Встреча со страхом
Трусливый заяц смешон, храбрый заяц — еще смешнее. Достоинство сохраняет только заяц, запеченный в сметане.
Как бы выглядела жизнь, если бы можно было вырваться из запутанного лабиринта страхов?
Мы, авторы этой книги, в силу профессии были вынуждены часто соприкасаться с собственными страхами. Этот болезненный опыт дает нам право помогать тем, кто приходит к нам, чтобы встретиться со своими страхами, постепенно высвобождая их из эмоционального рабства и вдохновляя на реализацию жизненного предназначения.
Более популярная традиция — избегание страха — ведет в ад. Жизнь наполняется всевозможными манипуляциями и лицемерием, а страх никуда не исчезает. Он прячется в подсознании, становясь тихоней. Будучи вытесненным, он перевоплощается в перманентную тревожность, не давая ни секунды отдыха, питаясь ресурсами тела и ума, отнимая здоровье и молодость у того, в ком живет. Потом в самые неподходящие моменты жизни он выходит на сцену главным героем драмы, контролируя дыхание, мысли и поведение своего обладателя. Чем неистовее вы отстраняетесь от него и воюете с ним, тем сильнее он становится, тем устойчивее и изощреннее управляет нами.
С самого раннего детства нас из самых лучших побуждений учили тщательно скрывать уязвимость. Легко стать специалистом по сокрытию чувств, среди которых не на последнем месте страх. Выживание в надежде собирать бонусы жизни, скрывая свою подлинную эмоциональную природу, точнее было бы назвать уничтожением в себе ребенка. В результате нивелируется открытость, чувствительность, спонтанность, способность любить и творческая сущность. В небогатом репертуаре остаются лишь бессознательно воспроизводимые сценарии выживания и междоусобиц, выученные в детстве. Постоянная борьба с окружением увеличивают дистанцию между нами и другими.
Задача тренера и психотерапевта — позволить клиенту, образно говоря, «приблизиться к обрыву», обеспечивая ему при этом постоянную безусловную поддержку. «Прыгнуть» в свой страх. А перед «падением» остановить и дать осознать только что совершенный рискованный шаг, выбранный им самостоятельно. Этого ему не хватало в прошлом, когда драматические события обрушивались шквалом на неподготовленную и шаткую психику. Такая закалка одновременно лечит и закрепляет опыт, чтобы вместо столь знакомого выживания рисковать проживать каждое неповторимое мгновение жизни. Открывается возможность жить глубоко, созерцательно и многомерно, шаг за шагом приближаясь к состоянию просветления. В процессе страх признается, принимается и в конечном счете исчезает.
Говоря о просветлении, важно предостеречь: в данном случае мы не имеем в виду состояние, которое достигается путем многолетних медитативных усилий в неподходящей для западного человека позе лотоса. Мы говорим о состоянии давно ушедшего детства, когда мы проводили нескончаемые дни, проживая с доверием к миру каждое мгновение жизни во всей его полноте. Этот настрой мы когда-то потеряли. Пришло время его найти и восстановить.
Веереш, последователь учения Ошо, на одном из своих семинаров отразил наглядно, как мы отдаляемся от себя в процессе жизни (см. рис. ниже).
Итак, во внутреннем круге — ядре написано «Я». Это сущность каждого человека, то есть безусловная любовь.
По мере того как младенец растет, крепнет и взрослеет, развивается его интеллект, он накапливает жизненный опыт и то и дело соприкасается с угрозами, скепсисом, агрессией и враждебностью окружающего мира. Проходя через зону уязвимости (она изображена границей между двумя нарисованными окружностями), наращивая внешний культурный слой, маленький человек обретает навыки обороны от внешних угроз и причиняемой миром боли и учится приспосабливаться к трудностям и неудобствам бытия. Однако, как легко увидеть на рисунке, расширение культурного слоя происходит за счет отдаления от ядра. Так, обогащаясь опытом жизни, взрослея, мы создаем все большую дистанцию от себя самих. Не менее парадоксально и то, что для возвращения к себе с целью воссоединиться со своей сутью, необходимо развернуться относительно привычного направления наращивания культурной брони и двинуться по направлению к себе. А вот это возможно только при условии прохождения сквозь зону уязвимости — то есть соприкосновения с болью. Отсюда легко понять, почему большинство из нас так сильно сопротивляется росту собственной личности.
Зато сколько дивидендов можно собрать, находясь в благостном статусе возвратившегося блудного сына! Там, дома, можно ощутить творческий спонтанный поток. Перспектива испытать боль и стать уязвимым на обратном пути к себе сопряжена с решением более сложных насущных проблем — с одной стороны, но и с более существенной наградой — восторгом и удивлением — с другой.
Однако привычнее и надежнее защищенность от страхов и сладкая иллюзия контроля, которую мы ощущаем, находясь во внешней зоне. Зона комфорта привычна и потому уютна. Однако, хоть к комфорту и стремится большинство людей на Земле, в нем отсутствуют глубина и осознанность, и скука ходит за вами тенью.
Возвращение к уязвимости сопряжено с болезненными воспоминаниями о временах, когда у вас не было столь нужной тогда поддержки. Память о боли от унижения настолько реальна в ощущениях, что сама идея повторного соприкосновения с болезненными переживаниями заставляет тело рефлекторно перекрывать дыхательные пути, съеживаться и трястись от страха. Но где-то в глубине души все мы жаждем узнать что-то новое, и это придает нам храбрости.
Однако, чтобы не возвращаться к себе, проходя через боль и уязвимость, можно удобно спрятаться за имиджем, в создание и поддержание которого мы, представители западной цивилизации, вкладываемся всю жизнь. Социально одобренные роли и престижные бытовые сценарии основаны на примитивных, тщательно замаскированных играх, в которые все мы играем с раннего детства. Но стоит ненароком сделать неверное движение — и с носа слетают темные очки, маскирующие реальное положение дел. И вдруг за импозантным ухажером или вежливой и стеснительной дамочкой легко различить человека, играющего в кисло-сладкую игру «быть хорошим мальчиком или девочкой». Старожил-сотрудник прячет за прилежностью школьника-отличника или примерного сыночка мамы-училки. Преуспевающий бизнесмен с « пальцами веером», набравший ссуды в банках под астрономические проценты, может быть выходцем из семьи, где считали каждую копейку и ждали дня зарплаты как праздника, отказывая себе и детям в элементарных повседневных удовольствиях. Легко увидеть истинное положение дел, если с любопытством и удивлением созерцать бесконечные трагикомические образы, дефилирующие на подмостках жизни. Пожарный-герой может оказаться пироманом; бравый солдат ведом суицидальными побуждениями или склонностью к убийству; полицейский раскрывает преступления, чтобы таким образом противостоять собственным нереализованным преступным наклонностям; следователь не может справиться с параноидальными наклонностями; хирург — дипломированный садист; гинеколог — любитель подглядывать; психотерапевт — просто мегаломан, мечтающий поиграть в Бога.
Ирвин Ялом, экзистенциональный психотерапевт и создатель психотерапевтического жанра в литературе, считает, что для психотерапии имеют наибольшую значимость четыре данности:
- неизбежность смерти каждого из нас и тех, кого мы любим;
- свобода сделать нашу жизнь такой, какой мы хотим;
- наше экзистенциальное одиночество;
- отсутствие безусловного и самоочевидного смысла жизни.
Все эти темы вызывают реактивный страх. В отличие от других психотерапевтических подходов, когда со страхами можно справиться, ослабить их и даже аннулировать, экзистенциальный метод предполагает соприкосновение со страхами экзистенциальной природы, от которых избавиться невозможно. По версии Ялома, с такими страхами остается лишь познакомиться, осознать и сдружиться. Страхи останутся, но жизнь станет ярче, глубже и полноценней.
Наиболее сложная тема — страх смерти, который обычно принято обходить в разговорах. Этим грешат и терапевты.
Монтень в эссе о смерти пишет: «Почему вы боитесь своего последнего дня? Он приближает вас к смерти не больше, чем любой другой день вашей жизни. Не последний шаг создает усталость: он лишь обнаруживает ее».
Вопрос смерти волнует детей с малых лет. Тревожность, связанная с этой щепетильной темой, выражается в страхе персонального уничтожения, исчезновения, небытия. Но с помощью сознания невозможно представить несуществующим кого-либо или что-либо, а сам факт представления кого-то или чего-то несуществующим свидетельствует о его существовании в сознании.
* * *
Помнится, я (М. Х.) был поглощен мыслями о смерти и, лежа в кровати, никак не мог уснуть — размышления на эту тему вместо успокоения способствовали пробуждению. Я даже помню некоторые свои мысли примерно в трехлетнем возрасте. Мне представлялось, как я становлюсь стариком с седой бородой, а потом умираю. А смерть я воображал как полет высоко над землей. Однако само свое исчезновение я никак не мог себе представить. Мои приставания с вопросами о смерти к родителям, старшему брату и другим родственникам ни к чему полезному не приводили. Родные жаловались, что я докучаю им, при этом почему-то говорили моим родителям, что их сын не по годам умен. И этот двойственный посыл я, обладатель «не по годам большого ума», никак не мог расшифровать и уяснить.
* * *
За всеми страхами стоит страх смерти. Избавиться от него невозможно. Правда, найдется масса умных советчиков, которые при каждом удобном случае будут гипнотизировать вас мантрами: не бойся, не волнуйся, не нервничай, не огорчайся и вообще не думай об этом! Им-то всю жизнь твердили эти занудные фразы, и они знают, что это не работает! Но, чтобы хоть как-то утешиться, они продолжают портить жизнь тем, кому дают эти дурацкие советы.
Как мы уже говорили, установки, запрещающие чувствовать, не работают. Левое полушарие, ответственное за рациональные процессы, обманывает нас, говоря, что страха нет. А правое полушарие, ответственное за чувства, констатирует его наличие. Вот и выходит конфликт. Мое тело говорит, что мне страшно, а разум утверждает, что я не имею права бояться. Разум скоро победит!
К словам Ирвина Ялома о смерти, кажется, ничего не добавить:
«…Человек может бояться акта умирания, боли и страдания при умирании; может сожалеть о незаконченных делах или об исчезновении личностного опыта; может, наконец, взирать на смерть рационально и бесстрастно, подобно эпикурейцам, считавшим, что смерть не страшна просто потому, что “где есть я, там нет смерти; где есть смерть — нет меня. Поэтому смерть — ничто для меня” (Лукреций). Однако не следует забывать, что все это — результат сознательной взрослой рефлексии феномена смерти, ни в коей мере не тождественный живущему в бессознательном примитивному ужасу смерти, составляющему часть самой ткани бытия и развивающемуся очень рано, еще до формирования четких понятий, — тому зловещему, цепенящему, примитивному ужасу, который существует до и вне всякого языка и образа».
Чаще всего за острым стремлением выглядеть уникальным скрыт страх смерти.
* * *
«Все эти клинические феномены — желание, чтобы любили и вечно помнили, желание остановить время, веру в личную неуязвимость, стремление к слиянию с другим — как служащие для выполнения одной задачи: ослабления тревоги смерти» (Ирвин Ялом «Экзистенциальная психотерапия»).
* * *
К сожалению, к личностной работе над собой чаще всего обращаются люди, переживающие экзистенциальный кризис. Под кризисом мы подразумеваем состояние, в котором пора сменить жизненные задачи и выйти на новый уровень самореализации, для которого все прежние смыслы и навыки преодоления жизненных невзгод нивелируются, обнаруживая под собой бездну пустоты, одиночества и отчаяния. Как бы мы ни были подготовлены к этим жизненным переходам, мы все без исключения в такие моменты пугаемся, теряемся и остро нуждаемся в поддержке.
На греческом языке слово «кризис» имеет следующие значения — решение, поворотный пункт, исход. Реже — суд.
Китайский иероглиф, означающий кризис, состоит из двух образов, первый из которых обозначает «опасное время», а другой «время возможностей». А в Талмуде слово «кризис» с арамейского переводится как «родильное кресло».
Если взглянуть свежим, неискушенным взглядом на свою собственную историю, станет очевидно, что самые трудные, переломные периоды жизни больше всего продвигали вас к подлинному себе. И хоть нам, людям, свойственно вспоминать в основном трудности, именно способы их преодоления определяют то, кем мы являемся в данный момент.
В нашей практике мы часто встречаем такой феномен: страх перед своей ничтожностью толкает людей на постановку грандиозных целей. Они тщетно стремятся заштукатурить трещину в душе. Вот несколько иллюстраций.
* * *
Бизнесмен, обеими ногами увязший в кризисе середины жизни, обремененный астрономическими долгами, почти потерявший контакт с домашними, чудом выживший после покушения, намерен создать крупномасштабный бизнес по всей России. Идея впечатляющая, если не знать некоторые детали: чтобы приехать на встречу к инвесторам, ему приходится таксовать по Москве на своем навороченном джипе, зарабатывая на бензин. Посвятив год интенсивной личностной работе на терапевтическом курсе, он позволил себе углубиться в бездну уязвимости, от которой бежал всю жизнь. За выстроенными им мощными стенами имиджа «крутого», к своему немалому удивлению, он обнаружил доброго мальчишку, которого тщательно маскировал на протяжении всей своей жизни. Только благодаря этой встрече он открыл возможность посмотреть трезвым взглядом на свои фантазии. Он был вынужден признать, что прежние способы решения задач непригодны для той жизни, возможность которой ему теперь открылась.
Еще пример — интеллигентная чета, оба безукоризненно воспитаны и образованы, владельцы солидного загородного дома, завсегдатаи тренингов. Образцовая семья: двое детей, он — владелец бизнеса, она — одержима идеей социализации обездоленных детей. Чем больше они вкладывались в свою благородную деятельность, подпитывая благородный имидж, тем отчетливее проявлялись патологические симптомы у старшего ребенка. Своим поведением тот явно давал понять, что ему остро не хватает проявлений искреннего родительского внимания и терпения. Провокативными выходками он «разряжал» накал семейной выдержанности и интеллигентности. Когда дело дошло до вмешательства полиции и психиатров, родители были вынуждены признать несостоятельность инвестиций во внешний лоск и семейное псевдоблагополучие. В этой острой ситуации им пришлось наконец-то по-настоящему вкладываться в создание честных отношений, и это далось им нелегко. Только спустя два года они начали выползать из ямы, которую рыли до этого.
Еще один участник несколько лет периодически появлялся на наших программах. Наконец на одном продвинутом курсе он решил разоблачить себя как труса. Трусость он скрывал под маской «крутого перца». Примечательно, что для этого он всю свою сознательную жизнь серьезно вкладывался в освоение искусства владения телом и управления собой, преуспел в восточных единоборствах и стал обладателем черного пояса. Надо отметить, что, несмотря на необходимость дальних перелетов, он никогда не опаздывал на тренинги и всегда был первым в зале. Взволнованный результатами работы над собой, он поведал следующую историю.
«Я — обладатель золотой бонусной карты Аэрофлота, поэтому получил привилегированное место возле аварийного выхода, где можно вытянуть ноги, не упершись в спинку впереди стоящего кресла. Я снова лечу далеко-далеко. Место рядом со мной у окна пустовало, а посадка заканчивалась, и я уже было обрадовался, как вдруг в салон вошли две огромных габаритов особи мужского пола. Один из них сел недалеко, и я хорошо видел его изуродованную шрамами физиономию, а второй, более пронырливый дядька с хитрым взглядом, увидев, что место свободно, уселся рядом. Ой, как мне не хотелось, чтобы этот гражданин сидел бок о бок со мной восемь с лишним часов полета! Я судорожно перебирал в голове аргументы за и против: “Напротив женщина сидит одна — и я хочу! Но могу ли я ему запретить сидеть здесь?” Нескончаемый диалог с самим собой не давал покоя. Он, гад, даже не поинтересовался, не против ли я… наверняка почувствовал, что я побоюсь возразить ему.
В подобных ситуациях я обычно сдерживаюсь и не заявляю о своих правах. Наконец я созрел, чтобы позвать проводника и потребовать устранить помеху. А страх-то я испытывал по какому поводу? Напряженно ищу ему умные объяснения. Позови я проводника, я окажусь ябедой и слабаком. Надо выгнать качка самому либо придумать оправдания трусливого бездействия. Чувствую, этот страх какой-то давний, родной.
Еще в детстве я постоянно попадал в ситуации, когда окружающие посмеивались надо мной и забирали мои игрушки. Когда подрос, с меня рубашку на дискотеках два раза срывали, да еще и били! А ведь тогда от меня требовалось всего лишь сказать “нет”! Я пасовал. За это меня называли тормозом. Таких ситуаций в моей жизни масса, я устал от них, но они повторяются раз за разом всю мою жизнь. Я терял большие деньги, по наивности доверяясь людям. Думаю, это связано с моими личными границами. Мать регулярно нарушала их. Помню, как стоял на горохе и получал ремнем. Ни за что. Было больно. Все детство я скрывал, что у меня нет отца, и страдал от этого. Мне было страшно поделиться страхом с матерью, было стыдно перед друзьями.
Обдумывая все это, я решил заявить соседу, что он сидит не на своем месте, и вдруг почувствовал силу. Его дружок уголовной внешности угрожающе поглядывал в мою сторону.
После того как я попросил новоявленного соседа пересесть, тот, даже не взглянув в мою сторону, встал и пошел к другану, что-то говоря ему и запнувшись по дороге об мою ногу, причем даже не извинился. Потом вернулся. Сосед явно почуял, что я обретаю решимость. Он отвернулся и заснул, отказавшись от напитков и ужина. У меня вовсе пропало желание обратиться к стюарду. Сосед был тише воды ниже травы и не отсвечивал. Вознамерившись действовать решительно, я все-таки встал, пошел в конец самолета к стюарду и объяснил ситуацию. Оказалось, за это место надо доплачивать и его дают только привилегированным пассажирам, таким, как я.
“Что же вы сразу не сказали?” — удивился стюард, на что я признался, что опешил от беспардонности. Стюард подошел со мной к моему месту и попросил соседа показать его посадочный билет. Тот проблеял, что сидит “там”, ткнув пальцем на три ряда назад. Стюард отрезал: “Пересядьте!” — и вся эта история закончилась. Мой кошмар последнего часа подскочил, резво переместился на свое место, растолкал успевшего растянуться на обоих креслах приятеля, сел и в момент уплыл в объятия Морфея.
Эта история не прошла для меня даром. Действия по отстаиванию своих границ породили во мне новое, приятное для меня чувство защищенности. Радостно, что я стал спокойнее, преодолев эту чертову нерешительность. Я, обладающий недюжинными физическими данными, “черный пояс”, обычно ретировался при любой угрозе в свой адрес. Сейчас я чувствую в себе силу дать отпор любому жлобу и, если потребуется, даже двинуть ему в нос».
Не так страшна сцена, как ее малюют
В обычной жизни мы отлично приспосабливаемся и создаем реальность, при которой возможность переживать страх снижаем до минимума. Если не верите, то проверьте — сколько денег вы уже вложили во всякие приспособления и подстраховки, базирующиеся на опасениях, типа «а если, не дай бог…». Однако, как показывает наш опыт работы, ситуация сцены полностью выбивает из рук рычаги псевдоуверенности, и страхи из фоновых становятся явными.
К нам приходят самые разные люди, в том числе журналисты, актеры, дикторы телевидения и радио. И оказывается, что им тоже знаком страх сцены. На тренинге даже профессиональный актер, выходя к микрофону перед большой группой участников, волнуется. Происходит это потому, что в данном случае он играет самого себя, а не заранее заготовленную роль.
Лоуренс Оливье, знаменитый английский актер, описал в мемуарах, как после очередного спектакля за кулисами молодая почитательница вручила ему огромный букет цветов и выразила восхищение его непринужденностью на сцене и перед кинокамерой. Она сама играла в течение нескольких лет и бросила сцену, так и не сумев справиться с волнением. Она завидовала тому, что у него нет волнений и страхов. Оливье искренне удивился. На самом деле каждый раз, выходя на сцену, он замирал от страха. Играя порой по три спектакля в день, каждый раз в полном смятении он силился вспомнить, что за текст он должен произнести, к кому обратиться, откуда и куда идти. Поэтому он двигался медленнее, давая себе время припомнить слова роли. Ему было попросту некогда обращать внимание на страх.
Страх сцены — одна из самых распространенных фобий. Сам по себе страх является ресурсным состоянием, предупреждающим об опасности. Не боятся только мертвые. Для живых людей нормально чувствовать страх, но испытывать страх по поводу того, что страх возникнет, — состояние невротическое. Возникает эффект заколдованного круга. Причина зацикливания — в прозаичных установках «что обо мне подумают». Как популярна эта озабоченность реакциями окружающих! Вследствие этой паранойи многие боятся выступлений и избегают внимания окружающих. А если внимания избежать все же не удается, остается популярная альтернатива — стушеваться, вогнать себя в краску. Мастера застенчивости гонят кровь к лицу, напрягают мышечный корсет и перекрывают свое дыхание. Чем сильнее потребность избежать внимания, тем чаще человек прячется в собственной клетке, из которой все труднее вырваться на свободу. Тот, кто постоянно бежит от страха, парадоксальным образом обрекает себя на пожизненное пребывание в плену у фобии.
Бороться со страхом так же бесполезно, как драться с огромным чудовищем. Значительно разумнее и полезнее приручить своего «дракона», познакомиться и подружиться с ним. Здесь важнее всех техник и методов ваша изначальная принципиальная позиция — идти навстречу страху, признать, что страх — друг или в крайнем случае гость, пусть даже незваный. Те, кто готов взять его под руку и вместе с ним решительно или даже нерешительно выйти на сцену жизни, преуспеют.
Нам часто приходится наблюдать, как люди, выйдя к микрофону, задыхаются, дрожат: «Я уже седьмой раз на тренинге и ни разу не выступала перед группой. Все сидела и думала: “Когда же я выступлю?” Но страх ошибиться и боязнь осуждения оказались сильнее желания рискнуть…»
В нашей работе мы подводим людей к самому краю, к пределу дискомфорта. Так страх нейтрализуется. И оказывается, что не так страшен черт… Вспомните пребывание на сцене. Как правило, самое страшное — решиться выдавить первую фразу. Произнося вторую и третью, можно почувствовать, как страх постепенно отступает.
* * *
Никогда не забуду того, что случилось со мной (М. Х.) в 1995-м. Известные авторы и исполнители песен Александр Городницкий и Сергей Никитин пригласили меня выступить на Грушинском фестивале бардовской песни на Волге (дело в том, что я перевел множество песен русских бардов на иврит). Я ожидал увидеть обычный зал человек на двести. Максимум на четыреста–пятьсот. Уже на месте оказалось, что выступление проходит на открытом воздухе перед 250-тысячной аудиторией. У меня начался приступ удушья. Два дня перед выступлением превратились в настоящий ад. Я не мог ни спокойно дышать, ни спать, ни есть. Настал «Судный день». Совсем узкий мостик вел на сцену в форме гитары, стоящую на воде. Выступающие выходили на сцену по мостику-грифу, «предусмотрительно» сделанному без перил. Если закружится голова, падение вниз гарантировано. Уже вечером мне довелось пробираться по этому перешейку к микрофонам с гитарой в руке. До сих пор не понимаю, как я не оказался в реке. В тот момент упасть в воду было бы для меня настоящим спасением. Но я шел, ничего не видя перед собой. От страха все вокруг затуманилось. Крики, свист, аплодисменты, зажженные свечи. Я взял микрофон, начал говорить. Сказал несколько приветственных слов, как делаю это обычно перед началом тренингов. Пошутил — шутка в зал не пошла. Во всяком случае мне было не смешно. Взял гитару… первый аккорд… и только после того, как запел, наконец расслабился. Пожалуй, это было самое страшное сценическое событие в моей жизни. После такого испытания все, что происходило позже перед аудиторией, казалось чепухой. Два года спустя, стоя в московском Дворце съездов на сцене перед шестью тысячами зрителей, к немалому моему удивлению, я совсем не волновался.
В Одесском художественном училище активная творческая группа моих сокурсников вызнала, что я играю на фортепиано. Поэтому за четыре года обучения методам изобразительного искусства мне больше времени пришлось провести на сцене, чем у мольберта перед обнаженной натурщицей. И, хоть праздничные мероприятия не обходились без моего активного участия, каждый выход на сцену был преодолением страха. Больше всего меня пугал образ директора Василь Петровича, большого и надутого, как индюк.
Нужно отдать должное — Петрович особенно не старался скрывать личную неприязнь ко мне, однако он знал, что без меня вечера потеряют свою остроту. Его любимую песню «Пара гнедых» я исполнял на каждом торжественном вечере как дежурный номер. Эта манипуляция блестяще срабатывала, и, услышав ее на генеральной репетиции, он ощутимо ослаблял свою строгую совковую цензуру относительно всего остального.
В один из первых вечеров я вышел на сцену с гитарой в руках, безуспешно вспоминая начало этого романса. Стоя на сцене перед полным залом зрителей, я от страха перестал дышать. Согласно моим ничтожным знаниям в области медицины, нехватка воздуха блокирует поступление необходимой порции кислорода в кровь и наверняка — в мозговые центры, ответственные за процесс воспроизведения рифмованных текстов. В середине первого ряда, скрестив руки и ноги, сидел достойный последователь идеологии диктатуры и геноцида интеллекта и творческого начала — Василь Петрович. Он ждал исполнения желанного шансона, а я все медлил по понятной причине. В глазах совсем потемнело, а в зале послышалось нетерпеливое ерзание.
Меня снова выручила творческая смекалка, которую я не успел удушить в процессе выживания. Я вдруг увидел всех гостей во главе с директором в первом ряду зала, тужащимися на горшках. Больше всех багровел наш верховный тиран. В конце зала в еле освещенном пространстве висел огромный портрет вождя. Владимир Ильич не отставал от своих верных последователей и тужился, во всяком случае так мне почудилось. И — о чудо! — это сработало! Я расслабился, задышал, вспомнил слова, потом провел по струнам и запел. Зал дружно зааплодировал. Неистовее всех хлопал в толстые ладоши счастливый Василь Петрович.
* * *
Тема страхов бесконечна, как и список книг с рецептами их преодоления. О них можно рассуждать всю жизнь. Мы предлагаем парадоксальный путь решения проблемы: бояться! Бояться страстно и вдохновенно.
«Добро пожаловать, страх! Мы идем тебе навстречу!» Только так есть реальный шанс встретиться с собой.
