Глава 7
Где-то наверху раздался металлический лязг, послышались шаги. Со стороны лестницы. Спустя секунду наружная дверь распахнулась. На пороге, щурясь от яркого «неона», стоял плечистый мужик кавказской внешности.
Кавказец скользнул по мне вопросительным взгядом:
– Что за дэвка?
Повисло молчание. «Лбы» недоуменно на меня вытаращились. Моя улыбка застыла на лице, словно приклеенная.
Джон, Джон... И чего тебе, уроду, стоило явиться минут на десять позже?
Я медленно полезла за пистолетом. В этот момент свет погас.
Дрожащими пальцами выдернула из кармана «ночники».
– Бэрыте сучку! – заорал кавказец. – Махмуд, Сэм – провэрьте щиток!
Они потянулись ко мне на ощупь. Только я была уже совсем не там, где пару секунд назад.
– Держу, держу её! – завопил один.
Послышались глухие удары.
– О-ой... Ах ты, падла! Шиз, помоги! Вырывается бл...дь!
Я наконец-то надела «ночники» и со злорадством обнаружила, что трое бандюков, вцепившись друг в друга, катаются по полу.
В следующую секунду кто-то сзади налетел на меня и крепко облапал, радостно выдыхая вместе с перегаром:
– Мужики! Здесь...
Закончить он не успел. Вздрогнул ГШ. Звук – словно щелбан кому-то отвесили. Хороший шелбан, до самых мозгов.
Я оттолкнула труп. Минус один.
Самый умный из них достал из тумбочки лампу на аккумуляторах. Это зря. Пара щелчков. Нет лампы и нет бандита. Минус второй.
В соседней комнатке вспыхнул карманный фонарик и сразу грохнуло несколько полновесных выстрелов. Толстый громила свалился в проходе. Фонарик погас. Рыжая и Мак не дремлют. Молодцы!
Минус три.
Это легче, чем в тире. ГШ раздает щелчки, словно расшалившийся школьник на перемене. Всё больше неподвижных тел, всё «веселее» дергаются оставшиеся. Нервы у них не выдерживают, и они вслепую палят из пистолетов. Иногда попадают. Друг в друга. К пивному перегару и табачному дыму добавляется густой запах крови.
Минус...
Сильный удар в спину, я падаю. Опять удар. Во рту солоноватое, теплое...
Отползаю за кресло, с трудом переворачиваюсь.
Джон и еще один стоят надо мной. Оба в «ночниках». Непослушной рукой я пытаюсь поднять вывалившийся пистолет.
Следующий выстрел пробивает мне локоть. Это больно...
– Лэжи, сука, – негромко цедит Джон. – Кто тэбя послал?
Чёрный зрачок ствола пристально смотрит мне в лицо.
Вздрагивает... Чуть в сторону. Тело опять отзывается вспышкой боли. Он прострелил мне вторую руку.
– Я маму твою имел, – кривится Джон. – Все скажешь.
Уцелевшие бандюки на ощупь крадутся вдоль стены к двери, которая ведёт наружу. Сейчас им плевать и на своего вожака, и на его разборки. Лишь бы вырваться из пропахшего смертью подвала.
А кавказец поднимает мой ГШ. И вместе с напарником осторожно приближается ко входу в соседнюю комнату.
Там, в темноте, затаились Катя и Мак. Слепые и беспомощные. Свет! Они должны включить свет!
Я пытаюсь крикнуть, но вместо крика получается шепот.
В руках у Джона граната.
– Свет! – выдыхаю вместе кровью. Нет, не услышат...
Кавказец оборачивается и лыбится уголком рта. Кажется, понял. Зрачок пистолета снова заглядывает мне в глаза. В последний раз.
Выстрелы раскалывают тишину. Но у него же глушитель?.. Почему, судорожно нажимая спуск, кавказец оседает на пол? С перекошенным, мертвеющим лицом...
Пули свистят надо мной и рвут в клочья мягкую обивку кресел. В ответ на щелчки ГШ громогласно разговаривает «стечкин». Откуда-то из угла комнаты.
Напарник Джона в разбитых «ночниках» уже уткнулся головой в диванный валик. А кавказец все стреляет. Даже мертвый. Пока есть пули в обойме.
Тишина.
Кто-то ползёт ко мне, тихо зовет:
– Таня...
Это не Мак и не рыжая.
– Таня...
Я могу только простонать в ответ.
Он склоняется над мной. Лицо, покрытое едва присохшими ранами. Шея, руки в бинтах. Я знаю это лицо... Наверное, у меня бред...
– Ты пришла. Ты послана нам...
Он прикасается ко мне, чувствует под пальцами кровь
и вздрагивает:
– Все будет хорошо...
Неясное шевеление в наваленных посреди комнаты телах. Он оборачивается и стреляет. Кажется, опять не промахнулся.
– Слепень... Ты видишь... в темноте?
– Я слышу, Таня. Я привык.
Пытаюсь приподняться. Не получается. Какой-то звон в ушах. И даже «ночники» не могут разогнать тёмные круги перед глазами...
Он на ощупь хватает подушку с дивана, подкладывает мне под голову, шепчет:
– Мы обязательно выберемся отсюда. Вместе. Ты позволишь мне идти за тобой?
– Зачем?
– Ты послана нам. Ты – наша надежда.
– Я умираю... Слепень.
Он плачет. Странное зрелище – мужские слезы. Это неправильно...
– Так тяжело бродить во тьме, Таня... Я отвык от света. Когда в первый раз ты пришла, я не понял... Но теперь знаю. Ты спасёшь нас
– Даже себя... не спасла...
– Тогда в метро... он приказал собакам. Они бы меня растерзали. Ты не дала. Ты запретила им.
Бедный, наивный преподаватель философии... Я молчу. Говорить нету сил.
Вспыхивают, постепенно разгораясь, неоновые лампы. В ту же секунду из соседней комнаты показываются торчащие вихры и ствол «беретты».
Разлепляю губы... Я шепчу, но меня не слышат.
Слепень, щурясь от яркого света, быстро оборачивается. Стрелять он не собирается. Но в руке у него по-прежнему пистолет. И рыжая жмёт на курок. Без колебаний.
Слепень падает.
– Нет! – наконец вырывается из моих легких. Отчаянным усилием я приподнимаюсь и сажусь, привалившись к ножке кресла.
– Он не враг, слышите вы...
Кашляю, выплёвывая темные сгустки. Опять могу вздохнуть полной грудью.
Катя и Мак неуверенно приближаются, переступая через тела. Мак хватает вывалившуюся из руки кавказца гранату. Рыжая не сводит взгляда со Слепня – испуг, тщательно скрываемый под напускной грубостью.
– Что ж он, придурок, ствол не бросил...
Склоняется над длинной фигурой:
– Ещё дышит. – Кусая губы, она отходит. – Я оружие соберу...
Пистолет «философа» лежит рядом. Я поднимаю его. И вдруг осознаю, что рука слушается меня. Вместо боли – лёгкое жжение... Сдвигаю «ночники», задираю рукав куртки. Брови Мака изумленно ползут вверх.
– У тебя...
Края раны стягиваются. Прямо на глазах.
Паренёк таращится, утратив дар речи, и слегка отступает. Рыжая, собиравшая оружие в кулёк, удивленно поднимает голову.
Встаю, шатаясь, и сбрасываю пробитую, набухшую от крови куртку. Со второй рукой то же самое. Поворачиваюсь спиной к Маку:
– Что видишь?
– Так не бывает...
Странное тепло растекается у меня по коже. Внутри будто полыхает необжигающий огонь.
Рыжая подходит и касается рукой моей спины:
– Две пули... Да?
Голос у нее совсем робкий.
– Хватит, – передергиваю я плечами и отступаю. – Номер бабы Дарьи помнишь?
Голова кружится. И слабость, будто прошла пятьдесят километров. Опускаюсь на диван. Передохнуть бы. Вот только со временем у нас не очень. Те из девяти, кто уцелел и выскользнул наружу, наверняка успели вызвать подкрепление...
Катя, открыв экранчик трофейной «мыльницы», бойко стучит по клавиатуре. Спустя минуту огорченно вздыхает:
– Нет связи.
Я надеялась, хоть здесь Джон оборудовал себе что-то вроде ретранслятора. Поднимаю глаза... Ага, плоская коробочка на потолке, к ней несколько проводов. Чёрт его знает, почему всё это не работает...
Встаю с дивана. Привал окончен.
– Идем наверх.
Сколько их там? Не считая Джона и его напарника – на полу шесть мертвецов. Значит, трое? Может, и больше. Просто они не рискуют соваться сюда без «ночников».
Я снимаю с одного из трупов камуфляжную куртку. Ростом бывший владелец – аккурат в два метра, в плечах – соответственно. Так что из его куртки получается балахон, хорошо скрывающий подробности моей фигуры. В глазах Мака мелькает едва заметное разочарование. И всё-таки паренёк стал меня побаиваться. После «чудесного» исцеления.
Напяливаю снятые с другого мертвеца кроссовки. Сорок второй размер. Меньше здесь не найти.
Оглядываюсь на Слепня. Под грязными бинтами шевельнулся кадык. Пока живой... Но на сером плаще медленно расползается тёмное пятно. Собаки его пощадили, а люди нет... Теперь понимаю, почему не заметила его, когда вошла. Он лежал там, в дальнем углу, на низенькой кушетке. И, наверное, сразу узнал мой голос. Слух-то у него хороший...
Отворачиваюсь... Я знаю, ему ничем не поможешь. Но всё равно чувствую себя предательницей...
Рыжая кое-что упустила. Подхожу к телу Джона и стаскиваю целехонькие «ночники». На всякий случай, не доверяя Кате, опять ощупываю его карманы.
Новенькая «мыльница» – «made in USA» в титановом корпусе. Пропуск на имя «Мовлади Кадыгова». И, это забавно – удостоверение гражданского сотрудника миротворческого контингента.
Ясно, почему в Москве так бойко идет торговля людьми.
Но самая важная находка – совсем невзрачная. Маленький значок в форме черепа со змеёй, привинченный с внутренней стороны куртки. Значок «серого батальона». Полгода назад Гусаков официально распустил их. А неофициально...
Я стискиваю зубы. Может, Джон был и в Воронеже? Жаль, что мертвецы не умеют говорить. Я бы задала пару вопросов...
С мясом вырываю ненавистный значок, в бессильной ярости пинаю тело. Нервы... Что толку вымещать зло на трупах...
А труп вдруг открывает глаза. Грязно-мутные зрачки таращатся на меня. И, холодея от ужаса, я не могу отвести взгляд. Его рука тянется за пазуху, а рот брезгливо кривится:
– Я твою маму име...
Оцепенение вдруг спадает. Уверенно вскидываю руку со «стечкиным» и всаживаю в ненавистное лицо пол-обоймы.
Носком кроссовки задираю край его рубахи. Конечно, никакой мистики. Тонкий бронежилет, который я не сразу разглядела.
Склоняюсь к уху Джона, единственной уцелевшей части того, что раньше было его головой, и тихонько шепчу:
– Это за мою маму, урод...
Повертев в руке пистолет с опустелой обоймой, швырнула его подальше. Оглянулась. Детишки стояли бледные. Особенно Мак.
Чёрт, руки запачкала. И не только руки. Не слишком это приятно стрелять в упор. Только переодеваться уже некогда. Я вытерла ладони об обивку кресла и нашла силы улыбнуться:
– По-моему, нам пора на свежий воздух.
Катя тихонько спросила:
– Ты что, знала его раньше?
– Ага, – кивнула я. – Вместе в детсад ходили.
– И наверное, ссорились из-за игрушек, – буркнул Мак. Рыжая двинула его локтем.
Симпатичные они ребятишки. Жаль будет расставаться. Ведь если выберемся – дальше нам не по пути. Я справлюсь одна... Я чувствую, как уже набираю силы...
Завязывать знакомство с бабой Дарьей желания у меня нет. То, что эти двое выглядят нормальными, ещё не значит, что бабкина «бригада» намного отличается от «мальчиков» Джона. Самые крутые разборки обычно бывают между коллегами...
Мы опять вырубили свет на щитке: темнота – друг молодёжи. Я и рыжая надели «ночники» и запаслись каждая парой пистолетов. Мак, двигаясь в арьергарде, тащил кулёк с оставшимися «железками» и держался за куртку Кати.
Первая дверь – пустой коридорчик. Ещё одна дверь. Впереди – крутые железные ступени. Пока без сюрпризов.
Повеяло ночной прохладой. Я осторожно шагнула к лестнице. На другом конце её, вверху, – двухстворчатый люк, левая створка распахнута. Рыжая дернулась, обгоняя меня. Я поймала её за шиворот и показала кулак. Начала подниматься первой.
У самого люка остановилась и высунула наружу прихваченное с собой кепи. Дырявить шапку пулями никто не торопился. Это приятно.
Выглянула. Большая комната с уцелевшим деревянным полом. Часть окон заколочена досками, на остальных – решетки. Мусор, битое стекло – обычная обстановка нежилого дома. Приоткрытая дверь в соседнее помещение, за ней – то же самое.
В какую щель забились «братки»? Или они с перепугу приняли меня за группу спецназа? Привыкли, гниды, охотиться на тех, кто послабее, и наложили в штаны, едва сами оказались в роли дичи.
Левой рукой я извлекла из кармана трофейный мини-комп. Снова замерла, вслушиваясь. Только ветер, да однообразно поскрипывает в мёртвом здании какая-то деревяшка... Штурмовать подвал никто не собирался. Не та ситуация, чтобы открытым текстом выходить с Чингизом на связь.
Рядом высунулась голова Кати. Я передала ей «мыльницу»:
– Вызывай бабкину подмогу.
Она торопливо кивнула, раскрывая экранчик. Я вылезла наружу и, пригибаясь, добралась до зарешеченного окна. Осторожно выглянула. Никого.
– Слушай, а где мы сейчас находимся? – вдруг спросила Катя.
Чёрт, её же везли с завязанными глазами, и ориентируется она сейчас не лучше меня...
Я вздохнула, отступая от окна:
– Ты хотя бы приблизительно район представляешь?
Рыжая, а точнее, серая сквозь «ночники», девчушка удивленно открыла рот. Потом-таки «озвучила» себя:
– А ты... Разве не знаешь?
Я покачала головой.
– Но как же ты?..
Я отвернулась. Вдаваться в длинные объяснения не стоит.
– Что будем делать? – пробормотала Катя. Судя по голосу, она расстроилась.
– Для начала хотя бы связаться с твоей бабкой...
– Она не бабка, – вставил снизу Мак. – Она – баба.
– В нашем случае это не принципиально.
Я села на пол, прислонившись спиной к стене, так, чтобы контролировать не только окна, но и проход в соседнюю комнату. А ещё мне был виден краешек неба.
Я чуть сдвинула «ночники». Темно. Луны нет. Облако проползает, будто чёрная губка, впитывающая яркие капельки звезд.
Катя перестала стучать по клавиатуре.
– Алло, баба Даша! Баба Даша, это мы! Где? Не знаю... У Джона. В одном из его «схронов»... Я не знаю, бабулечка! Наверное, Измайлово...
Мак тоже порывается сказать:
– Не Измайлово, а Перово!
Чего я жду? Я сделала для них всё, что могла. Больше от меня ничего не зависит... Не маленькие, как-нибудь сами выберутся...
– Бабулечка, нас трое! Одна хорошая девушка... Нет, Джона мы завалили, – тихий голосок Кати звенит от гордости.
Поднявшись, короткой перебежкой я достигаю двери.
– Таня! Ты куда? – испуганно несется вслед.
«Просто уйти! Уйти и всё!»
Я почти физически чувствую их взгляды. Медленно оборачиваюсь. И говорю. Совсем не то.
– Кончайте болтовню, ребятки. Нам пора.
Господи, что я делаю!..
Мы миновали несколько комнат, не слишком сильно отличавшихся. Везде окна наглухо заделаны досками и решётками, кое-где даже заложены кирпичом. Вероятно, выход, которым пользовались «братки», был уже совсем близко, но дальше мы не пошли. Поднялись по лестнице на второй этаж и выпрыгнули с противоположной стороны на большую кучу мусора.
Быстрыми перебежками, от одного укрытия до другого, пересекли квартал. Дальше тянулся огромный пустырь, усеянный битым кирпичом. Бульдозеры успели поработать. Периодически правительство Гусакова начинает снос зданий в "нежилой» части города. И обычно работы продолжаются до полного разворовывания выделенной суммы.
Судя по величине пустыря, в тот раз сумма была немаленькая. Вероятно, один из «соросовских» грантов на «восстановление культурного облика Москвы».
Мы должны двигаться западнее, к центру города. Это как раз по ту сторону открытого пространства. Если я правильно сумела определить направление и звезда, мелькнувшая между облаками, – действительно Полярная.
Я осмотрелась. Пустырь тянулся влево и вправо не меньше, чем на несколько километров, словно гигантская просека в городских кварталах. Очень удобно при «зачистках». Обойти это «окультуренное» пространство не выйдет. Но напрямую – метров триста, не больше. Попробуем рискнуть.
Глянула на ребят. Жаль, что у Мака нет «ночников». Я заметила, как судорожно вцепился он в полу Катиной куртки.
– Надо добежать до того дома.
В школе и универе стометровки я бегала на «пять с плюсом». Но сейчас я не одна.
Первый выстрел раздался всего метров через двадцать. Пуля просвистела над головой и выбила впереди фонтанчик пыли. Вторая – брызнула кирпичной крошкой почти у меня под ногами.
Стреляли откуда-то сзади и явно с верхнего этажа. На открытом пространстве мы отличные мишени. Я мчалась огромными прыжками... Хоть какое-нибудь укрытие!
Канава! Неглубокая канава, наполовину заполненная водой.
– Падаем туда, – крикнула я, выкладываясь в последнем рывке.
И таки добежала, плюхнулась с размаха в вонючую, застоялую воду. Развернулась, вскидывая пистолет. Теперь поймать вспышку следующего выстрела...
Катя и Мак не добежали. Мак, для которого вокруг была кромешная тьма, зацепился ногой за арматурину и упал, увлекая за собой девочку.
Подняться им уже не дали. Несколько пуль заставили их вжаться в землю.
Я выстрелила по вспышкам. Пыльные фонтанчики немедленно расцвели по краю канавы. Я дернулась к мутной поверхности воды.
– Катя! Попробуй ползти!
Словно в ответ опять грохнул выстрел.
– У-уй, – простонала сквозь зубы рыжая. И добавила несколько выражений из тех, которыми так восхищался мертвый уголовник.
– Тебя задели?
– Поцарапали... Не дают с места двинуться. Козлы!
Они выбрали отличную позицию. Мы – как на ладони. Но мы нужны живыми. Нас будут держать, пока не явится подмога.
Сколько их? Уточним...
Едва попыталась поднять голову, свистнуло возле самого уха. Инстинктивно чуть не нырнула в грязную воду. Хотя водой это можно назвать только с большой натяжкой... Ах, гад! Карабин или винтовка явно снайперские, с ночным прицелом. Но стреляли из того же окна, что и раньше! Да ведь он один!
Есть шанс. Если только второй где-нибудь рядом не отдыхает с аналогичной «железкой».
– Катя, Мак, оставайтесь на месте, а то он вас искалечит. Попробую обойти урода.
Я осторожно перевернулась на спину и расстегнула куртку. В американском полевом «камуфляже» предусмотрен объёмистый герметичный карман. Наверное, чтобы доллара не размокали. Я сунула туда ГШ. Несмотря на неприхотливость пистолета, полоскать его в грязи не стоит.
Сделала глубокий вдох и нырнула в мутную, холодную жижу.
Нырнула – это сильно сказано. Чтобы погрузиться целиком, здесь слишком мелко. Я ползла по канаве, распластавшись по её дну, пока хватило воздуха. Потом чуть приподнялась над поверхностью и вдохнула носом. Запахи – ещё те...
После такого – душа из «Кремлевской» будет мало. После такого – надо часа три отмокать в медицинском спирте...
Канава шла под углом, тянулась к тому самому кварталу, из которого мы выбежали. Пришлось сделать еще несколько вдохов, каждый раз ожидая выстрела.
К счастью, у снайперского прицела не такое широкое поле зрения. Хотя днём бы меня это не спасло.
Тяжелее всего были последние метры. Жижа превратилась в густую грязь. Мой вонючий «окопчик», сильно мелея, переходил в обширную полувысохшую лужу. Не рискуя поднимать голову, я преодолела эти метры в погруженном состоянии. Потом воздух у меня кончился, и лягушкой-переростком я выпрыгнула из грязи.
Трудно что-то разглядеть сквозь заляпанные «ночники», но я знала, что до ближайшего здания ещё несколько шагов. И я пролетела это расстояние, едва касаясь земли. Вжалась в бетонную стену и, переводя дух, извлекла пистолет. Выстрелов не было. Если снайпер и услышал что-то, увидеть он явно не успел.
Холодная грязь стекала по лицу и шее. А мне почему-то было жарко.
Вытерла изнанкой куртки «ночные глаза» и нырнула в ближайшее окно. Проскочила несколько комнат и оказалась напротив того самого дома. Наблюдала с полминуты. Вроде тихо...
Выпрыгнула наружу, промчалась через маленький дворик, отделявший меня от входа в подъезд. Пытаясь ступать по-кошачьи, что было нелегко в кроссовках сорок второго размера, поднялась по лестнице. Единственная уцелевшая на площадке дверь была железная. С вырезанным автогеном замком.
Только мне не туда.
Я вошла, пересекла одну комнату, вторую...
Стекло предательски хрустнуло под ногой. Он обернулся и выстрелил. Из дверного косяка полетели щепки...
Не слишком это удобно: целиться через снайперский прицел, когда до мишени – четыре шага. А «ночников» он одеть не успел.
Я не промахнулась. Трудно промахнуться с такого расстояния.
Подошла к телу и ногой отшвырнула в сторону снайперский карабин. Серьёзная «машинка». Калибр не меньше 12 миллиметров. При попадании в голову мозги разлетаются, словно фейерверк. Оружие спецов-«киллеров», а не бандюков.
Я всмотрелась в застывшее лицо трупа. Тридцатилетний мужик со шрамом на челюсти. Я его запомнила, когда он драпал из подвала.
А остальные? Неужели действительно один?
Обыскала тело. Нашла хороший, бритвенно острый нож и маленькую плоскую коробочку – радиостанцию. Включила приём.
О, черт!!!
«Коробочка» была настроена на полицейскую волну.
А потом за окном я услышала гул. Далёкий, но с каждой секундой нарастающий характерный гул, сквозь который уже прорезывался рокот моторов. Совсем негромкий. Меньше, чем от маломощных китайских мотоциклов.
– Катя, Мак! – заорала я вниз. – Бегом сюда!
Они бросились к дому. И едва рыжая, запрыгнув внутрь, помогла перебраться через подоконник Маку, из-за крыш по ту сторону пустыря вынырнул «летающий шпион» – вертолётный робот наблюдения.
Он показался крохотной стрекозой. Но уже спустя секунду он вырос, промелькнул в небе и повис где-то вверху, над кварталом. Маленькая зоркая тварь, регистрирующая каждое движение, звук или повышенный, по сравнению с фоном, уровень тепла. Сам по себе он не слишком опасен: всё вооружение – пулемёт. Но я уже знаю, что «шпион» не один. Роботы летают почти беззвучно. Следом приближался кто-то более тяжёлый.
Очень скоро темные силуэты возникли из-за домов. Шли низко. Вначале даже казалось, что они цепляют крыши полозьями. Три «гурона»-«совы» с пониженным уровнем шума и инфракрасными прожекторами. Каждый способен нести не меньше восьми «пассажиров». И вряд ли их пригнали сюда «порожняком».
Рядом с «совами» в воздухе роились «шпионы». Словно рыбы-лоцманы, сопровождающие акул. Они ходили кругами, поднимались выше, опускались почти до самой земли. Высматривали добычу для «гуронов».
Мёртвый «браток» пообещал им хорошую охоту. Конечно, им не нужен был Джон со всей его уголовной оравой. Они пришли за мной.
