Книга: Ужасные дети. Адская машина. Дневник незнакомца
Назад: О дружбе
Дальше: Постскриптум

О поведении

По утрам не сбривать себе усики-антенны.

* * *

Чтить движение. Избегать школ.

* * *

Не смешивать знание приобретенное и знание врожденное.

Важно только последнее.

* * *

Подобно хорошенькой женщине, следить за своей «линией» и за своим исподним. Но я говорю не о них.

* * *

Становиться другим, чтобы принимать на себя удары (Лепорелло).

* * *

Когда Аль Брауну говорили: «Вы не боксер, вы танцор», – он смеялся. И выигрывал.

* * *

Не обращать внимания на неточности, которые про нас печатают. Они нас охраняют.

* * *

Являть собой постоянный вызов целомудрию. Опасаться тут нечего. Это постоянно происходит со слепыми.

* * *

Мы либо судьи, либо обвиняемые. Судьи сидят. Обвиняемый стоит.

Жить стоя.

* * *

Помнить, что шедевр свидетельствует об извращенности ума. (Расхождение с нормой.) Превратите его в действие. Общество это осудило бы. Впрочем, так обычно и происходит.

* * *

Находиться в оппозиции по отношению к тому, что называют авангардом.

* * *

Торопиться медленно.

* * *

Бежать впереди красоты.

* * *

Сначала найти. Потом искать.

* * *

Оказывать услуги, даже если это нас компрометирует.

* * *

Компрометировать себя. Заметать следы.

* * *

Уходить с бала с легким сердцем.

* * *

Кто на обиду обижается, тот сам обидой заражается.

* * *

Понимать, что иные наши враги являются нашими истинными друзьями (вопрос уровня).

* * *

Избавляться от привычки быть в плохом настроении.

Плохое настроение – наихудший из смешных недостатков.

* * *

Не бояться быть смешным относительно смешного.

* * *

Быть божьим даром. Не путать себя с яичницей.

* * *

Смотреть на неудачи как на везение.

* * *

Неудача в одном деле подталкивает к новому делу.

* * *

Некоторая глупость необходима. Энциклопедисты стоят у истоков того ума, что является наивысшей формой глупости.

* * *

Не замыкать круга. Оставлять его открытым. Декарт замыкает свой круг. Паскаль оставляет открытым. Победа Руссо над энциклопедистами, замыкающими круг, в том, что он оставил свой открытым.

* * *

Наше перо должно быть маятником экстрасенса, способным вернуть к жизни атрофированное чувство, помочь чувству, которое почти угасло, и тому, что действует безупречно. (Истинное «я».)

* * *

Не прятаться от самого себя в поступки.

* * *

Достичь такого состояния, когда душевная потенция столь же очевидна, как и потенция сексуальная.

* * *

Уничтожить в себе критичность. В искусстве давать себя убедить только тому, что неизгладимо впечатляет сексуальность души.

Тому, что вызывает моральную эрекцию, мгновенную и безотчетную.

* * *

Никогда не ждать вознаграждения, блаженства. Низменным волнам противопоставлять волны возвышенные.

* * *

Ненавидеть одну только ненависть.

* * *

Несправедливое обвинение – наивысший дворянский титул.

* * *

Выражать свое неодобрение всякому, кто требует или допускает уничтожение другой расы.

* * *

Понимать, что наши судьи не имеют ни малейшего представления о том, как работает наш механизм, и списывают все на счет капризов.

* * *

Для бессознательного быть лишь помощниками.

* * *

Делать половину работы. Остальное сделается само.

* * *

Если наше бессознательное застопорилось – не упорствовать. Не думать. Делать что-нибудь руками.

* * *

Избегать что-либо придумывать, поскольку внутренняя работа зависит от воздействия внешних оккультных сил.

* * *

Воспринимать метафизическое как продолжение физического.

* * *

Знать, что наши творения обращены только к тем, кто излучает волны той же длины.

* * *

Противоречить себе. Повторяться. Исключительно важно.

* * *

То, что важно, не может быть узнаваемым, потому что не соотносимо ни с чем, уже знакомым.

* * *

Как огня бояться затабуированности. Табу будет скрыто. Не-табу – раскрыто.

* * *

Написанные числа обращены к низшему уровню понимания. Учтивость поэтов состоит в том, чтобы не писать своих чисел. Великая пирамида выражена в соотношениях. Наивысшая учтивость в искусстве заключается в том, чтобы обращаться только к тем, кто может выявить и оценить эти соотношения. Все остальное – символ. Символизм – это лишь совокупность трансцендентных образов.

* * *

Стена глупости – творение интеллектуалов. Пока сквозь нее пробьешься, развалишься на части. Но пробиться надо во что бы то ни стало. Чем проще ваш механизм, тем больше у него шансов пробить эту стену.

Финальное письмо

Мой дорогой Бертран,

Простите мне, пожалуйста, этот мини-трактат по «неизученной науке». В этой области все силы уходят на игру в прятки, только люди не хотят в нее играть, предпочитая свои игры. Поэтому, подражая Гераклиту, мы часто уподобляемся играющим детям.

Возможно, мы конечны и заключаем в себе конечные системы, состоящие из других систем, – и так до бесконечности. Возможно, мы все живем в одной из конечных систем (обреченных на гибель), являющихся частью других конечных и обреченных на гибель систем. Возможно, эта бесконечность конечного, одно в другом, этот китайский шар, вовсе не Царство Божие, а сам Бог. Тогда наш долг – смириться с нашими масштабами (в которых живые существа плавают вверх-вниз, как лягушки в банке). И не потеряться в умопомрачительных перспективах.

Все сгорает и исчезает. Жизнь – результат горения. Человек придумал гореть, оставляя после себя прекрасный пепел. Бывает, что пепел долго не остывает. Тогда прошлое предстает перед нами как настоящее. Оно является в своем истинном виде, потому что этот пепел (или произведения) отражают человеческую сущность, неуловимую и неизмеримую нашими мерками.

Этот пепел будет существовать завтра, когда нас уже не будет, он станет частью того, что мы называем будущим, и принесет с собой смутное ощущение неизменности, постоянства.

Медиум, проводящий раскопки в так называемом будущем, извлекает оттуда предметы, вырванные из своего контекста, как этрусские вазы из так называемого прошлого: их вытаскивают из земли в Остии, как только начинают копать. Именно это волнует нас, когда мы смотрим на маленького дельфийского возничего. Неподвижный, неизменный, с плотно прилегающими друг к другу пальчиками ног, он словно явился из глубины веков и продолжает свой путь посреди площади, зажав в руке белую тросточку слепца.

Он всегда поражал меня как наглядный пример обманчивости перспектив времени-пространства. Он потерял руку, колесницу, квадригу лошадей. Но и квадрига, и колесница, и рука в равной степени свидетельствуют как о событиях прошлого, ускользающих от памяти, так и о событиях будущего, ускользающих от прозорливости ясновидцев. Возничий воплощает для меня вечное настоящее. Это восхитительный, удивительный верстовой столбик.

Назад: О дружбе
Дальше: Постскриптум