…и просто грамматическая привычка

И в конце концов, причина, почему феминитивы сохраняются в неформальной речи – та же самая грамматическая привычка, которая в речи формальной побуждает выражать пол через окончания зависимых слов. Вытеснение феминитивов, например того же самого художница, из бюрократического языка не мешает им быть частью разговорного языка, художественной прозы и пр. И в XXI веке, и в XX, и в XIX. Василий Аксенов: “Вскоре образовалась у нас компания: астроном из Непала, повар из Норвегии, студент из Мехико-сити, художница с Восточного берега, медсестра из Канады и просто девушка из Польши”; “Дизайн флакона и упаковки L'Eau d'lssey Summer pour Homme 2015 подготовила московская художница Юлия Бродская, придумавшая необычные иллюстрации, полностью выполненные из бумаги” (А. Дмитриев. “Весь такой противоречивый!” “Русский репортёр”. 2015); “Если я не возражаю, там же, в доме доктора Тихо и жены его, художницы Анны” (Д. Рубина. “Наш китайский бизнес”. “Знамя”. 1999). “На работе я сеошница, и это слово существует наравне со словом “сеошник” – наверное, потому, что это понятие новое, к тому же с дискриминацией в этой профессии я не сталкивалась” (из дискуссий в соцсетях).

• Видимо, самый прикольный русский феминитив XXI века – подснежница. “Наступила весна, и на кардиодорожках появились подснежники и подснежницы”; “Что мы видим каждую весну? Вся кардиозона забита тучными подснежниками и подснежницами”. Так сплошь и рядом пишут на ЗОЖ-ресурсах. Прямо как у Державина – “источница приятств и милого коварства”.

Сделать женщин видимыми

Во всех рассмотренных выше случаях слова образуются на автомате, как и вообще обычно образуются слова во все времена во всех языках. Нельзя не сказать и о новом мотиве для употребления феминитивов – повысить видимость вклада женщин. А он, будучи потребностью сложной и умственной, далеко не всегда выливается в спонтанное словообразование или просто использование уже существующих слов типа руководительница или юристка. Часто эта потребность приводит к умственному же конструированию дериватов. Эта тема заслуживает отдельного раздела.

Суффиксы. Что носят в XXI веке

Как мы уже понимаем, важно не только что носить, но и с чем. Странно ли, что, когда в последние полвека появлялись профессии программист, операционист, логист, наконец, бровист, возникали и неформальные дериваты женскости на -ка? Ну или не профессии, другие характеристики, где -ист чуть пародийный: пофигист – пофигистка. Конечно, нет: сочетание -ист + -ка в качестве финали феминитива апробировано уже столетиями, начиная с оперисток XVIII века, и является одним из самых респектабельных и не вызывающих споров – спасибо отсутствию нежелательных ассоциаций по созвучию. То же можно сказать о других традиционных моделях, других незаметных образованиях – на -ница/-щица, будь то дознавательница, новостница, или что-то разовое, окказиональное, в том числе без мужского коррелята: сокомандница.

• Образование феминитивов на -ка от других (традиционных, впрочем) основ тоже продолжается, хотя и не так часто. “Я всегда думала, что она ярая правачка на фоне психотравмы от совка, как и многие люди ее поколения” (о Юлии Латыниной, из Фейсбука). Правак – правачка создано по абсолютно стандартной модели, как бедняк – беднячка, рыбак – рыбачка и ближайшее левак – левачка. Вот только в последнее время не было понятно, жива ли модель. Оказывается, жива.

• А вот старая модель на –ja, типа вралья или колдунья, наверняка мертва? Хотя бы потому, что давно не возникает самих новых слов на -аль и -ун. Сами эти суффиксы выдохлись… Стоп! Несколько лет назад -ун ожил, чтобы образовать имя непонятного существа – Ждун, от глагола ждать. После того как популярность Ждуна использовали в сувенирной продукции от и до, существо обрело подружку, а она – закономерное имя: Ждунья. Плюс новая насмешливая пара борцун и борцунья – так что и эта модель жива.

• Огромное количество заимствований на -ер, от которых образуются новые феминитивы. Немало старых слов на -ер, -ор, –ёр, от которых тоже образуются новые феминитивы. В результате тот самый -ша сейчас самый продуктивный суффикс женскости. И это несмотря на не всегда приятные ассоциации – ну хотя бы с разными литературными унтер-офицершами, несмотря на неприятие феминисток, то есть вроде бы главных лоббистов и пользователей феминитивов. Тем не менее в неформальных текстах и неидеологических СМИ образований на -ша море.

“Стали известны имена погибших в Севастополе кикбоксерш”; “Именно они недавно разоблачили инстаграмершу-“биохимика”, которая «лечила» своих подписчиков БАДами”; “Другая юзерша тут же участливо спрашивает: «А что, с ногой что-то?»”; “Меня зовут Олена, и я журналистка и биохакерша”; “Кураторша нам объяснила, почему мальчикам нельзя носить шорты в колледж”; “Второй сезон Бродчерч досмотрела. Рада за прокуроршу с редакторшей”; “Да и мужчине всегда можно будет сказать – хочешь ребенка, плати донорше яйцеклетки”; “Когда покупала квартиру, риелторша показывала мне хату с огромной скидкой”; “Про принятие себя, кстати, нередко слышу от тренерш, коучиц (коучих?) и прочих”; “Что мне мешает быть старпершей – так это новая музычка. Imagine dragons – мощь вообще”. (Из соцсетей.) Здесь, кстати, характерно, что старпёр – вовсе не заимствование, просто фонетически похоже, и все равно используется -ша, ведь внутренний лингвист не лезет в этимологические глубины, для него главное – сочетание значения и формы.

При обсуждении проблем мигрантов можно встретить слово гастарбайтерша, на сайте “Женские Хитрости” – лайфхакерша, в обсуждении фэнтези – вампирша, феминизма – штрейкбрехерша, выборов – спойлерша, развлечений – рейверша и бумерша, войны – снайперша, в молодежном жаргоне – ниферша (неформалка). Словом, эти дериваты образуются крайне легко и незаметно, в неформальной речи более чем распространены и не привязаны ни к какой тематике и идеологии.

Это подтверждают научные исследования современного русского словообразования. В работе “Наименования лиц женского пола по профессиональной деятельности на рубеже XX–XXI веков” Анна Прохорова показывает, что -ша является самым продуктивным суффиксом женскости при образовании названий деятельниц. Цитата из статьи: “Например, в Словаре новых названий лиц в современном русском языке О.В. Григоренко приводятся следующие номинации лиц женского пола с формантом -ш-: аниматорша, спикерша, креаторша, риелтерша, дилерша, дистрибьюторша, программерша, рерайтерша, сисадминша, спамерша и т. д.”.

Хорошо. А есть в словообразовании что-то новое или хотя бы возобновленное старое?

Не так много, но есть.

• Признаки самостоятельности обнаружил суффикс -есса, попавший в русский язык в составе заимствований ещё в Петровскую эпоху: душесса – жена герцога, герцогиня – от французского duchesse.

Время шло, но новые феминитивы на -есса – это все ещё были галлицизмы, включая клоунесса из французского clownesse. Впервые употребленного, видимо, в 1966-м, в переводе названия картины Тулуз-Лотрека “Клоунесса Ша-Ю-Као”, приведенном в книге “Классическое искусство за рубежом”, изданной Институтом истории искусств (Москва). Заимствование вошло в русскую речь. “Рядом с Полуниным действует тонкая и озорная клоунесса” (Эльдар Рязанов. “Подведенные итоги”. 2000); “Когда я работала в дуэте, многие, к сожалению, воспринимали меня только как легковесную старлетку, клоунессу” (“Лолита: «Да гори оно огнем, это мужское плечо».” “Сельская новь”. 16.09.2003).

Однако в самом русском языке новые слова с этим суффиксом не образовывались, то есть долгое время в конструкторе, откуда наш внутренний лингвист черпает детали для создания новых слов, детали “есса” не было. Но, похоже, этот рубеж взят.

Во второй половине XX века возникают иронические или шутливые критикесса и адвокатесса, в начале XXI века – субкультурные готесса и даже квилтесса от заимствованного квилтер – мастер/-ица лоскутного шитья. Наконец, в 2010-е – пилотесса. Вряд ли это англицизм, скорее все-таки образование по аналогии. Явно стараются СМИ (обычные), которым надо как-то называть героинь. Женщины, как 100 лет назад, пришли в авиацию, некоторые стали командирами судов, а синонимов, как водится, не хватает. Доходит дело до феминитива, а форма на -ка уже занята. И чем новее образование, тем меньше в нем яда неодобрительности: от явно насмешливого критикесса (с 60-х годов XX века) до популярного у обитательниц соцсетей и совершенно нейтрального френдесса. А готесса и квилтесса используются самими говорящими как выигрышная самопрезентация. Наконец, уже упоминалось вполне нейтральное пилотесса.

“По дороге к ресторану ее ухватила под руку высокая критикесса в новомодном седом парике” (В. Аксенов. “Пора, мой друг, пора”. 1963); “Какая-нибудь критикесса «у ковра» пишет: «режиссёрский почерк»” (Г. Козинцев. “Из рабочих тетрадей”. 1948–1969).

“Хрупенькая адвокатесса проверещала, что подсудимые молоды, а матери их ждут, она просит суд о снисхождении…” (С. Каледин. “Стройбат”. 1987); “Управлюсь за пятнадцать минут, подумала я. Адвокатесса налила мне кофе и улыбнулась: «Не торопитесь»” (А. Сурикова. “Любовь со второго взгляда”. 2002).

“Хоть и не готесса, но была в восторге от готик-арта”; “Тряпку к тряпке пришиваю, как поэму сочиняю. Но ведь я не поэтесса, я – обычная квилтесса” (популярное сетевое стихотворение, 2010-е).

“Одна пилотесса говорит, что старается всегда мягко посадить самолет, и когда пассажиры аплодируют, ей это очень приятно. Другая стремится красиво зайти на посадку и посадить машину точно “в знаки”. Третья предпочитает прилететь в порт назначения чуть раньше, даже жертвуя минутами налета, чтобы у пассажиров на пересадку времени побольше оставалось” (А. Дмитриев. “Небесные ласточки”. “Огонек”. 2015).

“Так сколько же у нас пилотесс? На 2016 год летную лицензию получили 450 представительниц прекрасного пола. Из них 30 женщин успешно пилотируют пассажирские самолеты. Большая половина, а именно 20 – в “Аэрофлоте” (пять из этих леди стали первыми пилотами, то есть командирами экипажа)” (из СМИ).

• Стали легче возникать новые субстантиваты женского рода – застывшие прилагательные и причастия.

К ещё дореволюционному, но расцветшему в XX веке субстантивату заведующая в постсоветское время добавляется управляющая. Управляющий помещичьим имением – фигура, известная нам хотя бы по русской классической литературе. Сейчас должность с названием управляющий появилась вновь, и поскольку управляют торговыми сетями или отделами банков не только мужчины, появление феминитива было, видимо, неизбежным – как и полная незаметность этого появления. “Управляющая была удивлена, когда я сообщил ей…” (В. Дубовский. “Домик – в деревне, семья – на улице”. “Новгородские ведомости”. 14.05.2013); “Как-то раз управляющая московского бутика Hermes Ирина Педько узнала, что у дизайнера мужской линии Hermes…” (А. Карабаш, Е. Емельянова. “Дом (не)моды”. “Домовой”. 04.01.2002).

Возникший в новостях феминитив участковая уже упоминался. Официальное название должности фигурировало лишь в паре заголовков, например в “Новой газете”: “Орловского участкового приговорили к 2 годам колонии-поселения за отказ помочь женщине, которой угрожали убийством”. А вот напрашивающийся феминитив рискнули образовать “Аргументы и факты”, орловская “Комсомолка”, “Зона Медиа”, “Сноб”, “Ньюс. ру” и ряд других СМИ. “Медуза”: “В Орле вынесли приговор участковой”. “Вечерний Орел” пошел ещё дальше: “Сегодня Советский суд Орла признал бывшую участковую уполномоченную полиции Наталью Башкатову виновной в халатности, сообщили в суде”.

В связи с делом об изнасиловании сотрудницы полиции Башкортостана активизируется ещё один правоохранительный феминитив: “Бывшая полицейская из Башкирии потребовала 100 млн рублей компенсации по делу об изнасиловании коллегами”.

• Вообще-то для возникновения таких феминитивов не нужно ничего, даже суффикса женскости. Работает просто окончание прилагательного. А вот их отсутствие действительно грамматически мешает. Два прилагательных в разном роде подряд, например бывшая полицейский или орловская участковый, могут взорвать мозг. Поэтому особые причины нужны скорее для того, чтобы не создавать такие слова.

Например, слово ученая… Стоп, вы правда думаете, что такого слова не существует, по крайней мере, пока?

…Послевоенные 1940-е годы XX века. В сталинском СССР режиссёр снимает фильм “Ученая” – о, соответственно, ученой, сотруднице Института Солнца. Впрочем, и режиссёр, и сама ученая Ирина Никитина, и фильм с этим названием – всего лишь вымышленная киношная реальность, предмет настоящей музыкальной комедии “Весна”, снятой в 1947 году Григорием Александровым.

А вот феминитив в эти годы используется по-настоящему. “В образе ученой я попытаюсь найти качества советской женщины, которые подсказывает мне жизнь…” – пишет Любовь Орлова о своей роли. В это же время в “Листах дневника” Николай Рерих записывает: “Ее аргументы были основаны на истории, на научных фактах, ибо она видная ученая, славистка и историчка” (заметим, что историчка у Рериха – это женщина-историк, как славистка – женщина-славист). В это же время в журнале “Наука и жизнь”: “Агния Ивановна Подорова, женщина-ученая, составляет первый коми-русский словарь и научную грамматику своего родного языка” (В. Рыбасов. “Русские женщины в науке”. “Наука и жизнь”. 1949).

После 40-х слово тоже мелькает, хоть и реже. Вот Юрий Мамлеев: “Сразу после смерти обнаружилось завещание, по которому ученая отдавала свой скелет и “все, что останется от моей личности” в пользу научных исследований” (“Конец века/Дорога в бездну”. 1975–1999).

А с 1990-х, а особенно с 2000-х встречается во всех жанрах.

Вот приличный журнал: “Позднее ученая спросила многих пассажиров, членов команды – все подтвердили, что после прохождения этой точки им тоже пришлось переводить стрелки часов” (П. Новокшонов. “Четвертый угол Бермудского треугольника…”. “Вокруг света”. 1992).

Вот приличная проза: “Ученая-микробиолог была оскорблена до глубины души самим фактом существования возможных слухов” (Г. Щербакова. “Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом”. 2000).

Вот легкое чтиво: “Через некоторое время за Мариной Сергеевной пришла подруга, и ученая ушла, а Воротников и Кусакина остались” (Д. Донцова. “Уха из золотой рыбки”. 2004).

Вот твердая фантастика: “Ученая Наташа рассказывала о разнообразии космических миров, где могут, теоретически, возникнуть живые существа” (Н. Горькавый. “Астровитянка”. 2008).

Да и в современной википедийной статье о комедии “Весна” тоже употребляется феминитив: “Ученую с трудом уговаривают, и она, приехав в студию, соглашается гримироваться”. С учетом новой идеологической мотивации слово могло бы все больше обживаться как минимум в таких неформальных, медийных и художественных контекстах, где нет других гендерных подсказок. Есть только одно “но”. Само слово ученый используется в основном вне академической среды, в той же художественной прозе. В научных новостях привычнее исследователь, то есть больше перспектив у феминитива исследовательница.

• Надо иметь в виду, что суффикс -ичка – не только про школу. “Заглянула и сразу вошла, не спрашивая, та маленькая хрупкая хирургичка, на высоких каблучках, вся покачивающаяся при ходьбе” (А. Солженицын. “Раковый корпус”. 1963–1966).

Впрочем, за пределами школы такие феминитивы и образуются редко, и редко употребляются, образовавшись. Такое все же случается и в XXI веке. Основы – заимствованные, с нестандартными финалями и налетом книжности. “Контакта с людьми юная мизантропичка избегала” (2012); “Я – ежовая колючка. Меркантильная мизантропичка”; “Все мизандрички радикальные феминистки” (из соцсетей). Последнее – вновь не от мужского слова, а от абстрактного мизандрия – мужененавистничество.

На те же основы претендует и сочетание -истка: “Латынина – известная мизогинистка” (из Фейсбука). Вообще-то оно давно потихоньку зажило своей жизнью и стало суффиксом -истка, время от времени обслуживая основы на -граф. Мы знаем давнюю пару стенограф – стенографистка. Стенографист куда реже и, видимо, позднее. Феминитив от каллиграф – каллиграфистка. “Мою первую ручку, с которой я бы вовсе не расставался, у меня выкупила знакомая каллиграфистка и до сих пор с восторгом ей пользуется” (блог embedder в ЖЖ). Еще подобная пара: картограф – картографистка. “Награды… достались …поварам, писарям, телефонисткам и картографисткам, безвылазно сидевшим в теплых штабах…” Ну а тоже очень редкие стеклографистка и кардиографистка – обычные феминитивы на -ка от названий на -ист.

• Стали возникать в основном шутливые названия профессий на -иня от основ на -лог: психологиня, филологиня, гинекологиня.

История нового (или оживающего?) суффикса -иня занятна. Мы знакомы со старинным -ыня: рабыня, боярыня, болгарыня, перешедшим в -иня после “г”, “х”, “к”: княгиня, монахиня, инокиня. Старый суффикс почти утратил продуктивность, а этнонимы с ним вообще вышли из употребления. Сейчас мы говорим не болгарыня, а болгарка.

Старинное слово другиня использовалось в поэзии XVIII века как возвышенный архаизм: “Соколу сова другиней стала / И с ним как равная по воздуху летала” (А. Сумароков. “Притчи”). В XIX веке за другиню ратовал помещик Поповцев в “Журнале землевладельцев” (1858) – тщетно, слово в языке XIX века не прижилось. С другой стороны, “врагиня моя лютая”, как напоминает академик Виноградов в “Истории слов”, фигурирует во вполне простонародной речи Жужелицы – персонажа чеховского рассказа “Бабье царство” (1894).

Зато в XVIII веке к образованиям на -ыня/-иня примкнули заимствования из европейских языков, имевшие созвучные суффиксы: графиня и герцогиня (немецкие Gräfin и Herzogin), героиня (французское héroïne). Немецкий и французский суффиксы адаптировались как -иня, без всякого “ы”. В итоге получился некий обобщенный, синтезированный, гибридный суффикс, скорее даже фантазия на тему старинного суффикса.

До поры до времени эта фантазия дремала, пока не реализовалась в словотворчестве молодого Евгения Евтушенко:

 

…И с пожеланьями благими

субботу каждую меня

будили две геологини

и водружали на коня.

 

Стихотворение “Продукты”, где поэт вспоминает о своей работе в геологоразведке вскоре после окончания войны, в 15 лет, написано в 1956 году, и очень похоже, что первый новый феминитив на -иня возник именно в нем. Это и рифма к благими, и языковая игра, вообще характерная для этого поэтического поколения. В данном случае эта игра сталкивает лицом к лицу разные реальности: герцогинь и суровых тружениц суровой эпохи, с помощью легкой иронии смягчает описание тягот, голода, дальнего путешествия мальчика на холодном ветру, делает его более сдержанным, то есть более мужественным. В общем, все в русле эстетики того времени.

Популярная версия, что слово геологиня придумал или ввел фантаст Иван Ефремов в рассказе “Юрта ворона” (1958), ошибочна уже потому, что рассказ написан двумя годами позже. Видимо, Ефремов просто запомнил евтушенковский полушутливый окказионализм и развил идею уже по серьезке, приписав ее неким “студентам”: “– Не я, а молодежь нас учит. У них верное чутье: называют геологиня, агрономиня, докториня, шофёриня… А если правильно и с уважением, надо гражданиня…”

Евтушенко употреблял слово геологиня и гораздо позднее, в повести “Ягодные места” (1981), а вообще в российской прозе оно мелькает с начала 60-х, часто как опять же полушутливое. “Ты меня извини, конечно, – сказал он Вовке, – но нельзя ли узнать, куда это ты? Вовка замялся. – Геологиня какая-нибудь? – спросил я” (М. Рощин. “У нас на Таганке”. 1961).

Серьезные мечты Ефремова об агрономинях и докторинях не сбывались, пока их не подхватили на новой волне офеминитивливания. А вот несерьезные, игровые образования по типу геологиня продолжались. По некоторым данным, в групповых вузовских языках филологиня как исключительно разговорное, устное использовалось ещё с 60-х. А вот 80-е: “Одна из его поклонниц, восторженная филологиня, рассказывала, что, даже к ней не прикасаясь, он заставил ее испытать всю полноту плотского наслаждения…” (Э. Радзинский. “Наш Декамерон”. 1990).

Автор Словаря современного молодежного жаргона (2006) Михаил Грачев приводит запись разговорной речи, сделанную в 1983 году: “Я не хочу, чтобы эта психологиня распсиховалась и парашу мне влепила на экзамене”; А на форуме “Красота, здоровье, отдых” (2005) читаем: “У меня половину срока беременности в ЖК вообще была гинекологиня больная на всю голову, но это как-то не мешало мне регулярно сдавать анализы, взвешиваться и измеряться”. Во всех этих случаях так или иначе обыгрывается противоречие современных и привычных коннотаций основы и архаичных и возвышенных – суффикса, собственно, это и создает легкий налет иронии. Ну, или не очень легкий – в случае с колоритной проктологиней Зинаидой Тракторенко (телесериал “Осторожно, модерн!”).

Но смотрите-ка… “Красивые глаза и чувственные губы… красива, обаятельна, умна… Предлагаю Вам пройти косметические процедуры: пластический массаж лица и декольте” – так рекламирует себя “косметолог-эстетист с медицинским образованием”, в статусе которой значится “Косметологиня”. При ближайшем рассмотрении обнаруживается востребованность нового феминитива сферой красоты и гламура. И тут все очень серьезно. “Косметологини Анастасия и Елена” призывают “девочек” “довериться профессионалам” – сделать “филлеры, татуаж, архитектуру бровей… заказывать кремчики, масочки, и конечно, жду вас на безынъекционное омоложение”. И такого много…

• Модель -ец/-ица скорее жива. Казалось, старорусская модель стихотворец – стихотворица, богомолец – богомолица, когда и женский вариант на -ица, и мужской на -ец образованы от глаголов, реже от прилагательных – уже прошлое русского языка. Разве что выходица возникло случайно и единично.

Но нет! Попадаются и другие такие образования – в совершенно неидеологических местах. “Другую загадку принесла проходившая мимо лагеря исследователей очевидица уникального явления”; “Первопроходица – женщина 50 лет, небольшого роста, субтильного телосложения. В юном возрасте удален желчный пузырь” (с форума); “Антигона везде первопроходица и уже облазила весь дом и сад” (из ЖЖ). Пришелица – слово старое, в словарях имеется, иногда как устаревшее, но, скорее всего, сейчас образуется заново: “Толпа нерадушно молчала, прикидывая, куда клонит пришелица” (В. Зенкин. “Страха нет, Туч!” 2011). Не так редко критикуемую, при этом популярную журналистку называют борзописицей.

Более того, в Фейсбуке попалось шутливое порицание “о, мужелюбица!” – окказиональный антоним к распространенному серьезному порицанию мужененавистница. Да, окказиональный, разовый, но отлично демонстрирует, что старая модель жива. И ещё лишнее подтверждение: для образования обозначений женщин не нужны соответствующие обозначения мужчин. Мы видели это много раз. Пряха и родильница, кофейница и вышивальщица, суфражистка и машинистка…

• Стоп! Если эта модель жива, почему по ней не образуются куда более востребованные феминитивы – от творец, боец, борец, в конце концов? А только шуточки про творчих и бойчих? Почему даже в начале XX века не возникли спортивные термины гребица, борица и пловица, а гребчиха, борчиха и пловчиха? Именно из-за них мы уличали суффикс -ица в утрате жизненной силы. Более того. Еще в XVII веке жену купца называют купчиха, а не купица. А в XVIII веке, как мы видели, это же слово может означать и покупательницу.