В те дни взошел Он на гору помолиться и пробыл всю ночь в молитве к Богу. Когда же настал день, призвал учеников Своих и избрал из них двенадцать, которых и наименовал Апостолами: Симона, которого и назвал Петром, и Андрея, брата его, Иакова и Иоанна, Филиппа и Варфоломея, Матфея и Фому, Иакова Алфеева и Симона, прозываемого Зилотом, Иуду Иаковлева и Иуду Искариота, который потом сделался предателем (Лк. 6: 12–16).
Итак, до предательства Иуда три года пробыл рядом со Христом.
Попробуем представить себе, каким он был — один из Двенадцати, избранный после той ночной молитвы.
Традиция нам рисует образ, близкий к карикатуре, а не к портрету. Лицемер и лжец, не верящий в Христа и Его Богосыновство, сребролюбец и карьерист, жадный до власти и денег, вор, крадущий деньги у своих, саботажник, желающий разрушить дело Христа с самого начала, дерзкий, бесцеремонный и наглый. Что в конечном итоге и привело его к предательству. Прямо-таки неудивительный итог.
«Человек алчный и корыстолюбивый, он присоединился к ученикам Господа, вероятно, в надежде на славу и богатство в будущем земном царстве Мессии. Мы знаем, что этой иллюзии не чужды были и другие ученики Спасителя, но в них она смягчалась и облагораживалась неподдельною любовью к своему Равви. У Иуды же, по-видимому, был один корыстолюбивый расчет» [3].
А как же!
«Итак, алчность руководила этим человеком. Корыстолюбие залепило перед ним все перспективы духовного счастья, и, находясь около самого источника всякого духовного блага и радости, он не видел в Учителе ничего, кроме цены осужденного раба. Любовь к деньгам, к наживе довела его до преступления, величайшего в мире. Алчность родила это преступление. Алчность, быть может, самая низкая страсть в списке людских пороков и в то же время самая могущественная по своему влиянию на жизнь мира» [4].
«О внешних благах царства Мессии помышляли и другие Апостолы, но именно сребролюбие оземлило Иуду, сделало его грубым материалистом, безусловно глухим к возвышенному учению Христа» [5].
Сборище всех мыслимых и немыслимых недостатков, вплоть до телесных: святитель Николай Сербский считает его безобразным даже с виду.
«Христос никогда не сделал ни одного замечания по поводу тела человека. Он не сказал Закхею: „Как ты мал!“ Не сказал Иуде: „Как ты безобразен!“» [6].
Дав одному из Двенадцати такую характеристику, с которой не в каждый притон пустят, толкователи невольно задумались: зачем же Спасителю потребовалась такая темная личность? Смирение тренировать Ему не требовалось, в memento mori [7] Он не нуждался. Оттенять достоинства остальных апостолов, что ли? Чему такой человек мог учить, когда его посылали на проповедь, как обращал ко Христу, если все в нем Христа отрицало? В наше время сказали бы, конечно, что черный пиар тоже пиар… но не Христу же им пользоваться!
В объяснениях толкователи упорно придерживаются раз и навсегда принятого мнения, отчего несуразица громоздится на несуразицу, доходя почти до прямого богохульства. Типичная ошибка, когда решение подгоняется под заранее известный ответ: в логике она носит именование «предвосхищение основания», petitio principii.
«Гораздо интереснее и важнее вопрос, почему Спаситель допустил в круг Своих ближайших учеников такого человека, каким был Иуда. Отвечая на этот вопрос, Амвросий говорит, что „Спаситель избирает и Иуду не вследствие неблагоразумия, но вследствие предусмотрительности, т. е. от него Христос хотел быть преданным, чтобы и ты, если тебя оставит друг, если будешь им предан, о своей ошибке и о тщете твоего расположения к нему судил умеренно“. Некоторые из позднейших экзегетов предлагали другие объяснения. Как в раю был змей или как в ковчеге Ноя был Хам, так и в среде учеников Спасителя мог быть Иуда» [8].
Такая вот игра на контрастах. И еще, оказывается, Христос не только заранее знал Своего предателя (это да, это Евангелие), но и предусмотрительно выбрал такого, чтобы не очень жалко было, когда погибнет.
Понятно, что отвращение к предательству законным образом превратилось в отвращение и ненависть к предателю. Тень совершенного преступления полностью покрыла его, не оставив ничего незамаранного. Как красота в глазах любящего, так и уродство в глазах ненавидящего: поэтому все эти эпитеты логичны, понятны, объяснимы… и очень далеки от истины.
Если верить евангельскому тексту — а ориентируемся мы, естественно, в первую очередь на него, — Христос обладает удивительной особенностью привлекать к Себе людей. За Ним ходят толпы, Его слушают представители самых разных кругов, и никому не удается остаться равнодушным перед молодым Равви. Его обожают, Его ненавидят. Ему стоит сказать лишь слово, чтобы мытарь бросил на землю собранные подати и пошел за Ним, а рыбаки оставили ради Него свои сети. В Его речах, которыми заслушиваются тысячи, — непонятная, немыслимая сила. Харизма, как сказали бы сейчас, у Него потрясающая.
И такой Человек, насквозь всех видящий [9], не может найти подход к одному из Своих ближайших учеников? Не знает, как и чем привлечь его к Себе, как достучаться до его души и сердца, чтоб там возникло хоть какое-то чувство, кроме сребролюбия? Будучи с ним рядом изо дня в день, из вечера в вечер, не только проповедуя при нем, но и ведя с ним живые дружеские беседы, деля хлеб, все радости и все невзгоды, так и не подобрал за три года ключ к его сердцу?
Кроме того, выбирая апостолов, Он выбирал себе не свиту, не прислугу и даже не просто учеников, которых можно гонять в хвост и в гриву, при этом в грош не ставя. Двенадцать — это самые близкие Ему, друзья в самом глубоком смысле этого слова. Первые люди на земле, перешедшие от рабства Богу к дружбе с Ним. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего (Ин. 15: 15).
И Он трепетно относится к этой дружбе, очень нужной Ему по человечеству. Он вверяется апостолам, рассказывает то, что не рассказывает больше никому. Дружба с ними — в каком-то смысле отдушина для Него. Поэтому Он с ними возится, терпеливо отвечает на самые наивные вопросы и непродуманные предложения, вроде идеи спалить деревню за непочтительный прием (см.: Лк. 9: 54), прощает прекословие. Они по большей части не видят от Него ничего, кроме ласки. Он рассчитывает на них, полагается, любит их и ждет в ответ искренней любви. Ему откровенно нужна будет их поддержка в Гефсимании, в самую страшную ночь Его земной жизни.
Неужели же, выбирая Себе после ночной молитвы самых родных, самых доверенных людей, Он промахнулся, призвав того, с кем за три почти неразлучных года не стал близок ни на йоту? Вечное бельмо в глазу, напоминание о том, чем и как все закончится?
А зачем Ему Самому Себе так портить жизнь?
Тем более что такой спутник не мог не влиять в дурном смысле на других апостолов, о чем и пишут толкователи — что логично с одной стороны, но совершенно необъяснимо с другой:
«[остальные апостолы могли увлечься] примером Иуды, который по дерзости и наглости своего характера […] мог увлекать своими мнениями прочих…» [10].
Днями напролет Он, значит, учит апостолов всему хорошему, а потом глядит сквозь пальцы, как один из них сводит на нет Его старания? А зачем Христу этот сизифов труд? Он же не Пенелопа, чтобы днем ткать покрывало, а ночами его распускать.
Стремление толкователей очернить Иуду и с самого начала противопоставить его одиннадцати ученикам доводит до обидного: остальные апостолы начинают играть при нем роль… массовки.
«Почему Господь не взял всех, а только троих учеников на Фавор? Потому, что Иуда не был достоин видеть Божественную славу Учителя, Которого он собирался предать, но Господь не хотел оставить его под горой, чтобы тот не мог этим оправдать своего предательства» [11].
Это что же получается: восемь человек лишены лицезрения Нетварного Света и вместо того сторожат и развлекают Искариота, чтобы тот не заскучал и не «оправдал этим свое предательство»? А отчего бы Христу попросту не выгнать его за такие замыслы?
Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей (Пс. 1: 1) — гласит первая же строка первого псалма. Так для какой нужды Спасителю призывать развратителя и грешника в компанию верных? Чем преодолевать последствия такого общения с нечестивым, не проще ли было его не брать?
Я уж не говорю о том, как такое представление характеризует самого Иуду. Провести три года бок о бок с Учителем и не создать с Ним никакой душевной связи, а ограничиться лишь меркантильным расчетом — для этого нужно быть или эмоционально тупым, как пивная пробка, или социопатом в медицинском смысле этого слова [12]: человеком с крайне ограниченными способностями формировать привязанность. Это, конечно, не лечится, но это и не судится.
Бесспорно, традиционная версия: «Продал Христа за тридцать сребреников, вот вступило в голову, пошел и продал», как нельзя лучше укладывается в этот образ. Очень характерный для социопата подход: вчера Учитель, а сегодня — товар для торга, который можно выгодно сбагрить. Однако надо все-таки отдавать себе отчет, что этот образ за гранью психической нормы, это уже болезнь. Если все дело было в душевном недуге, ничто не мешало Спасителю попросту исцелить Своего ученика и не допустить трагедии.
Боюсь, дело обстояло несколько сложнее.
Если смотреть шире, если читать не только евангельский, но и ветхозаветный текст, то стандартный шаблон рушится с треском. Ничего не могу сказать по поводу внешности Искариота, хотя почему-то сдается мне, внешность там была самая типичная для уроженца юга. Но когда мы откроем ветхозаветные пророчества о Христе и Его предателе, то прочитаем там совсем о других отношениях, в которых нет ничего от социопатии и ничего от расчета. На эти пророчества ссылается Сам Христос, поэтому и мы можем довериться им.
…ибо не враг поносит меня, — это я перенес бы; не ненавистник мой величается надо мною, — от него я укрылся бы; но ты, который был для меня то же, что я, друг мой и близкий мой, с которым мы разделяли искренние беседы и ходили вместе в дом Божий (Пс. 54: 13–15).
Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту (Пс. 40: 10).
«Друг мой, близкий мой, то же, что и я, наперсник мой в сокровенных тайнах и попутчик в дом Божий, человек, на которого я полагался…» Короче говоря, человек предельно близкий душевно и духовно.
И это — лжец? Лицемер? Беспринципный карьерист? Социопат, помешанный на деньгах?
Христос доверял вору?
А какие еще оксюмороны вы знаете?
В том-то и беда, что Иуда не просто апостол и ученик. Он Ему близкий и родной друг. И это делает всю историю предательства куда трагичнее, куда тяжелее, чем если бы Иуда вправду был привычной нам карикатурой. От такого — чего еще ждать?
А вот от близкого, искреннего друга, которому вверяешь всего себя, перенести такой удар намного тяжелее. Недаром в словах 54-го псалма звучит живое, искреннее человеческое горе: «Ну ты, как ты-то мог так поступить со мной?!»
Из Ветхого Завета о Мессии мы знаем:
— Дева забеременеет и родит Сына,
— Его предаст друг,
— Он будет убит.
И про предательство, и про судьбу предателя Ветхий Завет повторяет столько раз и так разнообразно (псалмы 40, 54, 68, 108), что становится очевидно: это предельно важно! Это не проходной мотив и не случайность. Очень важно, что воплотившегося Бога передаст в смерть один из Его близких. Как Дева, принимая волю Божью, родит Сына в жизнь, так один из близких Господа, приняв волю сатаны, своими руками предаст Его в смерть, какой бы странной и дерзкой ни казалась эта параллель между Иудой и Богородицей.
Невозможность, невыносимость предательства Иуды в том и заключается, что это творит близкий для Христа, доверенный друг, на которого Он полагался все эти годы, родной, любимый человек. Сатана соблазняет на грех не чужака, а своего, потому что вешать предательство на чужого бессмысленно — в том и суть, что отречься от Христа и отдать Его на смерть должен свой. Тот, от кого Христос не закрывается, которому доверяет, как Себе. И сатане совратить такого куда слаще.
И Христу от этого куда больнее. Разрыв проходит по живому и ранит Христа: псалмы твердят о том, что Ему больно. 54-й псалом — просто кровавые слезы. Да, Иисус знает о таком повороте заранее, да, Он предупреждает об этом учеников задолго до того, как у Иуды появляется сама мысль о предательстве; но три года Христос ему доверяет, считает его близким человеком, достойным и искренних личных бесед, и общественных денег. Любит его.
В общем, вопреки сложившимся представлениям, до поры до времени это вполне достойный человек. Умный — раз Христос ведет с ним искренние беседы. Сдержанный, внимательный, заслуживающий откровенности — раз Спаситель открывает ему сокровенные тайны. Надежный, верный и ответственный, раз Иисус доверяет ему и полагается на него, в том числе в денежных вопросах. Умеющий любить и любящий — потому что только такой человек может стать близким другом Христу.
И вот тут действительно хочется потрясенно спросить Иуду: да как же могло случиться, что ты стал предателем? От лжеца, социопата, сребролюбца и лицемера сложно было ожидать иного — но не от тебя же!
Как тебя угораздило?