Книга: Большая книга мудрости Востока
Назад: Глава 75
Дальше: Глава 81

Глава 79

 

Когда мирятся после большой ссоры,

Непременно остается обида.

Как можно счесть это благом?

Вот почему премудрый человек

держит левую часть договора

И ничего не требует от других.

Человек совершенства блюдет договор,

Человек без совершенства взыскивает подати.

 

 

«Небесный Путь не имеет пристрастий,

Но всегда жалует сведущего человека».

 



Люди ссорятся и мирятся, спешат помочь другому, а потом… сожалеют об этом. Но нельзя впадать и в другую крайность: если ограничиваться пассивной реакцией на происходящее и пытаться уладить конфликты лишь после того, как они примут открытую форму, невозможно будет ни достичь мира, ни сделать доброе дело. Лао-цзы советует не торопиться, но и не медлить. Мудрый умеет быть активным, не притесняя других. Будучи свободным от себялюбия, он способен тонко чувствовать ход событий и разрешает все конфликты до того, как они станут заметны другим. Почему? Потому что он безупречно доверяет самому истоку жизни и ничего не хочет для себя. Он «держит левую часть договора», т. е. ту его часть, где записывался долг. Такому порукой станет само Небо – не потому, что оно выказывает ему особое благоволение, а просто потому, что мудрец пожинает то, что сам сеет. Спонтанное и счастливое совпадение человеческого и небесного – вариация главной темы древнего даосизма: отдай – и все получишь; отдай все – и получишь еще больше. Земное же выражение совершенства мудреца есть безупречное доверие, которое он внушает всем людям. Премудрый человек у Лао-цзы не просто следует нравственному закону, он – порука полноты всего сущего, по определению благой.



Глава 80



 

Лучше царству быть маленьким, а населению редким.

Пусть на каждого приходится десяток и сотня орудий,

Пользы от них искать не нужно.

Пусть люди чтут свою кончину и не удаляются от дома.

Даже если есть лодки и повозки, пусть на них не ездят.

Даже если есть пики и стрелы, пусть никто не берет их в руки.

Пусть люди завязывают узелки вместо письма.

Пусть люди наслаждаются едой и любуются своей одеждой,

Имеют покой в своем жилище и радуются своим обычаям.

 

 

Пусть соседние селения будут в пределах видимости,

И будут слышны лай собак и крик петухов в них,

А люди до самой старости и смерти не будут знаться друг с другом.

 





«Правдивые слова кажутся своей противоположностью». Лао-цзы как будто нарочно опрокидывает все истины здравого смысла и «реальной политики». Правители и их ученые советники меряют силу государства его территорией и населением, численностью войска и прогрессом техники. И вдруг нам объявляют, что лучше все устроить наоборот: государству лучше быть маленьким, населению редким, войско распустить, а технические устройства сложить на складах на случай какого-нибудь аврала – люди от них счастливее все равно не станут. Немногие отважатся признать в этой картине идеального общества реально выполнимый проект общественного устройства. Считать ли даосскую «утопию» полемической альтернативой существующим порядкам? Все, что мы знаем о Лао-цзы, не дает оснований полагать так. Но есть еще одна версия: принять эту поэтическую утопию за свидетельствование о покое и радости просветленного, т. е. целомудренного духа. Речь идет о гармонии человеческого сознания и бытия или даже, точнее, быта, когда в обществе нет почвы для соперничества и, следовательно, в нем нет ни злобы, ни насилия, ни меланхолии. Конкретные, но глубокомысленные черты этого мира имеют природу «утонченного присутствия» – как бы отблеска чистой текучести Пути. Жители идеальной страны не пользуются орудиями, ибо хранят цельное отношение к действительности и настолько удовлетворены своей жизнью, что не имеют желания поехать в соседнюю деревню. Их не гонит в странствия смутная тревога в душе. Но их удовлетворенность не лишает их смертной памяти, и это значит, что их дух бодрствует и сознает себя стоящим на краю жизни.

Невозможно стереть грань между сознанием прозревшим и суетным, устранить дистанцию, отделяющую мудрого от простых людей, ибо невозможно увидеть со стороны глубину духовного бодрствования. Мир никогда не поймет старого историографа. Ничего страшного. Автор «Дао-Дэ цзина», кажется, впервые в человеческой истории находит утешение в эстетическом созерцании жизни, «как она есть». Ему радостно, что люди радуются жизни без всякой умной причины. Он увидел серый быт простонародья окрашенным в яркие цвета праздника, потому что в своей самоуглубленности, в сокровенном «движении вспять» придал ему статус тени, декорума, пустой, но многокрасочной, как фейерверк, явленности бытия. Мир расцветает в пустыне одинокого сердца. Все богатства мира даются нам буквально за ничто – за миг нашего самоотсутствия. Этот опыт нравственной отстраненности или, как выражался Чжуан-цзы, «Небесной освобожденности», формирует язык выразительного безмолвия: люди, живущие так, «не знаются друг с другом» (Лао-цзы), «не угождают друг другу» (Чжуан-цзы), ибо живут несоизмеримым: они полны в себе и потому пребывают вне отношений обмена. Они могут только «оставлять», бескорыстно дарить. Перед нами как будто бы утопия в ее исконном значении идеальной страны, которой нигде нет. Но «нигде нет» смыкается с «везде есть». Вот мир, который, как сам Путь жизни, существует «между наличием и отсутствием». Совершенно неутопичная утопия, реалистическая до последнего нюанса, подобно «лаю собак и крику петухов» (ставшая традиционной в китайской литературе примета счастливого быта). Тайна несказанной сообщительности: недаром, согласно некоторым спискам, жители утопии Лао-цзы, не желая «знаться друг с другом», в равной мере «никогда не прощаются друг с другом».

Этой главе традиция дала название «Одинокое бытие»: таков принцип разделывающей все формы общества, рассоциализирующей социальности Лао-цзы. Даосский патриарх свидетельствует об опыте общественности за пределами общества – о чем-то, заданном с предельной несомненностью в самом факте своей невозможности. И сам Лао-цзы, уходя из мира, возвращается в него, наполняет его опытом возобновления непреходящего.





Назад: Глава 75
Дальше: Глава 81