лучше, чем у твоего Аленина, но я его терплю только из-за того, что он твой адъютант.
— Да уж, сравнить этих офицеров тяжело, всё равно, что болонку с волкодавом. Своего адъютанта, если честно, терплю только из-за того, что мой старый друг и сослуживец за него просил. Так бы давно в какой-нибудь полк отправил, чтобы узнал, что такое настоящая служба, — Беневский грустно улыбнулся, а потом с хитринкой спросил. — Но что-то я не понял на счёт манер?! А как же твои взгляды об улучшении жизни простого народа?! Как ты с ним общаться собираешься, если у него манер вообще нет?
— Да ладно тебе, папа’, - Мария залилась краской и уткнулась носом в макушку отцу. — А чего от тебя хотели Бутягины и Тимофей Васильевич?
— Капитан испросил разрешение воспользоваться фельдъегерской почтой для отправки результатов исследований Бутягиных цесаревичу, графу Воронцову-Дашкову и фон Рамбаху, а последние попросили устроить их на воинскую службу в госпиталь и разрешить использовать их лекарство при лечении.
— Что же, Тимофей Васильевич, самому императору не стал писать? — язвительно произнесла Мария.
— Дочка, Его императорскому величеству, и я бы не решился написать напрямую. Аленин-Зейский очень рискует, перепрыгивая через головы многих начальников. Он в первую очередь офицер и должен соблюдать устав, субординацию.
— Но он же у тебя спросил разрешения. А ты разрешил?
— Рискнул, дочка. Когда видишь перед собой трёх человек, готовых пожертвовать своим положением, благополучием, жизнью ради других людей, то хочется хоть немного к ним присоединиться.
— А Бутягины чем же рискуют? Если их лекарство примут, они станут знаменитыми, да и на карьеру и жалование господина Бутягина это повлияет благотворно.
Генерал высвободился из объятий дочери и развернулся к ней лицом.
— Понимаешь, доча, Тимофей Васильевич не только написал три письма и приложил к ним исследования по препарату. Он пожертвовал Бутягиным значительную сумму для дальнейших исследований. Настаивал при мне, чтобы они не совершали этого опрометчивого шага по поступлению на службу, особенно в тот момент, когда вот-вот начнутся военные действия.
— А они начнутся?
— Они уже ведутся. Вчера капитан за обедом рассказывал весёлые байки про Таку и Тяньцзинь. У меня в кабинете, он поведал несколько другое. Мы уже потеряли ранеными и убитыми почти пятьсот стрелков и матросов. Среди офицеров также большие потери. Во время штурма Восточного арсенала в Тяньцзине погиб врач стрелкового полка. А супруги Бутягины хотят в действующую армию, — Беневский погладил дочери руку. — Павел Васильевич Бутягин — титулярный советник, заведует бактериологической лабораторией и станцией по выпуску противодифтерийной сыворотки при Томском университете. У них две дочки семи и шести лет. Дождись только величайшего повеления, а я уверен, что оно будет после писем Аленина-Зейского, и можно дальше заниматься научной и исследовательской работой по своему препарату в спокойной обстановке, а не под пулями, рискуя жизнью. Но он и его жена настаивают на своём.
— Почему они так поступают, папа’?
— В первую очередь, они хотят спасти жизни тем, кто окажется у них на излечении. Сепсис при ранениях очень распространён и часто приводит к смерти. Во-вторых, им необходим статистический материал о результативности использования нового лекарства.
— И много у них этого лекарства?
— В ближайшее время из Томска должно прийти столько, что должно хватить на возможное излечение ста — ста пятидесяти пациентов. С дополнительным финансированием Тимофея Васильевича это число увеличится вдвое или втрое.
— Папа’, ты принял их на службу? — спросила Мария, встав со спинки кресла.
— Нет, дочка. Не взял греха на душу. Тимофей Васильевич, был очень убедителен в том, что в случае гибели супругов Бутягиных весь мир может потерять панацею от очень многих болезней. Но разрешил им проследовать в Хабаровск к генерал-губернатору. Здесь уже супруги, особенно Мария Петровна, были убедительными. Пускай Николай Иванович принимает решение. Надеюсь, что и он не разрешит, — генерал как-то виновато посмотрел на дочь.
— А Тимофей Васильевич где будет служить?
— Не знаю, Машенька, он также попросился отпустить его к генерал-губернатору Гродекову. Их связывает давнее знакомство.
— Попросит у Николая Ивановича теплое местечко? — с усмешкой спросила Мария.
— Доча! Не обижай Тимофея Васильевича. Он не давал для этого повода, — генерал гневно посмотрел на девушку. — Он первым ворвался в один из фортов Таку, за что получил золотое оружие. На сегодняшний день обладателей Золотого оружия «За храбрость», одновременно являющихся кавалерами ордена Анны четвёртой степени, в империи можно пересчитать по пальцам на двух руках. Потом он во время разведки попал в плен к китайцам, пытаясь спасти другого пленённого офицера. Смог не только бежать, уничтожив двух главарей ихэтуаней и спасти других пленников, но и захватить штаб-офицера китайской армии. Именно после этого у него появились седые волосы на голове. Во время штурма Восточного арсенала он лично взорвал южные ворота и ворвался одним из первых в крепость. По его мнению, именно Благовещенск может скоро оказаться под ударом регулярной китайской армии, поэтому он будет проситься туда на любую должность.
— Извини, папочка, — Мария закусила нижнюю губу. — Я была неправа. А когда они поедут в Хабаровск?
— Насколько знаю завтра.
— Спасибо, я пойду.
Беневский с недоумением посмотрел вслед вышедшей из кабинета дочери.
* * *
— Павел Васильевич, Мария Петровна, довольны? — спросил я, проконтролировав, как Севастьяныч уложит в багаж мой чемодан-саквояж и покинет купе.
До этого мне с денщиком, которого генерал Стессель откомандировал под моё начало, пришлось несколько попотеть под жарким солнцем, пока в почтовый вагон грузили ящики с пулемётами и патронами. Распоряжение на бумаге целого помощника генерал-губернатора повысило активность железнодорожного начальства и грузчиков станции Владивосток, но личный контроль никто не отменял.
— Спасибо Вам, Тимофей Васильевич, за всё, — улыбнулась мне Марфа-Мария-Елизавета.
— Только не радуйтесь, я и генерал-губернатору Гродекову скажу всё, что говорил генералу Беневскому. Не дело это ваша служба в госпитале или лазарете.
— Тимофей Васильевич, мы очень ценим вашу помощь, но всё же позвольте нам решать, как поступить в данной ситуации, — воинственно растопырив усы, произнёс Бутягин.
— Да делайте, что хотите, — устало усмехнулся я. — Сам такой.
— Это точно, Тимофей Васильевич, — улыбнулась бывшая знахарка. — Знаешь, Паша, я господину капитану лет двенадцать назад или больше сказала, что по нему все казачки станицы сохнуть будут.
— Это ты к чему, дорогая? — удивлённо спросил её муж.
Я же с удивлением уставился на знахарку, глядя, как в её черных глазах заплескалось что-то не поддающееся объяснению. В этот момент дверь купе распахнулась и на пороге возникла Мария Беневская.
— Господа, Мария Петровна, вы не будете против, если я присоединюсь к вашей компании, — прекрасно выглядевшая в дорожном платье, шляпке и с саквояжем в руках, девушка радушно всем улыбнулась. — Папа’ рассказал мне о цели вашей поездки, и мне очень сильно захотелось также поступить на службу. Я закончила гимназию с золотой медалью и, надеюсь, что генерал-губернатор Гродеков не откажет мне.
Я почувствовал, как моя челюсть ударилась об пол и не собиралась возвращаться обратно.
